Квартирантка с двумя детьми (сборник)

Роман Сенчин, 2018

В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку. Среди героев и прототипов – Аркадий Северный, Майк Науменко, Захар Прилепин.

Банальщина

Примерно через полгода после свадьбы Алина заговорила о кошке.

— Тебе со мной скучно? — Матвей не был рад этой идее.

— Ну что ты, любимый! Но представь, как будет хорошо: кошечка мурчит, мягонькая, ласковая.

— Не все они ласковые.

— Она нас полюбит. Мы ведь хорошие. — И показывала Матвею селфи инстаграммных красавиц с длинношерстными, короткошерстными, а то и вовсе лысыми подружками.

Матвей особо не сопротивлялся: оба они были фрилансерами, сутками дома, вдвоём. Тут немудрено друг другу осточертеть, несмотря на любовь. А кошка будет отвлекать, забавлять. Как ребёнок, но вариант помягче.

— Ну давай заведем. Это будет мой подарок на Новый год. О’кей?

Алина бросилась целовать Матвея:

— О’кей, милый!

— Только возиться с ней будешь сама.

— Конечно! Она станет моим питомцем. Питомицей, — уточнила Алина и засмеялась.

Она по-прежнему много времени проводила за письменным столом, но теперь, как отмечал Матвей, заглядывая в экран её ноутбука, в основном не редактировала чужие колонки, а выбирала питомицу.

За едой или после секса делилась находками:

— Смотри, какой персик! Чудесная. Но лучше короткошерстная, да? Чтоб шерсти было поменьше… Вот как тебе эта?.. А эта?..

Матвей пожимал плечами. Ему, в общем-то, было всё равно. Житель мегаполиса в четвёртом поколении, он не имел никакой тяги к животным. Даже в детстве. Пару раз родители водили его в зоопарк, но он больше пугался, чем интересовался и удивлялся всем этим лисам, львам, соболям, павлинам; в контактном зоопарке, который открылся в торгово-развлекательном центре рядом с их домом, когда ему было лет двенадцать, Матвей не погладил даже кролика. Матвею нравились игрушки в компьютере и телефоне.

— Ну вот симпатичная, — вымученно изображал он увлеченность, — и эта ничего… Но какие-то они все взрослые.

— Им почти по три месяца. Раньше заводчики не продают. Нужно все прививки сделать, ещё разное… — Алина красиво помахивала рукой.

— Три месяца, это, слушай, уже сформировавшаяся кошка.

— Да ладно! Маленькие ещё, плюшевые.

После недели изучений разных сайтов и каталогов Алина выбрала пятнистую кошку породы оцикет.

— Вот эта, Васса. Она моя, я чувствую. Смотри, какой гордый взгляд. Принцесса настоящая!

Матвей снова пожал плечами: как хочешь.

— Ура! Заводчица просит перевести ей пять тысяч — аванс.

— А вообще сколько она?

— Двадцать пять. Плюс корм, к которому привыкла, витамины…

Матвей с трудом проглотил возникший в горле ком горькой слюны.

— Хорошо.

Заехала навестить тёща. Алина показала фото кошечки ей.

— Подарок на Новый год. От Матвея.

— Зачем вам это надо? Скучно жить стало?

Тёща Матвею нравилась — реалистка без романтических закидонов.

Но ни слова своей матери, ни Матвеевой, ни бабушки не убедили Алину не заводить кошку. Впрочем, и аргументов весомых они не приводили.

Алина сводила Матвея в зоосалон. Купили розовый лоток, чесалку, кормушку, поилку, когтеточку, двухэтажный домик, мышку и рыбку на резинках, шлейку, чтобы гулять весной на улице. Все самое лучшее и дорогое.

Дней через десять после Нового года заводчица привезла Вассу.

— Высоко живёте. Двадцать четвертый этаж. Не страшно? Вот, принимайте.

Из сетчатого окошка переноски на Алину и Матвея глядели два круглых недобрых глаза.

— Вассочка, Вассочка, это мы-ы, — засюсюкала Алина, — твои новые хозяева и друзья.

— Странное имя для кошки, — заметил Матвей.

— Я всем своим подобные даю. Они и сами серьёзней от имен становятся — дворянестей… Этот помет у Инессы третий, и все детки на «в»: Васса, Виллиса, Василиса, Велес. Так, — заводчица спохватилась, — к делу. Мне ещё Витуса отвозить…

Помимо кошки у неё был с собой мешок сухого корма, несколько паучей, витамины, наполнитель для лотка и горстка использованного в полиэтиленовом пакетике.

