No Ulysses

Руслан Гавальда

Руслан весьма точно сумел показать то, что происходит в голове творческой личности, это балансирование сознания на грани реальной и внутренней (воображаемой) жизни: когда трудно определить хочется ли тебе чего-то на самом деле или тебе этого хочется только в твоем воображении. Причем сделал он это не занудно и болезненно, а тонко, изящно и с юмором.Ирина Митрофанова

ii

— Сегодня я ни к чему не прикоснусь, — сказала себе миссис Бюлф в одно прекрасное утро, — потому что все уродливо. Настоящий художник еще поработал бы, почистил бы, отполировал свои рукописи, но… Это можно делать до бесконечности. Это меня утомляет, я их видеть не могу, посему пусть я уж лучше не художник совсем.

Так как миссис Бюлф проснулась сегодня довольно рано, намного раньше, чем муж и даже намного раньше, чем в дом приходят слуги, у нее появилось несколько свободных часов, которые хорошо было бы заполнить чтением или же занятиями греческим или русским. Но миссис Бюлф не нашла, что бы ей почитать для простого удовольствия, но не столь простого, как бульварное чтиво (литература для этой прозы звучало слишком громко, по её мнению). Мысль о языках промелькнула, не успев развиться до серьезного желания, и миссис Бюлф вслух, находясь уже в кресле, приняла совсем иное решение:

— Какого лета мне хотелось бы? — спросила она сама у себя, закурив сигарету, — У меня есть шестнадцать фунтов, которые я могу потратить до первого июля, и я чувствую себя свободнее; могу купить туфли и шляпу и пойти в них на прогулку, если пожелаю. А я… — она на минуту задумалась, вероятно, допуская еще какие-то варианты и докуривая, а докурив и отправив окурок в пепельницу, сказала: «Желаю»!

Сегодня солнечный летний день. И красота, и воздух, и красоту эту заметить невозможно, ибо она как солнце — бьет в глаза; и снова свежесть дня не ощутить невозможно, ибо она заполнила собою все и бьет боксером, и кружит голову, но ты просыпаешься, оживаешь, будто это не природа дурманит тебя, а какой-нибудь молоденький медик тычет в нос нашатырь!

Миссис Бюлф, стоит ей выйти за калитку, уносится черт — те куда, чтобы остановиться только, когда ей заблагорассудится. Чаще всего «благорассудится» ей в тот момент, когда…

— Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы. Чертова фраза, чертова фраза, чертова фраза! Лишь бы не вылетело из головы, когда я добегу до дома, черт ее дери. Так. Записать. И не куда. Говорю же себе, постоянно носи с собой блокнот. Как у официанточек. Небольшой. Лучше себе повторять ее всю дорогу до дома. Да. Так лучше. Миссис Дэллоуэй…

Вдохновение — особое состояние человека, которое характеризуется, с одной стороны, высокой производительностью, с другой — огромным подъёмом и напряжением сил человека. Составной элемент творчества!

Наконец-то. Наконец-то. Наконец-то оно её посетило! Бывали писатели, которых оно не покидало никогда, но миссис Бюлф с ними не сталкивалась, а посему и мало в это верила. Говорят, некоторые русские писатели (а может, все русские писатели?) считают вдохновение глупостью и работают по нескольку часов ежедневно, чтобы поддерживать в себе этот огонь, это умение подбирать нужные слова к картинкам в голове. Миссис Бюлф пытается следовать их примеру. Регулярно ведет дневник. Старается. Но сдается ей, что все это мифы об усердности, трудолюбии и отсутствии вдохновения. Вот оно, только что само к ней явилось. Внезапное понимание того, каким именно способом можно решить задачу или проблему. Данному состоянию, как правило, предшествует напряжённый поиск решения поставленной задачи. Пребывание в подобном состоянии может быть, как кратковременным, так и протяжённым, главное — нужно помнить и знать одно — оно наступит, и не впадать в уныние.

— Все же по-настоящему волнующая жизнь — воображаемая! — прокричала миссис Бюлф Эмери, который всё это время сидел в типографии и знать не знал, что она уже давно на ногах и даже успела прогуляться.

— Как только колесики у меня в голове начинают крутиться, мне не нужны деньги, не нужно платье, не нужны ни шарф, ни новая кровать, — продолжала кричать миссис Бюлф, бодро поднимаясь по лестнице к себе в комнату.

***

— Эмери! — испугалась миссис Бюлф, а потом и разгневалась, — Но сколько раз я просила тебя: стучи! Если ты хочешь на этом стуле меня увидеть, а не разбитое за ним окно — и труп своей жены на заднем дворе… Полагаю, дальше меня испуг не унесет.

— О! Прости, дорогая. Я совсем забыл, сообщить тебе о наших на сегодня планах.

Миссис Бюлф нахмурилась:

— Планах?

— Н-да. Планах, — заколебался мистер Бюлф, будто бы подготовленное им мероприятие и сообщение о нем — это уже не окончательное решение, не подлежащее обсуждению, а всего лишь предложение, и предложение изначально — нелепое. — Понимаешь, когда я стучался к тебе вчера, ты уже спала, поэтому…

— Ты решил все за меня.

— Нет же. Нет, Бенишия! Не перебивай. Дай объяснить.

Она кивнула.

— Мы сегодня едем на море. Отдыхать. Свежий воздух и все такое. Тебе будет полезно… Немного встряхнуться, отвлечься от работы… — мистер Бюлф на мгновенье замялся, потом продолжил, — В общем, нежданно-негаданно, приезжают какие-то… Честно говоря, не нежданно-негаданно. Нежданно-негаданно это потому, что я сам забыл… На самом деле у нас эта поездка давно была запланирована. Она у меня тоже вылетела из головы. Извини.

Так как миссис Бюлф отправилась в поездку совершенно того не желая, большую ее часть она ничего не видела и не чувствовала. Мысли ее были отвлечены на совершенно противоположные расслабленному отдыху размышления о том, почему так трагичен мир.

Море трехцветное. Море трехцветное! В близи оно песочного цвета, потому что прижавшиеся к берегу люди баламутят ногами дно, чуть дальше — небесного (отчего?), и горизонт виден цветом хмурым, ибо вода предупреждает, что, несмотря на всю свою прохладу и приветливость, это все-таки стихия! СТИХИЯ. И не всегда ласковая.

Вылазка со «знакомыми» к морю, чтобы «отдохнуть», была совершенно не вовремя. Миссис Бюлф стало даже казаться, что все поездки в ее жизни происходят только тогда, когда творческая энергия из нее бьет ключом.

Работать было совершенно невозможно, пришлось все время сидеть в палатке, так как терять время на бессмысленный отдых миссис Бюлф не могла и, хотя работать она не планировала, взяла с собой те произведения современной литературы, которые в иной ситуации добровольно бы ни за что не открыла.

Пахло деревней и предвкушением старых добрых знакомых, которых тысячу лет не видела и очень хотела бы встретить вновь. Но миссис Бюлф сидела как пораженная порфирией, боясь выйти на солнце. И иногда складывалось впечатление, что ей вовсе не присуще такое человеческое чувство, как радость.