Мой побег в Эльдорадо

Роман Корзун, 2020

Молодой человек на рубеже исторической эпохи вынужден покинуть только что развалившуюся империю. Он идет к своей цели, опираясь лишь на собственные силы, но дорога к ней тернистая и крутая. С невероятной стойкостью, через непреодолимые препятствия, он продолжает свой путь. Это повествование живет приключениями, оно сопровождается юмором, оно не обходит стороной драму, оно движимо романтикой, оно пролетает через потоки реальности, прикасается к мистике, своеобразию и необычным совпадениям и оставляет читателю место для философских размышлений. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Август — декабрь 1995 г.

Вылазка

Вернулся я в Кишинёв полным сил и оптимизма, решительно поставил своих опекунов (а по совместительству родных дядю и тётю, ставших мне волею судьбы родителями, и у которых я временно проживал после продажи квартиры) в известность о своем намерении уехать в Италию. Они восприняли новость со сдержанным оптимизмом. Начал искать репетитора итальянского языка, которого нашёл достаточно быстро. Это была местная жительница, побывавшая в Италии. Порепетировали мы с ней очень мало, всего урока три, если не считать, что первый был пробным. Очень много мне хотелось узнать про Италию: как там живут люди? Как ей понравилась страна? Однозначных ответов я не получил, лишь одно наставление: «По возможности езжайте на север — на юге хуже». Я вспомнил, что то же самое говорил мне и мой попутчик из Жешува. По совету репетитора купил хороший самоучитель. Поняв, что язык несложный, а преподает она не совсем профессионально, решил с ней распрощаться. Предварительно попросил её перевести мне текст на одной странице, где я коротко излагал свои причины побега из Молдавии. Она также дала мне адрес одной своей знакомой итальянки, к которой я бы смог обратиться в случае чего. Проживала эта знакомая в Тоскане, в городе Пизе. Текст она мне перевела более-менее правильно, но, как оказалось позже, выражение «я сбежал из Молдавии» было переведено приблизительно как «я обувь из Молдавии» (вместо итальянского scappato — scarpe). Возможно, это была опечатка. А тот адрес, что она дала, превратился в важный ориентир для моей будущей поездки.

В течение следующих двух месяцев я устроил себе интенсивный курс итальянского. Каждое утро, с девяти до двенадцати, закрывался в комнате и занимался по самоучителю. По истечении этого времени я уже довольно сносно понимал, о чём говорят в новостях, хотя для меня это было всё ещё очень быстро. Я также достаточно хорошо понимал детские сказки на итальянском, написанные в учебнике.

В середине сентября решил отправиться в Стамбул — прикупить себе одежды и проветриться разок перед предстоящей поездкой. Поехал я уже проверенной дорогой: из Кишинева в Бухарест на ночном поезде, а из Бухареста — на комфортном прямом автобусе в Стамбул через Болгарию. Поездка была не совсем удачной. По пути в Болгарии мы остановились, чтобы перекусить в одной столовой, и я там, по всей видимости, чем-то отравился. Не прошло и часа после того, как пообедали, как меня не только атаковали жуткие боли, но и стало очевидно полное расстройство желудка. Так как в самом автобусе туалета не было, каждую остановку, которую он делал, я, вместо того чтобы, как остальные пассажиры, размять косточки или купить себе что-нибудь попить-перекусить, проводил всё время в туалетах. В итоге за все наши остановки ни один не пропустил. Подъезжая к Стамбулу, я еще как-то мог запечатлеть красоту переливающихся огней приближающегося мегаполиса, но по большей части, к сожалению, меня занимали совершенно другие мысли.

