Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 3. Алхимическое средство

Рона Цоллерн, 2018

В 3-й части действие стремительно мчится вперед в обеих историях: братья Цоллерны отправляются в путешествие в поисках утраченной реликвии, не догадываясь, что это путешествие кардинально изменит жизнь одного и сильно повлияет на жизнь второго; библиотекарь пытается разгадать загадку неведомого мира, который обитает в тайной комнате под лестницей, дом его превращается в место битвы иллюзий, его гостья открывает свое истинное лицо. А некое алхимическое средство, упоминаемое в романах, пожалуй, слишком часто, преобразовывает время, людей и события. Книга с тысячей лиц. Детектив и броманс, лавстори и семейная сага, сказка и психологический роман. Книга-иллюзионист со множеством карманов, в которых спрятаны фамильные тайны, семейные реликвии, древние рукописи, катакомбы и неопознанные могилы, тайные убежища, неутоленные страсти, комплексы, жажда счастья, сокровенные мысли, философские записки о творчестве. Роман для влюбленных… Для влюбленных в книги! Содержит нецензурную брань.

Песнь о деяниях

— Надо проветрится! Давай поедим и просто погуляем?

— Просто и непросто. Второе в первую очередь, а то все «непросто» закроется.

— Ум за разум зашел?

— Мой ум с удовольствием зашел бы в музей оружия и в гости к Чанчесу, а там нам подскажут какой-нибудь каво´ — погребок, где можно посмотреть представление. Знаешь, что такое песнь о деяниях? Вроде бы энтузиасты еще ставят их различные варианты. Большинство владельцев таких подвалов днем работают на заводе или еще где-то, их помощники тоже. Доход от театра невелик, но они увлечены своим делом, чтят свои традиции. Между прочим, неподалеку от Льежа родился Карл Великий! Если нам повезет, посмотрим льежских марионеток в действии — кусочек «Роланда», «Двенадцати пэров Франции» или «Четверых сыновей Эймона».

— Почему кусочек?

— Они очень длинные, текст эпоса у них не принято сокращать — спектакли могут идти по 20–30 дней, как многосерийные фильмы.

— И сколько на это времени уйдет?

— Быть в Льеже и не посетить эти места непростительно! Заметь, я не тащу тебя, скажем, в музей Курциуса или Валлонского искусства! А потом погуляем, сколько я выдержу твое архитектурное бухтение.

— Я могу вообще молчать.

— Вообще можешь, Артур, но не в таком городе как Льеж! Думаешь, не вижу? Тебя уже распирает. Ну, давай, пока идем до музея… У меня тоже на языке висит уже история Чанчеса.

— Как он у тебя не отваливается? Еще и Чанчес! Кто это вообще?

Тут Артур понял, что совершил ошибку. Он поднес палец к губам.

— Ч-ч-ч! Я тебя ни о чем не спрашивал! Вот, смотри! Дворец князей-епископов, заметь, что снаружи — готика, а с внутренней стороны оформлен в стиле ренессанс. В одном из внутренних дворов можно увидеть, как поздняя готика перерастает в ранний ренессанс — это заметно по архитектуре стен, колонн, арок… Здание многострадальное. До него тут стоял другой дворец, десятого века, он сгорел, в пятнадцатом был построен новый, но через полвека разрушен, а нынешний уже шестнадцатого века. Южный фасад был поврежден пожаром в первой половине восемнадцатого века и перестроен, а западное крыло возведено в неоготическом стиле уже в середине девятнадцатого века. Обычно ренессанс сменяет готику, но в этом здании — наоборот — части, выстроенные в эпоху Возрождения — самые старые… Может, пойдем в парк «Цитадели»? Там «Солдатская лестница»! Четыреста ступеней!

— Ну, нет! Четыреста это только в одну сторону! Тем более, мы почти пришли. Оружие, правда, в льежском музее в основном огнестрельное, но зайдем ненадолго, может что-то полезное тут обнаружится, все-таки музей большой, количество экспонатов доходит по разным сведениям до пятнадцати тысяч…

Пока Артур бродил возле витрин с мушкетами, винтовками, пистолетами, в том числе дуэльными, рассматривал части экспозиции, посвященные Нагану и Байярду, Роланд на некоторое время исчез, а когда появился, сказал, что пора на выход. Артур обрадовался: вид оружия, особенно огнестрельного, чаще всего вызывал у него тревогу и печаль, он не мог отогнать мысли о том, для чего это все предназначено, и не желал любоваться орудиями убийства как предметами искусства, по его мнению, искусство обязано было быть мирным.

