Карл Бер. В поисках «Подсолнечного царства»

Роман Русинов

Карл Бер (1792—1876) известен как выдающийся естествоиспытатель XIX века,основоположник таких наук, как эмбриология и сравнительная анатомия, но мало кто знает, что он был и полярником, совершившим экспедицию на Новую Землю, где искал следы Подсолнечного царства (Гипербореи), которая открыла ему свои тайны, но не только этим исчерпывается ее значение.

Глава III

Закончив все дела в Санкт-Петербурге, экспедиция Академии наук под руководством профессора естествознания Карла Максимовича Бера, в состав которой также входили натуралист Александр Леман, художник Карл Редер, препаратор Михаил Филиппов и служитель Владимир Дронов, 26 марта 1837 года на перекладных выехала в Архангельск. К путешествию на Новую Землю Бер и его товарищи подготовились очень основательно, взяв с собой дополнительно к приборам, провизии, тёплой одежде и снаряжению 10 вёдер водки, хотя сам Карл Бер был против такого элемента в багаже, но Карл Редер ему всё объяснил:

— Герр профессор, это Россия, а в её глубинке деньги до сих пор имеют очень плохое хождение, иное дело водка, которая хороша и как лекарство, и как напиток, и как валюта, особенно среди ямщиков…

— Ямщиков?!! — в ужасе воскликнул Бер — Да даже рюмки этого полугара более, чем достаточно, чтобы нарушилась работа мозга, в результате чего ямщик неминуемо потеряет управление экипажем и наша экспедиция трагически завершится, даже не начавшись…

— Не беспокойтесь, профессор — вставил слово Леман — Русские ямщики — народ привычный ко всему, в том числе и к чрезмерному употреблению алкоголя, и к управлению экипажем в состоянии полного отсутствия сознания. — и, помолчав, добавил — Может, это и ни к месту, но я знал одного ямщика — бывшего конного артиллериста — который лихо управлял несущейся на полной скорости кибиткой, не имея при этом правой руки. Конечно, сейчас он этим делом не занимается и то лишь потому, что поднакопил денег за время своей ямской гоньбы и открыл придорожный трактир, но за особо быструю доставку он брал только водкой, часть которой употреблял прямо на козлах, а часть сохранял, чтобы потом перепродать. Поэтому беспокоиться нечего, до Архангельска мы доедем быстро, в целости и сохранности.

Карлу Беру с трудом верилось в слова Лемана, но пока их подтверждала сама жизнь. Две кибитки с учёными летели по накатанному тракту по направлению к Архангельску, поднимая дорожную пыль столбом, а водка, которую чарками глушили ямщики, никак не влияла на управление экипажами, разве что они гнали быстрее. Это никак не укладывалось в голове у Бера, который ещё раз понял, что Россию и русских невозможно понять рациональной частью мышления. Увиденное тоже удивляло профессора и его спутников, в первый раз решившихся на путешествие по глубинной России. С одной стороны, они всегда думали, что чем ближе регион к столице страны, то тем более он богат и развит, а земля, находящаяся в крепких руках природного дворянства, просто обязана процветать, но едва за кормой их кибиток осталась последняя городская застава Санкт-Петербурга, как им и в лицо ударила ужасающая по своим масштабам разруха, на фоне которой давно не ремонтированный тракт был ещё самым приличным явлением. Старые, насквозь прокопчённые, покосившиеся, местами вросшие в землю по самые крыши избы (или, если быть точнее, лачуги) по краям дороги; гигантского размера кладбища рядом с маленькими деревнями; разваливавшиеся от старости церкви с побирающимися пьяными священниками; огромные пустыри там, где ранее была пашня — всё это говорило о гигантской катастрофе, которая ураганом прошла по этим землям и которой Бер не находил объяснения, ведь Отечественная война 1812 года до этих земель не докатилась, а позже тут не было ни войн, ни эпидемий, ни каких-либо других природных катаклизмов. Все его сомнения одним махом разрешил ямщик.

— Да под такими барами примечательно уже то, что люди вообще живут. Баре-то местные давно поразорялись, сами в долгах, как в шелках, однако в Питербуге живут на широкую ногу, а для того им деньги нужны и взять их можно только отсюда, со своих деревень, вот и дерут с крестьян три шкуры и плевать им на то, что скоро с местных людишек совсем будет драть нечего — в сих местах уже четвёртый год неурожай, люди чуть ли не кореньем живот свой поддерживают, а оброк платить обязаны — не то либо кнут, либо Сибирь. Эх, зараза! — ругнулся ямщик и закурил трубку.

— Поразительно! — размышлял вслух Бер над словами ямщика — В культурных странах принято, что если у человека есть какое-либо поместье в личной собственности, то он будет всячески его оберегать и развивать, а российские дворяне ведут себя по отношению к своей собственности так, будто она — их военный трофей, с которым можно сделать всё, что угодно, а затем — выкинуть за ненадобностью. Тут только одно из двух: или русские дворяне — враги России и русского народа, делающие всё, чтобы их уничтожить, или они — больные на всю свою дурную голову, ибо не может человек в здравом уме рубить сук, на котором сидит…

Услышав слова Бера, ямщик обернулся:

— Барин, вам нездоровится? — испуганно спросил он Бера.

— Нет, со мной всё хорошо, это так, мысли вслух. — ответил Бер, усаживаясь в кибитке поудобнее. — А вы чем-то обеспокоены?

— Да нет, барин. — ответил ямщик и вновь устремил взгляд в дорожную даль. Карл Бер вновь успокоился и попытался было заснуть, но сон никак не приходил к нему, в память его так и лезли слова брата о том, что русские — это дикий народ, который запросто может признать его за шпиона или колдуна и жестоко убить за это, да и ямщик как-то странно на него смотрел. Наконец, ямщик не выдержал и спросил:

— А вы, барин, стало быть, из остзейских немцев будете?

— Да. — ответил Бер, на секунду замешкавшись, потому что забыл, что русские в обиходе часто называют его родную Прибалтику Остзейским краем. Ямщик в ответ ухмыльнулся.

— Да ничего, барин. Просто за эти годы я привык, что ваши исключительно люди военные, а вы вот — первый штатский остзеец на моей памяти…

— Я еду в Архангельск по научным делам. — ответил Карл Бер — А вы раньше в армии служили?

Конец ознакомительного фрагмента.