Лишь одна Звезда. Том I

Роман Суржиков, 2017

Первая часть второго романа о мире Полари. Грядут большие перемены. Опираясь на силу Предметов, император устанавливает диктатуру. Несколько земель поднимают восстание против тирании. Мятеж возглавляет герцог Эрвин – умный, но неопытный и полный сомнений. Мира заживо похоронена в пещерном монастыре с призрачною надеждой на спасение. Джоакин поставил слишком высокую цель и пытается сорвать Звезду с неба. А Ворон Короны расследует заурядное убийство, которое грозит оглушительными последствиями…

Стрела

Август 1774 г. от Сошествия

Первая Зима

Роберт Эмилия Герда рода Агаты, кузен молодого герцога Ориджина, являл собою отличное доказательство того, что люди не меняются с годами. Роберт Ориджин был фаталистом и в тридцать лет, и в двадцать, и в десять. Даже младенцем он был весьма фаталистичным — кто помнит, тот подтвердит. Всю свою жизнь Роберт свято верил, что все на свете — в руках Праматерей. Как они решили — так и будет; чему положено — то и случится. Человек не в силах изменить что-либо, как ни старайся. Даже если кажется, будто принимаешь решения, на что-то влияешь — это иллюзия. Ты всего лишь реализуешь то, что начертано Праматерями.

Такие убеждения вовсе не сделали Роберта смиренной овечкой. Подростком он начал службу грея, в шестнадцать получил красно-черный плащ, в девятнадцать командовал ротой, в двадцать три — батальоном. Будучи юношей, считал выигранные поединки, а когда перевалил за дюжину, сбился со счета и больше не давал себе труда. Ходил с лордом Десмондом в Шейланд и в Рейс, и в Закатный Берег. Турнирами пренебрегал — ерунда это. Лишь однажды в Нортвуде на спор принял участие и сделался чемпионом… Словом, кайр Роберт был обычным Ориджином, не хуже прочих.

Его мировоззрение выражалось в кромешном, непрошибаемом спокойствии при любой жизненной ситуации. Роберта невозможно было удивить или выбить из колеи. Что бы ни случилось, он принимал как должное и реагировал одним словом: «Ага». Или в крайнем случае: «Бывает». Кого-то убили — ага, кто-то тяжко хворал и выздоровел — бывает. Сошла лавина, снесла родовое имение — и такое бывает. За ночь выиграл в кости полсотни эфесов — ага. Роберт, вообще-то, был не азартен, но в ту ночь Праматери распорядились — он и сыграл. В Закатном Берегу оказался в безнадежной ситуации: с одной ротой, прижатый вражескими эскадронами к замковой стене, — ага. Прикинул: что угодно Светлой Агате? Ей угодно было, чтобы Роберт бросился на штурм. Он и полез — одною ротой. Замок пал. Позже герцог Десмонд хвалил его: «Ты — герой, племянник. Это легендарный успех». Роберт ответил: «Бывает, милорд». А днем позже скакал в чистом поле, конь угодил копытом в нору, и Роберт расшиб голову — так сильно, что всю зиму провалялся на грани смерти. Он и тут сказал бы: «Бывает», — да не смог, поскольку лежал без сознания.

А когда оклемался, старый герцог поручил ему дело.

— Очень важное дело, почетное, — сказал герцог, но замялся. Казалось, боялся унизить племянника.

— Ага, милорд.

— Наши денежные трудности растут из года в год. Ситуация становится плачевной. Я хочу поручить казну герцогства человеку, которому полностью доверяю, — одному из Ориджинов. Хочу, чтобы ты, Роберт, занялся этим.

Другой бы протестовал: что за дело для воина?! Убеждал бы: я выздоровел, рана зажила, готов к любому сражению! Намекнул бы осторожно: младший сын вашей светлости, Эрвин, справится намного лучше… А Роберт не спорил, даже ни о чем не спросил. Раз так случилось — значит, Праматерям угодно.

— Ага, милорд.

С тех пор шесть лет кайр Роберт заведовал всею казной Первой Зимы.

К этому делу подходил он добросовестно, как и к любому другому. Старательно изучал отчеты управителей, крупные суммы выдавал только под расписки, каковые складывал в сундуке под замком. Раз в месяц брал на себя труд лично просуммировать все доходы и вычесть расходы. Если деньги тратились на что-либо видимое глазу — ремонт крепостной стены, строительство моста или дороги — ездил проверить, как идут дела. При этом Роберт продолжал носить двуцветный плащ и меч на поясе. Управители боялись его, как сизого мора. Если прежде кто-то воровал из герцогской казны, то теперь о краже не могло быть и речи.