Пройдя немного по улице, они дошли до музея Чанчеса. Роланд посмотрел на часы.

— Поздновато, кассы, наверное, уже не работают, но я зайду, а ты подожди меня.

Артур кивнул, ему совершенно не хотелось снова обходить залы со стеклянными витринами, лучше было побродить по улицам, взглянуть на останки цитадели и осмотреть несколько соборов, но он решил, что может это сделать рано утром, пока Роланд будет спать. Вскоре Цоллерн-старший вышел из музея.

— Пошли! Поедим и отправимся на представление! Может, и самого Чанчеса увидим. Это очень забавный персонаж! Между прочим, Чанчес — это валлонское произношение имени «Франсуа», то есть, он француз. Но привез его в Валонию сицилиец Конти. В начале девятнадцатого века он открыл в Льеже кукольный театр. Льежские марионетки — это те же «пуппи сицилиани», куклы сицилийских представлений. Главным действующим лицом в постановках Конти была кукла по имени Чиччо, то есть «Франческо». Так что Чанчес — тезка нашей Чикетты.

— Угу. — Артур рассеяно кивнул. «Нашей?»

— По легенде, Чанчес родился в Льеже, но не из чрева матери, а появившись между двух камней мостовой. Он был толстощекий и прожорливый, и все время смеялся. Наверное, поэтому во время крещения его уронили в крестильную купель, и нос его так вытянулся, что лицо Чанчеса стало похоже на карнавальную маску. В детстве он подцепил корь, ему прописали воду, содержащую железо, и он случайно проглотил кусок лошадиной подковы, с тех пор он мог вертеть головой лишь вправо и влево, а чтобы посмотреть вверх или вниз, ему приходилось ложиться на живот или на спину. Когда Чанчес подрос, он познакомился с племянником Карла Великого Роландом. А битву в Ронсевальском ущелье, во время которой Роланд погиб, Чанчес проспал. Он остался в живых, но до конца жизни не мог себе этого простить.

— Очень печально! — сказал Артур, разворачивая брата ко входу в ресторан.

— Собственно, особого отношения к эпосу о Карле Великом Чанчес не имеет, он втиснут туда искусственно, но за почти два столетия все к нему привыкли, поэтому теперь он олицетворение простого жителя Льежа. В спектаклях Чанчес, плут и зубоскал, часто исполняет роль ведущего. Хотя может быть и героем действия, как правило, короткого. У него есть еще одна важная роль — убирать трупы во время спектакля. Основное действие в эпосе — сражение, и «жертв» обычно бывает огромное количество. Вообще представление должно быть довольно забавным и очень условным, а еще весьма эмоциональным. Это характерно для жизни марионеток-рыцарей. Я прочел однажды, что на Сицилии во время спектакля жаждавший добра и справедливости зритель из настоящего пистолета застрелил кукольного злодея. Кукловоду пришлось спешно изобразить смерть персонажа и закончить игру…

_____

Стульев было около тридцати. Роланд сел, а Артур притулился к стене, как некоторые другие зрители, решив, что если ему будет совсем неинтересно, он сможет уйти, никому не мешая.

— Стоя хуже видно, это тебе не обычный театр. Марионетки — низовые куклы, — предупредил Роланд.

Рядом с ним уселся какой-то детина, расставив колени так широко, что задел Роланда, но даже не заметил этого. Тот промолчал, не желая портить настроение перед спектаклем, но Артур видел, что ему стало неудобно сидеть, он положил ногу на ногу, чтобы только не касаться толстого колена соседа.

— Ты замечал, что у некоторых мужчин в штаны вшита яйцерезка, — тоном философа сказал Артур брату. — Поэтому они не могут нормально сидеть. Их сразу становится так жалко, — вздохнул он.

