Маленькая хрустальная пирамидка

Ростислав Кот, 2020

Ачет – агент секретной службы маленькой звёздной колонии, которой угрожает межпланетная война. И в это тревожное время он решается устроить свою личную жизнь. Но бывает ли у современных сказок хороший конец? Юношеская любовь, вдоволь налетавшаяся по космосу в отсеке для рабов, боль первого боевого ранения, разменянного на жизнь любимой девушки, гибель отважного пилота, отца его будущей падчерицы… Это четвёртая книга проекта «Чёрная игла», продолжение романов «Ты избран», «Лицо лжи» и «Как Сума меня венчала». Внимательней гляди в прозрачные грани таинственного талисмана, подаренного звёздным охотником!

Имет

Приёмный ребёнок — это как страница из чужой жизни, счастливой или не очень. Чтобы осторожно вставить эту страницу в книгу жизни своей, не измяв её и не скомкав, нужна подлинная внутренняя сила, показной недостаточно…

Ии, Великая правительница Имллт,

«Послевоенные дневники», т. 3, св. 5

(Библиотека общины Кожевенников, г. Кодд)

Я очень редко называла своего отчима отцом. И дело тут было не только в детском упрямстве, это — очень личное… Но он был и есть мне самый настоящий отец. Таким образом, отцов у меня два. И оба герои. Только и всего.

Капитан И́мет И́ма Крес,

командир 35-й отдельной зенитной

заградительной батареи

Войск Воздушно-Космической

Обороны колонии Имллт,

«Позывной — Малышка», автобиографический очерк из цикла «Национальные герои. Записи послевоенных воспоминаний», св. 3, стр. 115

(Библиотека общины Медников, г. Кодд)

У меня раньше не было детей. А тут вдруг появилась девочка, дочь. И сразу тринадцати лет… Девочку звали И́мет.

Точнее, не дочь, а падчерица. Ещё только знакомясь с Валлти, я уже знал, что у неё ребёнок подросткового возраста. Как минимум, колечки незамужней женщины на её пальчиках рассказали мне обо всём. Но мне это почему-то не казалось проблемой. А вот Красен, у которого был опыт в таких делах, услышав от меня об этом, сразу же выразил своё сочувствие.

Едва встав на ноги после ранения, я вышел на службу. В конторе пришлось между делом отбиваться от благодушных шуточек друзей о новых методах лечения: все знали, что моя новая знакомая этот месяц возилась со мной. На вопросы о своей новой жизни я отвечал скупо. Но какие-то подробности сообщить всё-таки пришлось. К тому же, как выяснилось, кто-то из сослуживцев что-то знал о Валлти через знакомых — оказывается, она успела сделать себе какое-никакое имя даже на уровне регионального медцентра. Так вот, услышав, что у моей новой пассии ребёнок, далеко уже не маленький, да ещё и девочка, Красен похлопал меня по плечу и сказал негромко: «Мужайся, брат… Готовься к первой встрече».

Это как раз и была одна из тех сложностей, о которых я упомянул в разговоре с Расси. Прежде чем делать предложение Валлти, я должен был наладить контакт с девочкой. Я понимал, что Красен прав — от того, как пройдёт первое знакомство, многое зависело.

К счастью, судьба подарила мне больше двух месяцев, чтобы подготовиться к этому событию. И первый из них уже прошёл. Впрочем, времени я даром не терял. Конечно, дело было не только в том, что волосы на голове успели отрасти после операции и шрамы стали не так заметны…

Я подолгу тайком рассматривал голографии Имет в разном возрасте, которые у Валлти были расставлены по всему дому. Пытался угадать характер. К тому моменту я уже многое знал о самой Валлти, о её жизни. Узнал кое-что и об истории её семьи.

