Раскалённые сердца

Роман Кузьма

XXIV век. Землю сковали льды. Планету охватили голод, миграция и жестокие войны. Одна из них – с Марсом (колонией Земли, посмевшей бросить вызов метрополии и её объединённым военно-космическим силам) – только что закончилась. Впрочем, есть вещи и пострашнее войны. В чём очень скоро предстоит убедиться второму лейтенанту резерва Виллему ван Хойтену.

2

Виллем ван Хойтен почувствовал, что он снова в реальном мире. Ментографические иллюзии исчезли вместе с нанобиоархитектурой, формировавшей во время сеанса единое целое с корой полушарий его головного мозга; он снова был у себя дома, в мягком кресле, ощущая запах собственного пота, пропитавшего футболку, и перегревшихся наносхем домашнего электронного комплекса. Бесчисленные наносоединения убрались внутрь провонявшего шлема, который он держал в руках; частью они остались в его теле, чтобы расщепиться на вполне усваиваемые организмом органические частицы — так, по крайней мере, утверждала реклама — и пополнить запасы исходного сырья для аминокислот и микроэлементов.

Ван Хойтен посмотрел на экран, разыскивая идентификационные значки остальных участников игры. Брезгливость и тошнота, вызванные длительным пребыванием в виртуальном теле «дьявольской вши», боролись в нём с упоительным чувством победы. Интерактивная игра «Империя Скардлайм и Царство Тьмы», каждый из эпизодов которой собирал десятки миллионов участников по всему миру, стала его главным развлечением в последние, наполненные праздностью, месяцы.

— Сегодня я побил тебя, Джек, — сказал ван Хойтен, включив аудио-соединение с нужным значком.

— Да, конечно, бледнолицее насекомое. До следующего раза.

— Пока, — устало выдавил он. Остальные участники к тому времени уже отключились, оставив на экране приветственные сообщения.

Глядя пред собой несколько минут подряд, он понял, что едва соображает, и приказал допотопному монитору отключиться. После возвращения из космоса демобилизованный ван Хойтен всё ещё не нашёл себе работу, отчасти из-за продолжительного курса реабилитации, причиной которому были пережитый во время Марсианской войны стресс и утрата физической формы, вызванная длительным пребыванием в невесомости. Ещё большую роль играла изменившаяся система ценностей, уже не позволявшая ему смотреть на мир по-прежнему. Ван Хойтена призвали в самом конце войны, когда Объединённые Вооружённые Силы Земли были вынуждены прибегнуть к мобилизации, чтобы компенсировать потери в живой силе в «искусственных войсках». Он прошёл необходимую подготовку, заключавшуюся преимущественно в ментоусилении некоторых условных рефлексов, и один раз побывал в бою. Потом, вернувшись на Землю, он нередко удивлялся тому, как реагируют штатские на его форму с нашивками, свидетельствующими о том, что их владелец воевал и был ранен. Единственное столкновение с противником, в котором он участвовал, произошло на марсианской орбите, и закончилось трагически — транспортник под названием «Окинава», перевозивший батальон десантников, к которому был ван Хойтен и его товарищи, взорвался, поражённый ракетой противника. Никто из них никто так и не увидел врага и не побывал в настоящем бою, воспетом пропагандой. Более того, подавляющее большинство находившихся на борту людей даже не успело сообразить, что именно произошло. По счастливой случайности ван Хойтена не разорвало на куски, а лишь отбросило взрывной волной в открытый космос, дважды при этом ранив — в левое бедро и грудь. И вновь ему повезло: осколочные ранения не были смертельными, а системы жизнеобеспечения скафандра остались неповреждёнными, что позволило умной машине спасти хрупкий человеческий организм. Самозаклеивающаяся ткань мгновенно восстановила герметичность скафандра, а раны были закрыты временными повязками из подвижного нанобиопластыря, сырьё для которого хранилось непосредственно в подкладке скафандра. Тем временем встроенный нанонейтрифонный маяк автоматически подал сигнал бедствия, взывая о помощи. Не прошло и четверти часа, как ван Хойтена, блаженно улыбавшегося от лошадиной дозы болеутоляющего, вколотой мягкосердечным медицинским блоком скафандра, забрала одна из носившихся повсюду в великом множестве спасательных шлюпок. Ещё когда он пребывал в космическом госпитале, поступило известие о том, что заключено перемирие. Так ван Хойтен, подобно остальным раненым, в один момент превратился в штатского. Это было странное зрелище — наблюдать за реакцией обитателей палаты, когда они узнали о конце войны: кто-то ругался и потрясал руками, зачастую прошедшими ампутацию, и проклинал правительство, кто-то плакал, испытывая смешанные чувства — гордости за Землю, что выглядело настоящей глупостью в таких обстоятельствах, облегчения от того, что всё закончилось — и лёгкого разочарования, вызванного нелепым ранением на самом пороге победы. Были и такие, кто смеялся, нередко с истеричными нотками в голосе — одного, полного, рослого парня из Кентукки по фамилии Севедж, смог успокоить только укол снотворного, сделанный спешно прибывшим на место события нарядом санитаров. Наиболее поразительным в таких обстоятельствах стало поведение уже немолодого сержанта, отслужившего едва ли не два десятилетия: кисло улыбнувшись, профессиональный вояка пробурчал что-то себе под нос — и прошествовал в туалет. С того самого момента для ван Хойтена началась долгая дорога обратно, в мирное общество. Как ни странно, но несколько месяцев в тренировочном лагере для новобранцев, считанные недели в космосе, из которых лишь одна-единственная секунда была «боем», а всё остальное — «подготовкой» и «лечением», полностью разорвали его былые связи с нормальным миром. Здесь, на «гражданке», однако, люди и далее жили нормальной, полноценной жизнью: никто ни на кого не орал, требуя молниеносного исполнения дурацкого приказа, а те, кто так поступал, считались преступниками или сумасшедшими. Ван Хойтену, получившему звание второго лейтенанта резерва, поначалу было трудно привыкнуть к тому, что никто, даже последний сопляк — он никак не мог отучить себя от подсознательной оценки «нижние чины», — не отдаёт ему честь, проходя мимо. Его «удалённый» терапевт, по совместительству оказавшийся психиатром, во время одного из сеансов ментотрансляции, прямо указал ван Хойтену на то, что эти психологические проблемы связаны с утратой работоспособности — он попросту разнежился, пребывая в невесомости, особенно когда лежал на больничной койке в офицерском отделении. Ван Хойтен вспомнил, что огромный космический госпиталь был рассчитан на пять тысяч мест, и многим эта цифра казалась избыточной, ведь, по сведениям разведки, марсианская орбитальная оборона в предыдущие месяцы боёв существенно ослабла. Ван Хойтен мог только предполагать, что она из себя представляла до «ослабления», поскольку в первые же часы вторжения орбитальное пространство оказалось забитым обломками космических кораблей. Госпиталь оказался переполненным, и те, кого ранили в первые минуты генерального сражения, могли считать себя везунчиками, в то время как остальных пристраивали где попало. Ему действительно повезло, если слово «везение» вообще уместно в таких обстоятельствах, но психиатр не имел права так говорить. Этот мерзавец — в представлении ван Хойтена он был полным, лысеющим мужчиной средних лет — паразитировал на таких, как ван Хойтен, ветеранах, получая зарплату из автоматически отчисляемых с их счетов денег, рассуждая о том, как им повезло, что они выжили, и он, дипломированный врач, имеет возможность их консультировать.