Подействовало. Сосед Роланда и еще несколько зрителей переменили позы, некоторые оглянулись, пытаясь понять, о ком идет речь. Многие засмеялись, решив, что это что-то относящееся к представлению.

— Послушай, Чанчес, — ответил Роланд с улыбкой, — сегодня вроде бы не про тебя спектакль. Ты решил повеселить нас бесплатно?

— Почему бесплатно? Кто засмеется — тому щелбан!

— Кто засмеется — тому щелбан! — раздался, передразнивая Артура, ехидный голос из-за сцены, и появилась марионетка в крестьянских штанах и длинной синей блузе, обутая в тяжелые деревянные сабо, громыхавшие по гулкой сцене. Чанчес расхохотался вместе со зрителями, осведомился, кто решил занять его место. Посожалел, что Артур такой большой — не превратить ли его в куклу, двойника Чанчеса? Потом благосклонно подался вперед:

— За два су, можешь щелкнуть меня по носУ!

— Он тебе еще пригодится, — ответил Артур.

Зал набился битком. Зазвучала барабанная дробь, спектакль начался. Чанчес представил героев — пфальцграфа Зигфрида и его супругу Женевьеву, дочь герцога Брабантского. Они трогательно простились, и Зигфрид вместе с другими рыцарями уехал в военный поход. Артур с удивлением смотрел, как марионетки были вздернуты повыше, это означало, что они сели на коней и потряхиваемые, как погремушки, проследовали за кулисы. Женевьева, — потрепанная кукла, с довольно грубо вытесанной головой, — порученная заботам Голо, воспитанника Зигфрида, также представленного Чанчесом, затосковала и упала в обморок. Голо тайно похитил ее поцелуй, от деревянного звука кукольного лобзания Артур поежился, а большая часть зрителей гневно зарычала. Но вот эти двое покинули сцену и с обеих ее сторон двинулись друг навстречу другу два враждующих войска, одно из которых возглавлял Зигфрид.

Снова зазвучал барабан, раздался громкий крик: «Ко мне, мой верный меч!», причем мечи так и остались у всех в ножнах, но битва все-таки началась. Рыцари дрались в рукопашную, нанося друг другу удары лбами, грудью, мотающимися во все стороны руками и ногами. Основная схватка происходила в глубине сцены, под ободряющие вопли и свист зрителей, а вперед куклы выходили умирать. Но вот одна армия начала отступать. Противники ее преследовали. Слышно было, как они удаляются за сценой, оглушительный топот кукольных ног и барабанная дробь стихли. Чанчес весело убрал трупы. Когда сцена опустела, вновь появились Голо и Женевьева. Голо опустился на одно колено и признался женщине в любви. Она гневно отвергла его, резко развернулась и стуча каблуками ушла.

Шум возник опять — уже новые рыцари, но с прежними предводителями вышли на сцену, бой возобновился. Наконец, противник Зигфрида свалился на пол под возбужденные выкрики из зала. Зигфрид с остатками армии удалился, Чанчес, ворча, утащил трупы.

Артуру с его места был виден хозяин каво´ — он один говорил за всех персонажей, спорил сам с собой, выкрикивал ругательства, издавал жалобные стоны. Задыхающийся, с блуждающим взглядом, весь мокрый от пота, он казался сумасшедшим. Он словно только что сам выбрался из мясорубки сражения.

Наблюдая за хозяином, Цоллерн-младший в последний момент заметил, что Зигфрид уже вернулся, и Голо обвинил Женевьеву в неверности. Зигфрид приказал слуге умертвить ее. Зрители пытались докричаться до разгневанного пфальцграфа, но тот остался неумолим. Слуга повел свою хозяйку, которая молила пощадить ее, на веревке за сцену. Артур услышал чей-то всхлип. Зигфрид снова отправился на войну, и сражение повторилось почти в том же виде, что и вначале. Когда очередная гора трупов была убрана, на сцене появилась Женевьева с ребенком, в сопровождении слуги. Чанчес, умиляясь этой картиной, рассказал о том, что уже минул год, как Женевьева жила в пещере в Арденнских горах, питаясь ягодами и кореньями, что у нее родился сын, наследник Зигфрида. А Зигфрид снова уехал на войну. Годы его жизни обозначались жаркими кукольными схватками, от громыхания которых Артур уже устал, а после того как Чанчес освобождал сцену от тел, сопровождая это занятие прибаутками, и вступая иногда в единоборство с каким-нибудь недобитым противником Зигфрида, снова появлялась Женевьева с младенцем, который, похоже, решил остаться в пеленках до лучших времен. Артур насчитал шесть боевых лет Зигфрида. После очередной победы пфальцграф захотел немного пожить мирно и отправился на охоту.