Однако Великий Дом Ориджин продолжал беднеть. Кайр Роберт зорко следил за тем, куда расходуются деньги, но откуда они берутся — имел смутное представление. Конечно, Роберт знал: основной источник доходов — налоги с торговли, ремесленных цехов и вольных крестьян. Но какова должна быть сумма этих доходов?.. На нее влияла масса факторов: урожай или неурожай, овечий мор, текущие цены на шерсть, торговая политика Южного Пути, даже столичная мода! Роберт Ориджин не разбирался во всей этой чепухе, и не пытался. Он видел ситуацию так: доходы зависят от воли Праматерей. Если им будет угодно, доходы вырастут. Как правило, Праматерям было угодно обратное.

Каждый сезон кайр Роберт докладывал своему дяде:

— Милорд, доходы упали на десятину против минувшего года. Я смог сократить расходы лишь на пол-десятины, так что по итогу остались в убытке.

Герцог хмурился:

— Куда деваются чертовы деньги?..

Роберт принимался обстоятельно отвечать, герцог кривился, как от кислого вина. Роберт выкладывал на стол учетные книги и векселя. Герцог рычал:

— Хватит, довольно! Скажи коротко: в чем беда?

— Праматерям угодно, чтобы доходы упали, — невозмутимо сообщал Роберт.

— Холодная тьма… Что можно сделать?

— Будем надеяться, милорд, что в следующем году станет лучше, — советовал Роберт. Герцог следовал совету.

Был конец августа 1774 года. Жизнь повернула и двинулась другим путем. Великий Десмонд Ориджин тяжко захворал и отрекся от власти. Эрвин София Джессика — новый герцог — собирал войско.

Он вызвал Роберта для беседы наедине в шестой день своего правления. Разговор состоялся на вершине южной башни — Эрвин любил высокие места. Молодой герцог предложил выпить, Роберт не отказался. Поднял кубок за Светлую Агату, влил в себя залпом, не поморщившись. Эрвин едва пригубил.

— Ну, ты и дела затеял, кузен!.. — сказал Роберт, кивнув в сторону бойницы.

Снаружи блестело лазурью озеро, плавали утки, служанки со смехом стирали белье… А за озером долина пестрела шатрами и флагами, чадила сотнями костров, всхрапывала тысячами конских глоток. Двенадцать батальонов развернулись в долине, и она сразу сделалась тесной. Военный лагерь уперся флангами в подножья гор.

— Что ты об этом скажешь? — спросил Эрвин.

— Сильное войско, — уважительно ответил Роберт. — Славный выйдет поход, надолго запомнится.

Глубоко в душе Роберт полагал, что армия кузена будет с треском разбита. Имперские войска вдвое превосходят северян по численности и носят искровые копья. А Эрвин, ко всему, совсем неопытный полководец, так что его дело — пропащее. Однако Роберт не кривил душой: поход будет славный и памятный! Хотя и безнадежный.

— И ты не скажешь, что я совершаю самоубийство? — будто прочел его мысли Эрвин.

Роберт пожал плечами.

— Ты сказал, Агата говорила с тобой. Раз это ее воля — значит, быть посему.

— Я тоже так считаю, — с легкой улыбкой ответил герцог. — Загвоздка вот в чем: Светлая Праматерь не сказала мне, откуда взять денег для похода. Об этом я хотел побеседовать с тобой.

Роберт поднаторел в финансовых подсчетах и без труда прикинул вслух:

— У нас два батальона Первой Зимы. В каждом по четыреста кайров, каждый получает в месяц пять золотых. Добавим жалованья офицерам и походные затраты, выйдет общим счетом три тысячи девятьсот эфесов в месяц. Затем, ты призвал еще десять вассальных батальонов. Тамошним кайрам платят их лорды, но ты должен будешь оплатить продовольствие и фураж в походе, госпитали и снадобья, а также труд инженеров для осадных машин. Это станет тебе по двести пятьдесят эфесов на батальон, итого — шесть тысяч четыреста золотых в месяц…

— Еще не все, — покачал головой Эрвин. — Я ожидаю Флеминга и Уайта, и лордов Верхней Близняшки, и отзываю нашу горную стражу. Добавятся еще два батальона Ориджинов и шесть вассальных.

— Ага, — сказал Роберт и нахмурился, складывая в уме, — стало быть… одиннадцать тысяч восемьсот золотых за месяц похода. А если положить, что война не будет длиться меньше трех месяцев, то выходит…

— Пятьдесят девять тысяч эфесов, — опередил его Эрвин. — Мне понадобится не три месяца, а пять.

— Все в руках Праматерей, — согласился Роберт.

— Тут мы подходим к самому любопытному. Сколько есть у нас в казне?

Ни секунды не колеблясь, казначей сообщил:

— Сто девяносто эфесов серебром и восемьдесят шесть — золотом.

Ничтожная малость суммы не смущала Роберта. Он был уверен: дело казначея — в том, чтобы точно вести подсчет и не допускать воровства. А уж доходы — это в руках Праматерей, и от воли смертных не зависит.