Прояснился вопрос с загадочной архитектурой дома Валлти. Я не ошибся с библиотекой и мастерской на первом этаже. Я угадал — отец Валлти действительно был известным учёным. Звали его Ийа́р Э́ла Дерб, но Медники величали его не иначе как Ийа́р Великий. Оказалось даже, что кое-какие предметы в университете мне довелось изучать по его учебникам. Я выбрал момент и обследовал мастерскую, а потом библиотеку.

В мастерской я обнаружил очень много разного оборудования и инструментов, даже стеллаж с заготовками из редких сплавов и особых пластиков нашёлся в углу — наверное, даже заднюю левую опору от космолёта удалось бы собрать. Там оказалось прибрано, пыли я нигде не заметил — но ощущалось, что тут уже очень давно никто ничего мастерить не пытался. Так же было и в библиотеке. Кстати, меня поразило большое количество книг на пластике — этакий своеобразный вызов современным компьютеризованным знаниям. К сожалению, всё это добро лишилось хозяина. Отец Валлти пропал без вести в экспедиции на Западный континент больше двадцати лет назад. И за этот срок Медники, которые очень гордились Ийаром Великим и создавали все условия для его работы, так и не нашли в своих рядах ему замену.

Осталась от него Медникам только дочка да её мачеха — мать Валлти умерла вскоре после родов. Девочка, то есть Валлти, оказалась ребёнком смышлёным, но, по общему мнению, звездой науки ей было не стать. К тому же, история нашей колониальной научной школы ни одного знаменитого учёного женского пола и до сей поры не знает. Не то чтобы девочки подкачали — патриархальность гендерных традиций нашей окраинной колонии тоже нельзя недооценивать…

С мачехой, которую звали Анил, вышла некрасивая история. Она была гораздо моложе своего знаменитого мужа. И едва община отправила повзрослевшую Валлти поступать в столичный университет учиться на врача, как безутешная вдова снова вышла замуж. Да ещё и (о ужас!) за мужчину из другой общины, из Кожевенников. Она, уроженка той же общины Кожевенников, и сама была для Медников чужая. Но уж такого они стерпеть не смогли. И потому Анил и её нового мужа Ке́гена попросили в сжатые сроки освободить дом, построенный общиной Медников вовсе не для того, чтобы там плодились Кожевенники. К чести этого самого Кегена говорили, что тот не особо и расстроился — быстро нашёл новое жильё поскромнее и на территории своей общины. А вот Анил бесилась из-за того, что её выселили из дома, который она уже привыкла считать своим…

Да и с Валлти всё поначалу пошло не очень-то здорово. Вернулась она из столицы беременная, отучившись в университете всего полтора года. И без мужа. Что да к чему — разбираться тогда никто не стал. Община от неё отвернулась. И в отчий дом, дом Ийара Великого, её даже не пустили. Ну что же делать, перекантовалась девушка как-то, родила. Но потом собралась, взяла ребёнка и умотала обратно в Инаркт. Восстановилась в университете и через три года вернулась с подросшей дочкой и профессиональной картой. В этот раз её хотя бы пустили домой…

Надо признаться, у меня отношения с моей общиной тоже не складывались. Ну, то есть, кожаный ярлык на красивой витой цепочке, знак Кожевенников, я в кармане, конечно, носил. Но активисты общинные мне даже вслед с тоской смотреть уже перестали. В отличие от Валлти, университет я так и не закончил. Но зато я получил специальность, от которой у главы любой общины дух захватывает. Я стал адво. Агенты адвослужбы, получившие свою профкарту от самого Космодрома, были в Колонии наперечёт, так что неоконченный университет здесь ни при чём. У меня всё оказалось наоборот — дело было во мне.