Его и нескольких его рыцарей снова подвесили повыше и потряхивая поводили взад-вперед по сцене. При очередном резком повороте на пути Зигфрида возник пропавший слуга, который должен был убить Женевьеву. Угрозы Зигфрида звучали каким-то сплошным рычанием, и слуга уже почти простился с жизнью, но тут под радостные крики публики появилась Женевьева с чудесным нерастущим младенцем, привязанным к ее телу. Зигфрид выслушал ее признание и простил супругу и слугу. Представление закончилось забавными речами Чанчеса.

Артур вышел одним из первых — он устал от шума и духоты. На улице он закурил, поджидая брата, но Роланд все не появлялся, видимо, разговорился с кем-то или зашел за кулисы познакомиться с хозяином, решил Артур. Вспоминая спектакль, он снова и снова слышал наивные выкрики детей «Она не виновата!», «Он врет!», видел надменное деревянное лицо кукольного пфальцграфа, которое, впрочем, не изменилось и когда он простил жену, и думал о том, что эти страсти на самом деле ничтожны, но без них не было бы сюжета. «Но сколько таких крошечных песчинок, которые являются причинами обвалов, сколько незначительных проблем, раздутых до вселенского масштаба, и как это все мешает, вся эта суета и тщеславие».

Цоллерн-старший, наконец, вышел, в руках он держал бумажный сверток, из которого торчала загнутая на конце проволока, а сквозь прореху в мятой бумаге посверкивал жестяной шлем рыцаря.

_____

— Ну все, — сказал Роланд, вешая плащ, — на сегодня хватит, а завтра приедем к ней снова.

— Зачем? Ты же не можешь заставить ее продать его.

— Да, заставить не могу, но… позже объясню, а сначала расскажешь, что ты увидел и почувствовал?

— Не вижу смысла, я не такой наблюдательный как ты.

— Дело в не в этом… О, сейчас ты станешь разговорчивее!

Принесли ужин, Цоллерны, уставшие после перелета, неудачной встречи и долгой прогулки налегли на еду. Потом, когда они, развалившись на постелях дымили в потолок, Роланд продолжил.

— Ну так вот, я хочу, чтобы ты рассказал мне всё — наблюдения, ощущения, сомнения, самые неважные мелочи, которые остались в твоей голове.

— Попробую, хотя это довольно трудно.

— Я буду спрашивать. Хочу убедиться в том, что ничего не упустил. Завтра я должен сделать очень значительный ход, и нужно рассчитать все до градуса, миллиметра и секунды. Итак, первое впечатление?

— Уф!.. мне там не понравилось, хотелось поскорее оттуда уйти.

Роланд расхохотался.

— Что ты ржешь?

— Бутуз, я готов тебя расцеловать!

— Я сделал ценное наблюдение?

— Как я люблю этого мальчика, который дергает маму за юбку и говорит: «Мам, мне не понравилось, давай уйдем».

— Да не буду я ничего говорить!

— Нет, Артур, всё! Я просто немного устал, давай расскажи, а потом я изложу свой план, мне без тебя не обойтись.

— Будешь издеваться — сломаю тебе парочку ребер, чтоб смеяться было не так удобно! В общем, что запомнилось: темно, пахнет каким-то лекарством, в комнате толстые портьеры — глушат звуки, еще я заметил, что в шкафах, на полках и на столе вещи стоят странно, как будто их только привезли, вытащили из коробок, но еще не расставили по местам, хотя на самом деле они уже пылью покрылись. Какие-то бумажные обрывки на полу валяются. Мне в такой комнате было тревожно.