В Стамбул мы приехали поздно — около часа ночи. Остановились, к счастью, возле какого-то отеля. Я решил, что тогда сразу там и зарегистрируюсь: «Скорее, скорее давайте мне номер!» Номер мне дали такой, что даже в кошмарном сне не приснится. Во-первых, в нём страшно несло сыростью. Оказалось, что занавеска, странным образом висящая на стене комнаты, закрывала не стену, а дыру в ней. Я заглянул внутрь и увидел пустоту с моего верхнего этажа до самого низа. Точнее, не видел, как глубок этот колодец, но логично, что он продолжался как минимум до основания здания. Возможно, данное пространство задумано для вентиляции дома, или это была его такая особая конструкция. Я боялся себе представить, что за животные и насекомые могли там находиться. Немного подумал и решил, что, наверное, всё-таки тут не останусь, а выпишусь из этой гостиницы сразу, как только воспользуюсь предоставленными удобствами. Потом еще оказалось, что в этом отеле на ночь отключают воду. У меня накопилось достаточно аргументов, чтобы отказаться от заселения. Тем более не наблюдалось более никакой спешности. Очевидно, отравление прошло. Я спокойно и неспешно мог теперь искать себе новое пристанище.

Хоть я и ездил в Стамбул два года назад, заметил, что неплохо еще ориентируюсь. Я нашел гостиницу, в которой был в последний раз, и решил там же и остановиться. В ней было всё так же прилично, как и прежде. Ради покупки одежды мне точно не стоило ездить в Стамбул. Одно дело — закупаться оптом, и совсем другое — покупать что-то для себя в розницу. Во втором случае продавцы скидывали цены лишь незначительно, так что они получались ненамного ниже, чем на кишиневском рынке. Но поездка необходима была мне не для того, чтобы сэкономить. Я просто хотел немного проветриться, и мне нужен был драйв — переключиться на чемоданное настроение. В общем, если не учитывать отравление, то поездка мне понравилась. Вернулся я полный энергии и сил, а также с кучей вещей, в том числе и новой спортивной дорожной сумкой, которую собирался использовать для поездки в Италию.

Между делом нужно было, конечно же, найти туристическую фирму, которая бы мне помогла получить итальянскую визу и которой ещё можно было бы довериться. Я пытался найти таковую среди своих знакомых. И как это часто бывало, снова случайность. Однажды в полном троллейбусе я встретил одну свою старую знакомую. Мне даже трудно сказать сегодня, насколько я её плохо знал. Помню только, что мы с ней поздоровались и спросили друг друга, чем занимаемся и как идут дела. Так и не вспомнив, откуда я ее знаю, рассказал ей, что хочу навестить Италию и ищу хорошее турбюро, которое бы помогло с визой. К моему большому удивлению, оказалось, что фирма, в которой она работает, помогает с получением виз. На следующий день я уже стоял на пороге этой туристической компании. В приёмной, прямо перед входом, висел огромный плакат — то ли фотография, то ли фантазия художника. Неописуемо красивый пейзаж, напоминающий мне жизнь в утопическом Эльдорадо, какой бы она могла быть по моим представлениям. Это был горный ландшафт со снежными шапками на вершинах, с зеленым фоном из равномерно скошенной травы, местами усеянный уютными отдельно стоящими домиками с темно-красными черепичными крышами. И над этим всем — невероятной глубины ярко-голубое небо, а по центру, в долине, зеркальное синее озеро необыкновенной чистоты. Я, словно окаменелый, уставился на эту панораму.

— Красиво? — прервала меня девушка, сидящая в приёмной.

— Очень! — всё ещё не отрывая взгляда от пейзажа, ответил я. — А это фотография реального места или картины?

Девушка не удивилась моему вопросу и не без определенной гордости в голосе лаконично ответила:

— Это Швейцария!

— И что, в Швейцарии действительно существует такая красота? — Я всё ещё не верил в реальность существования подобного на нашей планете.

— Да! Это настоящая фотография! — без тени сомнения ответила собеседница.

Паспорт

В туристической фирме меня заверили, что всё будет сделано в кратчайшие сроки, и, конечно же, нужно, как у нас водилось, всё заплатить заранее и сполна. Обещали, что виза будет сделана за две недели. Оставалось только ждать. Хорошо, что я этих людей хоть как-то знал, но всё равно оставлять им свой паспорт было немного не по себе. Этот паспорт был моей единственной возможностью выехать из страны. Ведь после того, как я бросил учебу в политехническом институте, меня должны были призвать в армию. Мне нужно было забрать свои документы из института, а для этого — пройти перерегистрацию в военкомате.