— В новый насыпьте, чтоб поняла, куда ей свои дела делать.

Матвей тут же это исполнил. Поставил лоток рядом с унитазом.

— Вот сюда, Вассочка, — сказала заводчица, — сюда, поняла?

Кошка обнюхала лоток и, вроде кивнув, пошла на кухню.

Заводчица дала несколько советов по уходу, погладила воспитанницу и даже слегка всплакнула, забрала деньги и ушла.

— Ведь прелесть же, а? — тиская полосатую Вассу, безвольную от неожиданной перемены в жизни, говорила Алина. — Скажи!

— Симпатичная.

Минут сорок она не выпускала кошку из рук, позируя с ней так и этак. Матвей давил на белый кругляшок на дисплее айфона.

В конце концов жена спустила Вассу на пол:

— Отдохни, красавица. — И стала постить лучшие фотки в «Инстаграм», «Фейсбук», «Твиттер», «ВКонтакте»; Матвей пошёл в комнату работать.

Только увлёкся переводом с айтишного языка на русский статьи про новую компьютерную программу — на кухне раздался визг.

«Поцарапала!» — Матвей вскочил.

Алина застыла с перекошенным от ужаса лицом. Кошка возле двери на лоджию деловито скребла ламинат.

— Что случилось?

— Она… Она написала. Взяла и написала.

Матвей выдохнул.

— Ну и что?

— Мы же ей показали куда… Почему она так? — в голосе Алины зажурчали слёзы.

— О господи… Привыкнет.

Алина посмотрела на Матвея растерянно; её двадцатитрёхлетнее личико сделалось совсем детским. Матвею представилась Катя Самбука, и он передёрнул плечами от неожиданного отвращения и возбуждения.

— Вытри, пожалуйста, — попросила Алина.

— Хм! Кажется, ты обещала за ней все делать.

— Ну я не могу сейчас. Мне надо привыкнуть.

Продолжая хмыкать, Матвей нарвал бумажных полотенец, впитал в них желтоватую лужицу, потом протёр ламинат влажными салфетками. Взял в руки Вассу.

— Только не бей её, пожалуйста, — испуганно попросила жена.

— Ты за кого меня принимаешь?

— Извини…

Отнес её в туалет и посадил в лоток.

— Вот сюда надо ходить. Сюда, ясно?

Кошка, брезгливо поднимая лапы, выбралась на пол.

— Может, ей не нравится, что там использованный наполнитель есть? — предположила Алина.

— Может… Но не после же каждого пописа его меняют.

— Ну да, наверное…

С того дня кончилась для них спокойная жизнь. Права была тёща. Васса лоток не признавала напрочь. Выбрала место и ходила туда. Раза по четыре в сутки по-маленькому и утром и вечером по-большому.

— Надо поставить что-нибудь, — сказала Алина на третий день. — Вассочка увидит, что её место занято, и пойдет на лоток.

— А если туда лоток поставить? И постепенно его двигать к туалету?

— Точно! Ты гениальный мужчина. — Алина обняла Матвея и поцеловала его; позже ему вспоминалось, что это был последний искренний, по-настоящему страстный поцелуй.

Лоток не помог — кошка стала гадить в прихожей.

— О, это ближе к туалету! — обрадовался было Матвей и, морщась и содрогаясь от брезгливости, убрав какашки, поставил на это место лоток.

На другое утро Васса сходила в комнате.

Матвей с Алиной ещё спали, когда послышался уже знакомый им скрёб по ламинату. Энергичный, быстрый. Во сне Матвею представилось, что это умелый мастеровой шпатлюет стену их квартиры. Они делают ремонт, наняли рабочих, отличных, профессиональных, и вот кипит работа…

Матвей открыл глаза. Правой передней лапой Васса энергично засыпала несуществующим песком вполне реальные колбаски.

— Да что ж это! — закричал Матвей.

Кошка оглянулась на него и не стала убегать. Смотрела зло и серьезно, словно говоря: я буду испражняться там, где считаю нужным.

Этот взгляд Матвея взбесил. Соскочив с кровати, он схватил Вассу за загривок.

— Сколько можно? Ты офигела вообще!..

Васса зашипела как-то по-змеиному, извернулась и вцепилась зубами Матвею в запястье. Он рефлекторно ударил её свободной рукой в голову.

— Перестань её бить! — закричала Алина.

— Да я её!..

— Отпусти быстро! Отпустил, сказала!

Матвей швырнул Вассу в прихожую.

— Ты живодёр, я тебя боюсь.

Матвей устало сел в кресло. Сказал глухо:

— Иди лучше говно убери.

— Сам убери!