Эрвин усмехнулся:

— И, я полагаю, эти баснословные богатства уже кому-нибудь обещаны?

— Точно, кузен. Твоя матушка велела выдать пятьдесят эфесов епископу и пятьдесят — госпиталю Глории-заступницы. Еще триста будут выплачены мастерам за укрепление моста через Створки Неба.

— Иными словами, я имею на сотню эфесов меньше, чем ничего?

— Бывает, — пожал плечами Роберт.

Молодой герцог сказал с улыбкой:

— Дорогой кузен, мне нужны деньги. Ты знаешь, сколько. Найди мне их.

Казначей глянул на лорда несколько озадаченно. Подобных дел ему прежде не поручали. Он привык повиноваться приказам и исполнять со всей тщательностью, но этот приказ был больно уж странным. Роберт попытался объяснить:

— Ты не понимаешь самую суть казначейского дела…

— Кузен, — добродушно подмигнул ему Эрвин, — я знаю, прошло совсем мало времени, ты не успел перестроиться… Никогда не говори герцогу Ориджину, что он чего-нибудь не понимает. Ага?

Казначей не оробел:

— Прости, я не хотел проявить неуважение. Тут нет ничего зазорного: ясное дело, герцог не понимает в финансах, ты же не купец. Но я, волею Праматерей, освоился в этой кухне, и хочу пояснить.

— Что ж, давай, — милостиво разрешил герцог.

— Видишь ли, главная задача казначея — всегда знать, сколько денег имеется в казне. Если лорд желает потратить деньги, он спрашивает о том, сколько есть в наличии, и из этой суммы исходит. Для того и ведется учет — чтобы знать, сколько можешь потратить. Безрассудные лорды тратят больше, чем имеют, и влезают в долги. Слишком осторожные тратят меньше, и в казне остается избыток, который крадут управители. Умный лорд потратит ровно столько, сколько нужно. Такова суть финансового дела.

— Извини мне глупый вопрос… а кто отвечает за наполнение казны?

Лицо Роберта прояснилось, он сказал с глубокой убежденностью:

— Это не зависит от воли смертных! Доходы — в руках Праматерей.

Герцог почему-то рассмеялся.

— Ах, как мало мы значим в этом мире! Ничтожные смертные!.. Ладно, спрошу более конкретно. Граф Шейланд оплатил выкуп за мою леди-сестру. Сколько?

— Двадцать тысяч золотых.

— Всего?!

— Двадцать тысяч сразу, и еще обязался платить по десять в год на протяжении будущих десяти лет. Общим счетом выйдет сто двадцать тысяч эфесов.

Эрвин присвистнул. Это была чудовищная сумма. Редкий император выплачивал такой выкуп семье своей невесты! Однако деньги нужны были сейчас, а не через десять лет.

— Я могу использовать хотя бы первые двадцать тысяч?

— Нет, кузен. Они давно потрачены.

— Кем? На что?

В этом Роберт был силен. Улыбка озарила суровое лицо кайра.

— Две тысячи двести пошли на устройство свадьбы Ионы. Тысячу пятьсот Иона забрала с собой в Шейланд, чтобы пожертвовать тамошним беднякам и больницам. Тысячу двести герцогиня София потратила на открытие театра в Лиде и шестьсот отдала епископу для новых фресок в Скальную Часовню…

Герцог вновь расхохотался:

— Ну и семейка! Хоть кто-нибудь здесь тратит деньги на что-то полезное?

— Оставшиеся четырнадцать тысяч пятьсот и еще двенадцать тысяч из нашей казны герцог Десмонд уплатил мастеровым цехам задатком за сооружение подземной усыпальницы.

Смех Эрвина тут же оборвался.

— Мой отец зарыл в землю половину стоимости войны?!

— Неуместный сарказм, кузен. Подземная усыпальница — важное и дорогое строение. Она…

–…очень скоро пригодится мне, если я не найду денег на содержание войска!

— Бывает, — развел руками Роберт.

Герцог глубоко вдохнул, чтобы набраться терпения.

— Ладно, Роберт, я понимаю: задача непростая, творческая. Давай подумаем вместе: где взять денег? Вот, например. Отец заплатил цехам вперед… но ведь они не потратили эти деньги сразу! Не могли же! Таких деньжищ хватит на десять лет строительства. Можем ли мы забрать назад то, что цеха еще не истратили?

— Это против чести, кузен.

— Не силой забрать, а попросить. Пообещать цехам свободу от налогов на все время, пока мы не вернем задаток.

— Хм… Да, может сработать. Думаю, тысяч десять получим.

— А нужно шестьдесят. Где взять еще?

— Герцог Десмонд в таких случаях брал в долг…

— У Короны или Альмеры! Айден Альмера заперт в осаде, а император — наш противник!