Армию я не любил и даже боялся. Во-первых, мой призыв совпал с войной в Приднестровье, и тогда меня спасло то, что я учился в институте. Но, как бы там ни было, воевать за государство, существование которого я даже не успел осознать, да ещё и против людей моей этнической принадлежности мне никак не хотелось. Во-вторых, наша армия была известна царящей дедовщиной, а в Молдавии — особенно землячеством^[13] и своей полной бесполезностью. Ибо солдат использовали как рабов — бесплатную рабочую силу, — чтобы строить дачи или дома генералам и другим должностным лицам, а то и вообще выполнять частные заказы. Перерегистрацию в военкомате я так и не прошёл, а это означало, что второго заграничного паспорта мне было не видать, как собственных ушей без зеркала. Даже своих документов из института, в том числе и аттестат о среднем образовании, я не мог забрать. Да что там говорить, я жил фактически нелегально в собственной стране, при этом будучи обычным законопослушным гражданином (если не брать во внимание мое нежелание служить).

Однажды меня сильно избили и ограбили в моей собственной квартире. Избили так сильно, что получил сотрясение мозга, и узнать мое лицо было просто невозможно. Я был на шаг от того, чтобы покинуть этот чудный мир. Уже не говорю про полицию, куда я не мог обратиться, но даже врачей должен был обходить стороной, ибо они автоматически вызывали полицейских в таких случаях. И мне пришлось обращаться к знакомым медикам и умолять их, чтобы они не сообщали в правоохранительные органы. С полицией я не мог общаться, потому что находился в списке уклоняющихся от воинской службы и моё местонахождение считалось неизвестным. Так что потерять паспорт для меня было бы огромной трагедией. Получил я его 6 октября 1992 года, сразу после моего 18-летия, и через короткое время подал документы на выездную визу на Кубу. Но с Кубой, а точнее, с Канадой, к сожалению, ничего не вышло. В дальнейшем я использовал его для поездок в Турцию.

Однако моё самое первое пересечение государственной границы бывшего СССР произошло ещё до получения загранпаспорта. В 1991 году Румыния разрешила гражданам Молдавии приезжать в их страну по внутренним паспортам, как мы уже ездили в Украину. Помню свою первую поездку в 17 лет с товарищем, ему было пятнадцать, но ехал он по паспорту своего старшего брата, на которого был очень похож. Это волнующее чувство в момент пересечения «железного занавеса» невозможно передать одним словом. Это и волнение, и радость, и освобождение, и любопытство одновременно. Правда, уже после перехода границы, когда нас встречал бедный и убогий ромский табор и цыгане выкрикивали что-то и махали руками из своих фургонов, стоящих посреди чистого поля, меня охватила определенная неуверенность. Я не ожидал увидеть ситуацию, которая могла бы быть еще хуже, чем у нас. Мне пока не приходилось наблюдать таких диковатых картинок. А это ужасное количество бездомных и беспризорных детей в городе! Невероятное число попрошаек и очень-очень много бедных людей.

Но в чём-то всё же Румыния была впереди нас. У них царила атмосфера свободной экономики. Бухарест располагал множеством различных баров и кафе с возможностью сидеть на улице, с белыми пластиковыми столами и стульями, солнечными зонтами. У нас всё это появилось гораздо позже. Также заметил, что в Бухаресте гораздо больший выбор продуктов питания и более качественной одежды в магазинах. Например, как только мы добрались до первого продуктового супермаркета, первое, что сделали, — это купили бананов и небольшой спелый кокос, который так и не съели, поскольку не знали, как и что есть. А с трудом добытый с помощью одолженного ножа в соседнем с супермаркетом баре сок оказался ужасным, потому что напоминал по вкусу мыло. Мой попутчик не растерялся и сделал из этого кокоса две пепельницы, которые ещё много лет потом использовал. Экзотические фрукты, кроме цитрусовых, у нас продолжали быть дефицитом, как и во все «добрые» времена СССР. В Румынии наблюдался дефицит другого рода, и наша задача была внести свой скромный вклад в его устранение.