— Твоя кошка.

— Она даже ко мне не подходит. Спит где-то под диваном. Теперь понимаю — ты её запугал.

— Я её пальцем не трогал.

— Аха, видела. И это при мне. А без меня вообще её лупишь.

— Я, — повторил Матвей, четко отделяя каждое слово, — её не трогал.

Какашки наполняли комнату своим запахом. Алина лежала в кровати, натянув одеяло на нос, без всякой нежности смотрела на Матвея.

Матвей сходил в туалет, нарвал бумажных полотенец. Убрал твердые, ещё теплые колбаски, протер ламинат влажными салфетками.

Умылся. Проходя на кухню, покосился на розовый, с ровным слоем наполнителя лоток.

Только стал варить кофе, появилась Васса.

— Мя!

Обнюхала свою миску для паучей и повторила нагло и требовательно:

— Мя!

Матвею захотелось выругаться. Вообще-то материться он не любил, да и не имел привычки, но тут прямо затрясло. Пересилил себя, поднял миску — кошка тут же легла на её место, такой у неё был обряд, — помыл, выдавил в неё содержимое пакетика Brit. Поставил миску в микроволновку, включил на десять секунд и спросил:

— Ты когда будешь в лоток ходить?

Васса сурово и смело смотрела на него. Взгляд говорил: вот вырасту, ты у меня получишь, отомщу.

Звенькнули часы микроволновки, Матвей вынул миску. Потрогал пальцем кошачью еду. Горячевата. А Васса поднялась, задрала хвост и ждала.

— Мя! — не выдержала. — Мя-а!

— Сейчас остынет…

Вспомнил про турку на плите. Метнулся, и как раз вовремя — кофе поднималось коричневой шапкой. Успел.

— Мя-а!

— Что я тебе, слуга, что ли? — прыгающим голосом сказал Матвей и закричал: — Алина, корми свою кошку!

— Накормлю, когда встану! — злой, совсем чужой крик в ответ.

— Она тут мякает!

— Ну так накорми — не надсадишься!..

Их семейная жизнь давала трещинки. Мелкие, но частые. Потрескивала с каждым походом Вассы не в лоток. А лоток она попросту не замечала. Замечала, изучала, обнюхивала всё, кроме лотка.

— Вы скажите, — на грани истерики требовала Алина по телефону у заводчицы, — вы сами — сами! — видели, что Васса ходила в лоток?.. Вы — видели?.. — Некоторое время слушала, теребя вышитую бабочку на домашнем худи, потом резко оборвала стрекочущую из трубки скороговорку: — Вы, получается, нас обманули. Да, обманули. Сказали, что Васса приучена, а на самом деле это не так. И всё, до свидания! — Бросила телефон на тахту, повернулась к сидящему в кресле Матвею: — Говорит, типа у кошки стресс, нужно подождать. У меня тоже стрессы, но я не ссу где попало… Помнишь, какая от неё вонь была?

Матвей хотел уточнить, от кого, но не стал, чтоб лишний раз не раздражать жену. Наверняка от заводчицы. Кивнул.

— Ну вот. У них там в одном помещении тридцать кошек — разве проследишь, кто куда ходит.

На кухне послышалось знакомое царапанье, и Матвей бросился на него, надеясь опередить кошку. Сначала Васса как будто разгребала ламинат, а потом присаживалась… Схватил за шкирку, понёс к лотку. Опустил на наполнитель. Но из той уже всё вылилось по дороге.

— Да сколько можно!..

Алина сходила в зоосалон и принесла две пластиковые бутылочки. В одной был спрей для приучения котёнка к лотку, в другой — корректирующий его поведение, отпугивающий. Первый пшикнули, естественно, на наполнитель, второй распылили по полу квартиры.

Не помогло — лоток был по-прежнему чист, а на ламинате возникали желтые лужи и коричневые то колбаски, то лепешки…

Васса осваивалась. Стала прыгать на подоконник — это было переносимо, так как цветов они не держали, — на письменные столы, на кухонный, роняя салфетницу, соль. Потом нашла себе карусель: забиралась на шторы и качалась, оставляя на ткани борозды-стрелки… Алина истошно кричала, Матвей хватал кошку за шкирку, и тогда Алина переключалась на него:

— Не трогай Вассочку!

Матвею стали сниться кошмары. Вернее, один и тот же: он идёт в сумерках по лесу. Деревья толстые-толстые, но мёртвые, ветви скрипят, что-то укает, машут большими крыльями невидимые птицы. И тут начинается скрёб, режущий уши, раздирающий души… Иногда скрёб во сне совпадал со скрёбом, который производила Васса наяву.