Это давняя история, и я стараюсь пореже её вспоминать. Но иногда приходится… Когда я учился на третьем курсе, умерла моя матушка. Это было здесь, в Кодде. Пришла с работы — и… Скоропостижно скончалась — вот и весь диагноз. Я тогда учился в Инаркт: университет в те годы у нас был только один, в столице. То, что так всё случилось, — это жизнь. А вот всё остальное — от людей. В тот год, почти через пять лет после событий на пятое Переворота, в очередной раз обострились отношения между общинами и правительством Кондуктории. И Каменщики объявили властям Кондуктории полный бойкот — вплоть до того, что перестали пользоваться почтой и общепланетными линиями связи. Кожевенники тогда активно этот бойкот поддержали. Как и большинство общин. С моей точки зрения, это была довольно глупая затея. Она даже не тянула на попытку вернуть то, что было проиграно пять лет назад. Зато незнамо сколько простых людей пострадало из-за такого резкого нарушения общественных связей. И меня вот тоже задело — о том, что матушку похоронили, я узнал только через месяц, во время очередного приступа «общественного согласия». Конечно, я уже ничем не помог бы ей. Но и попрощаться мне не дали. И я не простил.

Нет, я не устраивал публичных бойкотов. Вернулся в Кодд и жил в своей Меловке, в районе Кожевенников, где у матушки была половина дома. Платил в общину положенное со своего жалованья. Просто не общался больше ни с кем из общинного актива. Я знал, что для Кожевенников это было чувствительной потерей: получить своего в адвослужбе и не суметь восстановить с ним контакт! Но мне было на это наплевать. И сейчас наплевать.

А вот Валлти, что удивительно, на свою общину ничуть не обиделась — даже когда её беременную выставили из дома, где она выросла… У неё был какой-то свой взгляд на эти вещи, который мне ещё предстояло осмыслить.

Узнал я и о том, кто был отцом девочки. Валлти этого особо не скрывала — всё честно записала в метрике. Это был капитан ВВС Э́рбах Ле́та Крес, командир звена эскадрильи «Стрелы», что базировалась на Центральной площадке, к северо-западу от Инаркт. Когда выяснилось, что он погиб четырнадцать лет назад, я поначалу поверить не мог, что это и был тот самый лётчик, который первым поставил мины на Шоссе перед Второй баррикадой в ночь на пятое Переворота. Но по архивным данным, в тот год колония потеряла лишь двух офицеров ВВС, и только один из них был пилотом. Второй погибший — лейтенант, оператор бортового оружия. В ту трагическую ночь, при атаке войска мятежников, было сбито два катера из эскадрильи «Стрелы», но другой экипаж выжил, парни сумели катапультироваться.

Да, это именно Эрбах был тем пилотом, который спас колонию от кровавого кошмара. Это именно его катер был сбит уже над самыми Воротами, но успел засеять своим смертоносным грузом и дорожное полотно Шоссе, и обочины, и даже топкую низинку по обе стороны единственной прямой дороги в Инаркт…

Вот уж никогда не думал, что буду налаживать совместную жизнь с бывшей подругой человека, который уже вошёл в легенды! От нахлынувших воспоминаний меня в первый момент аж передёрнуло — я вспомнил ту ночь, когда мы с друзьями изображали воинскую часть Гражданской гвардии восточнее главных баррикад ополчения, на левом фланге импровизированной обороны. Бегали под обстрелом и пугали врагов, целясь в них из бесполезных против бронетехники допотопных винтовок. Боясь сделать хотя бы один выстрел, чтобы враги не померли со смеху.

Но я и Валлти — как такое возможно? Как я мог встретиться наравне с осколком тогдашнего взрослого мира, участницей событий той роковой ночи? Это было второе, что пришло мне в голову. Когда капитан Эрбах погиб, мне было почти столько же, сколько Имет сейчас! Однако вчитавшись в электронную копию метрики, которую я получил, беззастенчиво пользуясь своим служебным положением, я понял, что девочки просто-напросто взрослеют быстрее. Имет была очень ранним ребёнком. Валлти родила её в восемнадцать лет. А забеременела в семнадцать — хорошо хоть возраста совершеннолетия по общинным уложениям дождалась… Действительно, оказалось, что Валлти меня старше — но всего на два с чем-то года. Ерунда, к тридцатнику на такие вещи уже никто внимания не обращает.

