Непогода

Роман Мотькин, 2022

Признайтесь, вам хоть раз казалось, что вашу жизнь контролирует кто-то невидимый? Так вот, это правда! Только управляет нами не пресловутое мировое правительство, а таинственная фирма «Мира», подчинившая дожди, грозы и туманы, чтобы влиять на жизнь людей. Главный герой повести, оказавшись внутри системы, задумывается о свободе воли, о праве отдельного человека определять судьбы окружающих, сталкивается с проблемами взросления, ответственности и выбора собственного пути. Казалось бы, разве это не здорово – подтолкнуть друг к другу влюблённую пару, победить преступность, развить экономику целого государства? Но что, если не у всех сотрудников фирмы такие благие намерения? Что, если о существовании фирмы прознает общественность? На эти вопросы ответит фантастическая повесть Романа Мотькина «Непогода».

Часть первая

1

Горожане, застигнутые ливнем, в спешке искали укрытие. Щелкали зонтики, бойко цокали каблуки, хлопали двери такси. Самые невезучие помчались под крыши ближайших домов, прикрывая головы пакетами и папками.

Я забежал под козырек невзрачного офиса, сунул солнцезащитные очки в сумку и осмотрелся. С доски у двери ветер сорвал небрежно прилепленную листовку, обнажив объявление: «В центр механики погодных явлений требуется стажер. Второй этаж».

Отучившись на метеоролога, я надеялся, что смогу удачно устроиться, однако первые же собеседования дали понять, что эти грезы придется оставить. И всё же я был настолько наивен, что, несмотря на таявшие сбережения, верил: что-нибудь обязательно подвернется.

Оценив лаконичность объявления, я решил рискнуть. За единственной незапертой дверью с табличкой: «Центр поведенческой метеорологии» обнаружился обыкновенный школьный кабинет с деревянными партами в три ряда, массивным столом учителя и выцветшими шторами.

Впереди сидели двое молодых людей, с недоумением поглядывая на долговязого старика у окна. Последний как нельзя лучше подходил интерьеру: пиджак с потертыми рукавами, серая рубашка в полоску, черные лоснящиеся брюки… Заметив меня, он встрепенулся и бойко воскликнул:

— Прошу вас, молодой человек! Вам нравится, как звучит дождь? Мы отдали годы на создание симфонии, а большинство ее попросту игнорирует!

Старик бережно снял очки с внушительными линзами и положил их на подоконник.

— Говорят, сами магистры, — гордо начал он, почтительно подняв указательный палец, — приложили к дождю руку: отсекали лишние тона, вводили новые переливы и оттенки, подбирали аккорды, так сказать. А от этих, — старик кивнул на копошащихся внизу людей, — только и слышишь: мол, дождь стучит, барабанит, бьет… Какое чудовищное, преступное упрощение! Дождь живет, дышит, играет! И-гра-ет, понимаете?

Последнюю фразу он напел, дирижируя в такт слогам. Раздался смешок. Молодые люди, смущенно улыбаясь, встали и засеменили к выходу. Старик достал серый платочек, быстро протер линзы и суетливо нацепил очки, но нарушители тишины оказались проворнее и улизнули невидимыми. Старик вызывающе посмотрел на меня. Моё положение не оставляло особого выбора — у ребят хотя бы были зонты…

Я уселся за ближайшую парту и кивал старику, не вслушиваясь, правда, в его пространные размышления. После фразы о магистрах стало ясно, что собеседование не сулит ничего хорошего. Стараясь помягче завершить его рассказ, я неловко привстал и попросил описать вакансию.

Такой очевидный вопрос будто бы выбил старика из колеи: с видимым усердием подбирая слова, он испытующе взглянул на меня и процедил:

— Работа сложная, крайне деликатная, но интересная!

Затем достал из громоздкого саквояжа пару листов.

— Это наш, так сказать, опрос.

Первые задачи касались общих знаний метеорологии и не представляли ни сложности, ни интереса. Следующий блок сочинял, похоже, сам ополоумевший старик: фирму волновало, часто ли я наступал в глубокие лужи, сталкивался с турбулентностью при перелетах, чувствовал возбуждение перед грозой.

Далее шли подозрительные вопросы о человеческих качествах, скопированные, казалось, из мужского журнала. Подивившись современным методам найма, я с радостью заметил, что ливень пошел на спад, наскоро заполнил бланк, машинально указав адрес и телефон, и передал листы старику. Тот опустился за стол и принялся дотошно изучать ответы.

Прошло десять минут, а он всё не унимался: выводил неведомые формулы, что-то зачеркивал, перечитывал и стирал. Я же угрюмо смотрел на распогодившееся небо. Наконец старик аккуратно отложил листы, поблагодарил за собеседование и пообещал, что со мной свяжутся. Уже закрывая дверь, я услышал:

— Молодой человек, а очки всё-таки не носи. До тебя не достучишься, так сказать…

2

Следующим утром моя съемная квартирка наполнилась мерзкой трелью. Я вскочил, раздраженно уставился на часы и выругался. Запыхавшийся курьер в мокром дождевике всучил мне тяжелую черную сумку с ноутбуком, заставив расписаться на намокшем листе, и резво сбежал по лестнице.

В глубине души я даже зауважал сумасбродного работодателя, хотя сомнения в адекватности конторы только усилились. Поборов мимолетное желание продать ноутбук, я вытащил его из чехла. Корпус был испещрен царапинами, по бокам виднелись внушительные вмятины. Казалось, аппарат выдержал не один год боевых действий, чем тут же завоевал мое доверие. Единственной установленной программой оказалась некая «Мира». Стартовый экран поприветствовал меня:

«Честной погоды, соискатель Х-3345!

Поздравляем, собеседование пройдено успешно! Полный доступ к системе и статус стажера будут предоставлены после сдачи вступительного экзамена. В случае неудовлетворительного результата испытательный срок считается не пройденным, оборудование подлежит возврату. Экзамен состоится 15 июля в 9:00. Бойся попутного ветра!»