В перечень товаров, которые мы экспортировали, входил дешевый трикотаж, грампластинки с молдавской фольклорной музыкой (с невероятной маржой, как минимум в 1000 %), дихлофос — средство против насекомых и много разной другой, никому в бывшем СССР не нужной дребедени из ещё советских запасов, залежавшихся в магазинных складах, а потому и продававшихся по ещё старым, доинфляционным ценам. Днём мы всё это продавали на каком-то местном рынке, а вечером, вернувшись в гостиницу и приведя себя в порядок, отправлялись в центр города прогуливать наш заработок. Не всегда мы ездили в Бухарест, были и другие города.

Чаще всего я отправлялся в Румынию с этим своим другом Виктором. Такой себе рубаха-парень, довольно умный и хороший коллега, но зачастую ненадежный и склонный к алкоголизму, а в пьяном виде — к неадекватным действиям. И это уже в свои 15 лет! Как я уже упоминал, с его старшим братом — моим тёзкой — они внешне были невероятно похожи. Но внутренний мир этих людей был диаметрально разным. Роман по призванию и натуре — целеустремленный и творческий человек, по профессии — актер, и, насколько я мог судить после посещения спектаклей с его участием, очень талантливый. У Виктора же видимых талантов не наблюдалось. Разве что умел хорошо продавать. Причем эта способность касалась не только вещей. С чужими он вел себя настолько самоуверенно и круто, что сразу входил в доверие и завоевывал уважение. Он интуитивно чувствовал, какой товар лучше пойдёт. Например, однажды спонтанно решил, что обратно нужно обязательно везти бананы. Набрали мы их огромное количество, и в Кишинёве они все разошлись поштучно за один день. И это примерно в 10 раз дороже!

А однажды я чуть навсегда не распрощался со своим паспортом. Приблизительно через год после того, как сдал свою квартиру одному пятидесятилетнему армянину, который впоследствии проживал там со своей матерью, произошла невероятная инфляция. И цена, которую он заплатил мне год назад, стала совершенно неактуальна. Конечно же, по закону экономики это были мои риски. Но он тоже понимал, что, исходя из человеческих принципов, в этом есть определенная несправедливость. И был готов пойти мне навстречу и уже в ближайшие месяц-два выехать из моей квартиры и снять другое жилье. Тем более мне надоело уже скитаться по съемным квартирам, на которые уходила львиная доля доходов. Один небольшой вопросик, правда, оставалось ему решить. Так как дела у него на тот момент шли неважно и он был на мели, нужно было одолжить ему какую-то сумму денег, которую бы он смог пустить в оборот. А зарабатывал он на торговле цветами. Покупал в Кишинёве, а перепродавал в далеком Новосибирске, куда с товаром отправлялся на самолёте. Оказывается, это был очень выгодный бизнес, если всё шло по плану.

Тогда я решил подсобить и попросил своего знакомого по имени Валера одолжить моему квартиранту энную сумму денег. Для него не было в этом ничего необычного, он, кроме торговли золотом, ещё занимался частным кредитованием. И вот после обсуждения всех деталей я и мой квартиросъемщик Ашот пришли к Валере домой, где составили красивый договор, всё как полагается, с номерами паспортов и подписями. Должен отметить, что ни я, ни мои данные нигде в документе не фигурировали. Но на всякий случай я принёс и свой паспорт. И вдруг неожиданно для всех Валера значительно поднял процентную ставку. И это в самый последний момент: принес деньги, и они лежали на столе. «Ну, если не хотите, то денег не будет», — отрезал кредитор с выражением лица, говорившим о том, что он всех перехитрил. Я и Ашот переглянулись. Что оставалось делать? Ведь мы уже настроились на успех.

