Рудная черта

Руслан Мельников

Черный Князь все же переступил порушенную рудную черту. И за одним Шоломонаром темного мира в людское обиталище рвется другой. А за вторым непременно придет третий. Разноплеменный гарнизон Серебряных Врат не в силах более сдерживать нечисть. И даже вынужденный союз людей с нелюдями против общего врага – всего лишь отсрочка неизбежного. Однако отчаиваться рано. Воевода русской дружины Всеволод узнает, что в его власти закрыть границу миров и остановить Набег. Но для этого нужно не отсиживаться за крепостными стенами, а атаковать. Книга публикуется в новой редакции.

Глава 11

Всеволод затравлено покосился вправо, влево… Стоп! Что это? Кто это? Рыцарь в саркофаге слева.

Доспех мертвого тевтона показался Всеволоду знакомым. Ага… Чиненная на груди кольчуга, кое-как перехваченная проволокой. Срезанный кусок плаща. Изрядный такой кусочек. В правой руке — меч, зато левая… М-да, левая латная перчатка… вернее, внутренняя ее сторона, где нет металла, а только кожа — рассечена. И ладонь под нею, видать, тоже. Всеволод заметил грубые стежки суровой нити, выпирающей из-под взрезанной боевой рукавицы. Видимо, рану зашивали наспех, не особо заботясь о красоте и удобстве.

Так-так-так… А уж не его ли меч взрезал эту перчатку и эту ладонь? А не тот ли это рыцарь, который стучался в дверь Эржебетт и отводил рукой клинок Всеволода? По всему выходило, что тот. Правда, он сбежал тогда обезоруженным. А этот — при мече. Что, впрочем, ничего не значит. У тевтонского магистра, наверняка, была уйма возможностей вложить в руку мертвеца новое оружие. Бернгард, судя по всему, частенько бывал в склепе. И явно не для того, чтобы уронить скупую слезу над павшими соратниками.

Черный Князь перехватил взгляд Всеволода. Верно истолковал выражение на его лице. Спросил — не враждебно вовсе, а участливо, и дружелюбно:

— Что, узнал, русич? Да-да, ты не ошибся. Твой старый знакомый. Это брат Арнольд, если тебе интересует его имя…

— Арнольд! — выдохнул Томас. — Он погиб месяц назад на западной стене. Нахтцереры разворотили ему грудь и испили досуха…

Бернгард продолжал объяснение, не обратив внимания на сорвавшуюся с уст кастеляна реплику:

— Я велел брату Арнольду, захватить Эржебетт. Тихо, не поднимая шума и не оставляя следов. Увы, не вышло. Стол, которым ты так некстати подпер сундук, прикрывавший тайный ход в гостевую комнату, стоял слишком прочно. А на ваш условный стук Эржебетт дверь не открыла.

«Не услышала моего голоса — вот и не открыла», — подумал Всеволод.

— Потом заявился ты, русич. Набросился с мечом на беднягу Арнольда. А ему было запрещено проливать кровь Эржебетт и твою кровь. К счастью, Арнольду удалось скрыться.

«К счастью для кого?»

— Он воспользовался еще одним из моих ходов, о которых не знает даже наш многомудрый кастелян, и благополучно вернулся сюда, на свое жесткое, но уютное ложе.

«Вот почему не удалось найти тевтона с пятнами от раствора адского камня на левой длани!»

А не там искали. Не среди живых следовало его разыскивать, а среди мертвых. Здесь вот, в склепе. Еще бы узнать, зачем мертвец Бернгарда таскал в своей перчатке жидкое серебро? А впрочем, какая разница? Сейчас-то! Сейчас о другом следовало подумать. Всеволод скользил настороженным взглядом по строю умрунов, закованных в сталь с серебром.

— Да ты не пугайся, русич, — отчего-то Бернгард вновь обращался только к нему.

Как-то уж так вышло, что все остальные ратники, будто по команде чуть отступили назад. Не из трусости, нет, просто не желая мешать разговору двоих, не желая ввязываться в пугающую беседу и, быть может, даже не желая слушать. Но слушать ЭТО приходилось всем.

— Сам не бойся и успокой своих воинов. Павшие рыцари подняты не для того, чтобы причинять вред живым.

«В самом деле?»

