Время первых

Валерий Рощин, 2017

Две сверхдержавы, СССР и США, бьются за первенство в космической гонке. Пока СССР впереди, на очереди – выход человека в открытый космос. За две недели до старта взрывается тестовый корабль. Времени на выявление причин нет. И пусть риски огромны, космонавты должны лететь. Опытный военный летчик Павел Беляев и его напарник Алексей Леонов, необстрелянный и горячий, мечтающий о подвиге, – два человека, готовые шагнуть в бездну. Но никто не мог даже предположить, с чем им предстоит столкнуться в полете. В этой миссии все пошло не так… Настоящая история безграничного мужества!

Глава первая

СССР; Московская область.

1964 год.

Алексей Леонов родился тридцатого мая 1934 года в маленькой деревеньке Листвянка, затерявшейся на просторах Западной Сибири, на шестьсот верст севернее города Кемерово. Алексей стал в семье девятым ребенком.

Задолго до рождения Леши в эту глубинку царское правительство сослало его деда, причастного к революционным событиям 1905 года. Затем уж сюда перебрались и его будущие родители. Мама — Евдокия Минаевна — поступила на службу деревенской учительницей; папа — Леонов Архип Алексеевич — вначале работал зоотехником, позже стал председателем сельского совета.

Будущие родители Алексея познакомились в церкви и полюбили друг друга с первого взгляда, но сразу создать семью не получалось — пришлось отстаивать свои чувства. Обе родни воспротивились выбору своих детей. Родня по отцовской линии заявляла: «Евдокия хоть и умна — на одни пятерки церковноприходскую школу закончила, да не красавица. К тому же из бедной семьи». Родня по материнской линии не оставалась в долгу: «Архип — слишком красив, голосист и хорошо пляшет; все на него заглядываются. Нет на такого надежи. А семья слишком богата». Но Евдокия твердо заявила: «Или пойду под венец за Архипочку, или отправлюсь в монастырь!»

Так и поженились. Причем первыми сдались и приняли молодых к себе жить родители Евдокии. Любовь молодых была настолько сильной, а брак настолько удачным, что отец Евдокии — дед Минай — потом не раз говаривал своим внукам: «Я Архипа усыновил, отличный у меня сын — Архипушка…»

И вроде бы все складывалось хорошо — семья росла, обживалась на новом месте в Листвянке. Отец работал от зари до зари, построил добротный дом, наладил хозяйство, поставил на ноги восьмерых детей. Когда создавался колхоз, первым привел на центральную усадьбу всех своих лошадей, коров, свиней и овец. Он искренне верил в звучавшие тогда лозунги и по-другому поступить не мог.

А в тридцать шестом на главу семейства написали донос.

На время уборки его назначили заведующим зерносушилкой. Погода была сырой — постоянно лили дожди; Архип Алексеевич пропадал на сушилке сутками. И тут прибегают односельчане: самая лучшая в колхозе корова не может отелиться, издыхает. Архип заметался — зерно не бросить и корову надо бы спасти. Подчиненные уговорили: «Мы за тебя подежурим, а ты беги в коровник…»

Корову и теленка Архип Алексеевич спас. А вот зерно его подопечные слегка пересушили. И хоть все оно было принято на элеватор, наверх ушел донос. Сыграл в этой ситуации свою роль и другой примечательный случай. Будучи талантливым зоотехником, Леонов-старший специально для жесткого климата Сибири вывел прекрасного жеребца, которым очень гордился. А председатель, чтобы угостить приехавшего к нему родственника кониной, пустил этого коня под нож. Узнав об этом, Архип Алексеевич схватил топор и побежал разбираться. До кровопролития дело не дошло, но председатель затаил обиду и при первом же удобном случае решил расправиться с неудобным подчиненным.

Как тогда водилось, скорый суд, состоявшийся из-за пересушенного зерна, вынес стандартный приговор — «вредительство», от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества. И новоявленный «враг народа» отправился в сибирский лагерь. А Евдокия Минаевна с восемью детьми на руках лишилась всего, включая крышу над головой. Отобрали даже детскую одежду.