В единственном открытом разделе «Теория», включавшем тысячи научных работ, мне оказались доступны следующие труды:

1. «История ООО “Мира”, его структура и принципы организации»;

2. «Механика управления погодными явлениями. Том первый»;

3. «Философский и моральный аспекты метеорологического манипулирования»;

4. «Роль стажера в ООО “Мира”, функции и полномочия».

Я открыл первую книгу, забрался на диван с чаем и тарелкой любимых бутербродов и принялся за чтение…

Через несколько часов я очнулся в той же позе с остывшим чаем и заветренными бутербродами. История фирмы началась в шестидесятые годы. В то время в Союзе изыскивались различные способы доминирования над Штатами — от ядерных бомб и полетов в далекий космос до попыток поднять уровень рождаемости до показателей Китая путем изменения рациона граждан. Очередной разработкой стала «Мира» (по имени дохристианского божества басков, отвечавшего за погоду) — устройство, позволявшее посредством волнового излучения создавать необходимые погодные условия в небольшом радиусе вокруг прибора.

К сожалению, в свет изобретение не вышло. В связи с конфликтом между разработчиками и номенклатурой группу расформировали. Ученых отстранили от деятельности и расселили по стране. Тем не менее группа не распалась и спустя годы тайной переписки организовала ряд подпольных испытаний, где завершила разработку первого метеоманипулятора. В годы застоя команда сконцентрировалась на развитии технологии, а в перестройку вырвалась за рубеж. В одной из балканских стран была создана частная организация, в ее совет директоров вошли пятеро разработчиков.

Официально фирма занималась прогнозированием, оказывая «специализированные климатические услуги». Основная работа велась подпольно. В 1989 году в неназванном немецком городке был успешно проведен эксперимент по установке едва заметных устройств и испытанию их функционала: итогом разнообразных манипуляций стали резкое уменьшение числа преступлений и существенный рост рождаемости. Ученые осознали, что ресурсы организации позволяют не только манипулировать локальными явлениями, но и влиять на значимые социальные и политические процессы.

Начались массовое производство и установка скрытых камер, а также оборудования под видом вышек сотовой связи в России, США, Китае и Индии. На рубеже веков была принята «Хартия метеоролога», установившая жесткую иерархию фирмы.

Пять отцов-основателей, именуемые магистрами, ежегодно готовят и утверждают Генеральный план, регулирующий глобальные вопросы: демографию, социальную напряженность и темпы экономического роста отдельных регионов, дипломатические отношения, катастрофы, эпидемии.

Мастера первого ранга детализируют Генеральный план значимыми статистическими показателями: например, задают комфортные погодные условия для развития сельского хозяйства в регионе. Нижестоящие мастера планируют степень и способы метеовлияния на определенной территории. В подчинении у мастеров находятся стажеры, контролирующие исполнение Генплана на местах, и механики, отвечающие за техническое состояние оборудования…

Я заставил себя подняться и подошел к окну, откуда открывался живописный вид на серую стену соседней многоэтажки. Мне не давали покоя мысли о внезапном ливне, сорванной ветром листовке, открывшемся объявлении, старике, солнечных очках… Чувствуя, что теряю связь с реальностью, я недоверчиво посмотрел на грузные тучи и задернул шторы.

3

Мысли предательски путались: солнечные зайчики, оползни, град, гололед и прочие манипуляции смешались в невообразимую кашу. До экзамена оставалась пара минут, и я едва мог усидеть перед ноутбуком, отчаянно пытаясь сосредоточиться. Наконец прозвучал стартовый сигнал.

Тест состоял из комплексных задач по корректировке поведения человека. Два часа я рассчитывал углы отражения солнечных зайчиков, выстраивал ловушки с лужами, определял подходящую силу ветра, вычислял освещенность помещений и, наконец, добрался до последней, творческой задачи со звездочкой:

«Осень. Семейная пара ссорится в автомобиле на светофоре. Не применяя существенные по времени манипуляции, примирите партнеров».

Я не придумал ничего лучше, чем порывом ветра бросить на лобовое стекло несколько опавших листьев. Возможно, пара разглядит в них символ конечности, хрупкости отношений и жизни в целом и помирится. Видимо, я рассчитывал на то, что в машине окажется пара философов.

Ожидание результатов стало едва ли не более сложным испытанием, чем сам экзамен. Я слонялся по комнате, бездумно открывал холодильник, выбегал на балкон и снова возвращался к ноутбуку. Наконец на экране высветилось:

«Честной погоды, стажер Х-3345!

ООО “Мира” поздравляет тебя с успешной сдачей экзамена!

Бойся попутного ветра!»

Компьютер недовольно загудел, загружая программу. Привстав над ноутбуком, я замер, боясь вздохнуть. На экране появились три деревенских домика, расположившихся вдоль ухабистой проселочной дороги. Улица тянулась из глубины села до крутого выезда на шоссе.

Комната ожила: где-то весело залаяла собака, возле камеры с жужжанием носились пчелы, по дороге деловито расхаживали петухи. Казалось, даже сам воздух квартиры наполнился запахом травы и свежестью.

В ближайшем к трассе доме жил водитель Дмитрий Алексеевич Андреев. Я вывел на экран его уютную бревенчатую избу с покосившейся антенной на крыше. Рядом с домом был установлен брезентовый навес, укрывавший главное сокровище Димы — серый КамАЗ.

Тягач сиял. Вокруг машины пенились мутные лужи, на них брезгливо посматривали снующие неподалеку гуси. С блестящих дисков колес стекали белые ручейки. Дверь кабины распахнулась, и на землю бойко спрыгнул коренастый брюнет в промасленной футболке и спортивных штанах.

— Будем знакомы! — сказал я, отчего-то шепотом.

Диме перевалило за тридцать. Когда-то выпивал, но смог завязать. Он был холост, в графе «социальные взаимодействия», заполненной, вероятно, предыдущим стажером, значилось лишь два персонажа:

«Кузнецова Анна Семёновна (прозвище в селе — Бабаня) — помощь в закупке продуктов, сопровождение в больницу;

Ермолова Елизавета Викторовна — симпатия, вероятно сближение».