— А для чего же? — с усилием выдавил Всеволод. Черный Князь говорил с ним и ему следовало достойно вести этот нелегкий диалог. Через силу, через растущий ужас. На выказывая слабости, не открывая рвущегося наружу страха. — Для чего ты потревожил их покой, Бернгард?

Загадочная улыбка в ответ. И лишь потом — слова:

— Они нужны. Они полезны. Они более не подвластны смерти, ибо уже переступили через нее. А потому они — лучшие воины этой Сторожи. И они всецело послушны моей воле…

— Зачем они тебе? — перебил Всеволод.

— Без них нам придется трудно.

— Нам?

Разве это уже решено?

— Без них не остановить Властителя… Нахтриттера… Черного Князя… Шоломонара, перешедшего этой ночью границу миров.

Кто-то охнул за спиной Всеволода. Да, для кого-то это было неприятным открытием.

— Кто они? — помедлив немного, спросил Всеволод.

— Они — моя новая дружина, мои серебряные рыцари, которым я доверяю всецело и на которых полагаюсь во всем.

— Серебряные рыцари?

Звучит красиво, но не совсем понятно.

— Они — мой новый, личный орден.

Орден умрунов… Всеволод непроизвольно поморщился.

— Они те, кто не страшится умереть. Кто не боится ни мечей, ни клыков, ни когтей. Кто готов по моему слову сражаться с людьми и кто встанет поперек горла и Пьющим, и оборотаям. Кто не падет от солнца и не ослабеет от осины.

Бернгард скосил глаза на клинки Всеволода:

— Серебро им, кстати, тоже не опасно. Вам лучше убрать мечи.

Всеволод совету Князя-магистра не внял. Вкладывать клинки в ножны он пока не собирался.

— Как ты смог? Бернгард? Как тебе удалось? Их? Так?

— Что ж, — магистр вздохнул. — Объяснять это мне все равно бы пришлось. Правда, я планировал сделать это не сейчас и при иных обстоятельствах. Ну, да ладно. Мои серебряные рыцари появились примерно так же, как появляются Пьющие-Исполняющие. Тебе известно, русич, как они появляются?

Вопрос оказался странным и неожиданным. Всеволод отрицательно мотнул головой. Откуда ему было знать такое?

— Это мертвые, точнее, недоумершие, прошедшие смерть, но возрожденные вновь оборотаи, — просветил Князь-магистр.

— Волкодлаки?! — изумился Всеволод.

— Они самые, — подтвердил Бернгард. — Только испитые. И одаренные.

— Кем одаренные? Как одаренные? Чем?..

— Властителем. Пьющим-Властвующим. Любой Властитель может подарить любому испитому новую жизнь вместо прежней, утраченной с кровью. Не очень приятную, правда, и не совсем, в общем-то, жизнь — но все же…

— Как такое происходит?

— Пьющий-Властвующий просто отдает испитому частицу своей крови. Даже малая толика ее, даже единая капля крови Властителя, впущенная через рану, способна пробудить Ток.

— Ток?

— Ну, как объяснить…, — Бернгард наморщил лоб под открытым забралом. — Ток — что течет. Жизнь и… не жизнь. Иная жизнь. Настолько иная, что даже оборотаи не знают, откуда берутся Пьющие. Слишком разнятся одни от других. Слишком сильно меняет оборотая такая инициация.

Да уж, пожалуй! До сих пор и сам Всеволод считал, что упыри и волкодлаки — разные существа, а не две ипостаси одного.

— Значит, капля крови Черного Князя дарит испитому оборотню иную жизнь? Одна капля превращает его в упыря?

— Одна капля и много времени. Или две капли и меньше времени. Или три — и еще меньше. Чем больше своей крови отдает Властитель испитому, тем меньше времени требуется на превращение — на последнее, главное, необратимое оборотайство. Пройдя посвящение, войдя в Ток, и обретя его, оборотай больше не испытывает голода. Но вот жажда… Вечная жажда утраченной крови — настоящей, теплой, живой крови, которой никогда не будет хватать Пьющему. Это одна из двух сил, которые им движут, и которым он подчинен.

— А вторая сила? — Всеволод пытался поспеть запутавшейся мыслью за словами Бернгарда.

