Как Сума меня венчала

Ростислав Кот, 2016

Главный герой Ачет по прозвищу Космонавт – агент секретной службы малонаселённой звёздной колонии, которой угрожает межпланетная война, вторжение более «цивилизованных» миров. Вражеские диверсанты пытаются взорвать единственный реактор окраинной планеты, чтобы лишить её возможности обороняться. Где же храбрый агент должен встретить свою любовь, как не рядом со сверхмощной бомбой, вокруг которой валяются подстреленные враги? Однако взрыватель продолжает отсчитывать секунды жизни… Это третий эпизод проекта «Чёрная игла», продолжение романов «Ты избран» и «Лицо лжи». Любовь – лучшая награда за сражение, о котором все должны молчать!

Операция в Пха́та

Как Сума́ меня венчала —

В небе головой качала.

Утром милого встречала

О любви с ним щебетала…

Из деревенской песенки, «Сборники довоенного фольклора», т. 2, стр. 31

(Общественное издание, библиотека общины Кожевенников, г. Кодд)

События этого дня до сих пор не умещаются у меня в голове одним цельным куском. Поэтому начну просто с утра.

То утро я провёл на свежем воздухе. И нагулял хороший аппетит.

Ещё затемно, едва мы совершили посадку в Кодде, Сержант отправил нас со Стаки на энергокомплекс, расположенный у маленького рыбацкого посёлка Пхата на берегу реки Уараты. Он полагал, что это один из приоритетных объектов для диверсии. Кроме обычных указаний по контролю над организацией охраны, на которую двинули Гражданскую гвардию и Общинную стражу, шеф велел нам проверить ещё несколько подозрительных моментов. Материал для этого ему дал Корн Алт Лок, он же Папаша Корн, наш левый адвомаршал, руководитель административно-таможенного крыла адвослужбы. Видимо, это с ним Сержант прошлой ночью прямо из лесу связался, ещё до того, как по всем каналам тревогу объявили. И, как выяснилось, за ночь Папаша Корн по всем ключевым уязвимым объектам такой материал успел накопать.

Ну а дальше — судьба. Судьба в том, что именно нам со Стаки, а не другой паре, достался именно Пхата с его термоядерным конвертором, техническими площадками, медицинским комплексом и несколькими административными зданиями.

Сначала, когда ещё только светало, мы встречали прибывающие по тревоге подразделения гвардейцев и стражников, глядя, чтобы не приехал кто лишний. При такой организации дел как у нас это было вполне возможно.

Потом, держа в руках замусоленный план караулов, часа три я вёл скрытую проверку постов. Все посты нашёл, кроме одного — гвардейцы выставили какой-то секретный подвижный пост, который я так и не обнаружил, несмотря на все свои усилия. Оставалось только надеяться, что бойцы этого секретного поста невидимы исключительно для противника и разных проверяющих, но сами не только существуют, но и бдительно несут службу.

За время этих хлопот родился и разошёлся весьма неплохой денёк. Вчерашние тучи практически развеялись, небо было чистым и ясным. Даже ветер утих.

На базе я переоделся в свой любимый светло-коричневый костюм — Сержант сказал, что сегодня будет полно героев в армейском снаряжении, но, как всегда, окажется, что мозгов не хватает. Ну и хорошо — зато я выглядел опрятно и был этому очень рад. Ведь и сама природа сегодня утром тоже приняла предельно аккуратный вид — даже редкие облачка на небе старались выстроиться в одну линейку. И мне хотелось соответствовать…

Закончив с караулами, мы со Стаки проверили подозрительную деятельность на технической площадке, которая была на самом въезде в энергокомплекс, прямо у дороги. Туда на днях зачем-то завезли довольно много гибких силовых волноводов. Ну да, завезли. Они так и лежали пока нетронутыми плетями, в транспортной упаковке, прямо на траве. И вокруг не было ни души, не у кого было даже спросить — зачем это. Но, в любом случае, стало понятно, что этот подозрительный объект не требовал срочного вмешательства.

Другое дело — экспериментальный накопитель энергии, построенный под руководством профессора Сха, одного из наших местных научных светил. По форме он напоминал высокую и толстую башню, как будто сложенную из пузатых чёрно-серебристых черепах. Зная о проблемах в энергетике, когда в часы пиковой нагрузки при нашем единственном термоядерном конверторе промышленность постоянно жалуется, что не хватает мощности, можно было предположить, что вещь это полезная. Накопил ночью, когда энергопотребление ниже, — отдаёшь днём, и всем хватает. Но беспокойство Папаши Корна вызвало то, что почему-то именно сегодня на этой установке, ещё толком не проверенной, должен был впервые проводиться решающий эксперимент по накоплению максимального количества энергии. Хотя накопитель вовсе не выглядел хлипкой конструкцией, по первому впечатлению, его даже из пушки было не прошибить, в силу текущей ситуации эксперимент, наверное, всё же следовало отложить.