Старшая дочь к тому времени вышла замуж за простого паренька из Могилева и жила с ним в комнатке в одном из кемеровских бараков. Узнав о горе в семье супруги, паренек в тридцатиградусный мороз примчался в село на розвальнях, забрал Евдокию Минаевну с детьми и перевез к себе.

Зятю было всего двадцать два; днем работал на стройке, вечерами учился в техникуме. И не побоялся приютить у себя семью врага народа…

* * *

Вытянувшись по стойке «смирно», Леонов и Беляев стояли у каркаса космического корабля «Восход-2».

Помимо будущих космонавтов в огромном цеху, где производилась сборка корабля, присутствовал Сергей Павлович Королев и несколько его ближайших помощников. Помощники стояли чуть поодаль — у огромного стола со стопкой чертежей. Главный конструктор, заложив руки за спину, прохаживался рядом с космонавтами.

–…Мы приступаем к подготовке и реализации программы «Выход». Задание непростое и сопряжено со смертельным риском, — остановившись, сказал он и внимательно посмотрел на молодых мужчин.

Для всех, кто так или иначе был связан с космонавтикой, Сергей Павлович Королев являлся живой легендой. После стартов первых космонавтов он заметно изменился: тише и короче стали его разносы, он чаще прощал ошибки и внимательнее прислушивался к чужому мнению, больше советовался с коллегами. Он сделался мягче, добрее, спокойнее.

Но более всего коллег удивляла его работоспособность. Он никогда не делал различия между выходными, праздниками и буднями. Каждый день для него был рабочим, а праздники даже раздражали. Поговаривали, что родилось это раздражение Первого мая 1953 года, когда Королеву помешали продолжить испытания ракеты «Р-5». Похожие ситуации часто случались и на Байконуре. Четко выверенный старт «Луны-4» требовал заправки ракеты тридцать первого декабря 1962 года, Сергей Павлович искренне не понимал, когда его спрашивали: «Неужели вы заставите нас работать в предновогоднюю ночь?» В ответ он с раздражением возмущался: «Какая разница?!» Его присутствия вовсе не требовалось, но Главный не покидал стартовую площадку и встретил Новый год с рабочими бригадами инженеров и специалистов. Вероятно, находиться там ему было интереснее, чем восседать за праздничным столом с генералами и чиновниками…

Остановившись перед космонавтами, он посмотрел им в глаза и сказал:

— Если у вас есть малейшие сомнения — говорите.

Беляев едва заметно пожал плечами.

А Леонов прямо спросил:

— Когда летим?

* * *

Подготовка к полету «Восхода-2» началась задолго до весны 1965 года. Беляев с Леоновым частенько бывали в ОКБ № 1, где изготавливались космические корабли. Однажды на проходивших там занятиях к ним подошел Сергей Павлович Королев. Он провел космонавтов в отдельный закрытый цех и показал им макет корабля «Восход», снабженный какой-то странной камерой, прилепленной сбоку.

— Это шлюз для выхода в космическое пространство, — пояснил он, заметив недоумение молодых людей, и предложил им примерить новые скафандры.

Дождавшись, когда они наденут их и немного привыкнут к тяжелой неудобной «одежке», Главный конструктор попросил Леонова попытаться выполнить эксперимент по выходу из шлюза на Земле.

Тот попытался и около двух часов потратил на выход и вход в шлюзовую камеру.

— Ну, как? — спросил Королев, когда Алексей вытер пот и отдышался.

— Справиться с задачей можно и быстрее, только надо все хорошо продумать, — ответил тот.

— Что ж, начинайте работать, — кивнул Сергей Павлович. И в шутку добавил: — Но уговор: все продумайте от начала до конца и, если в ходе следующего эксперимента что-либо пойдет не так — на глаза мне лучше не попадайтесь…

По сути, к полету на «Восходе-2» Беляев и Леонов начали готовиться с момента прибытия в Звездный городок. Подготовка шла одновременно со строительством корабля и созданием предназначенных для него модернизированных и совершенно новых систем. Изучая его конструкцию, будущие космонавты порой совместно с инженерами и конструкторами решали сложные технические задачи.