Ван Хойтен мрачно посмотрел на стену перед собой, подумывая о том, стоит ли заново спроецировать голографический документальный фильм с обилием удалённых цензурой эпизодов, повествующий об операции «Джек-пот». Он крутил этот фильм десятки раз, обнаружив при помощи компьютера и «Окинаву», раздираемую взрывом, и даже собственное тело, выброшенное из взломанной скорлупы ударной волной.

Так или иначе, его подлечили и вернули на Землю, а когда психиатр обозвал его слабаком, позволили посещать фитнесс-клуб. К сожалению, стало только хуже: преодолевая боль во время занятий в тренажёрном зале, ван Хойтен с каждым разом мотивировавший себя зрелищем взорвавшегося корабля, становился всё более обозлённым. Психиатр опять обозвал его неженкой, не способным нормально радоваться жизни, и ван Хойтен стал его игнорировать, возможно, потому, что в этих словах было слишком много правды. Он жил в маленькой съёмной квартире, играл в популярную ролевую ментотрансляционную игру и понемногу свыкался с мыслью, что война закончилась, а вместе с ней — и жизнь, так и не успевшая начаться. Так или иначе, но адаптация к мирной жизни шла медленно: он так и не устроился на работу, а круг друзей ограничивался несколькими контактами из ментотрансляционной сети, с которыми он обыгрывал одну главу из истории Скардлайма за другой.

Ван Хойтен улыбнулся отключенному монитору и усилием воли заставил себя встать. Его ожидал душ и долгие поиски работы в мире Глобал-нета, которым предстояло посвятить ночные часы. С его офицерским званием можно было бы закончить обучение в колледже, даже получить стипендию, но этих денег едва хватило бы на то, чтоб покрыть расходы на аренду квартиры, а идти в студенческое общежитие ему не хотелось, не говоря уже о том, чтобы возвращаться домой, к родителям. Он — офицер, и вполне способен обеспечить себя. Тем не менее, реальное положение дел на рынке труда свидетельствовало о том, что всё далеко не так. Узнав о его звании, менеджеры только разводили руками, отказываясь трудоустроить на неквалифицированную работу, а для руководящей должности ему не хватало слишком многого: образования, связей, опыта, наконец.

Он встал. В конечном счёте, всё не так плохо. Миллиарды остальных землян не имеют ни офицерского звания, ни радости победы над луззилагном. Нужно только принять душ и настроиться по-настоящему — и работа сама найдёт его.

Как ни странно, работа нашла его в тот же миг — монитор ожил, предложив ответить на звонок. Впоследствии ван Хойтен, неоднократно анализируя события, которые завели его слишком далеко от Земли, даже предполагал, что в том случае имело место внушение или чтение мыслей при помощи засекреченных технологий ментотрансляции — уж слишком странным было совпадение: достаточно было подумать, как Глобал-нет ответил на его мысль. Впрочем, так было много позже, когда цепь трагических событий превратилась сплошной оживший ночной кошмар. Тогда же ван Хойтен улыбнулся своему везению и включил монитор.

Конец ознакомительного фрагмента.