Россия и мусульманский мир № 7 / 2012

Группа авторов, 2012

В журнале публикуются научные материалы по текущим политическим, социальным и религиозным вопросам, касающимся взаимоотношений России и мировой исламской уммы, а также мусульманских стран.

СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ

РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ РОССИЯН

(На примере Адыгеи)

Асиет Ашхамахова, Ирина Яковенко, исламоведы

В России развитие религиозности на современном этапе проявляется в ряде процессов. Растет число людей, считающих себя последователями различных вероучений: сегодня верующими называют себя 60–65 % россиян. Снижается степень влияния атеизма как мировоззрение. Повышается роль религиозных организаций в политических и культурных процессах. Как полагает М. Вебер, именно религиозные принципы являются определяющими в политической и экономической деятельности общества. Наряду с увеличением количества убежденных верующих в современном мировом обществе, в том числе и в России, сохраняется внешняя религиозность, увлечение мистикой, теософией, оккультизмом.

Поскольку исследования начала 90-х годов зафиксировали значительное увеличение доли населения, относящего себя к верующим в Бога, это побудило некоторых ученых выступить с поспешными заявлениями о религиозном ренессансе в России. Они полагают, что обращение к религии в условиях утвердившейся в начале 90-х годов религиозной свободы явилось не столько следствием духовных исканий, сколько влиянием своеобразной «моды на религию», поскольку модным и престижным стало считаться все то, что ранее официально не поощрялось, особенно атрибуты, ассоциировавшиеся с дореволюционным прошлым России. Например, М. Мчедлов, А. Шевченко, Ю. Гаврилов приходят к выводу, что православие в современной России — этнический, а не религиозный признак. Они пишут: «Отрицая свою религиозность при мировоззренческой самоидентификации, многие респонденты (около 20 %) тем не менее относят себя к приверженцам традиционных религиозных объединений. Они воспринимают православие или ислам не только как религиозную систему, а как естественную для них культурную сферу, национальный образ жизни (“русский — поэтому православный”, “татарин — поэтому мусульманин”)».

Подобное мнение о степени влияния ислама на сознание людей высказывает С. Филатов: «Для традиционного мусульманского населения — татар, башкир, народов Кавказа — ислам играет такую же роль символа национальной идентичности, как православие для русских (исключение составляют чеченцы, ингуши и большинство народов Дагестана). Опросы показывают, что реальная исламская религиозность этих народов так же слаба, как православная религиозность русских».

Как отмечает Д. Белл, две группы причин способствуют активизации интереса к религии. Первая группа относится к социальному бытию. Экономическое, экологическое, политическое неблагополучие большинства стран мира вызывает неуверенность, страх перед будущим. Причем страхи принимают в эпоху глобальных проблем эсхатологические масштабы. Вторая группа причин касается духовного состояния общества. Утрата идентичности, а точнее — плюрализм в ее понимании, характерный для эпохи постмодерна, заставляет личность обращаться к религии как универсальному способу самоидентификации. В частности, это характерно для отечественного массового сознания. Представляется, что, несмотря на все экономические и политические коллизии постперестроечных лет, именно последняя группа причин активизации религиозного сознания для нашей страны оказалась наиболее существенной. Д. Белл подчеркивает, что сейчас «прежние социальные связи разрушаются, и люди перестают понимать, во что они верят, к какой общности принадлежат, кто их друзья, а кто — враги. Поэтому в религиозной жизни братство, община или приход в большинстве случаев оказываются важнее абстрактного символа веры». В настоящее время эти слова можно отнести и к отечественной религиозности.

С. Хантингтон полагает, что конец XX в. стал свидетелем повсеместного возрождения религий, что проявилось в усилении религиозного сознания и подъеме фундаменталистских движений. По мнению автора, религиозное возрождение:

— во-первых, вызвано кризисом идентичности из-за социальных перемен в модернизирующихся обществах;

— во-вторых, является реакцией на атеизм, моральный релятивизм и потворство своим слабостям, утверждая ценности порядка, дисциплины, труда, взаимопомощи и людской солидарности.

Наряду с ростом числа приверженцев православия идет увеличение количества сторонников ислама. На протяжении более 1350 лет ислам является неотъемлемым компонентом истории Кавказа, одним из определяющих элементов духовной и материальной культуры многих кавказских народов. Ислам на Кавказе выполнял и выполняет многофункциональную роль и проявляется во всех сферах общественной жизни. В настоящее время наблюдаются возрастающее влияние ислама, его политизация и использование национальной самоидентификации северокавказских народов для разжигания националистических и сепаратистских настроений. Одной из причин, по которой часть мусульман становятся на путь радикализма, является поверхностное представление о культуре ислама.

В начале 90-х годов в России начался процесс возрождения ислама, в результате чего российские мусульмане осознали свою причастность к исламской цивилизации и исламскому мировому сообществу. В качестве основных результатов исламского возрождения можно назвать: рост религиозного самосознания; восстановление исламской обрядности и рост числа мечетей; формирование системы религиозного образования; восстановление бывшими советскими мусульманами прерванных связей со своими зарубежными единоверцами; политизацию ислама.