— Есть Нортвуды…

— Сибил теперь подруга Адриана. Нортвуды ничего нам не дадут. Думай еще, кузен!

Вопреки ожиданиям, новая задача расшевелила Роберта. Найти денег — все равно, что придумать план кампании, только намного сложнее.

— Ха! Есть мысль, кузен! — казначея посетило озарение. — Говоришь, ты ждешь батальоны Флеминга и Уайта? Они опаздывают, и мы с тобой знаем, что это значит: эти люди ненадежны. Опасно вести в бой вассала, который колеблется прежде, чем выполнить твой приказ. Кузен, предложи Уайту и Флемингу внести откупную подать. Вместо военной службы пусть заплатят Первой Зиме по десять тысяч эфесов. Мы получим деньги и избавимся от людей, которым не можем доверять — двойная выгода.

Эрвин уважительно кивнул.

— Действительно, отличная мысль. Ты меня радуешь, кузен. Жаль, что не могу последовать совету.

— Почему?

— Император выставит против меня десять батальонов рыцарей и двадцать — искровой пехоты. Мне нужен каждый воин Севера, который может держать оружие. Я не могу отказаться от войск Уайта и Флеминга.

— Что ж…

— Не говори свое «бывает»! Подумай еще, давай! У тебя хорошо получается.

Роберт сказал:

— Граф Шейланд может заплатить нам десять тысяч в счет будущего года… если Иона попросит его об этом.

— Иона не станет просить, — отрезал Эрвин. — Тем более, у своего мужа. Только не Иона.

— Понимаю, кузен.

— Но мысль неплоха… Сделаем вот как, Роберт: не сестра обратится к Шейланду, а ты.

— При всем уважении… куда больше шансов, что граф даст денег, если попросит Иона.

— Не бойся, даст и тебе. Он будет сговорчив и добр: я сделаю графу щедрый подарок.

— Какой?.. — полюбопытствовал Роберт.

— Предложу ему сбежать из Первой Зимы и переметнуться на сторону императора. Я уверен, банкир будет в восторге.

Роберт покачал головой, но не сказал ничего об умственных способностях кузена. Лишь развел руками:

— Бывает…

В дверь постучали, на пороге возник кайр Джемис Лиллидей:

— Милорд, вассалы собрались в большой трапезной. Ждут вас.

— Верно, пора. Идем, Роберт.

* * *

В замковом дворе раздавался звон мечей. Герцог и кайры остановились, глядя на группу воинов, окружившую двоих дерущихся.

— Поединок, милорд, — прокомментировал Джемис.

— А то я не вижу!..

Эрвин подошел посмотреть. Зрители расступились, пропуская. В центре круга рубились двое кайров.

Обычно кайровские поединки быстры и кровавы. Эрвин видал такие, что решались в два удара. Атака — неудачный блок — повторная атака. И все, один лежит, второй отирает клинок. Собственно, на этом и строится кайровская тактика пешего боя: уложить противника за считанные секунды, пока не пришли на помощь другие. В мечевом бою кайр срабатывает, как взведенный арбалет: наносит один молниеносный и неотразимый удар, отточенный годами. Это позволяет разрушить строй, врубиться в глубину вражеских порядков, сокрушить значительный отряд небольшим числом воинов.

Однако сейчас бойцы были равны по мастерству. Один атаковал с такой скоростью, что клинок расплывался в воздухе блестящей дугой. Сыпал удары градом, зажимал противника в глухую защиту, не давая опомниться. Но тот, однако, успевал раз за разом парировать и смещался так, чтобы зайти противнику в бок. Нападающий сильно рисковал: если он хоть на миг сбавит напор, вполне возможно, первая же контратака прикончит его. Но и жизнь защитника висела на волоске: спасала лишь предельная концентрация внимания, раз моргнуть — и один из ливня ударов достигнет цели.

Джемис шепнул:

— Красиво!..

Его точку зрения разделяли многие: две дюжины воинов следили за поединком, затаив дыхание. В их числе были и часовые, охранявшие двери трапезной.

— Господа, — кашлянул Эрвин, — простите, что отвлекаю!

Зрители обернулись к нему, вскинули руки в салюте:

— Милорд! Милорд!

Бойцы не заметили, и Эрвину пришлось рявкнуть:

— Отставить!

Они опустили мечи. Ни на одном не было ни капли крови. Несколько минут такого поединка без единой царапины — признак высочайшего мастерства обоих бойцов.

— Хороши, — вполголоса сказал Джемис.

— Кто начал? — холодно спросил герцог Ориджин.

— Я, милорд, — сделал шаг вперед нападавший кайр. — Мое имя…

Эрвин пропустил мимо ушей.

— Зачем?

— Он оскорбил Светлую Праматерь Агату.

— Вот как?..

— Назвал ее просто Агатой, будто какую-нибудь служанку!