«Восход-2» был построен как пилотируемый двухместный аппарат, предназначенный для выхода одного космонавта из корабля в космическое пространство с помощью шлюзовой камеры.

Корабль состоял из герметичной кабины для экипажа с аппаратурой регулировки жизнедеятельности, с запасами пищи и воды, со средствами контроля и управления бортовыми системами.

В приборном отсеке размещалось радиооборудование, жидкостная тормозная двигательная установка, аппаратура управления, системы терморегулирования, источники электропитания.

Сбоку к кораблю крепилась шлюзовая камера для выхода через нее человека в безвоздушное пространство и возвращения в обитаемый отсек.

После завершения программы полета гермокабина вместе с размещенным в ней экипажем и оборудованием должна была возвратиться на Землю. Перед этим приборный отсек отделялся и сгорал в плотных слоях атмосферы.

Герметичная кабина имела люк, через который экипаж мог покинуть ее на Земле, и пару иллюминаторов, предназначенных для визуального наблюдения, кино — и фотосъемки.

Для предохранения от воздействия высоких температур на участке спуска кабина имела специальную теплоизоляцию, люки — надежную герметизацию, а иллюминаторы снабжались жаропрочными стеклами.

Управление люками шлюзовой камеры осуществлял командир корабля с пульта, установленного в кабине.

* * *

Едва улеглось эхо Второй мировой войны, как между ведущими державами стартовала новая война — холодная. К концу сороковых годов Соединенные Штаты обладали самым большим флотом стратегических бомбардировщиков, размещенных на многочисленных авиационных базах. Эти самолеты могли в считаные часы доставить к нашим крупнейшим городам мощнейшее на тот момент атомное оружие. Советское руководство в качестве ответной меры приняло решение развивать ракетную технику.

Решение было стратегически верным.

Во-первых, космические технологии могли использоваться не только в военных, но и в мирных целях.

Во-вторых, успешное освоение космоса стало бы весомым аргументом в пропаганде и в идеологическом противостоянии, в полной мере демонстрируя потенциал Советского Союза и его военную мощь.

В итоге четвертого октября 1957 года Советским Союзом был запущен первый искусственный спутник Земли. Для Соединенных Штатов, считавших себя самым технологически развитым государством, известие об этом прозвучало громом среди ясного неба, что подтолкнуло администрацию Эйзенхауэра к ответным действиям. С тех пор эту дату принято считать стартом космической гонки.

В ее начале американцев мучил один немаловажный вопрос: на земле и в океанах существовала строго определенная граница, но как обозначить границу в космосе? Если первый американский зонд (а в том, что первый зонд будет именно американским, они не сомневались) окажется над территорией СССР, то не приведет ли это к новой войне? И потому Эйзенхауэр стал рьяно отстаивать «свободу космического пространства». Согласно его меморандуму, свободным космосом являлось все, что находилось выше ста километров над уровнем моря.

Руководство СССР считало, что граница должна находиться существенно выше, но тем не менее подписало данное соглашение.

Радость американцев от этой маленькой победы была недолгой и сменилась жутким огорчением в октябре 57-го. Это был первый победный ход Страны Советов.

Менее чем через месяц был сделан второй ход — в космос стартовал «Спутник-2» с живым пассажиром на борту — собакой Лайкой.

Американцы смогли ответить лишь первого февраля 1958 года, когда после нескольких неудачных попыток ими был отправлен в космос искусственный спутник «Эксплорер-1».

Но уже следующим ходом молодой советской космонавтики США были отправлены в нокдаун — 12 апреля 1961 года в космосе побывал Юрий Гагарин. К слову, заокеанские конкуренты смогли ответить лишь запуском космического аппарата с шимпанзе на борту.