Анализ общественно-политической ситуации в нашей стране показывает, что для определенной части населения Российской Федерации ислам является основой национально-религиозной самоидентификации. Численность мусульманского населения в России, согласно переписи 2002 г., составила 14,5 млн. человек. К 2006 г. количество мусульман превысило 15 млн. Духовные лидеры мусульман утверждают, что в России количество мусульман достигает 20 млн. человек, что составляет 12 % ее населения. В Северо-Кавказском регионе общее количество мусульман достигает 6 млн. человек.

Своеобразная ситуация сложилась в Адыгее. В 1999 — 2000 гг. в республике проводилось социологическое исследование «Состояние и перспективы ислама в Адыгее». Первая тенденция, которую удалось выявить, заключается в следующем: в Адыгее тотальной исламизации не происходит. Только 35 % опрошенных назвали себя приверженцами ислама, 10 % респондентов выполняют предписания ислама. Р.А. Ханаху и О.М. Цветков пишут: «Таким образом, можно констатировать довольно часто встречающийся парадокс: люди считают себя приверженцами той или иной веры, но при этом находятся как бы “вне” этой веры: не соблюдают строго предписанных культовых норм поведения, плохо знают, или совсем не знают вероучение и т.п. Как пишет один из наиболее авторитетных специалистов США по религиозной ситуации в СНГ Кент Р. Хилл, «утверждение “Я верю в Бога” скорее следует понимать как форму отвержения атеизма, нежели как признание в осознанной глубокой вере». Исследование позволило подтвердить сделанные ранее авторами выводы о том, что «у адыгов в большей степени актуализирована этническая идентичность (на традиционной культурной основе или ее “вторичных”, превращенных формах), чем религиозная». На это также указывают ответы респондентов. Так, лишь 6 % респондентов считают, что ислам важнее традиционной культуры. Большинство респондентов полагает, что через 10–20 лет адыги вряд ли станут «настоящими мусуль-манами».

Ханаху и Цветков в 2010 г. провели очередное иссле-дование «Межэтнические и межконфессиональные отношения в Республике Адыгея глазами лидеров и активистов общественных организаций». В результате они пришли к заключению, что внутри исламской общины Адыгеи все более четкие очертания приобретает противоречие между «народным» и кораническим исламом. Они пишут: «Проникновение и распространение радикальных идеологий, в том числе и радикального ислама, представляется вероятным, поскольку радикализм — это, большей частью, всего лишь форма радикального протеста на существующие несправедливости и несовершенство социального порядка».

Другая превращенная форма социального протеста — уход от действительности в «секту». При существующем положении вещей вряд ли стоит ожидать сокращения числа сторонников «нетрадиционных конфессий». Скорее можно ожидать увеличения их численности. В апреле 2011 г.. Адыгейским республиканским институтом гуманитарных исследований было проведено социологическое исследование «Ситуация в мусульманской общине Республики Адыгея в оценках мусульман и муниципальных служащих». По полученным оценкам, подавляющее число адыгов считают себя мусульманами. Однако мечети регулярно посещают, по приблизительным оценкам, лишь от 2 до 5 %. Регулярно совершают намаз 20 %. В этом состоит главное отличие Адыгеи от республик восточной части Северного Кавказа, где ислам традиционно имеет более глубокие корни и более сильное влияние.

Согласно проведенным интервью, ситуация в исламской общине является благополучной. Такое мнение высказали все без исключения респонденты, хотя порой и с некоторыми серьезными оговорками и двусмысленностями. Оговорки сводились к тому, что в некоторых населенных пунктах появилось небольшое количество ортодоксальных («нетрадиционных») мусульман («бородачей», «тюбетеечников»), воззрения которых несколько противоречат «традиционному исламу» и «адыгству».

Двусмысленность некоторых ответов состояла в том, что в ответ на просьбу дать оценку ситуации в локальной исламской общине респонденты использовали разные критерии. В то время как для верующих мусульман плюсом было то, что количество верующих увеличивается и именно поэтому ситуация в общине, с их точки зрения, положительна, чиновники исходили из того, что благополучие ситуации определяется отсутствием религиозных экстремистов. Большинство респондентов (48 %) уверены в том, что в республике нет «реальной угрозы общественно-полити-ческой стабильности вследствие «радикализации» части мусульман». Только 15 % считают, что такая угроза существует. Говоря о перспективах развития ситуации в исламской общине Адыгеи Р.А. Ханаху, О.М. Цветков, И.Г. Хот пришли к выводу: «На наш взгляд, Адыгея неизбежно повторит тот путь, который был пройден в интересующем нас аспекте в других республиках Северного Кавказа».

Наметившаяся тенденция приобщения молодежи к исламу будет нарастать, поскольку уход в религию остается чуть ли не единственным способом духовного существования в мире, покушающемся, с точки зрения многих, на сами основы человеческой морали и нравственности. Будет нарастать также дифференциация внутри мусульманской общины на:

а) сторонников традиционного ислама;

б) «младомусульман» — то есть приверженцев традиционного для Адыгеи ханафизма, но выступающих за очищение его от языческих привнесений;

в) сторонников «чистого ислама», утверждающих, что ислам — «это не религия Абу Ханифы. Это религия Аллаха. У нас есть Коран, у нас Сунна Пророка».