— Какой ужас!.. — покачал головой Эрвин.

— Да, милорд.

Герцог повысил голос:

— И ваша память, господа, не сохранила тот незначительный факт, что я запретил поединки?!

Бойцы молчали. Джемис сказал:

— Ваш отец, милорд, поощрял…

— Ах, мы так похожи, сложно заметить разницу… Открою тайну: я — не мой отец!

Эрвин указал на кайра-защитника:

— Месяц в подземелье. В сидячем мешке.

Кайр спал с лица. В обширной темнице Первой Зимы имелись камеры разных размеров. Некоторые отличались от гроба лишь тем, что заживо похороненный имел возможность сесть.

— Милорд, за что?.. Я ведь только защищался!

— Два месяца. Вы могли принести извинения, а не хвататься за меч.

Герцог перевел взгляд на часовых:

— Вы составите ему компанию. Следовало вмешаться, а не зевать.

Три меча со звоном легли на брусчатку.

— Теперь вы… — Эрвин подозвал зачинщика поединка. — Вы устроили бой у дверей трапезной, когда меня ждут внутри. Хотели произвести впечатление и выслужиться?

— Да, милорд, — без смущения ответил кайр. Он считал себя победителем и был уверен: его не коснется наказание.

— Я дам возможность послужить, — сказал Эрвин. — Идите со мною, займите место за обеденным столом. Когда подам знак, встаньте и выйдите из зала.

— Это все, милорд?

— Поверьте: этого довольно.

В сопровождении трех кайров Эрвин вступил в трапезную.

* * *

Здесь было жарко и тесно: казалось, входишь в бочку, заполненную смолой. Зал переполнен: триста человек дышат пряными запахами яств, переговариваются, затапливая воздух гулом. Прим-вассалы — на помосте: сестра и мать, кастелян Хайрок и граф Лиллидей, бароны Стэтхем и Нойворт, полковники Хортон и Блекберри, кузен Деймон — брат Роберта. Здесь же и свояк — граф Виттор Шейланд. Секунд-вассалы — внизу, за общими столами: мелкие бароны, родовитые кайры, батальонные офицеры. Цвет герцогства, железный кулак Севера. Триста человек разом умолкли, обернувшись к Эрвину, и ему сделалось зябко.

В тишине он прошел на свое место между сестрой и кастеляном. Все, кто был в зале, поднялись и поклонились ему. Воздух громыхнул:

— Слава дому Ориджин!

Эрвин подумал: что вы запоете через десять минут, когда я скажу то, что собираюсь?.. Эти люди слышали, что сделал император. И привели свои войска в долину, и присягнули на верность молодому герцогу… Но они еще не слышали, что Эрвин собирается делать.

Иона подалась ближе к брату, он ощутил ее тепло. Со дня, как он вернулся в Первую Зиму, Иона всегда находилась около. Стояла за плечом, когда Эрвин принимал вассальные присяги; сидела рядом на совещаниях и обедах; читала книгу, пока Эрвин писал письма; с ним вместе ездила на прогулки, вместе смотрела на огонь в камине. Иона не требовала внимания: когда он был занят — а так случалось почти всегда — сестра не издавала ни звука. Но давала почувствовать: я — рядом. От этого становилось легче дышать.

Эрвин поднял кубок:

— Да славится Светлая Агата!

Вассалы выпили вместе с лордом. Он позволил им сесть, но сам не опустился на место.

— Господа, я хочу сразу сказать главное. Мы перейдем к трапезе после того, как поговорим о деле.

Зал притих. Голос лорда зазвенел в каменных стенах:

— Клянусь быть честным пред лицом сюзерена, не порочить его словом или делом, не совершать поступков, противных воле господина, как своими руками, так и руками людей, что будут служить мне. Знакомые строки?!

— Да, милорд.

— Клянусь чтить память Святых Прародителей, — чеканил Эрвин, — поступать согласно их заветам, свято соблюдать законы воинской чести. Клянусь поднимать меч в защиту слабых и невинных, беречь справедливость, уничтожать ростки зла и тьмы, проникшие в наш мир!…А эти слова знакомы вам, воины?!

— Так точно, милорд!

— Эту присягу принес каждый из нас. Пришло время ее выполнить! Каждый в этом зале слышал, что произошло в Запределье. Каждый знает: человек, занимающий престол, попрал справедливость, растоптал воинскую честь, плюнул в лицо Праматерям! Адриан решил, что стоит выше заветов, что может призвать в мир тьму и поставить ее себе на службу. Праматери ему больше не указ. Он нашел себе нового союзника — Темного Идо. Вы готовы молча подчиниться этому человеку?! Готовы стать перед ним на колени и покорно склонить головы?!

Зал взорвался негодованием. Стены едва не дрожали от криков. Воины схватывались с мест, вздымали мечи над головами.

Эрвин дал им время, затем поднял руку, призывая к тишине.