Удивило меня другое — то, что Валлти решилась указать в метриках подлинное имя отца девочки, прекрасно зная, что родила от женатого мужчины. Жена, правда, с Эрбахом к тому моменту давно не жила, она осталась в Кодде, когда мужа перевели в Инаркт, но сути дела это не меняло. А то, что Эрбах тоже был из Медников… Непонятно даже, лучше это было или хуже. В той ситуации, в которой Валлти оказалась после рождения Имет, разумнее было промолчать, поставить прочерк в графе «отец», не навлекать на себя лишний гнев своей общины. Тем более что Валлти — это не я: вон как она относится к своему медальону… Но нет. Быть послушной своей общине и не прятать память о погибшем возлюбленном — эти два начала как-то так органично сочетались в ней, что впору было позавидовать.

Но обо всём об этом я, конечно, с Валлти не говорил. А сама она совершенно спокойно пустила дело на самотёк — мол, раз ты крутой агент, так всё, что захочешь, выяснишь обо мне и сам. Всё равно ничего не утаить. И коли, всё разузнав, решишь остаться — значит, так тому и быть. Заметив, что мои взгляды на её семейные голографии стали более осмысленными, она догадалась, что я так и сделал, всё разузнал. И остался.

Требовалось только приручить Имет. Всё-таки я изрядно переживал на этот счёт. И даже решился с Красеном ещё раз на эту тему заговорить. У того было несколько детей — возможно, даже больше, чем он думал. Но, как это часто у таких людей случается, воспитывал он чужих деток — маленькую девочку и мальчика младшего школьного возраста.

— Ты же сам вырос без отца, — недолго думая, ответил мой многоопытный в детских вопросах товарищ. — Просто вспомни, чего тебе самому не хватало.

Тут я задумался. А чего мне не хватало? Даже потеряв в детстве отца, я по-прежнему был сыт, обут, одет. Засунут в школу… Вот только в старшие школьные годы я очень тосковал по выходам с отцом в море, к которым тот меня сызмальства приучил. Но и сейчас, став взрослым, я по-прежнему не ходил в море. Я ловил контрабандистов. В свободное от ловли диверсантов время. И я вдруг понял, что не надо притворяться, не надо ничего придумывать. Нужно просто показать девочке всё как есть. Мы всё равно не сможем дать детям ничего, кроме того, что знаем и умеем сами.

В конце концов, она же наполовину — маленькая Валлти… А может, и больше, чем наполовину… Когда я на ночном дежурстве позаимствовал у Красена тактический планшет и принялся попеременно разглядывать голографии Валлти, Эрбаха и Имет, я находил у девочки в основном черты матери. Впрочем, может, черты отца проявятся позже — так бывает.

Глаза у Имет точно мамины. Овал лица — тоже. Нос — что-то среднее. Волосы у Эрбаха были светлые, у Валлти — тёмно-каштановые. А Имет получилась почти рыженькая. Но это сейчас. У меня вот в детстве волосы тоже были светлые, в отца, а с возрастом потемнели и стали почти как у матери.

Тогда же, на дежурстве, у меня окончательно сложился план знакомства с Имет. Для начала я включил в него самый минимум действий. Но заранее решил, что со временем и до лодки тоже очередь дойдёт, и до моря…

Я знал, что долго ждать не придётся. Недели через полторы после истории с амулетами Вечной Любви, в первых числах месяца Урожая, последнего месяца лета, Валлти дважды при разных обстоятельствах поинтересовалась расписанием моих дежурств. И я понял, что решающий день близится.

Действительно, Валлти постаралась подгадать так, чтобы к приезду Имет мы с ней оба были дома. Расписание автобусов из Инаркт я помнил наизусть. Я рассудил, что ночным либо слишком ранним рейсом она дочку вряд ли отправит. Скорее всего — вторым утренним, что отбывает из столицы около восьми. И потому рассчитывал, что часам к пяти Валлти предложит мне прогуляться до центральной площади в Верхнем Кодде, куда междугородние автобусы всегда заворачивают, прежде чем спуститься в каменный город, к порту.