Бабаня ютилась в ветхой избушке на краю моего участка, поодаль от домов Димы и Лизы. Я пробежался по досье. Бабушка жила одна: муж умер, детей не было. На улицу выходила редко, общалась лишь с соседями да с почтальоном, приносящим пенсию.

Ермоловы занимали просторный вытянутый сруб. Глава семейства умер, оставив жену Антонину и взрослую дочь Лизу, перебравшуюся из столицы в деревню — благо работала она удаленно — ухаживать за сильно сдавшей мамой.

Я осмотрел панель влияния — центр управления программой. В моем распоряжении имелись настройки ветра, дождя, солнца и параметры их интенсивности. Правда, самые интересные манипуляции — разнообразные катаклизмы и молнии — мне были недоступны.

Каждое техническое задание имело собственное время отклика: если организовать легкий порыв ветра или солнечные блики я мог практически мгновенно, то, к примеру, ливня пришлось бы ждать до получаса.

Вскоре поступило первое рабочее оповещение:

«15 июля 2018 года. Разнарядка для стажера Х-3345: погода оптимальная. Активных действий не предпринимать».

«С этим, пожалуй, справлюсь», — подумал я и продолжил изучать местность.

Рядом с деревней пролегал изгиб трассы, которую, видимо, совсем недавно закончили ремонтировать: от асфальта шел еле заметный пар, а свежие разделительные полосы ослепляли, заставляя водителей изредка проезжавших там автомобилей сбрасывать скорость. На фоне непуганых куриц и покосившихся деревянных заборов асфальт казался чем-то инородным, враждебным местному укладу. С шоссе на мою улочку вел крутой галечный съезд.

Я запасся бутербродами и открыл очередную статью, коим давно потерял счет…

Меня разбудил странный скрежет. Прямиком к дому Димы на ярко-красном велосипеде мчался светловолосый мальчик лет двенадцати. Практически белая кожа и мягкие руки без единой мозоли выдавали в нем городского, приехавшего погостить. От рамы к колесу тянулась проволока, издававшая тарахтящие звуки, отдаленно напоминающие рев мотоцикла.

Дима дремал. Услышав рокот, он нехотя выбрался из кабины.

— Сколько твой зверь жрет? — улыбнувшись, спросил он, когда паренек поравнялся с машиной.

Мальчик подъехал к КамАЗу и стал с интересом сравнивать размер его колес с велосипедными. Смерив на глаз шины, он, недовольно покачав головой, вытащил из кармана проволоку и прицепил на колесо велика вторую трещалку.

— Спицы погнешь, — предупредил Дима.

— Не погну! — отмахнулся мальчик. — Пойду на асфальте разгонюсь — пошуметь охота!

— Опасно… — задумчиво произнес Дима, проводив взглядом очередную машину, скрывшуюся за поворотом.

— Я в городе живу, не боюсь дороги! — гордо ответил паренек.

Видимо, он пока не знал, что городских в деревнях не жалуют.

— Трассе всё равно, откуда ты. Дорога шалостей не прощает. Хочешь кататься — давай я тебя на холмы отвезу, там земляники полно.

— Бабушка не пустит… — грустно ответил мальчик, махнув рукой в сторону дома.

— Как ее зовут?

— Бабушка Маша, — сказал мальчик и, подумав, важно добавил: — Игнатьевна.

— Знаю такую, договоримся! — пообещал Дима. — Ты, выходит, Журавлев?

— Андрюша Журавлев, — закивал ребенок.

— Скажи своим, что водитель Дима тебя за ягодами отвезет, с возвратом.

Мальчик обрадовался, запрыгнул на велосипед и помчался домой. Андрюша жил на соседней улице, и данных о нем у меня не было. Я внес паренька в список социальных связей водителя и снова заснул.

4

«20 июля 2018 года. Разнарядка по вверенному участку для стажера Х-3345: погода оптимальная. Активных действий не предпринимать».

«С этим, пожалуй, справлюсь», — я с раздражением вспомнил не казавшуюся больше забавной шутку. Пятый день одно и то же….

Включив трансляцию, я увидел возвращавшихся из глубины деревни Диму и Лизу Ермолову. Лиза, высокая кудрявая девушка с мягкой улыбкой и усталым взглядом, аккуратно ступала по краю колеи, стараясь сохранять равновесие. Ее воздушная поступь контрастировала с походкой Димы, напоминающей суетливые движения охотничьей борзой, снующей вокруг хозяина. Дима тащил несколько внушительных пакетов.

— Не нравится мне эта трасса, — вздохнула Лиза, поправив бретельку платья-сарафана. — Шум, выхлопы…

— Трасса нужна, — заспорил Дима. — Нам теперь до города рукой подать, может, магазин какой откроют, проходимость-то теперь хорошая.

— Вот именно, что проходимость… Что мы будем с этими проходимцами делать? Половину кур подавят, а остальных потравят!

— Куры туда не сунутся, там же травы нет — насыпь да асфальт! А если магазин поставят, не придется продукты через всё село по колдобинам тащить, — Дима с усилием приподнял пакеты.

Из распахнутого окна Ермоловых донеслись обрывки звуков радио.

— Может, на чай? — предложила Лиза, услышав музыку. — Мама не спит.

— Да нет, — Дима опустил пакеты на крыльцо и виновато пожал плечами, — мне еще с машиной повозиться нужно.

— Спасибо, что помог, — улыбнулась Лиза, взяла пакеты и занесла их в дом.

На экране загорелось сообщение:

«Корректировка разнарядки стажера Х-3345. Задача: организовать порывы ветра скоростью 10 м/с на всей территории вверенного участка в период с 17:00 до 19:00. Направление: юго-восточное».