— Буду честен с вами, воины. Я не обещаю легкой победы. Не обещаю звона золота и громких почестей. Не обещаю, что многие вернутся живыми. Вы привыкли к быстрым и победоносным сражениям, привыкли, что враг дрожит перед нами… но нынешний враг не таков! Подобного врага никогда прежде не было. Потребуются все наши силы до последней капли — и все равно окажется мало. Будет трудно и жарко, на нашем пути вырастут железные стены, а земля станет гореть под ногами. Но если кто и сможет противостоять такому врагу, то это — мы, северяне. Никто другой! Ни одна сила в мире не рискнет обнажить меч, если мы не сделаем этого! Мы — последний оплот, мы — надежда Праматерей, и другой не будет! Мы родились на свет, чтобы вступить в эту войну. И я клянусь вам: это будет чертовски славная война!

Трапезная потонула в криках. Злость, азарт, предвкушение. Эрвин и не ждал другого. Убедить кайра сразиться за своего лорда против сильного врага ради славы и чести — не сложней, чем уговорить пса броситься на волка… Нет, трудная часть — еще впереди.

Эрвин вынул из-за манжеты свернутый листок и подмигнул сестре. Она была рядом, когда он писал это, но не видела текста. Он попросил тишины и показал воинам письмо.

— Согласно древним законам чести, прежде чем начать войну, следует дать врагу шанс. Если он признает себя слабым и отступит без боя, благородный воин не должен его преследовать. Потому я намереваюсь отправить нашему врагу следующее письмо.

Он зачитал с листа:

— Адриан Ингрид Элизабет, сударь. Мне известно о страшных злодеяниях, творимых по вашему приказу в Запределье. Вы преступили законы людей и богов. Если хотя бы отзвуки чести присущи Вам, Вы сделаете то, чего я требую. Остановите святотатство; судите и казните тех, чьими руками творилось зло; освободите всех пленников и выплатите десять тысяч эфесов семьям безвинно погибших; принесите извинения Великому Дому Ориджин. Лишь тогда останусь Вашим верным вассалом. Эрвин София Джессика, герцог Ориджин.

На минуту повисла гробовая тишина. Ее прорезал чей-то возглас:

— Правильно! Пусть знает! Север воюет по чести!

Кто-то подхватил:

— Верно! Адриан может поджать хвост и сбежать, если захочет!

— Дадим ему время подрожать от страха!

И следом понеслось:

— Да здравствует Ориджин! Слава Агате!..

Но верхний, господский стол хранил хмурое молчание. Кто смотрел с укором, кто — с разочарованием. Роберт обронил:

— Бывает…

— Милорд, — сказал Артур Хайрок, — это плохая идея.

— Худшая из тех, что можно придумать, — добавил полковник Блэкберри.

— Самоубийство, — ввернул Деймон Ориджин, брат Роберта.

Полковник Хортон растолковал Эрвину, будто несмышленому:

— Внезапность — наш козырь. Адриан не знает, что вы живы. Если выступим быстрым маршем, за месяц достигнем земель Короны. Возможно, Адриан не успеет сосредоточить войска, и мы разобьем их по частям. Но если предупредим, он подготовится и соберет армию. Против каждого нашего воина выйдут по два искровых копья! У нас не будет шансов!

— Учтите политическую обстановку, милорд, — взял слово граф Лиллидей. — Как только вы оповестите Адриана о мятеже, он тут же созовет своих вассалов. Можно не сомневаться, что на его стороне выступят Лабелин и Литленды, Альмера и Надежда. Это даст ему не меньше тридцати тысяч рыцарей! У Адриана будет пятикратный перевес в кавалерии! Как вы планируете победить, милорд?..

Эрвин громко кашлянул и заговорил на весь зал:

— Я хочу дать шанс не только Адриану. Здесь, среди нас, могут быть такие, кто не согласен со мною. Те, кто не готов подчиняться приказам, кто считает меня глупым и неопытным. Те, кто не верит мне. Я даю вам возможность, но только одну: встаньте и уйдите прямо сейчас, и никогда не возвращайтесь. Я не стану преследовать — даю слово лорда.

Джемис аж присвистнул. По столам пробежал шепоток. Такого не ожидал никто. Разрешение на предательство?.. Как это?..

Некоторые лица выразили колебание. Некоторые предпочли бы не идти за неженкой в его самоубийственный поход, но не могли решиться подняться с мест. Было слишком похоже на издевку или жестокое испытание. Сложно поверить, что герцог говорил всерьез.

Эрвин нашел глазами кайра — зачинщика поединка, и чуть заметно кивнул. Тот побледнел, но встал. Растерянно развел руками.

— Милорд?..

— Ступайте, — сказал герцог.