— Теперь — хозяйка.

— На цыганку похожа, и на какую-то… изможденную зверюгу в клетке.

— Вот! Ты заметил, что она от мужчины не ждет ни уважения, ни внимания, она ждет только насилия и лжи?

— Да, на тебя она вообще смотрела страшно, а на меня как-то спокойней, может, потому что я молчал. Она была напугана тем, что мы знаем про меч и нам нужен именно он. Но она сомневалась… очень сильно, места себе не находила.

— Да… потому что меч ей, в принципе, не нужен. Но и продать она его не может. Она боится всего. Боится, что его украдут, что ее убьют при ограблении, и также боится, что покупатель обманет ее, потому что настоящей стоимости она не знает.

— А ты знаешь?

— Нет, но исходя из того, что я узнавал еще дома и из разговора с сотрудником музея оружия, раз в 10–15 больше того, что мы предлагаем. Заметил, она словно не меч продает, а саму себя? И за самое себя кажется как-то маловато. Но, думаю, если бы она могла — отдала бы даром, этот меч ее измучил.

— С чего ты взял?

— Вспомни, она в разговоре как бы помечтала о его продаже, сказала, что из страны его все равно вывезти не удастся, то есть она уже такую возможность прикинула. Она хочет от него избавиться, но так, чтобы это было безопасно и максимально выгодно.

— Ты только что сказал, что она бы его отдала даром!

— Тут нет противоречия, и завтра я предложу ей другие условия.

— Какие же?

— Предложу ей выйти за меня.

— Шутишь? Или ты решил, что тебе удастся ее завлечь в амурные сети?

— Не шучу. — Роланд забавлялся со своим рыцарем, марионетка то набрасывалась на несуществующего противника, то припадала на одно колено перед воображаемой дамой. Потом он вытащил из маленьких ножен жестяной меч и воззрился на него. — Видимо, если жениться, то именно так. Не могу же я просто подарить себя какой-нибудь… особи женского пола, будь она хоть умница, красавица и богачка? Но этот случай — именно то, из-за чего мне жениться стоит.

— А! Ты хочешь увлечь ее программой долгосрочного обеспечения?

— Да, в целом, идеей избавления ее от миссии хранительницы меча с достойным положением, пенсионом и воздухом в легких, в конце концов!

— То есть, если все будет по-твоему, мы получаем его как бы бесплатно, но с нагрузкой равной одному живому человеку.

— Двоим. У нее дочь трех лет.

— Как ты узнал?

— Пока ты выходил курить, она обмолвилась. Сказала, что должна заботится о дочери и обеспечить ей лучшую жизнь, нежели ее собственная.

— Не подумал бы, что тут есть ребенок, хотя… в коридоре мне под ноги попалась какая-то сломанная кукла, я сначала подумал — кость, не знаю, почему кость, собаки нет…

— Да… тут все нехорошо, возможно, появление ребенка связано для нее с насилием, ребенок не виноват, но тяготит ее, она винит себя за это, может быть, с дочкой что-то не в порядке… Мне показалось, что она оправдывает себя тем, что хранит сокровище для будущего счастья дочери, но… она уже не верит в возможность этого счастья. Показалось, что она на пороге самоубийства или еще похуже — некоторые Медеи перед смертью детей своих убивают.

— Теперь остановись. Мы фактически покупаем человека только для того, чтобы вернуть меч, кроме того есть еще ребенок. Если все получится, что ты собираешься со всем этим делать?

— Я буду примерным мужем!

Тут Артуру пришла очередь расхохотаться.

— Послушай, все будет не так уж плохо. Она молода, не красавица, но выглядит необычно, немного экзотично, если понадобится, я смогу из нее сделать прекрасную леди, не сомневайся.

— Да, но сперва ты должен влюбить ее в себя! Ты ее собираешься за один день завоевать? Не переоцениваешь свои силы?

— Нет, Артур, у меня задача противоположная. Она должна согласиться на деловой брак, по строгому расчету, без эмоций. Она должна понять, что ей это выгодно, что ей от этого будет лучше и ребенку тоже. Иначе ничего не получится.