Спустя четыре месяца последовал еще один сокрушительный удар: 6 августа Герман Титов совершил полет на корабле «Восток-2», длившийся более двадцати пяти часов. На борту его корабля была установлена профессиональная кинокамера, доработанная для орбитальной съемки. С ее помощью космонавт снял через иллюминатор десятиминутный сюжет, в котором запечатлел удивительную картину полета над планетой. Позже сюжет демонстрировался по многим телеканалам мира.

Соединенные Штаты не остались в долгу и ответили полетом на орбиту первого астронавта Джона Гленна.

Следующий шаг был снова за Советским Союзом — в космос полетели Андриян Николаев и Павел Попович. В ходе пилотируемого группового полета два корабля прошли в непосредственной близости друг от друга и поддерживали между собой связь.

В июне 1963 года Валерий Быковский на корабле «Восток-5» провел на орбите рекордное время — четверо суток и двадцать три часа. В это же время происходил полет корабля «Восток-6» с первой женщиной-космонавтом Валентиной Терешковой на борту.

А в октябре 1964 года с Байконура бал запущен многоместный корабль «Восход-1» с экипажем из трех космонавтов…

Обе стороны в этой гонке наряду с победами и рекордами терпели неудачи и провалы. Тем не менее останавливаться и уступать почетный титул ведущей космической державы никто не желал.

Вскоре советскому руководству стало известно, что НАСА готовит серию экспедиций для установки рекордов по продолжительности пребывания человека в космосе. Возникла необходимость ответить чем-то неожиданным, ранее не практиковавшимся.

После долгих обсуждений возникшей проблемы было решено впервые опробовать выход человека в открытый космос.

* * *

Специально оборудованный самолет «Ту-104» летел над облаками. Время от времени он задирал нос и приступал к резкому набору высоты. Затем плавно опускал его и следовал по нисходящей траектории, искусственно создавая внутри фюзеляжа эффект невесомости. За полуторачасовой полет самолет-лаборатория «Ту-104» выполнял пять подобных «горок», в общей сложности набирая две минуты искусственной невесомости.

В его кабине был смонтирован макет шлюза космического корабля, полностью воссоздающий размеры и параметры настоящего. В шлюзе находился Алексей Леонов, облаченный в тяжелый, стокилограммовый скафандр «Беркут». Ближе к носовой части самолета у переговорного устройства расположился его товарищ по экипажу — Павел Беляев. Сбоку все происходящее снимал на кинокамеру дублер Алексея Леонова — Евгений Хрунов.

— Приготовиться к выходу, — скомандовал в микрофон Беляев.

— Есть приготовиться к выходу, — послышался из динамика четкий ответ Леонова.

Павел щелкнул тумблером на пульте управления:

— Открываю внешний люк шлюзовой камеры.

Крышка люка на шлюзе медленно поднялась.

— К выходу в открытый космос готов! — доложил Алексей.

— Выход в космос разрешаю.

Леонов протиснулся сквозь узкий шлюз и покинул пределы «корабля».

И тут же период невесомости закончился — космонавт в тяжелом скафандре рухнул на пол салона самолета. Для смягчения его «приземления» пол специально был устлан спортивными матами.

Из висящего рядом с дверцей в кабину пилотов динамика послышался голос командира экипажа:

— Следующая фаза искусственной невесомости через три-четыре минуты. Приготовиться…

Закончив снижение, «Ту-104» приступил к очередному набору высоты.

* * *

Вечером поднялся сильный ветер, погода начала портиться; к ночи пошел сильный дождь.

Два автомобиля подъехали к воротам секретного объекта — «Особому конструкторскому бюро № 1». Охрана узнала машину Главного конструктора и моментально открыла створки ворот.

Прокатившись по ровной дорожке, автомобили повернули влево и остановились у входа в здание, более похожее на заводской корпус, чем на КБ. С переднего правого сиденья наружу выбрался генерал Каманин. Сергей Павлович Королев покинул задний диван и, ступив на мокрый асфальт, решительно зашагал к ступенькам крыльца. Сзади семенили помощники, один из которых раскрыл большой зонт и порывался прикрыть Главного конструктора от проливного дождя.