Работоспособность Матвея упала. Он не мог сосредоточиться, чувствовал непроходящую усталость, желание отвлечься, развеяться. Впервые года за два посмотрел ролики Кати Самбуки.

До близости с Алиной он мало общался с девушками, предпочитая порносайты. Самой любимой моделью была эта самая Катя Самбука. Может, потому, что она занималась не совсем порнухой, но её ролики были круче и горячее, чем секс одной девушки с дюжиной негров…

Катя Самбука выходила на сцену совершенно голой и танцевала, дразня стоящих внизу, почти дотягивающих до неё руки сотен парней. Иногда танцевала с фаллоимитатором, который без усилий вставляла себе между ног; иногда вместе с другими девушками, которые гладили и целовали её…

Это было как аниме, Катя Самбука казалась не совсем настоящей — слишком хорошая у неё была фигура, и личико тоже, и грудь, да и та простота, с какой она показывала всю себя, втыкала в промежность блестящую дубинку, кукольно улыбалась, раздавала воздушные поцелуи, напоминала мультик. Но при этом она была живой, из костей, мяса, кожи, и её очень хотелось. Возникала уверенность, окажись вместе с такой девушкой, и жизнь твоя станет лёгкой, простой, счастливой. Начиная с секса и заканчивая деньгами. Или наоборот.

Алина не была похожа на Катю Самбуку. Впрочем, типаж одинаковый: этакие живые куколки. Миниатюрные, нежные, чистенькие, с хлопающими глазками. И вот выяснилось, что Алина другая. Она может быть злой, способна орать, приказывать… Она попросила эту чёртову кошку, обещая ухаживать за ней, а сама свалила на него, Матвея.

И Матвей снова стал крутить ролики с голой куколкой-блондинкой, такой доступной, но недосягаемой, идеальной, радующейся толпе, тянущей к ней руки самцов… Теперь Матвей, казалось, понимал, почему многие мужчины фанатеют от Мэрилин Монро, Анджелины Джоли, Саши Грей, Анны Семенович, Кати Самбуки — им отвратительна та реальность, в какой они пребывают. Квартиры, жёны, кошки…

Половая жизнь у Матвея и Алины расстроилась. Она не горела желанием, и он тоже. Вечером ложились в кровать будто выжатыми, избитыми и засыпали, прислушиваясь к шорохам.

Постепенно Матвею стало интереснее с Катей Самбукой, чем с женой. Он стал искать возможность оставаться с Самбукой наедине. Испугался этого, попытался приласкать Алину. Та поначалу прильнула, а потом отстранилась:

— Не могу.

— Почему?

— Ты стал какой-то другой.

Нежность мгновенно сменилась в Матвее на раздражение. И он усмехнулся:

— И ты тоже!

— Да? В чём же, интересно, я стала другой?

Произошла ссора. Алина оделась и ушла.

Матвей думал, что она поехала к родителям, надеялся, что все им расскажет. Соберутся, обсудят, он внятно и понятно расскажет про кошку, про то, что Алина не убирает её дерьмо, хотя обещала, и тёща наверняка встанет на его сторону. И проблема как-нибудь разрешится.

Но Алина ездила не к маме с папой. Вернувшись, сказала:

— Я была у своего психиатра.

— Что? — Матвей от неожиданности не осознал смысл фразы. Или не захотел.

— Я была у своего психиатра, — стальным, но на грани визга голосом повторила жена. — И он выписал мне направление в больницу. Завтра утром я ложусь.

— Куда? В психушку?

— Называй это психушкой, если тебе доставляет удовольствие.

— Погоди, ты серьезно?

Алина смотрела на него взглядом Вассы — суровым и смелым.

— Я рассказывала тебе, что у меня подвижная психика.

— Одно дело подвижная, а другое — в больницу.

— Иногда лечение необходимо. И не только мне, кстати. — И спросила слегка потеплевшим голосом: — Ты меня проводишь?

Матвей дернул плечами: куда деваться…

Он сидел на кухне, а она укладывала вещи в сумку. Как-то слишком энергично, почти радостно, словно ехала не в больницу, а на море. Матвею хотелось нажраться. Он иногда выпивал, но так, по-детски — бутылочку-другую пивасика. Сейчас же организм требовал пузыря водки. Влить и отрубиться. Ничего не чувствовать, не понимать. А утром умирать с похмелья. Это лучше, чем идти и искать кошачьи лужи и колбаски, потом везти жену в психушку…

Пересилил себя, не побежал в магазин «Красное и белое». Пообещал себе: завтра.