Я радостно вскочил в предвкушении первого дела. Ощущая себя первоклашкой на уроке правописания, аккуратно выделил область воздействия ветра, задал скорость и продолжительность, сто раз перепроверил параметры и отправил задачу механикам. Спустя пару минут ветер набрал силу: тяжелые кроны высоких деревьев в леске за деревней начали мерно покачиваться. По моему телу пробежали мурашки: несмотря на элементарность манипуляции я вдруг почувствовал себя шаманом, приручившим стихию. Мне был доступен ветер с силой от нуля до семи баллов по шкале Бофорта, то есть от полного штиля до порывов скоростью 17 метров в секунду, и я боролся с соблазном проверить деревенские крыши на прочность.

Гуси, щипавшие траву на поляне, разбежались по дворам. На дороге остался лишь сонный взъерошенный петух, вылезший из-под куста и не понимавший, что происходит.

Я не ждал влияния ветра на подопечных: в одной статье разъяснялось, что большинство локальных манипуляций носят маскировочный характер и выполняются для того, чтобы между соседними секторами не было очевидной разницы в погоде.

Так, если в одной части города требуется срочно организовать ураган, для ближайших к ней районов приходится создавать приближенные погодные условия. При этом такие изменения не должны негативно влиять на Генеральный план, поэтому спонтанные манипуляции совершаются крайне редко.

Бывали случаи, однако, когда граница участков становилась очевидной из-за несогласованности работы бригад или стажеров. В статье приводилось фото панорамы небольшого городка: в центре бушевала гроза с ливнем, а окраины нежились под солнцем.

Случались и трагические несостыковки. Хрестоматийной стала история о бедолаге-туристе, который трижды проверил прогноз погоды, прихватил палатку, солидный запас еды и отправился в кемпинг на выходные. К несчастью, он расположился точно на границе климатических секторов, немного поодаль от основного лагеря туристов. Парень и так переживал не лучший период в своей жизни, так еще и в первую же ночь внезапно налетел ураган, с которым он боролся до самого утра, отчаянно укрепляя дуги и стойки палатки, остервенело латая промышленным скотчем бреши в брезенте. Герой выдержал шторм, но, выбравшись утром на волю, обнаружил, что в лагере не было и следа урагана: кто-то мирно готовил завтрак, кто-то лежал на сухой траве, удивленно посматривая на помятую палатку измученного героя. Тут в бедолаге что-то окончательно оборвалось, он оскалился, вбежал в палатку и больше из нее не вышел. Никогда.

История завершалась напутствием для стажеров, позаимствованным у Достоевского: «Каждый человек несет ответственность перед всеми людьми за всех людей и за всё».

5

Дни слились в бесконечное «активных действий не предпринимать». Бабаня сутками напролет возилась в цветнике за домом, Дима появлялся во дворе ровно в восемь утра и демонстрировал гусям подобие зарядки. Через час он заводил мотор и, аккуратно объезжая выбоины и распугивая соседских клуш, отправлялся на смену.

Мои будни были не намного веселее и различались лишь книгой, над которой я засыпал. В понедельник сон одолел меня на статье о манипуляциях по изменению температуры помещений, во вторник — на таинственных таблицах матричной установки дождевых полей. Вечер среды я провел, изучая основы влияния турбулентности на судьбы пассажиров. Четверг перетек в пятницу статьей о мотивационной составляющей попутного ветра.

В статье нашелся ответ об истоках мучившего меня девиза «Бойся попутного ветра!». Оказалось, что если человек ощущает ветер в спину, то высока вероятность, что это его подгоняют сотрудники фирмы. Поэтому «действия, совершенные на психоэмоциональном подъеме от попутного ветра, навязаны человеку и не могут считаться проявлением полной свободы воли». Применение этих приемов автор статьи не одобрял.

В субботу меня разбудил очередной гадкий звук ноутбука. На экране горело неизменное: «…Погода оптимальная. Активных действий не предпринимать…»

В обед я услышал знакомый рокот КамАЗа. Машина остановилась на дороге между домами, недовольно пофырчала и заглохла. Из кабины вылез сконфуженный Дима и направился к Лизе. У ее дома под кроной высокого дуба располагался небольшой загон, огороженный рабицей, в котором между тарелкой воды и миской каши копошились цыплята. Рядом лежала взлохмаченная наседка, присматривая за птенцами. Второй наблюдатель — усатый рыжий кот, нехотя отгонявший назойливых мух пушистым хвостом, — высматривал в рабице отверстия покрупнее.

Вытерев руки о штаны, Дима потоптался у двери, отрывисто выдохнул и нажал на звонок.

Я давно готовился к этому. На случай очередного визита нашего донжуана у меня созрел нехитрый план: организовать мощный ливень и надеяться, что Лиза пригласит бедолагу в гости.

Я верил, что Амуру из соседней организации — теперь не приходилось сомневаться и в существовании соседнего агентства по сведению людей — хватит сноровки устроить всё должным образом.

Из окна веранды выглянула румяная Лиза с мокрым полотенцем на плече. Увидев растерянного соседа, она слегка улыбнулась.

Дима попытался улыбнуться в ответ — вышло неубедительно.

— Добрый день, я тут это… — он замялся, развел руками и похлопал себя по карманам, будто пытаясь найти шпаргалку с забытым текстом. — У тебя подсолнечного масла не будет? В центр возвращаться не хочу, времени жалко.

Лиза вытерла лоб полотенцем, кивнула Диме и исчезла в темноте сеней.

«Дружище, если будешь действовать такими темпами, вашего сближения даже мои внуки не дождутся!» — проворчал я про себя, запуская панель. И, выбрав максимальную мощность дождя и резкий боковой ветер, отправил задание механикам.

Проплывавшие над деревней облака начали тяжелеть, окрасились в сливовый цвет и приготовились к атаке. Подул колючий, промозглый ветер. Дима поежился, тревожно глядя на небо.

На крыльце появилась Лиза с бутылкой масла в руках. Сосед, потупив взгляд, пролепетал что-то благодарное.

— Этого не хватало! — посмотрев на небо, забеспокоилась Лиза. — У меня белье сушится!