— И ты будешь жить с деловым партнером? Или думаешь, потом она поддастся на твои ухаживания?

— Я не буду за ней ухаживать в том смысле, какой ты вкладываешь. Она сама захочет соблазнить своего делового партнера.

— У тебя так далеко все просчитано? Что, нет сомнений? Это же живой человек.

— Обычно я неплохо просчитываю живых людей. Мертвых — хуже. Кстати, твоя пассия также вполне предсказуема, погоди не возражай, они обе — пленницы той среды, в которой волей судьбы живут, тех обстоятельств, которые произошли в их жизни. Конечно, я могу ошибиться, но это маловероятно: она давала прочесть себя, не скрывала, что ей плохо, что ненавидит таких как я, а это значит, что она подсознательно ждет доброго дядю, который вдруг поможет. Но боится, потому что обожглась на опекуне-муже, сначала он тоже, наверное, казался добрым дядей. А вот что касается тебя и Эммануэль, тут мне все сложнее предугадать, не потому что она такая загадочная, а потому что ты поступаешь нестандартно, и это снижает предсказуемость реакции, и знаешь… наверное, так люди и меняются. Так что наблюдаю за вами с удовольствием, спасибо!

— Нашел себе кроликов подопытных!

— Вижу, ты не оценил моего комплимента!

— Ну, хватит, теперь что касается ребенка.

— А что тут? Я удочеряю ее.

— Это на бумаге. Ты понимаешь, что ребенок — это другая ответственность!

— Поможешь, дядя?

— Помогу, но с тебя спрашивать буду строго.

— Согласен. Артур, на самом деле, ты очень нужен! Если все получится, мне будет первое время сложно. Иногда кажется, что я как-то кругом оброс логикой и рассудком, авторитетностью и расчетливостью, поэтому я буду с тобой сверятся как с компасом.

— Ты зря так о себе, по-моему, это больше игра, поза.

— Постепенно маска становится лицом… я как-то недавно это ощутил, даже не по себе стало. Посмотрим.

_____

На следующий день Цоллерны снова отправились в этот странный дом. Когда они были уже у двери, услышали снизу шаги, это была хозяйка квартиры. Она остановилась, дойдя до середины марша, и молча смотрела на них.

— Простите за беспокойство, я хотел сказать вам еще кое-что, возможно, это вас больше заинтересует.

— Ну что ж, раз вам так повезло и вы опередили меня — заходите, — устало сказала она. — Вообще я не собиралась больше пускать вас.

Они прошли в квартиру, в полутемную комнату, которая исходила беспокойством, граничащим с паникой. Женщина села у большого письменного стола, Артур примостился в углу на кресле.

— Хильда, после вчерашнего разговора каждый из нас имел время подумать, — начал Роланд. — Мы готовы увеличить сумму — он протянул ей листок с цифрой в 2 раза превосходящей вчерашнюю.

— Нет, — тихо сказала женщина, и опустив голову стала перебирать в пальцах бахрому скатерти.

— Тогда у меня есть другое предложение.

Она посмотрела на него чуть ли не с испугом.

— Я предлагаю вам в качестве платы себя.

— Я не понимаю. Прекратите, играть со мной.

— Вы правы, простите, я выразился слишком символично. Я предлагаю вам себя в качестве мужа и защитника… Я прошу вас, Хильда, быть моей женой. По вашему желанию наш брак может иметь исключительно деловой характер.

— У меня есть еще дочь, вы не забыли?

— А у меня пока нет детей, я буду приемным отцом вашей девочке. Кстати, можно познакомится с ней?

— Нет, не нужно вам ее видеть.

— Я понимаю. Вот брачный договор, прочтите. Вы сможете посоветоваться со своим юристом. Я постарался все предусмотреть, если захотите в будущем развестись со мной, вы и ребенок будете обеспечены, у вас будет французское гражданство, и вы будете в безопасности.

Женщина читала, но тут она прервалась и язвительно усмехнулась.

— В безопасности? Никто не сможет причинить мне вреда?

— Конечно!

— Кроме моего хозяина?

— Я не собираюсь становиться вашим хозяином. Прочтите внимательно.