Площадка с накопителем энергии была чуть дальше — его мрачноватая башня возвышалась почти у самого леса в дальнем, северо-восточном углу территории энергокомплекса. Мы со Стаки подъехали туда на джипе, поглазели. Вокруг, вроде бы, никто не крутился. И два парных патруля Гражданской гвардии были на месте… Переглянувшись, мы поняли, что эту проблему нужно решать «с головы».

И вот мы сидим в кабинете того самого профессора Сха. Профессор старенький, но весьма энергичный. Очевидно, только с подобным запасом вечной бодрости можно управиться с таким несметным количеством всякой всячины, которой завалены все стоящие вдоль стен кабинета шкафы и даже огромный стол в центре. Кургузый пиджачок и замусоленный жилет профессора показались мне смутно знакомыми ещё по университетским годам — за девять прошедших лет ничего не изменилось. Как и на моей студенческой памяти, жиденькая бородка учёного боевито торчала, а всклоченная шевелюра пепельно-седых волос воплощала вечное движение мысленной энергии. Глаза горели, прямо скажем, нездешним, может, даже и не столичным огнём. И договариваться пока не очень-то получалось. Нечего сказать — в гневе господин Сха был прекрасен…

Профессор ругался со Стаки, который в нашей боевой паре сегодня был атакующим. Уважаемый Сха, заместитель председателя Единого Технического Совета колонии и секретарь университетской научной комиссии, бегал вдоль своего длинного стола, громко кричал и иногда, в подтверждение своих слов, звонко хлопал сухими старческими ладонями по полированному дереву в тех местах, где стол был свободен от наваленных кучами схем и чертежей. А Стаки с видом важного начальника сидел в профессорском кресле во главе стола, для виду возил стилом по своему оперативному блокнотику и занудным голосом повторял одно и то же. Скажу по секрету — в блокнотике у него были записаны умные фразы из профессионального лексикона энергетиков, которые я ему надиктовал. Всё-таки я когда-то учился в столичном университете, хотя и не закончил. И, кстати, профессор Сха тогда был одним из моих преподавателей. Больше тройки я у него никогда не получал, но правильных слов, как выяснилось, запомнил довольно много. Хватило на две страницы для блокнотика Стаки…

Мой напарник, жилистый и худой, всё сидел и бубнил, напустив на себя сосредоточенно-унылый вид. Я видел его в профиль, разглядывая уже привычный длинный нос с горбинкой и маленький, совсем не мужественный подбородок. Вытянутая физиономия моего товарища с печальными, чуть навыкате, глазами и его прилизанные светлые волосы настолько дисгармонировали с одухотворённым ликом профессора Сха, что было даже немного забавно. Пожилой учёный хоть и имел тщедушное телосложение, метал в нас интеллектуальные молнии полноценной мощности. Черты его сухонького лица были благородны, а хаотическая причёска, олицетворяющая научное вдохновение, и пылающий взор просто требовали обсуждать с ним сейчас только великое и вечное…

Стаки сегодня тоже был в гражданке. Его невзрачная обтрёпанная куртка невнятного цвета, то ли серого, то ли коричневого, и неопределённого фасона светлые брюки логично дополнялись тяжёлыми начищенными ботинками, к которым он, судя по всему, ещё с армейских времён имел неистребимое пристрастие. Это и была современная молодёжная мода в понимании бывшего лейтенанта. Он действительно чем-то походил на студента. Если не прислушиваться к словам, то со стороны было похоже, что нерадивый студент-переросток проваливает профессору очередной экзамен.

А вот если прислушаться — получалось наоборот. Стаки говорил простые и, в общем-то, очевидные вещи. А профессор сыпал терминами, научными проблемами и через фразу ссылался на то, что он занимается важнейшими работами. С тем, что свершения его очень важны для колонии, никто не спорил. Но на этом все точки соприкосновения заканчивались.

Я уже махнул на них обоих рукой. Я был уверен в своём напарнике. Армейскую закалку Стаки, решительно занявшего кресло хозяина кабинета и, невзирая на седины, устраивавшего выволочку пожилому профессору, было ничем не пробить. Профессорская же горячность вкупе с явными признаками лёгкого опьянения грандиозными идеями не делала учёному чести. По крайней мере, с точки зрения человека, в которого этой ночью в лесу стреляли диверсанты, да ещё и товарища ранили.