Кайр пошел к выходу, то и дело оглядываясь. Эрвин буравил его взглядом, пока воин не оказался за порогом. Повернулся к залу:

— Кто еще? Кто еще не верит мне?

Поднялось несколько человек. Потом другие, и еще. Один за одним, двадцать три воина покинули зал. Больше, чем Эрвин хотел бы, но меньше, чем опасался.

Затем он окинул взглядом верхний стол: Хортон и Блэкберри, Лиллидей и Хайрок, бароны, два кузена, сестра и мать, граф Шейланд. Никто из них не изъявил желания встать. Многие опустили глаза.

— Я рад, что теперь меж нами полное взаимопонимание, — сказал Эрвин и взмахом руки велел начать трапезу.

Иона хотела сказать что-то, но Эрвин прижал палец к губам:

— Потом.

И через плечо сестры шепнул Виттору Шейланду:

— Граф, после обеда я хотел бы поговорить с вами наедине.

* * *

Эрвин плотно запер дверь кабинета и предложил свояку сесть. Тот отказался. Застыл в напряженной позе, готовый не то сражаться, не то оправдываться, не то отвесить поклон.

— Граф, почему вы не ушли?

— Простите?..

— Я предложил уйти всем, кто не хочет участвовать в моей безумной и безнадежной затее. Большинство северян остались — они сумасшедшие, как и я. Но вы-то, граф?..

— Ваша светлость… — Виттор Шейланд потер подбородок, опустил взгляд. — Вы не лучшего мнения обо мне. Я не первый день живу на свете, милорд… Понимаю: такие, как леди Иона, не выходят за таких, как я. Уже одного этого довольно для вашей немилости… Я — сын банкира и внук купца, это верно. Но и сын графини — тоже. Вы предложили уйти, и предатели ушли. Можете думать обо мне что угодно, милорд, но у меня есть достоинство. Я остался.

— Слово «предатель» неприменимо к тем, кто не связан клятвой. Вы не обязаны служить мне.

— Но я — ваш свояк, милорд.

Эрвин искривил губы в улыбке:

— Будьте верны Ионе — этого довольно.

Граф Шейланд прочистил горло:

— Милорд, неловко говорить… Не к лицу мне пафос и громкие слова. Не тот я зверь, чтобы рычать. Но… мне тоже не по душе то, что сделал Адриан.

Эрвин смерил его внимательным взглядом, будто увидел впервые.

— Хорошо сказано. Я рад это слышать… И тем не менее, буду просить вас, граф: уезжайте. Вернитесь в Уэймар. Доложите императору о том, что видели здесь.

Виттор дернулся:

— Вы принимаете меня за…

— За умного человека, граф. Тысяча ваших воинов не изменит ход войны. Они даже не удержат Уэймар, если император пошлет туда искровиков. Но если вы сделаете, как я прошу, то спасете себя… и мою сестру.

— Вы просите… постоять в стороне, пока вы сражаетесь со злодеем и тираном?

— Да. И защитить леди Иону.

Виттор поразмыслил — и покачал головой.

— Нет, милорд, простите. Я не сделаю этого.

— Имеются весомые причины, кроме уязвленной гордости?

— Даже две. Во-первых, леди Иона не согласится стоять в стороне. Ни за что.

— Я поговорю с нею.

— И она откажет вам, милорд. Увидите.

— Увидим. А во-вторых?

— Во-вторых, у меня есть идея. Вам ведь нужны союзники, верно?

Эрвин прищурился, склонил голову в сомнении.

— Хотите сказать, вы можете привести на мою сторону Великий Дом?

— Полагаю, да.

— Как?

Виттор медлил.

— Желаете плату за это?

— Да, милорд.

— Какую?

— Ваше доверие.

Герцог издал смешок:

— Всего-то?..

— Милорд, я женат на вашей сестре и знаю, чего стоит доверие Ориджина. Дороже всего, что я мог бы попросить.

Эрвин ответил:

— Ничего не обещаю вам. Лишь одно: я дам вам право выбрать сторону, и если по какой-то причине выберете мою — я приму вас.

Виттор слабо улыбнулся:

— Этого я и хотел, милорд. Моя идея — в следующем…

Полчаса спустя граф Шейланд покинул кабинет герцога. В приемном покое дожидались леди Иона и кайр Джемис. Они застали Эрвина в странном воодушевлении.

— Милорд, ваша радость скверно пахнет, — тут же заявил Джемис. — Вы имеете дурную привычку смеяться, стоя на пороге смерти.

— Сейчас — не тот случай, — возразил Эрвин. — Близость смерти наскучила и больше не забавляет. Я стал предельно осторожен.

— Неужели? — с сарказмом процедил кайр. — Из чистой осторожности вы предупреждаете императора о своем мятеже?

— Именно.

— Даете ему время подготовиться, собрать войска, встретить нас пятикратным перевесом?

— В кавалерии. И десятикратным — в пехоте.