— Кто же помешает вам? Кто помешает такому человеку как вы делать что угодно с другими людьми, скажите, что вас остановит, что не позволит шантажировать меня, имея права на мою дочь? — с глухой ненавистью проговорила она.

— Послушайте, вы прекрасно знаете, что времени у вас осталось немного. Законные наследники скоро вступают в права, ни квартира, ни коллекция, во всяком случае та ее часть, на которую составлена опись, вам как гражданской жене, не принадлежат. Думаю, вы подсчитали уже, на какое время и на какое существование хватит ваших личных средств. Неужели я предлагаю вам положение худшее, нежели вы имеете сейчас? У вас будет возможность жить очень достойной и обеспеченной жизнью, если у вас или у ребенка проблемы со здоровьем, решить их не будет представлять сложности…

— Да? Поэтому ваш брат, например, переносит на ногах воспаление легких? — усмехнулась Хильда, смягчившись.

— Почему вы так думаете?

— У меня… медицинское образование, и потом… я просто это вижу.

— Спасибо, что предупредили, — задумчиво сказал Артур, — мне и правда, как-то не очень хорошо.

— Не запускайте. — Она перевела взгляд на Роланда, пожалуй, это был самый отчаянный взгляд, который он когда-либо видел. — Ну все. Разговор окончен. Пожалуйста, уходите.

— Я прошу вас подумать. Больше, к сожалению, я ничего не могу предложить вам.

— Вы и так многое поставили на карту, даже не знаю, стоит ли этот ваш меч того.

— Но вы не ответили мне, — напомнил Роланд.

— А разве вам не понятно?

_____

Братья вышли, но уже на улице Артур заметил, что забыл плащ.

— Я сейчас, Роланд, только ты не ходи за мной.

Он поднялся снова, хотел было позвонить, но замок вдруг сам щелкнул и дверь приоткрылась. Он вошел и тут же в коридоре увидел девочку — маленькую, черноглазую и щупленькую. Она смотрела на него толи в восхищении толи в ужасе. Он улыбнулся, присел на корточки рядом с ней, вытащил из кармана платок и быстро стал что-то сворачивать из него.

— Не смейте прикасаться к ребенку, возьмите плащ и убирайтесь, — услышал он за спиной низкий и тихий голос.

Артур отдал девочке сделанного из платка зайца и поднялся.

В одной руке у Хильды был его плащ, в другой она держала электрошокер.

— Я не хотел напугать вас, просто дверь была не заперта. — Он собирался забрать у нее плащ, но она вцепилась в его рукав и беззвучно заплакала.

— Я понимаю, это тяжелый выбор, — тихо заговорил Артур, — простите нас, за то что мы поставили его перед вами. Когда отец продавал этот меч, перед ним тоже был тяжелый выбор. Он хотел сам вернуть его, но не успел, поэтому пришлось нам сюда ехать. Пока не могу вам объяснить, но меч нужно возвратить, и не к нам в сейф, надо возвратить его владельцу… в могилу. Понимаю, это кажется бредом… Вам трудно доверять Роланду, это вполне объяснимо, но ручаюсь, он хотел заключить с вами честную сделку и не собирался вас неволить. И я, и вы понимаем, что кроме брачного договора, этой бумажки, больше нет ничего, что могло бы подтвердить наши намерения.

— Да… вам бы я, наверное, больше поверила…

— Спасибо за доверие, Хильда, но так сложилось, что я только что, перед отъездом, уже взял на себя подобное обязательство…

— Я не об этом, мне действительно трудно решиться, хотя очень хочется… воспользоваться вашим братом в своих целях, как он мне предлагает.

— Тогда не отказывайте ему, ведь вы же чувствуете, что это неизбежность, которой бесполезно сопротивляться. Знаете, когда он сказал мне вчера о своем намерении, на меня как столп воды рухнул… Зная Роланда, я был потрясен этим решением, но понял, что оно словно выше где-то принято, а ему просто передали его к исполнению. Не знаю, как объяснить…

— Я понимаю, о чем вы. Скажите Роланду, я даю согласие. Приходите вечером, и мы все обсудим.

— Хорошо. Можно что-то принести вам или малышке?