С другой стороны, и профессора можно было понять. Насколько я успел сегодня разузнать, тот долгие годы пытался получить средства для строительства своей чёрной энергетической башни. Потом несколько лет её строил. А теперь, построив, впервые за полгода смог выбить у Министерства энергетики нужные лимиты на энергию. И потому торопился закончить свой эксперимент, пока в Инаркт не передумали и лимиты не отняли. А надо признать, аппетиты у профессора были немалые — он собирался накопить в этой башне ни много ни мало, а почти половину суточной отдачи нашего единственного термоядерного конвертора. Очевидно, что куда проще было выделить ему лимиты летом, когда энергопотребление колонии несколько падает, чем зимой, когда энергия дополнительно тратится на обогрев жилищ. Но почему именно в текущие сутки, на которые как раз и пришлась высадка диверсантов, профессору дали всё, что он просил?

И сейчас Стаки совершенно резонно твердил профессору про этих самых упущенных инопланетных диверсантов и про необходимость прервать на время некоторые небезопасные работы. Профессор в ответ кипятился и кричал, что всё сотни раз считано-пересчитано и потому его работы вовсе не являются небезопасными.

После этой его фразы мне пришёл в голову один любопытный вопрос. Но нужно было сначала суметь как-то так его сформулировать, чтобы получить в ответ не новые истерические выкрики, а то, что меня интересовало.

Пытаясь сосредоточиться, я какое-то время бродил по кабинету. Чтобы отвлечься от административно-правового концерта, я стал смотреть в окно. Солнце ярко светило с высокого голубого неба. И я глядел из окна седьмого этажа, как млеют в его лучах коротко подстриженные кустики, аккуратно рассаженные вдоль дорожек по всей территории энергокомплекса. По дорожкам ходили люди. В это утро они все казались празднично одетыми — щедрое солнце как-то усиливало и подчёркивало цвета. Синяя униформа технического персонала, оранжевые комбинезоны дежурной смены термоядерного конвертора и белые халаты врачей сияли на солнце — все форменки были словно только что из кладовой. А ещё — тёмно-зелёный цвет этих самых кустиков с жёсткими бархатистыми листочками — какой-то особой породы, которые в наших местах не растут. Даже камуфляжная краска десятка джипов национальной гвардии да пары гусеничных бронетранспортёров, расставленных то тут, то там, казалась свежей и слегка искрящейся. А сами военные машины — новенькими и, возможно, даже в какой-то степени грозными.

Налети сейчас хорошая туча — и все цвета опять поблёкнут, смешаются. Тусклая цветовая гамма поношенной униформы спешащих по своим делам людей почти сольётся с серым фоном давно не ремонтированных асфальтовых дорожек. Военная техника гвардейцев — джипы, грузовики и бронетранспортёры — станет больше похожа на то, чем является на самом деле. А декоративные кустики — просто запылёнными, кургузо постриженными, безвкусными зелёными насаждениями. Но нынче был какой-то особенный день. Вся территория энергокомплекса, построенного давным-давно, в незапамятные времена, играла и переливалась, словно сегодня и вправду наступил какой-то праздник, назначенный природой.

Лучше всего смотрелся, конечно, термоядерный конвертор. Хотя самого энергоблока, естественно, не было видно. Просторная бетонная площадка, посреди которой возвышались три огромных купола, сгрудившихся вокруг одного маленького, центрального. Рядом — две гигантские трубы, возносящиеся вертикально вверх на двухсотметровую высоту. И больше на поверхности — ничего. Всё остальное глубоко под землёй. Однако манящая красота древних сооружений была заметна даже в этой скупой на детали композиции. Как и во всём, что делали древние, в этом образце промышленно-энергетической архитектуры чувствовалась какая-то внутренняя гармония. Которая была почему-то недоступна современным строителям.

Даже неопытный взгляд мог без труда угадать в нескольких сооружениях, приютившихся по краям бетонной площадки конвертора, постройки последних десятилетий. Например, почти одинаковые здания пультовой и локальной диспетчерской. Внутри они были вполне удобными, светлыми, но со стороны казались какими-то непропорциональными и несуразными. Более или менее сносно выглядело только внушительных размеров административное здание, стеклянное и многоэтажное, построенное в начале века, ещё в эпоху Великого подъёма. Сейчас большую его часть занимал медицинский центр, который играл роль региональной больницы. А на седьмом его этаже, в правом крыле, где располагалось территориальное энергетическое начальство, как раз и находился кабинет профессора Сха, из окна которого я сейчас обозревал окрестности. Правда, и административный корпус, возведённый на самом краю территории комплекса, со стороны реки, тоже не очень-то вписывался в общую композицию. Слишком длинный, высокий и какой-то угловатый. Он хоть и имел сплошной остеклённый фасад, но выглядел как-то тяжеловесно, не воздушно, довольно нелепо возвышаясь над прибрежным лугом, мягкой волной сбегавшим к обрыву широкой и степенной в этом месте реки Уараты. А вот купола термоядерного конвертора со своими трубами выглядели так, словно были здесь всегда, от начала времён.