— Помочь? — предложил Дима, подставив ладонь под первые крупные капли. — Намочит же!

Лиза схватила пару тазиков, один сунула в руки Диме, и оба побежали во двор. Едва они стянули с веревок белье и вернулись под навес над крыльцом, ливень вошел в свои права.

— Спасибо! — отдышавшись, поблагодарила Лиза.

— Да пустяки, спасибо за масло! — смутился Дима и стал спускаться с крыльца.

— Куда ты? Дождь! — запротестовала Лиза. — Пойдем на чай!

Дима попытался что-то возразить, но Лиза проворно взяла его за рукав и завела в дом.

Слегка пританцовывая, я подошел к окну, распахнул плотные занавески и широко улыбнулся серой многоэтажке, стоявшей напротив. Внизу бродили всё те же безликие прохожие, отчаянно гудели машины, изнывая от пробок и духоты. После недели дождей в городе жарило так, что я начал завидовать моей деревне.

Вспомнив о ней, вернулся к ноутбуку. Механики работали на совесть. Любуясь стихией, я вдруг заметил в пелене ливня что-то бесформенное, оказавшееся силуэтом сгорбленного человека.

На земле неподалеку от своей избы, прижавшись к деревянному забору, сидела Бабаня: на старые брезентовые сапоги налипли куски дорожной глины, тонкая советская олимпийка насквозь промокла. Сжимая в руках черную косынку, бабушка смотрела в сторону леса и плакала.

Я оторопел. Почему она не дома? И с чего траур? Бросился к столу с распечатанными справками, переворошил бумаги, отыскал нужный лист. Кузнецова Анна Семёновна, родилась тогда-то, работала там-то, заслуги, премии… Личная жизнь: муж — Евгений Петрович Кузнецов, 22.03.1944 — 30.07.2013. Выходит, сегодня — ровно пять лет со дня его смерти, годовщина…

Ком стыда залез под мои ребра и заметался по животу. В голове проносилось: «Что я наделал? Как остановить такой ливень? Что с Генеральным планом? Что с Бабаней? Что будет со мной, в конце концов?!»

Я выбежал на балкон, пытаясь прийти в себя. На горизонте клубились тучи. Послышался первый раскат грома, пробравший меня до мурашек. Я мог не торопиться к ноутбуку: остановить дождь было гораздо сложнее, чем его запустить, а дороги в селе уже превратились в такое месиво, что у Бабани не было шанса добраться до кладбища за лесом.

Вернувшись к компьютеру, я обнаружил, что экран погас и больше не реагирует на мои команды. Доигрался…

6

Спалось тяжело, я то и дело просыпался и боязливо поглядывал на ноутбук. Утром экран наконец ожил и сообщил:

«Решением совета мастеров работа стажера Х-3345 приостановлена. Будет применена мера административного воздействия: профилактическая беседа. Дождитесь механика».

Я читал что-то о совете в предэкзаменационном книжном запое, но из кого он состоит и как принимает решения, давно забыл. Я почти разыскал регламент работы совета, когда в дверь настойчиво застучали.

Спустя несколько ударов я кое-как совладал с желанием выкинуть ноутбук в окно и спрятаться под кроватью и покорно пошел к двери. К моему удивлению, на пороге стоял старик, проводивший собеседование. Правда, его было сложно узнать: исчезли и прежняя интеллигентность, и неуловимая отрешенность. В глаза бросались черная грубая куртка и щетина.

— Войду? — его голос звучал устало и строго.

Вопрос был формальностью, и я молча кивнул в сторону кухни.

— Чаю? — робко предложил я.

— Послушайте, молодой человек, — старик будто не слышал меня, — у вашего проступка есть три печальных последствия. Во-первых, вы существенно усложнили реализацию недельного плана на участке. Во-вторых, вы заставили работать сверхурочно без должной на то причины бригаду механиков. Ко всему прочему, вы поставили под сомнение авторитет мастера, нарушив предписание.

Он перевел дух.

— Хочется верить, что это случилось из-за стремления помочь подопечным в обретении себя и, — старик немного замялся, — друг друга. Привязанность к людям не может быть наказуема, так сказать. Более того, она говорит о вашей человечности. Да и сама суть работы стажера такова, что не привязываться не получится, запрещай — не запрещай. Но вот в чём беда: желание свести людей мы можем списать на ваш запал и чистое сердце. Если же, — его голос вновь огрубел, — мотивом являлось праздное развлечение, мы расстанемся с вами.

— Не знаю, — после мучительной паузы выдавил я. — Не знаю, почему так поступил. Я не желал никому зла.

Старик на мгновение задумался, затем поднялся и молча направился к выходу. Мне почему-то захотелось остановить его — поклясться, по-детски закричать: «Я больше так не буду!», ухватить за рукав…

У двери старик обернулся и протянул мне руку.

— Что ж, молодой человек, это честный ответ. Работайте. Будем знакомы: механик второго ранга Юрий Константинович.

Я крепко пожал его руку, стараясь не выдать благодарного волнения. После ухода старика отыскал чистый блокнот и вывел на обложке: «Мои ошибки». История с Бабаней отразилась двумя записями: «Манипуляция непредсказуема» и «Не вмешивайся без крайней необходимости».

Опасаясь совершить новую оплошность, я ушел с головой в сбор информации: стажеры еженедельно составляли подробный отчет о видимом состоянии здоровья и настроения подопечных, их занятиях и перемещениях, социальных взаимодействиях.

Легче всего далась графа «Ожидаемая активность»: Дима выбирался лишь на работу и в магазин, Лиза работала из дома и ухаживала за мамой, Бабаня почти всё время проводила на огороде. Я вызубрил биографии подопечных и составил календарь значимых для них дат.

В вопросе контроля за людьми единодушия в фирме не наблюдалось. С одной стороны, о подопечных собиралось много информации, и временами мы манипулировали их действиями. В то же время соблюдалась и некоторая приватность: не одобрялось слежение за окнами подопечных, запрещалось использование в корыстных целях их персональных данных, стажеры не могли проживать в подведомственных им районах во избежание различных злоупотреблений.