Работа в конструкторском бюро по сборке космического корабля «Восход-2» шла круглосуточно — одна группа специалистов сменяла другую. Всего в создании первых космических кораблей были задействованы сто двадцать три организации, включая тридцать шесть крупных заводов. Здесь же трудились непосредственные исполнители, собирающие в единое целое комплектующие и сложное оборудование.

Несмотря на внешнюю схожесть с «Востоком», «Восход» разительно отличался от него. Нижняя часть корабля представляла собой технический модуль с топливно-двигательной установкой и набором различных антенн. Сверху к нему был пристыкован шарообразный спускаемый аппарат с дублирующим двигателем, люком шлюзового отсека и телекамерой. Обитаемая кабина стала двухместной, а общая масса достигла пяти тысяч трехсот двадцати килограммов. Кресла для космонавтов были оснащены амортизаторами, пульт управления выглядел более информативным и удобным. Аппарат оснастили усовершенствованной системой жизнеобеспечения, средствами радиосвязи, фотографической и телеаппаратурой, запасами воды и продовольствия.

Изрядно промокший Королев вошел внутрь корпуса; лицо его было мрачным.

Первыми появление Главного заметили члены его команды — начальник отдела систем управления НИИ-88 при ОКБ-1 Борис Черток, профессор Борис Раушенбах, инженер-разработчик Константин Феоктистов.

Всего в корпусе находилось около полусотни человек. Инженеры и младший научный персонал легко узнавались по белым халатам. Механик и электрики носили комбинезоны. Также здесь находилось несколько военных.

В центре корпуса на специальном стапеле, окруженном лесами, площадками и лестницами, возвышался освещенный электрическими лампами космический аппарат.

Королев прошел вдоль правой стены и остановился под большим стендом, на котором в числе прочего красовался график технических работ и испытаний корабля. Сбоку от графика висели фотографии двух будущих членов экипажа: Беляева и Леонова.

Глянув на конечную дату графика, обозначавшую полет в 1967 году, Сергей Павлович качнул головой и громко сказал:

— В шестьдесят пятом!

Эхо его голоса дважды прокатилось под потолком огромного корпуса.

Появление Главного всегда вызывало у сотрудников сборочного корпуса этакий трепет. Кому-то в такие визиты доставалось за медленную работу, кому-то влетало за промахи или ошибки. Некоторых и вовсе увольняли за головотяпство или недостаточное качество исполнения своих обязанностей. А этой ночью он привез не слишком приятную новость: дата полета сместилась аж на два года. Это означало, что весь график придется предельно уплотнить и работа превратится в сущий ад.

Оторвавшись от своих дел, специалисты подошли ближе и молча взирали на Главного.

Тот повернулся к стенду, вынул из кармана химический карандаш и нервным росчерком изобразил на графике стрелку переноса. Начиналась стрелка у колонки с датой «1967», а острие указывало на колонку «1965». После чего Сергей Павлович столь же энергично перечеркнул две последние колонки с датами «1966» и «1967».

— В шестьдесят пятом! — так же громко повторил он. — Все свободны! Продолжаем работу.

Озадаченно переглядываясь, народ не спешил расходиться. Срок казался нереальным.

— Я же сказал: свободны!

Сотрудники разошлись по рабочим местам. Рядом с Королевым остались Раушенбах, Черток, Феоктистов, Каманин и пара помощников.

— Как — в шестьдесят пятом?! Ведь изначально речь шла о шестьдесят седьмом! — негромко возмутился нокаутированный новостью Борис Черток. — Мы сможем стопроцентно подготовить «Восход-2» только к шестьдесят седьмому! Почему перенесли сроки?!

— Потому что американцы перенесли дату своего полета, — пояснил генерал Каманин. — Теперь они планируют выйти в открытый космос раньше нас. И допустить мы этого не можем.