— А изменникам в вашем войске милостиво позволяете предать вас?

— Точно так.

— Не объясните ли смысл ваших поступков, милорд?

— И не подумаю! — Эрвин буквально лучился самодовольством.

— А мне — объяснишь?.. — осторожно спросила Иона.

— И тебе — нет.

Лицо сестры посерело. Кайр Джемис сказал:

— Вы просили правду, милорд. Извольте: ваш поступок выглядит благородной глупостью. Очень благородной… и очень глупой.

— От всей души на это надеюсь! — Эрвин подмигнул кайру. — Вы можете идти, Джемис.

Тот покачал головой и вышел. Брат и сестра остались одни.

— И тебе не объясню, милая Иона… но ты поймешь сама.

Иона повела тонкой бровью.

— Ты хотел избавиться от предателей сразу, еще до сражений?

— Верно. А зачем я злю Адриана?

В темных глазах сестры блеснули искорки:

— Ты хочешь, чтобы он прислал за тобой своих убийц с Перстами Вильгельма. Мы схватим их и покажем всему миру. Тогда Великие Дома выступят на нашей стороне!

Эрвин улыбнулся в ответ:

— Провокация, дорогая сестричка. Ее так легко принять за безрассудство противника.

Иона обняла его и шепнула на ухо:

— Знаешь, что я хочу сказать?

— Тебе достался чертовски хитрый брат.

— А еще?

— Ты гордишься мною.

— Это не все, — глаза леди Ионы были очень серьезны.

— Если Адриан разгадает мою маленькую хитрость, то решит сыграть на опережение. Захочет раздавить нас прежде, чем мы сплотим Великие Дома. Швырнет в бой каждого рыцаря, каждого искровика, каждого зверя с говорящим Предметом, который ему служит. Здесь, в долине, случится самая кровавая бойня, какую только видел Север. Земля станет цвета кайровских плащей, а от Первой Зимы не останется камня на камня. Ты об этом, сестрица?

— Да, — кивнула Иона. — Но мы все равно победим. Иначе просто не может быть. Мы — Ориджины. Мы разобьем его.

— Не мы… — тихо сказал Эрвин. — Я.

— Что?..

— Прошу тебя: уезжай. Отправляйся с мужем в Уэймар. Если они придут в Первую Зиму, хочу, чтобы тебя здесь не было.

Иона отстранилась. Обошла комнату, встала у окна. Долину накрывали сумерки, повсюду тлели искры костров.

— Как ты думаешь, милый: птицы умеют падать?

— Так же, как рыбы — тонуть…

— Если птица захочет умереть, что ей делать? Сложить крылья и рухнуть камнем вниз, на скалы… Хватит ли силы воли, чтобы не вспорхнуть в последний миг? Сможет ли заставить себя разбиться?..

Эрвин подошел ближе, а голос сестры стих до шороха.

— Я думала об этом, когда ты был… там. Стояла на башне меж зубцов, смотрела туда, где Запределье. Не видела тебя и думала о птицах… О себе. Я — не птица, мой дорогой Эрвин. Никаких крыльев, ни перышка. Мне было бы очень легко падать.

Брат развернул ее лицом к себе.

— Хочешь о смерти? Хорошо. Я вернулся из Запределья ради тебя. Проще было тысячу раз сдохнуть, чем вернуться… Так вот, не смей говорить мне про башни и перья, слышишь? Если сотворишь такое, я найду тебя на Звезде, притащу обратно на землю, а потом своими руками задушу.

— А ты не смей прогонять. Мое место — здесь!

— Иона, ты говоришь, как капризная девчонка. Вспомни, кто ты!

Северная Принцесса покачала головой с ледяной улыбкой на устах.

— Я хорошо помню, кто. А помнишь ли ты? Я — Ориджин. Ты — мой лорд, и я хочу служить тебе. У меня есть такое право.

— Сестрица, ты не…

— Прикажи! — оборвала Иона. — Прикажи что угодно, я сделаю. Тебе нужны деньги — сколько? Сто тысяч? Миллион? Я найду! Нужно командовать войском? Ты же знаешь, смогу и это! Искать союзников, договариваться, убеждать — кого угодно, хоть Темного Идо. Сидеть в засаде, ожидая, когда за тобой и мной придут всесильные убийцы? Я буду, если нужно. Только скажи!

Эрвин оторопел от этой вспышки и не находил слов. Иона продолжила:

— Но не приказывай уезжать. Не говори, что я снова должна оказаться в сотнях миль от тебя. Снова неделями не спать, снова дышать пеплом вместо воздуха. Чувствовать, как сердце леденеет в груди. Замерзать с каждой вестью, которую приносят голуби. Умирать вместе с тобой ночь за ночью, и делать вид, что живу… Не поступай так со мною, прошу. Я устала от смерти. Я знаю, как холоден мир без тебя.