— Вторая и наиглавнейшая — воля Властителя, которую Пьющий-Исполняющий выполняет беспрекословно. Ибо именно кровь Пьющего-Властвующего дает ему и Ток-жизнь и неутолимую жажду. А потому воля Властителя — превыше всего. Превыше жажды — тоже. До тех пор, по крайней мере, пока Властитель жив. Если же Пьющий-Исполняющий вдруг лишается хозяина, у него остается только жажда. Ну, и еще зверинный страх перед жгучим солнцем вашего мира. Вот и все, в чем он течет, чем он течет дальше. И пути назад ему уже нет. Так уж выходит, русич… Пьющий-Властвующий, отведавший крови оборотая, получает способность к оборотайству. Оборотай же, обращенный в Пьющего, утрачивают ее навеки. Пьющий-Исполняющий становится рабом своего Властителя. А если нет Властителя — то рабом своей жажды и бессмысленного уже Тока.

Пару секунд Всеволод размышлял, соотнося услышанное только что с известным ранее.

— Выходит, та темная вонючая жижа, что хлещет из разрубленных упырей, — и есть кровь Черного Князя? Хозяина? Пьющего-Властвующего?

— Нет, русич. Кровь Властителей — красна и подобна людской, но как я уже говорил тебе, в жилах Пьющих-Исполняющих есть лишь мизерная толика такой крови. Больше — нельзя, если хочешь создать целую армию и каждому обращенному оборотаю дать часть себя.

— Но откуда тогда берется столько черной кровищи?

— Это не кровь. Не совсем кровь. Как Ток — не совсем жизнь.

— Что же это?

— Ток должен по чему-то течь и чем-то течь. Иссохшие жилы испитых слуг нужно чем-то наполнять. Их и наполняют. Тем, что всегда под рукой. Не кровью — нет. Кровом. Покровом.

— Чем? — опять не понял Всеволод.

— Покровом. Схожим с этим словом у нас именуют вечный туман нашего мира, который есть не вода, не пар и не дым. Но который — всюду. И над твердью, и над хлябью. Который стелется и течет, и висит неподвижно. Который окутывает все наше обиталище, подобно темному савану.

— Погоди-ка, а не та ли это темная, с прозеленью муть, что растворена в Мертвом озере? — вскинулся Всеволод.

Не та ли, которую он однажды потревожил серебряной насечкой на своем клинке.

Бернгард кивнул:

— Она самая. Правда, зеленые оттенки появляются в Покрове лишь на границе обиталищ — когда через порушенную преграду он из нашего мира проникает в ваш.

— А когда этот самый Покров входит в жилы испитого оборотня? Чем он становится там?

— Обращается в стылую жижу. В текучую грязь. Всего лишь…

В текучую и вонючую, если уж быть точнее.

— А зачем нужна кровь Черного Князя? — спросил Всеволод.

— Растворяясь в Покрове, она дает толчок, пробуждает Ток, заставляет двигаться жидкую массу по холодным венам и тем самым поддерживает подобие жизни. Черный Покров при этом становится черной кровью, он меняется сам и изменяет того, в ком течет. Так оборотай окончательно превращается в Пьющего, покорного Властителю.

Ясно. Понятно. В общих чертах с упырями все ясно и понятно… С упырями темного мира.

— Ну а эти? — Всеволод кивнул на застывших мертвецов в тевтонских плащах. — Их ты использовал вместо испитых волкодлаков? Им ты тоже дал частицу своей крови?

— Использовал. Дал. Каждому. Малую частицу.

— То-то и оно, что малую! Чем же ты тогда наполнил сухие жилы?

«Ведь Покров-туман Темного обиталища пока, Слава Богу, не окутывает людское обиталище».

— Какую замену крови этот… как его… Ток гонит по их испитым телам?

Бернгард улыбнулся:

— Особую.

И добавил, глядя на восставших мертвецов:

— Их новая кровь — их лучшая защита.

— Правда? И что же это такое?

— Серебро, — ответил Черный Князь.

— Что?! — изумился Всеволод.

— Lapis internalis — произнес Бернгард знакомое уже Всеволоду сочетание латинских слов. — В их жилах течет лунный металл. Раствор адского камня.

Ах, вот оно что! Вот чем тевтонские алхимики накачивали по приказу Бернгарда обескровленные трупы своих орденских братьев! Вот какая жидкость впрыскивалась из ручного сифона в пустые вены испитых рыцарей! Всеволод ведь видел… Своими глазами видел.

Но — не догадался.