Квартирант, к моему удивлению, довольно быстро согласился. И сделка всё-таки состоялась. Но самое неожиданное и неприятное выяснилось позже. Я оставил у Валеры паспорт! Пока приглядывался и отвлекался, он убрал его со стола, и, уходя, я просто забыл о нём. Вот какая случилась глупость! Когда позвонил хитрецу и высказал желание зайти к нему за паспортом, то, как и ожидалось, кредитор-любитель пообещал вернуть мне документ, как только снова увидит свои деньги. Ничего другого не оставалось, как молиться за успех Ашота и о его быстром возвращении из Новосибирска. Но, как говорится, если не можешь дождаться удачи, то неприятность не заставит себя долго ждать. Ашот вернулся на две недели позже, чем планировал, разбитый, разочарованный, с абсолютно провальным результатом поездки. Часть цветов испортилась в дороге, а постоянный скупщик то ли брать их по договорной цене отказался, то ли вообще уехал куда-то. Но факт таков, что продавать свои гвоздики Ашоту пришлось самому, в розницу, а город дорогой, как-то нужно было там проживать. И в итоге Ашот вернулся, можно сказать, ни с чем. О возвращении кредита не могло быть и речи. По крайней мере, в ближайшее время. А что же делать мне? Теперь о преждевременном выезде квартирантов из моей квартиры разговор не шел, ведь я остался без паспорта! Его восстановить с моим положением было практически невозможно. Стал думать о возможном выходе из этой ситуации. Валера, как я уже говорил, был очень искушенным человеком, и было трудно, почти невозможно, перехитрить его. Надо было знать его слабости, чтобы понять, как заполучить своё.

По комплекции он был высоким и тяжеловесным, физически его не одолеть. Что я, что Ашот — в два раза меньше Валеры. Нас бы он не испугался, единственное, что бы помогло, это оружие. Я понимал, что придется использовать либо какой-то макет, либо настоящее. Например, газовый пистолет. Легальное и распространенное оружие в то время. Но если бы я угрожал Валере пистолетом, это выглядело бы по меньшей мере неубедительно. Вряд ли он бы поверил в мои очевидно наигранные намерения стрелять, чего я и вправду никогда бы не сделал. Надо было подключать к этому делу Ашота, который хоть и был небольшого роста, худощавым мужчиной лет пятидесяти, но из них, как оказалось, двадцать пять провёл в тюрьме. Сидел он дважды, и каждый раз — за нанесение ножевых ранений. Мой квартиросъемщик даже испытывал какую-то скрытую гордость, когда рассказывал об этом.

Эту историю, конечно, я узнал уже после того, как сдал ему квартиру. На уголовника он не был похож. Собственно, он им и не был. Он не занимался ничем нелегальным, а просидел половину жизни из-за своего неудержимого темперамента и отсутствия самоконтроля. Но Ашот, хоть и не выглядел очень опасным типом, мог бы произвести на Валеру, угрожая ему пистолетом, убедительное впечатление. В первую очередь потому, что они хорошо друг друга не знали. Но так как мы не намеревались стрелять, нужно было ещё как-то выманить паспорт, который тот наверняка не вытащит, пока не увидит своих денег.

В общем, я набросал план. Согласовал его с Ашотом, а ему некуда было деваться, так как то, что я остался без паспорта, в большей степени висело на его плечах. План выглядел следующим образом: я попрошу Валеру вернуть паспорт, несмотря на то что всех денег Ашот отдать не может в связи с неудачной поездкой. Якобы возвращаемая сумма, которую мы назовем, должна быть внушительной — не меньше половины кредита. Это прозвучит правдоподобно, да и Валера наверняка будет рад вернуть хотя бы это. Чтобы выманить паспорт, скажу, что мы не отдадим денег, пока я не увижу документ собственными глазами: «Один раз ты меня перехитрил, теперь я тебе не доверяю». Чтобы он поверил, что деньги у нас есть и мы не блефуем, свернем рулончик из бумаги, сверху приукрашенный настоящей купюрой в 50 долларов. Как бы невзначай нужно засветить этот рулончик, чтобы Валера загорелся. Была у него одна слабость — какая-то неземная любовь к деньгам. Когда он видел золото или купюры, то немножко терял голову. Эмоции будто ширмой заслоняли ему мозг и лишали способности действовать рационально. В его рискованном бизнесе не раз Валеру обманывали, не раз приходилось ему сталкиваться с опасными личностями. Если бы ему удавалось до конца оставаться хладнокровным, многих неприятностей удалось бы избежать. Но просыпающаяся вдруг неудержимая жадность при виде денег или драгоценных металлов импульсивно заставляла его идти на неоправданные риски.