— Не надо… Пока не надо, не обижайтесь.

Роланд уже начал подниматься по лестнице.

— Я видел девочку, — сказал Артур, разворачивая его, — вроде бы с ней все в порядке.

— Что нам теперь с того? Все-таки что-то я рассчитал неправильно.

— Да, теоретик, ты столько всего успел разузнать, выложил все козыри, но что-то пошло вкось… — Уже на улице он хлопнул Роланда по плечу. — Да все! Она согласилась! Ждет нас вечером.

Роланд остановился. Закурил.

— Отлично, Артур, — сказал он на удивление безрадостным тоном, — я же говорил, ты будешь очень нужен, малыш, но даже не понимал, насколько. Поехали насчет всяких бумаг договариваться.

_____

Вечером они пришли уже званными гостями, и встречены были по-другому. С Роландом, правда, Хильда общалась словно через силу, но с большим уважением. Они втроем расположились на кухне. Хильда достала рюмки и графин с какой-то настойкой. Мгновенный обмен взглядами между братьями, после того как она налила им выпить, насмешил ее. Она тихо сказала.

— Там ничего нет.

Потом наполнила и свою рюмку.

— Это хорошо, — смутившись, пробормотал Артур. — С некоторыми веществами не хотелось бы возобновлять знакомство.

Роланд и Хильда посмотрели на него с удивлением.

— Ну… даже не знаю… Давайте за то, что каждый из вас принял верное решение, — тихо сказал Артур.

— Будем надеяться, что это так. — Хильда потупилась, задела взглядом будущего мужа.

В облике Роланда не было бы ни одной красивой черты — утиный нос и тонкие губы, резко прочерченная сильно искривленная линия рта, выступающие скулы, высокий но плоский лоб, надменно вздернутые брови, нервная худоба, добавляющая неровностей в общую картину — если бы не глаза, темно карие, казавшиеся на этом узком лице огромными, они озаряли его мягким сиянием, делая чрезвычайно притягательным. Густые короткие ресницы, плавные, без заломов дуги век, молниеносный взгляд, притягивающий, внимательный, оценивающий, и в то же время словно направленный внутрь самого Цоллерна-старшего.

Роланд открыто смотрел на нее, отчего ей было явно не по себе.

— И все-таки, я не представляю, каким образом… Его совершенно невозможно будет оформить.

— Это и не понадобится. Настоящий владелец с нас бумажек не спросит, а о том, как перевезти через границу подобную вещь, я знаю достаточно.

— Вы хотите увидеть его? — спросила она.

— Успеем это сделать и завтра, я думаю, к чему суетиться, — снисходительно отверг Роланд ее готовность показать меч. — К утру вы должны собраться. Завтра мы заключим наш союз, если у вас остались какие-то дела, с ними тоже нужно разобраться. Вечером нас всех здесь уже не будет. С собой берите только то, без чего вообще не обойтись.

Хильда кивнула. Артуру смотрел, как она подняла голову и расправила плечи, но потом, видимо, в мыслях одернула себя и снова сжалась и помрачнела. Проглянувшая на мгновение женственность стушевалась, оставив видимой лишь скорлупу — стянутые в пучок волосы, темная блузка с глухим воротником-стойкой, брюки, слишком свободные, дешевый ремень, местами потрескавшийся, в котором проделана уже третья новая дырка. Но главная защита — лицо. Кажется, отвернешься, а его нет, просто голова и на ней — серые тени, как у луны.

Звук легких шажков послышался из коридора, Артур повернулся и ждал, когда она появится. Девочка дошла до кухни, остановилась, пока не показываясь, потом осторожно выглянула из-за косяка.

— Иди сюда! — Артур шепотом позвал ее.

Хильда обернулась, встала и, взяв девочку за запястье, увела ее в комнату, откуда вскоре донесся обиженный плач.

— Почему ей нельзя побыть с нами? — спросил Артур.

— Она может помешать, — нехотя ответила Хильда, — плохо себя ведет.

— Как ее зовут?

— Маргарита.

— Имя королевское, — произнес Роланд с улыбкой наблюдающей кобры, — в переводе с греческого оно означает «жемчужина».