История с Бабаней оставила во мне подобие прожженной дыры в скатерти, которую я тщетно пытался латать трудолюбием и исполнительностью. Радовало одно: Лиза и Дима стали наведываться друг к другу и уже пару раз вместе выезжали в райцентр.

Вечером 14 сентября — этот день я потом отметил красным в моем настольном календаре — Лиза осталась у Димы на ночь, и я почувствовал себя счастливым. Помнится, в тот вечер я разгуливал по району, по-дурацки улыбаясь прохожим. Соседи решили, что я влюбился, а продавщица в магазине за углом — что сошел с ума из-за «вечных сосисок и бутербродов».

Работа радовала: утренняя пелена тумана, капли росы на листьях, марево перед ливнем, чистое небо… Природа давала ощущение жизни, сопричастности миру.

1 ноября пришло неожиданное уведомление о расширении участка: он прирос соседней улицей с тремя сельчанами, и я принялся изучать новую территорию.

В единственном в деревне кирпичном доме жил Егор Никифорович Грачёв — профессиональный рыбак с полувековым стажем. Его история была довольно загадочной: перебравшись из города в деревню несколько лет назад, он перенес тяжелый инсульт, но, к удивлению врачей, быстро восстановился. Иногда, из-за некоторой сбивчивости мысли, его принимали за подвыпившего. Но, видя его молодцеватую походку и слыша довольно четкую речь, никто не мог заподозрить тяжелый недуг. Говорили, что из больницы он вернулся едва живым, не узнавал друзей и часто плакал. Но, как-то увидев любимый челнок — приспособление для изготовления сетей, — дедушка вцепился в него и не выпускал полгода, всё вязал и вязал сеть. Постепенно к старичку вернулись и речь, и твердая память. Иногда во время работы он приговаривал: «Порыбачим, порыбачим», смакуя каждый звук.

После болезни у Егора Никифоровича появилась удивительная привычка употреблять странные слова и фразы. На вопрос о здоровье он мог долго молчать, а после ответить: «Вот такой вышел антрекот». В деревне Егора Никифоровича любили за доброту, кротость и таинственность речи, в которой сельчане находили что-то высокое…

Дима, с октября готовивший машину к зиме, тоже любил старика. Мне довелось увидеть одну из их встреч.

Дима, как обычно, что-то чинил, забравшись под днище тягача, и не заметил подкравшегося соседа. Вылезая из-под машины, увидел нависшую над ним дружелюбную бородатую физиономию и едва не заполз обратно. Егор Никифорович показал парню большой палец, оглядывая КамАЗ, и уважительно произнес: «Вещь!»

Рыбак был частым гостем Димы: едва заслышав рокот мотора, старик спешил на соседнюю улицу, чтобы послушать незамысловатые истории из будней водителя. Но больше всего Егор Никифорович любил забраться в кабину, откинуться на спинку сиденья и слушать единственную сносно ловившую радиостанцию. Дима часто брал соседа на рынок, откуда дедушка возвращался довольный — с новой блесной или прикормом.

По соседству с Никифорычем обитали Журавлевы — супружеская чета пожилого возраста, славившаяся вечными склоками. Казалось, не существовало вопроса, по которому у Семёна Андреевича и Марии Игнатьевны было согласие, и в браке они состояли лишь для того, чтобы не позволить друг другу прожить счастливо. Их мирил лишь внук Андрюша, приезжавший по выходным и на лето.

Журавлевых мог выносить один лишь рыбак, стоически переносивший их шумные споры.

— Вы абсолютно правы, Егор Никифорович, абсолютно! — подливая чай молчаливому соседу, приговаривала Мария Игнатьевна, полная бойкая женщина, не утратившая и в шестьдесят лет юношеское упрямство. — И я тоже убеждена, что вешенки — наше спасение!

Она сделала особый упор на «тоже», намекая супругу, что ее мнение разделяет такой уважаемый мыслитель, как Егор Никифорович.

Мыслитель не спорил, хотя по теме вешенок произнес лишь лаконичное: «Вкусный гриб».

— Тьфу ты! — Семён Андреевич, тщедушный седеющий мужичок в цветастой рубашке, в сердцах топнул ногой и скомкал газету, к которой никак не мог приступить.

— А как быстро растут! — наступала Мария Игнатьевна, радуясь раздражению мужа. — Питательные, легкие в выращивании, дорогие!

— Да не станешь ты ими заниматься! — не выдержал Семён Андреевич, вскочил со скамейки и воздел руки в мольбе. — Месяц повозится, всё село историями изведет — и бросит! Она розы продавала, — начал жаловаться Егору Никифоровичу Семён Андреевич, демонстративно загибая пальцы, — арбузы выращивала, пирожки на продажу пекла, чехлы для сидений вязала. И сколько мы заработали?! — Семён Андреевич обвел рукой пустой двор и сложил дулю. — Вот сколько!

— Потому столько и заработали, что я одна делом занята, а ты пальцы гнешь! — нашлась Мария Игнатьевна.

Я слушал их споры, когда становилось грустно, и всё не мог взять в толк, почему они вместе. Вспоминая задачу с экзамена, я радовался, что в той самой машине ехали не Журавлевы: не существовало манипуляции, способной их примирить…

Зимой жизнь замерла: работа свелась к выбору между метелью и мерзким ледяным дождем, а мои подопечные не баловали меня частыми вылазками из дома. Один Андрюша в огромном пуховике бродил туда-сюда по селу, иногда заглядывая к Диме на чай. Споры Журавлевых переместились в дом. Никогда бы не подумал, что буду по ним скучать! Егор Никифорович оказался не большим любителем подледного лова и ходил на промерзшую реку, недовольно волоча за собой увесистый бур, казалось, лишь из уважения к профессии.