— Пойдём, встретим Имет? Она сегодня приезжает, — как бы между прочим предложила моя любимая, накрывая на стол для обеда.

— Конечно, пойдём! — тут же отозвался я, незаметно глянув на наручный навигатор.

— Через пару часов, — уточнила Валлти, садясь за стол, и улыбнулась.

«Какая же она милая», — подумал я. Я чувствовал, что она волнуется. И понимал — почему. Но как же старательно она пыталась это скрыть! От меня…

До центральной площади Верхнего Кодда было минут пятнадцать ходу. Мы вышли за полчаса.

Вечерело. Солнце пряталось в густой листве высоких деревьев, на которых только и держалось небо в Верхнем Кодде. Дневная жара уже спала. Со стороны океана дул прохладный ветерок, поигрывая подолом платья Валлти — она надела своё лучшее, белое и строгое, с крупными цветами.

Наш проулок был аккуратно посыпан почти не укатанным гравием — похоже, его укаткой занимались только колёса моего служебного джипа, но за прошедший месяц они немногое успели. Спустившись к широкой проезжей улице, тоже, кстати, немощёной, мы пошли по тропинке вдоль тёмных некрашеных заборов, которая заменяла тротуар. Странно, но здесь, в Верхнем Кодде, всё это потемневшее от времени дерево крыш, стен и заборов не создавало ощущения неухоженности. Так же как и взгляды, чуть ли не из каждого окна, почему-то не казались навязчивыми. Но они были, эти взгляды, много… Улица, по которой мы шли, пролегала в самом центре одного из основных районов Медников. И, словно вопреки этим взглядам, Валлти взяла меня за руку.

У меня мелькнула мысль — насколько женщине трудней всё это даётся, весь этот социальный фон с подзаборными пересудами. Но вдруг я понял, что Валлти на самом деле больше беспокоит не это. Имет, Имет — ах, маленькая рыженькая красавица! Смогу ли я с ней ужиться? Для Валлти это пока была проблема, которую никак нельзя обойти, можно было только смело шагать ей навстречу по солнечной улице в своём лучшем платье, рассеянно поглядывать по сторонам и отвечать невпопад даже на пустяковые вопросы…

По мере того как мы приближались к центральной площади, напряжение нарастало. Но вот показались две старые высоченные ели, те самые, под которыми я в прошлом году прятался, выслеживая девушку по имени Модиль, сотрудницу Парламентской Миссии Малого Кольца, которая тащила в неизвестном направлении пухлый портфель с секретными документами колонии. Увидев стройные зелёные вершины этих двух могучих деревьев, Валлти вдруг вздохнула и расправила плечи, словно сбросив с них невидимый груз. Поправив юбку изящным движением рук, она вдруг сказала, как будто самой себе:

«Всё будет решено судьбой,

С тобою иль без нас с тобой…»

Я даже рот открыл от неожиданности — Валлти произнесла это на древнем классическом итике. А строфа была из старинной поэмы об истории трагической любви. Думаю, что, не считая меня, в радиусе многих километров сейчас не нашлось бы никого, кто смог бы повторить её слова. А Валлти улыбнулась мне и заглянула в глаза, словно ища поддержки и понимания. Я молча обнял её за плечи, и мы вдвоём вышли на площадь.

От общинной продуктовой лавки, что пряталась в тени деревьев в ближайшем углу площади, на нас поглядывали люди…

Столичный экспресс появился со стороны стрелки Шоссе точно по расписанию. Борта автобуса были выкрашены ярко-голубой краской и разрисованы жёлтыми звёздами разной величины, что, вероятно, должно было напоминать о том, что наша колония — полноправный член великой цивилизации Малого Кольца. С глухим шорохом описывая полукруг по площади и мягко переваливаясь при этом на кочках, нарядная машина слегка постанывала пневматическими амортизаторами, словно поражаясь варварскому гравийному покрытию немощёной площади после тысячи километров идеального бетона.

