Гербарий. Стихи

Роман Круглов

Роман Круглов – поэт, прозаик, критик, исследователь искусства, секретарь Союза писателей России. автор книг стихотворений «История болезни» (2010), «36 кадров» (2012), «Двигатель внутреннего сгорания» (2014), сборника литературоведческих и критических статей «Грани» (2013). В сборниках и периодической печати Санкт-Петербурга, других городов России и зарубежья публикуется с 2000 года. В новую книгу «Гербарий» вошли стихотворения 2014—2016 годов.

в тисках непостоянства

«Гербарий» — слово латинского происхождения, буквально — «травник», в обиходе означает коллекцию засушенных растений. Образцы высушивают не на воздухе, а под прессом, выравнивая их в одну плоскость. Здесь прослеживается некая аналогия с изобразительным искусством, чья задача — перевести пространственные впечатления трёхмерного мира в двухмерную плоскость листа. Процесс подобной конвертации, — а он относится и к литературе, — происходит также с применением пресса — воли художника, движимой силой мастерства. При этом, естественно, не обходится без определённых потерь. Автор нивелирует погрешности ведомыми и неведомыми ему способами, отчасти уповая на чуткость зрителя, читателя, что, безусловно, рискованно. Тот же, в свою очередь, душевными и мыслительными соками, насколько может, реанимирует «гербарий» в «живое растение» своих впечатлений и рефлексий.

В приготовлении ботанического препарата немаловажна сдержанность и благоразумие мастера, в создании художественного произведения — «гербария» чувств, мыслей и эмоций — эти качества необходимы вдвойне. Уравновесить давление в тисках ремесла и поэзии — вот главная задача художника в широком смысле. Автору проницательного ума, наделенного обострённым чувством пространства в парадоксальном сочетании бесконечности мысли в координатах ограниченности человеческой жизни, а именно таким предстаёт поэт Роман Круглов, трудно избежать меланхолического колорита. «Небеса говорят о себе тому, / Кто получше, / Потому я в своей глубине тону — / В грязной луже. / А во мне все черно и вычурно, / То есть ложно… / Только небо из лужи вычерпать / Невозможно».

Двояко восприятие подобных строк. С одной стороны, в них — исконно христианское, исповедальное, говорящее «обо мне, недостойном и многогрешном». С другой — признание тщетности усилий стать «получше», ирония на грани уныния. Восприятие изначальной сути данного стихотворного препарата требует от читателя душевного микроскопа высокого разрешения, распознающего, что перед ним — переложение молитвы надежды («Верую, Господи, помоги моему неверию») или иносказание безнадёжности, отчаянное унижение паче гордости «современного человека»? Вероятно, пространственно двоякий человек и есть главный герой книги Круглова.

Herba — по-латыни — «трава», а символическое изображение, обрамлённое растительным орнаментом, называют гербом. «Горечь — сразу цвести и ветшать, / Петь в томительном непостоянстве. / В перевернутом болью пространстве / Мне светло и бессильно дышать» — в данном четверостишье прочитывается экзистенциальный герб героя «Гербария», человека, находящегося в тисках томительного непостоянства (признак живой души и ума, дерзающих взглянуть за горизонт дня насущного). Человека, жаждущего знаний о мире и о себе, вопреки осведомлённости, что в большом знании — большая печаль: «Оторопь деревьев, судорога вод. / Осень лишнего не тронет, но свое возьмет. / Что ты лоб набычил? Знаешь ведь давно: / Не трагично все, обычно — мудро и смешно».

Но и в дне насущном, в судьбах земных, герой видит отражение Космоса, ибо силой познания и созерцания способен пребывать в отдалённых от хаоса обыденности сферах существования: «Асфальта сизого кусок / И от небес на волосок». Читая стихотворение за стихотворением книги «Гербарий» (напоминающие музыкальные периоды минимализма, варьирующие одну тему — «Жизнь летальна и локальна»), — невольно задаёшься вопросом — что в поэтическом «гербарии» Романа Круглова изначально есть / было «вечно зеленеющим древом жизни», становящимся «сухой теорией» — мудрость Экклезиаста, или эскапизм «Колобка»? «Иногда бывает так легко дышать, / (А не то, что думать, или говорить) — / Голова восходит, как воздушный шар, / Яркий, бесполезный, с гелием внутри. / Без плечей — бесстыдно, будто нагишом, / Катится по небу в солнечном бреду. / От проблем ушел и от себя ушел, / От тебя, Лиса, и подавно уйду».

Экзистенциальный колорит «Гербария» неоднороден. Возникают рефлексы своеобразной мудрой нежности — внимания к тонким связям «внутреннего» мира природы и человека: «Стол, тень от капель на стекле, / Букета зябнущий скелет. / Белесый день и талый свет / К закату ближе — ровный, желтый. / Ты понимаешь все живей / Серьезность маленьких вещей, / Таких как ракушка и желудь». Появляются блики радости обретения себя самого в способности поэтически пересекать параллели бесконечного вращения природы и одномерного полёта человеческой жизни — «Как память бывших встреч, легки / Святые эти пустяки. / И вот однажды вопреки / И логике твоей, и воле, / Хоть мир вокруг жесток и груб / Из желудя родится дуб, / Из ракушки возникнет море». В этих строках вырисовываются контуры возможного перехода из плоскостного ощущения лирическим героем Промысла, — того, что Бог определяет для жизни человека, — в объёмное его наполнение, которое зависит от способности человека промыслительно воспользоваться данной ему свободой творческого существования — Жизнью. Будут ли тонально наполняться эти контуры, и каким образом, автор не даёт определённого ответа, у него его просто нет, и в этом он предельно честен перед собой и читателем: «Жизнь знакома, словно почерк, / но читаю по слогам». Вдумчивому же и чуткому читателю, несомненно, будет интересен разбор «Гербария» Романа Круглова, составившего коллекцию из цветов и трав — дикорастущих, комнатных, аптечных — отчасти ядовитых. Александр Медведев

Конец ознакомительного фрагмента.