Судя по всему, зима была любимым временем года в фирме. Магистры могли спокойно готовить Генеральный план, мастера — неторопливо изучать выкладки и планировать показатели, стажеры — учиться теории и отдыхать. Самой сложной и иногда единственной на день становилась задача не допускать образования наледи на изгибе шоссе. Зато появилось время подумать о себе — и я начал выбираться дальше ближайшего магазина. Это удавалось не без труда: нередко, как только я выходил за порог, погода в городе портилась, и прогулки приходилось сворачивать. Казалось, так фирма намекала, что мне следует больше времени уделять книгам. Я не был против.

7

Вечером 17 мая — еще одна памятная дата — мне не спалось, и я включил трансляцию, чтобы привычно раствориться в ночном стрекоте деревенских кузнечиков. Но вместо умиротворяющей тишины в комнату ворвались какой-то устрашающий треск и беспокойные голоса птиц. Экран озарился ярко-розовым светом: в сотне метров от деревни расползалось огненное зарево, ветер упрямо гнал всполохи по сухой траве в сторону домов. Я тут же запустил ливень, со страхом осознавая, что он не успеет начаться и нужно что-то еще. Меня прошиб пот, заученной перед экзаменом скороговоркой в голове пронеслось:

«Ливень, ветер, смерч, метель,

Половодье, град и сель,

Снег, торнадо, ураган,

Буря, молния, туман!»

Лихорадочно переключаясь между камерами, я заметил приоткрытое окно в доме Димы. Врубив резкие порывы ветра, я стал швырять им ставни из стороны в сторону. Нестерпимый дребезжащий звук издавали едва смазанные петли окон. К счастью, Дима в тот день не был убит сменой и спал не крепко. В окне показалось помятое лицо — никогда прежде я не был так рад его видеть.

Недовольно закрывая створки, Дима увидел пожар. Спустя мгновение он появился во дворе в майке, трусах и одном тапочке и понесся в кладовую за ведром с лопатой. Оценив фронт пожара, Дима помчался к соседям, вызвал пожарных и стал курсировать от колодца к линии огня.

Из глубины деревни потянулись незнакомые мне мужики. У колодца состоялось короткое совещание. Одни побежали за лопатами, другие начали набирать воду, третьи — таскать ведра.

На фоне безмолвных, сосредоточенных сельчан, походивших на муравьев, выделялся приехавший на велосипеде белокурый Андрюша. Видимо, он был отряжен старшими сообщать о ситуации. Узнав у мужиков последние новости, паренек запрыгнул на велосипед и, не опускаясь на поролоновое сиденье, помчался домой, изо всех сил крутя педали.

Полоса пожара ширилась, кто-то отбросил лопаты и стал помогать с ведрами, кто-то побежал за женщинами. Тут один из мужиков замер, поставил ведро, вытянул ладонь и весело гаркнул: «Мужики, дождь!»

Вереница оживилась: на суровых лицах появилась надежда, начались неуверенные беседы, подбадривания, шутки.

Когда ливень окончательно разошелся, я выдохнул и откинулся на диван. «Успели», — прошептал я, мысленно благодаря механиков. Пожарные добрались до деревни, когда догорали последние очаги сухостоя. Водитель расчета с досадой сплюнул: мол, разбудили, а погеройствовать не дали. Женщины благодарили погоду и своих мужиков. Те не спорили, довольно улыбаясь редкой в этих краях похвале.

8

— Молодой человек, тебя рекомендуют в мастера, — с порога огорошил меня Юрий Константинович, забежав на чай. По его задумчивому взгляду я понял, что он не шутит, хотя радости в голосе тоже не было.

— Это же здорово? — неуверенно спросил я.

— Ты слишком молод для такой работы, — забеспокоился старик. — Ремесло мастера требует качеств иного порядка, так сказать. Прежде всего, отстраненности. А уж какая отстраненность в твои-то годы?..

— Вы считаете, мастер должен быть равнодушным?

— Не совсем. Вспомни свою ошибку: ты не сумел сопоставить интересы всего лишь четырех подопечных. Представь, каково рассчитать последствия ливня для сотни людей! Опекая одного из тысячи, ты забываешь об остальных. К тому же ты будешь заниматься так называемым массовым манипулированием, при котором невозможно предугадать последствия для конкретного человека. Так или иначе, через неделю в полночь пройдет маскарад — ежегодная встреча мастеров и отличившихся стажеров. Там тебе присвоят новый статус.

— Маскарад? — удивился я.

— Наша работа не любит огласки. Мастера предпочитают анонимность, и маски тут как нельзя кстати. Предупреждаю сразу: шансы встретить на балу магистров ничтожны — они слишком озабочены собственной безопасностью. Я не видел ни одного уже несколько лет.

— Спасибо, — сказал я. — Без вас я бы не справился с пожаром.

Юрий Константинович учтиво кивнул.

— Можно задать вам личный вопрос? — решился я.

— Разве что в качестве исключения, — улыбнулся старик.

— Почему вы не прощаетесь фразой «Бойся попутного ветра»? Я думал, это часть этикета фирмы.

— Понимаешь, молодой человек, — старик посмотрел в окно, — на своем месте я всегда руководствуюсь счастьем людей и ожидаю того же от коллег. Поэтому, почувствовав порыв ветра в спину, я доверюсь тому мастеру или стажеру, который его организовал.

Я вспомнил свою ошибку с Бабаней и задумался.

— Я заеду за тобой, — подытожил старик. — Советую озаботиться костюмом.

9

Всю неделю я представлял себе пышную церемонию присвоения нового статуса, грезил знакомством с мастерами и втайне надеялся, что на празднике окажется кто-то из магистров. Ночь маскарада обещала быть долгой, и я заставил себя прилечь хотя бы на пару часов.

Беспокойный сон прервали резкие гудки и ругань. Прищурившись, я уставился в яркий экран: у дома Димы стояла желтая «девятка», безжалостно прожигая светом фар окна. Двери машины были распахнуты, на заднем сиденье кто-то лежал.

На крыльце я заметил двоих: крупный парень со шрамом на лбу настойчиво долбил в дверь здоровенной ладонью, а его юркий лысый напарник в спортивном трико высматривал что-то в окошке веранды.