Судя по всему, Королев тоже был не согласен с таким жестким переносом сроков полета. Приказ свыше он принял и готов был его выполнить, но… здравый смысл все равно противился.

— А допустить старт в космос неготового изделия с буквами «СССР» на борту можно?! — негромко возразил он, ткнув карандашом в улыбающиеся фотографии Беляева и Леонова. — Обосраться перед всем миром можно, получив два героических трупа вместо живых космонавтов?!

Когда Королев сердился, его ближайшие соратники Раушенбах и Черток предпочитали помалкивать. Каманину тоже нечем было ответить на реплику Главного.

Лишь один Феоктистов робко проговорил:

— Корабль мы подготовим со всей возможной тщательностью. Но времени, Сергей Павлович, слишком мало…

— Два корабля! — перебил тот. — Первый — для испытаний. Назовем «Космос-57» и отработаем на нем все возможные ошибки. Затем уж полетит «Восход-2».

— Постойте, — решил вмешаться Раушенбах, — но даже если мы успеем построить два корабля, то «Восходу» придется стартовать буквально следом за «Космосом-57»! На устранение выявленных проблем практически не останется времени. Не понимаю, как мы можем гарантировать надежность всех систем…

— Значит, Борис Викторович, отработаем максимум нештатных ситуаций и будем надеяться на людей. Слава богу, у нас два лучших пилота, — сказал Королев и, успокоившись, опять посмотрел на фотографии космонавтов.

* * *

Борис Викторович Раушенбах считался одним из основателей советской космонавтики, ближайшим соратником Королева.

Начинал он с юных лет столяром-сборщиком на Ленинградском авиационном заводе № 23. В 1932 году поступил в военизированное учебное заведение — Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота. Одновременно с учебой увлекался планеризмом. В летнее время ездил в крымский Коктебель, где и познакомился с Королевым. Затем переехал в Москву и устроился в Ховринский институт № 3, в отдел, которым руководил Сергей Павлович.

Позже случился арест Королева, эвакуация института в Свердловск, депортация с другими немцами в трудовой лагерь…

Из поселения (а фактически из ссылки) его спас Мстислав Келдыш, добившийся вызова Раушенбаха в Москву — в Ракетный научно-исследовательский институт.

В 1949-м Борис Викторович защитил кандидатскую диссертацию, в 58-м — докторскую. Уже будучи профессором, он занялся новой темой — теорией управления космическими аппаратами. И преуспел в этом деле. Благодаря разработанным Раушенбахом системам управления была впервые в истории сфотографирована обратная сторона Луны. И в этом мы тоже опередили американцев.

Позже он принимал участие в теоретической подготовке космонавтов, читая им лекции по готовой системе управления корабля «Восток». Она, по сути, оставалась неизменной и для последующих космических кораблей типа «Восход» и «Союз» — управление вокруг центра масс и управление центром масс. Простая схема, потому и гениальна. От космонавтов требовалось сориентировать корабль и заблаговременно раскрутить гироскопы.

«Очень обаятельный, мягкий, удивительно разумный человек» — так отзывалось о нем абсолютное большинство космонавтов.

* * *

Над военным аэродромом города Энгельса Саратовской области равномерно стрекотал «Ан-2». В кабине сидели Беляев с Леоновым, одетые в летные комбинезоны. На головах были шлемофоны, за спинами — основные парашюты, на груди — запасные.

Павел дремал, Алексей глядел по сторонам.

Осмотрев скромное убранство «салона» и не отыскав ничего интересного, он уставился на командира.

— Паш, у тебя на фронте сколько боевых вылетов было? — толкнул он его в бок.

— Один, — неохотно ответил Беляев.

— А если серьезно?

— Отстань, Лёш…

Но отделаться от любопытного Алексея было не так просто. Спас пилот «кукурузника».

— Подходим к точке! — крикнул тот из пилотской кабины. — Впереди грозовой фронт — ветер усиливается!

— Сколько? — спросил Павел.

— Двенадцать метров в секунду. Возвращаемся?