И уж совсем ни на что не был похож энергоаккумулятор профессора Сха — чудо местной науки и техники, из-за которого и шёл сейчас за моей спиной горячий спор. Его отсюда, сверху, было прекрасно видно, только подножие слегка закрывал юго-восточный купол конвертора. Эстетически удачной эту башню неуклюжих, на мой взгляд, пропорций я бы точно не назвал. Я уже знал, что в основе конструкции была высокопрочная ферма, а вокруг неё — приплюснутые коконы из миллиардов слоёв какой-то специальной высокотехнологичной ткани с фрактальной структурой. Ткань эта может накапливать заряд. Получалось что-то вроде гигантского конденсатора, только очень хитро устроенного. Он накапливал энергию конвертора в те моменты, когда в колонии её потреблялось мало, и отдавал, когда её не хватало. Это было важно не только для промышленности нашего мира, но и для военных целей — как только наши орудия орбитальной обороны по случаю учений принимались стрелять, уже после пары хороших залпов свет в городах начинал меркнуть.

Одна из проблем нашей планеты была в том, что только под одним из трёх куполов древнего конвертора горела термоядерная топка. Под остальными двумя было пусто. На самом деле, довести бы наш конвертор до полной комплектации, предусмотренной проектом, — и не нужны никакие энергоаккумуляторы. Но каждый энергоблок для конвертора стоил просто немыслимых денег — столько колонии было не собрать и за двести лет. Ткань для энергоаккумулятора тоже стоила сказочно дорого, но со стоимостью нового термоядерного блока эти затраты даже сравнивать было смешно! Так что профессор Сха и его блестящие технические решения были единственной нашей надеждой, как ни крути…

Но всё равно — на словах это звучало красиво и правильно, но то, что получилось, со стороны выглядело, честно говоря, не очень. А между тем, мудрый звёздный скиталец Чакт учил меня в юности, что внешний вид и техническое совершенство всегда связаны.

«Вот! В совершенстве всё и дело!» — подумал я, разглядывая идеальные линии древних куполов конвертора и возвышающееся из-за них несколько корявое творение современных учёных. И я понял, как сформулировать вопрос для заместителя председателя Единого Технического Совета колонии и секретаря университетской научной комиссии так, чтобы он сам помог решить мою задачу.

— Профессор! — громко спросил я, обернувшись, и оба спорщика от неожиданности замерли с открытыми ртами. — Назовите самое худшее, что может произойти с вашим энергоаккумулятором!

— Да ничего с ним не может произойти! — воскликнул профессор Сха, не меняя ранее взятую тональность, и даже ногой немного притопнул.

Но я молчал, глядя на него, и спокойно ожидал ответа. Стаки, молодец, тоже всё понял и не вмешивался, просто переводил дух, пользуясь паузой в своей партии этого глупейшего спектакля.

— Ну… можно предположить… — запнувшись, профессор сбавил тон и на секунду задумался.

— Если предположить мгновенное высвобождение энергии, то будет большая вспышка! — уверенно закончил пожилой учёный. — Исходя из энергетической плотности модулей накопителя, температура в эпицентре может достичь миллиона градусов.

Стаки удивлённо поднял голову. А я снова почувствовал знакомый холодок, как во время разминирования на таможенном терминале, не вполне удачно для меня окончившегося.

— Это ядерный взрыв получится, что ли? — спросил Стаки, позабыв про свой блокнотик с мудростями.

— Ну что вы, молодые люди… — профессор, немного нервно вздохнув, взъерошил свою седую шевелюру. — Природа взрыва будет чисто тепловая. Хотя не спорю, поражающие факторы должны быть во многом похожи… Да только всего этого не случится.

— Это почему же? — с затаённой надеждой спросил я.

— Даже если взрывчатки подложить? — Стаки всегда видел вещи в первую очередь с привычной для него стороны.

— Взрывчатка только нарушит изоляцию кокона. И заряд начнёт стекать… Может возникнуть энергетическая дуга. Потом пожар… Но всё это будет там, на технической площадке, — профессор махнул рукой в сторону окна, за которым солнечный день был в самом разгаре. — В общем, фейерверк получится знатный… Больше ничего.

— А если из пушки импульсной бабахнуть? — к моему неудовольствию, Стаки всё-таки уводил разговор в сторону. А я понимал, что правильнее всего самого профессора заставить отвечать на вопрос о главных угрозах от его детища.

— Будет примерно то же самое, что и от взрывчатки. Локальное повреждение кокона. Порча дорогостоящей установки, — сухо ответил учёный на гадания бывшего военного.

— Ну а что может вызвать… мгновенное высвобождение? — мне всё-таки удалось вклиниться перед очередной идеей Стаки и вернуть разговор к сути.

Конец ознакомительного фрагмента.