Дверь приоткрылась.

— Вам чего, ребят? — оглядывая гостей, сухо спросил Дима.

— Мужик, твой КамАЗ? — поинтересовался лысый, выглянув из-за крупной спины товарища.

— Вам-то что? — бросил Дима.

Бугай со шрамом ухмыльнулся и резко ударил Диму в живот. Хватая ртом воздух, тот согнулся и облокотился на косяк, пытаясь устоять на ногах.

Я на мгновение растерялся, но руки сами потянулись к ноутбуку. В тысячный раз проклиная систему за запрет молний, я выкрутил на максимум ветер и дождь, не представляя, может ли это помочь.

С первыми порывами ветра лампочка над крыльцом начала тревожно раскачиваться, освещая то сгорбленного Диму, то нависшие над ним силуэты.

— Да мы вернем, — усмехнулся лысый, выждав, пока хозяин придет в себя, — ключики дай!

— Пошли вон! — прохрипел Дима.

Амбал тут же схватил его за грудки и выволок с крыльца.

— Ключи! — заорал лысый. — Отдавай, целее будешь!

Ветер яростно штурмовал деревню, на горизонте росла черная туча. Где-то жалобно заскулил пес, чувствуя приближение урагана.

Лысый забежал в дом, и оттуда послышались звуки бьющейся посуды и хлопающих дверей. Амбал продолжал орать на Диму, временами сдабривая крики увесистыми ударами. Вскоре на крыльце появился довольный лысый со связкой в руках. Увидев ключи, Дима вскочил и ринулся на вора, но был сбит с ног крепким ударом в затылок.

Подельники побежали под навес. Амбал перехватил у напарника ключи, открыл кабину и уселся на место водителя. Лысый обежал машину и ловко запрыгнул на пассажирское сиденье.

Я записал номер «девятки», с отчаянием понимая, что звонок в полицию сейчас бесполезен: я понятия не имел, где находится эта деревня.

Дима поднялся и, прихрамывая, двинулся к грузовику. Забравшись на подножку и распахнув дверь, он схватил застигнутого врасплох амбала и с неимоверным трудом вытащил его из кабины. Бугай рухнул на землю. Дима подскочил и смачным ударом вырубил его.

Я следил за схваткой, подпрыгивая возле ноутбука и нажимая на все клавиши без разбора, костеря и бессильный ветер, и так медленно набиравший силу дождь.

Убедившись, что враг отключился, Дима стал искать в траве выпавшую связку ключей. Из «девятки» вылез третий подельник и, пошатываясь, поковылял к Диме, но неудачно наступил на глиняный край колеи и неуклюже растянулся на дороге. Кажется, он был в стельку пьян.

Наблюдая за его падением, я упустил момент, когда за спиной Димы возникла щуплая фигура лысого, державшего что-то в руке. По характеру удара — резкому тычку в бок — я понял, что это был нож или заточка. Дима взревел, но даже не обернулся на нападавшего. Он упал на колени, но продолжал искать ключи от своей машины, остальное для него не имело никакого значения. Я опустился на пол, безмолвно вперившись в экран.

В доме Бабани зажегся свет. Разбуженная то ли громом, то ли криками, она вышла во двор с фонариком, свет которого едва пробивал пелену усиливающегося дождя.

— Валим, валим! — заорал лысый, заметив свет фонарика, и побежал к машине, в которую очнувшийся амбал уже успел втащить пьяного товарища. Мотор загудел, и «девятка», разбрасывая комья грязи, помчалась к шоссе.

Дима подполз к колесу грузовика и попробовал встать, но ноги подкосились, и он рухнул рядом с машиной…

Я пришел в себя через час, сидя под ледяной струей в душе. Помню, как что-то орал, как разбил зеркало в ванной. В деревню приехала полиция, а позже и скорая, которая уже была бесполезна.

В дверь постучали. Окоченевшей рукой я с трудом закрыл кран. На пороге стоял Юрий Константинович в строгом костюме. Я бездумно уставился на его бледное лицо.

— Я знаю, — его голос был тихим, даже вкрадчивым. — Мы ничем не можем ему помочь. Собирайся.

Я прошел на кухню, достал из холодильника молоко и приложил бутылку ко лбу.

10

Не знаю, как мы добрались до ресторана, помню лишь массивную дубовую дверь с такими же охранниками по бокам. Помню, как один узнал старика и распахнул двери в фойе. В глаза ударил свет, я слегка пошатнулся и облокотился на механика. Охранник подозрительно оглядел меня, но мешать не стал.

Преодолев мрак гардероба, в котором старик успел нацепить на меня мерзко пахнущую пластиком маску, мы оказались в огромном зале. Мелькали услужливые официанты с полными фужерами и легкими закусками на блестящих подносах. У барных стоек чинно беседовали деловитые мужчины в строгих смокингах и женщины в изысканных платьях.

Оглушенный светом и звуком, шарахаясь от возгласов и смеха, я семенил за Юрием Константиновичем, не поднимая взгляд с мраморного пола. Спустя сотню блестящих туфель и пестрых подолов платьев меня подвели к столику у окна, за которым таилась манящая темнота дворика. Я механически поздоровался, ощущая себя солдатом, вырванным с поля боя на дискотеку.

На помост поднялись ведущие церемонии.

— Начинается… Смотри… — зашептались вокруг. Кто-то одернул парня, горланившего прокуренным баритоном. Зал окончательно стих. После короткой речи столики в унисон заревели: «Бойся попутного ветра!», от чего я едва не упал.

— Вам нездоровится? — донесся откуда-то сбоку мягкий женский голос.

Я показал на свой живот и двинулся в сторону уборной, уворачиваясь от вездесущих официантов. Лавируя среди людского моря, я вдруг услышал слова «убийство в деревне» и застыл на месте, пытаясь найти говорившего. В нескольких шагах от меня у столика с закусками стояла небольшая компания.

Конец ознакомительного фрагмента.