Однако глобальной реисламизации Адыгеи, в том смысле, как это произошло в Дагестане, Чечне и Ингушетии, в обозримой перспективе точно не произойдет. Темпы приобщения к исламу для этого слишком малы. По мере дифференциации республиканских мусульман на «традиционных», «младомусульман» и «чистых» будет возрастать также вероятность конфликта между ними. Однако пока ее можно оценить как низкую.

Ислам используется в антигосударственных деструктивных целях, а не в интересах консолидации общества и укрепления государства. Н.В. Володина пишет: «Это происходит не в силу природы ислама, а потому, что российская власть оказалась не готовой к масштабному вторжению ислама в политическую жизнь». Наблюдаются многочисленные нетрадиционные для России направления ислама. По разным оценкам, ваххабиты составляют от 2 до 10 % всех российских мусульман. Их доля наиболее высока среди мусульман Чечни, Дагестана, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Ставропольского края, а также среди новообращенных мусульман (в последнем случае она достигает 5–60 %).

Baxхабизм представляет собой фундаменталистское религиозное движение в суннитском исламе, которое базируется на социальной организации в виде небольших общин, воплощающих идею братства, равенства, справедливости. Он имеет сильный идеологический потенциал, способный мобилизовать отдельные социальные группы (безработную и студенческую молодежь). Одно из центральных мест в идейной платформе ваххабизма занимает позиция непризнания любой власти, отходящей от предписаний шариата. Характеризуя северокавказский ваххабизм, А.А. Ярлыкапов приходит к выводу: «Экстремизм северокавказских ваххабитов — огромная проблема. Ее трудно решить путем переговоров, поскольку сама идеология ваххабитов не предполагает переговоров с “безбожниками”. Государство, основанное на человеческих законах, по их мнению, должно быть разрушено. В мире должны господствовать только божественные законы, как они полагают».

Одной из причин, по которой часть мусульман становится на путь радикализма, является поверхностное представление о культуре ислама. Наиболее явно факторы, способствующие распространению фундаментализма, проявляются в условиях системного кризиса общества. Этому вопросу большое внимание уделил З. Бжезинский, который полагает, что общий рост недовольства населения падением жизненного уровня, ощущение им потери перспективы или уверенности в завтрашнем дне создают предпосылки для усиления социальной напряженности, а осознание различий в материальном благосостоянии отдельных групп общества возбуждает вполне понятные чувства зависти, возмущения и враждебности. З. Бжезинский полагает, что социальную базу для приверженцев фундаментализма составляют прежде всего низшие слои общества. Среди них есть просто неудачники, не нашедшие места в жизни, уголовники и все, кто утратил положение в обществе или никогда его не имел. Аналогичную точку зрения высказывает и М.М. Керимов. В качестве основных причин, детерминирующих радикалистские и экстремистские тенденции на Северном Кавказе, он называет социальное неравенство, бедность, нищету, западную модернизацию, которая подвергла испытанию устоявшиеся общественные и культурные системы традиций.

Необходимо отметить, что мусульманская культура базируется на общечеловеческих ценностях, способах социокультурной организации общества и находится в тесном взаимодействии с другими цивилизационными типами. Экстремистские течения в исламе ничего общего не имеют с его ценностями, ориентированными на объединение людей. В современной России представляется актуальным рассматривать ислам как одну из духовных опор общества и государства.

Наряду с активизацией традиционных для России религий — православия, ислама, буддизма и иудаизма — начали появляться новые формы религиозной и духовной жизни. Новые религиозные группы и движения утвердились в России как постоянное явление и требуют изучения. А.А. Ожиганова и Ю.В. Филиппов характеризуют их следующим образом: «Новые религии стремятся быть не только над-этническими, подражая в этом мировым религиям, но и над-конфессиональными. Однако, несмотря на свой “универсализм”, многие новые религиозные движения имеют либо явную этнокультурную, либо обычно не декларируемую, но часто также весьма очевидную конфессиональную окраску».

Таким образом, в социокультурном измерении религия как традиция является важнейшим механизмом воспроизводства и трансляции моральных норм, духовных ценностей, без которых невозможно представить себе любую культуру. Многие национальные государства используют социокультурный потенциал религии для укрепления, консолидации общества, обеспечения его стабильности, а также для того, чтобы легитимировать свои политические акции. В настоящее время недальновидной считается политика государства, не учитывающая религиозный фактор. В условиях глобализации сохранение традиционного для страны национального и религиозного укладов является необходимым для выживания в качестве единого государства.

В современной России актуальны осуществление взаимопонимания между различными конфессиями, разработка путей и механизмов установления уважительных, толерантных отношений между религиями.

«Этнос. Религия. Политика», Краснодар, 2012 г., с. 50–63.