Мы с Валлти вышли из-под ёлок, величественно тянувшихся к чистому вечернему небу в окружении дубов, беспокойно шумевших листвой, и направились к остановке, где уже собралась небольшая группа встречающих. Имет я узнал сразу, едва она только выскочила из двери автобуса, буквально вынырнув из-под локтя какого-то грузного мужика. Яркое цветастое платьице, два рыжих хвостика с бантиками, веснушки на загорелой мордашке и ободранные коленки — она тут же бросилась к маме и давай обниматься, забыв про чемодан. Чемодан из багажника пришлось вытаскивать мне — Валлти, беспомощно улыбаясь, показала на него пальцем через плечо своего чада, обхватившего её обеими руками.

Имет не сразу осознала смысл моего присутствия в окружающем её пространстве. Постепенно она обратила внимание на то, что я как-то уж больно далеко провожаю их с мамой от остановки… Ну, чемодан он несёт, этот дядька, подумаешь… С чемоданом и мама раньше отлично справлялась…

За ужином решающего разговора не получилось — за нас всё решила природа. Всё-таки девять часов в автобусе — это для ребёнка не шутка. К тому же, тётушке Иу пришлось поднять Имет очень рано — нужно ведь было умыться, позавтракать, приодеться, а потом ещё добраться до автобусной остановки. Инаркт хоть и заштатная, но всё-таки столица. Расстояния там поболее, чем в Кодде.

А вот про тётушку Иу я услышал впервые. И именно потому, что у Валлти не было ни сестёр, ни братьев. Как и тёток и дядьёв — тоже не было. Но секрет её родства с этой женщиной, к которой Валлти способна была, не моргнув глазом, отправить почти на целых два месяца «поразвеяться» в столицу, за тысячу километров, любимую дочь, для меня прояснился несколько позднее.

А пока… Имет за ужином поскучнела, начала клевать носом, и Валлти принялась укладывать её спать. Уснула девочка моментально, оставив двоих взрослых перед так и не разрешённой проблемой.

Сначала мы сидели с Валлти на кухне и тихонько болтали о чём-то несущественном. Но разговор не клеился. Потом Валлти стала метаться по кухне, вслух размышляя о том, нельзя ли ей перенести завтрашнее дежурство.

Пришлось мне поймать её в охапку и сжать в объятиях. Дёрнувшись пару раз, она успокоилась.

— Ты же сама говоришь: «Всё будет решено судьбой…» — прошептал я ей на ухо.

— Да… — пробормотала Валлти после некоторой паузы. — Прости меня…

И расплакалась.

Ночью Валлти спала очень беспокойно. Но всё равно: с восходом солнца подъём — и на смену… Я так и не заставил себя в то утро встать вместе с ней в такую рань. И окончательно проснулся, только когда, уходя, Валлти наклонилась над кроватью и чмокнула меня в щёку.

— Постарайся сделать так, чтобы моё сердце не разбилось на две части, — эти слова так легко выпорхнули у неё, что я чуть сквозь подушки не провалился.

И вскочил. Но уже хлопнула негромко дверь прихожей. И мне оставалось только сидеть и слушать быстрые шаги Валлти на лестнице, спускающейся к входной двери.

Тяжело вздохнув, я пошёл умываться. Но, выходя из спальни, вспомнил, что следует сначала одеться — вдруг Имет подымется раньше времени. Потом я посидел немного на кухне, концентрируясь на том, что наступил тот самый день — день по реализации моего тайного плана приручения Имет.

Начать я решил с котлет. Котлеты были в холодильнике, о них Валлти позаботилась ещё вчера. Нужно было их только поджарить. За этим занятием меня и застала Имет. Я к тому времени так увлёкся процессом, старясь получше каждую котлетку подрумянить, что в первый момент даже не заметил, как девочка появилась.

Конец ознакомительного фрагмента.