Немного подумав, Беляев кивнул:

— Да!

— Ты чего?! — азартно возразил Леонов. — Давай с ветерком!

— С таким ветерком только один прыжок из десяти выходит без последствий. На… — достав из кармана спелое яблоко, Беляев протянул его товарищу.

— А в космосе тоже заднюю дадим?

— В космосе, Леша, другие инструкции.

— А ты знаешь, почему именно нас выбрали, а не кого-то другого?

Павел удивленно поглядел на Алексея:

— Я пока не думал по поводу этой схемы.

— Ответ же очевиден! Чтоб мы решали там трудновыполнимые задачи, понимаешь?

— Ешь яблоко. Оно вкусное.

Мотнув головой, Леонов сунул его в карман.

— Дома съем.

И, встав с откидного сиденья, направился к двери.

— Леш, ты не понял — мы сейчас не прыгаем, — решил остановить его командир.

— Кто сказал?

— Инструкция!

У обоих за плечами была служба в Военно-воздушных силах и десятки тренировочных прыжков с парашютом. Но в такую непогоду ранее прыгать не доводилось, и сейчас обоими овладел страх — обычное в таких случаях явление. Алексей понимал: единственный способ победить этот страх и навсегда от него избавиться — совершить прыжок.

— А на войне ты тоже всегда действовал по инструкции? — обернувшись, посмотрел он на Павла.

И, распахнув дверь, прыгнул в непогодную серость.

Вздохнув, Беляев тоже поднялся с откидного сиденья.

— Влад, закрой за мной дверь! — бросил он пилоту.

И сиганул в неизвестность следом за Леоновым.

* * *

В соответствии с заданием тренировки купол парашюта в данном прыжке надлежало открыть с задержкой.

Беспорядочно кувыркаясь, Алексей пролетел вниз несколько сотен метров. Затем, раскинув руки и ноги, стабилизировал и замедлил падение. Мимо проносились клочки рваных облаков.

«Он наверняка прыгнул следом за мной!» — подумал Леонов и стал крутить головой в поисках товарища.

Беляев покинул самолет на несколько секунд позже и оказался в более сложной ситуации. «Ан-2» во время его прыжка проходил сквозь мощную облачность; сильные воздушные потоки закрутили Павла и мешали сгруппироваться. Ветер и дождевые капли больно хлестали по лицу, сбивали дыхание.

Пробив одно облако, Беляев сориентировался и замедлил вращение тела. Но полностью упорядочить полет не успел — сбоку ударил плотный поток ветра. Высота таяла, но раскрывать купол парашюта, не стабилизировав положения тела, было опасно.

Он уже отчаялся бороться с ужасающими порывами ветра, как вдруг сбоку мелькнула тень, а за руку его кто-то схватил.

Это был Леонов, сумевший отыскать его в сумасшедшей круговерти. Он помог принять правильное положение, сам нащупал на подвесной системе кольцо основного парашюта и дернул его.

Ранец на спине раскрылся, купол распрямился и стал наполняться. Беляева резко дернуло — лямки системы впились в тело.

Алексей не стал медлить — высота не позволяла расслабляться — и тоже раскрыл свой парашют.

«Ну слава богу», — успел подумать он, осмотрев белевший над ним исправный купол.

И вдруг снова увидел товарища. Павел снижался на приличной скорости, траектория его полета проходила рядом. Еще через секунду Леонов понял, что он в опасности: из-за спутанных строп снижение было неуправляемым и слишком быстрым; парашют подчинялся только порывам бушевавшего ветра.

— Паша! — крикнул Леонов.

— Что? — донеслось снизу.

— Приготовься, Паша — земля близко!

— Знаю!

— Ноги! Ноги, Паша! Держи ступни параллельно поверхности!

Ответить Беляев не успел. Он врезался вытянутыми ногами в набегавшую землю и отчетливо услышал, как что-то хрустнуло.

Сильнейший порыв ветра подхватил купол и поволок Павла по пашне…