Его разбудил уже привычный скрёб по ламинату. И если раньше Матвей срывался на выворачивающий нутро звук, то теперь, в последние дни, он поднимался медленно, надевал треники, совал ноги в шлёпки. Покорно устранял следы кошачьей жизнедеятельности…

Айфон Алины запиликал в восемь утра. Она быстро умылась, оделась и, с изумлением посмотрев на мужа, будто только теперь обнаружив его присутствие в квартире, сказала:

— Собирайся, пожалуйста, через пять минут такси подъедет.

Психбольница находилась на окраине города, в сосновом бору. Несколько кирпичных зданий за забором из металлических прутьев.

Алина уверенно шагала к ближайшей от ворот одноэтажке, каблуки сапожек стукали о почищенные от снега бетонные плиты. Матвей тащил большую синюю сумку. Жизнь с каждым метром движения по этой территории рушилась всё сильнее. Обвал, град из осколков…

Внутри одноэтажки оказалась регистратура или приемный покой — в общем, там оформляли больных; Алина заглянула в кабинет с открытой дверью и протянула бумажку.

— А, да, — услышал Матвей приветливый, как старой знакомой, голос, — придется подождать, Алина Витальевна, сейчас тут с одним персонажем разберемся… Посидите в коридоре.

Матвей присел первым на мягкую скамейку. Оглядывался, слух работал напряжённо. В конце коридора шипел душ, и мужской тенорок, веселый и как бы насмешливый, повторял:

— Голову мыль получше. Голову… Мыль голову, не жалей. У нас — чистота.

Потом провели крупного, но с лицом пупса, подростка.

— Вот сюда, — велел высокий, плечистый дядя в белом халате, и они скрылись в кабинете напротив того, куда заглядывала Алина.

Через полминуты в кабинете раздался нечеловеческий крик. Пупс выскочил в коридор с закатанным рукавом на левой руке. Побежал, продолжая кричать. Дядя догнал, мгновенно скрутил. Увёл обратно.

Матвей глянул на жену. Она сидела спокойно, с прямой спиной, смотрела в стену.

— Ты здесь была уже? — спросил.

— Да, немного.

Ответ был сухой и равнодушный.

— В каком смысле — немного?

— Полежала две недели. В одиннадцатом классе. Перед егэ… Очень волновалась…

Из конца коридора вышел хмурый человек с мокрыми волосами, в руке держал старомодный портфель. Его сопровождал другой, но такой же немолодой, высокий и широкоплечий дядя в халате. Глянул на Матвея и Алину, спросил весело:

— Вы тож к нам?

— Да, — ответила Алина.

— Обои?

— Нет, только я.

— Ну, погодите десять минут. Определим товарища…

Они вошли в кабинет.

Матвей молчал. Происходящее было нереальным, и слова, вопросы, казалось, могут окончательно реальность убить, раздавить, и его тоже придётся волочь, крутить, лечить…

Алину, слава богу, не заставили мыться в душе в конце коридора, оформили довольно быстро. В сопровождении веселого дяди-санитара они пошли в соседнее здание. Алина шагала быстро, дядя и Матвей даже приотстали.

— Ты, — учил Матвея санитар, — десять минут погоди, а потом поднимись на третий этаж. И передашь вещи. Скажи, такой-то такой-то. Ей не положено ничего иметь…

— Если не положено, зачем передавать? — раздражённо ухмыльнулся Матвей; захотелось поспорить.

— Ну а как она без телефона, кремов своих всяких, ещё чего там…

— Ясно. Вернее, абсурд полнейший.

— Почему абсурд? — в голосе дяди вместо насмешки появилась обида.

— Нельзя с собой, а передать, значит, можно.

— Ну, порядок такой…

На прощанье Алина коснулась губами щеки Матвея и попросила:

— Только Вассочку не бей, пожалуйста.

— Да не собираюсь я её бить!

— Обещаешь?

— Обещаю.

Теперь Алина поцеловала его крепче, но по-прежнему в щеку. И исчезла за тяжелой стальной дверью с глазком.

Матвей спустился вниз. Постоял на крыльце, вдыхая чистый, морозный воздух. Рядом гудело сотнями машин Объездное шоссе, а здесь было свежо, как в лесу… Матвей достал телефон, нашёл номер Кирилла. Ещё вчера вечером он решил, что нажрётся вместе с ним.

— Привет. Узнал? Это Матвей… Ну, блин, однокурсник твой… Давай выпьем, как на первом курсе… Случилось… Предлагаю в «Бункере» через час. Там и расскажу.

Конец ознакомительного фрагмента.