Мне удалось одолжить газовый пистолет, теперь оставалось назначить дату встречи. В ночь перед этой встречей я возвращался на свою съемную квартиру и вдруг вспомнил, что квартирный хозяин уже давно просил меня посмотреть счетчик электроэнергии. Как минимум недели две прошло, а я вспомнил только в тот поздний вечер. Как это часто бывало в то время, лампочки в подъезде все были выкручены, и в коридоре царила полная темень. Электросчетчики встроены перед входной дверью. Я включил зажигалку и направил свет пламени на свой счетчик. Передо мной, не считая первых нулей, предстали три цифры: 666… По спине прошли мурашки. Несмотря на это, я не стал изменять планы. На следующий день мы договорились с Валерой о встрече у него дома. Перед этим я передал Ашоту газовый пистолет, который внешне мало чем отличался от настоящего, и объяснил ему (точно так же, как до этого объяснили и мне), что пистолет имеет незначительный дефект. И если вдруг надо выстрелить, то его следует держать немного в стороне от корпуса, потому что иначе гильза вылетит прямо в голову стреляющему…

И вот настал этот вечер, мы пришли к Валере. Он нас пригласил вовнутрь, в большую комнату. Мы устроились за журнальным столиком на креслах. Перед этим мы, как и было принято, сняли в коридоре свою обувь. Всё шло более-менее по плану, с той только разницей, что убеждать вытащить паспорт пришлось намного дольше. Приходилось приводить гораздо больше аргументов. Он явно боялся его принести. Мой последний аргумент, что я ему больше не доверяю, потому что он перехитрил меня в прошлый раз, не очень убеждал его. Тогда я сказал ему, что таким образом хочу его наказать, чтобы он знал в следующий раз, как обманывать, и с нынешнего момента буду общаться с ним только так: никакого больше доверия. Интуиция ему подсказывала, что тут какой-то подвох. В конце концов, когда мы засветили наш «долларовый» сверток, как и ожидалось, у Валеры в ответ засветились глаза — он, видимо, как всегда, отключил свои мозги. Повременив совсем немного, он, ничего не сказав, вышел в другую комнату. Мы замерли в ожидании. Вернулся он с папкой, в которой, кроме моего паспорта, находился ещё и наш договор о кредите. У меня начало учащенно биться сердце: половина дела сделана. Валера ещё раз попытался уговорить меня дать ему сначала деньги. Но после моего однозначного и эмоционального отказа всё же вернул паспорт. Я держал его в руках! Трудно было в это поверить! Я сразу спрятал его во внутренний карман своей джинсовой куртки. Ашот действовал строго по плану, и он даже на секунду дольше не собирался задерживаться: «Ладно, потом вернем сразу всё, пойдём!» — и стремительно направился в коридор, где быстро обулся и занял выжидательную позицию возле выхода. Я поспешил следом.

Валера вначале словно окаменел от нашей наглости, но постепенно стал приходить в себя и начал нервно выкрикивать: «Что значит потом? Где мои деньги?! Отдайте мне мои деньги!» Но я уже обувался. Он настиг меня в коридоре и окружил своим огромным корпусом, пока я завязывал шнурки: «Отдай мне мои деньги!» «Я бы с удовольствием, — думал я, — но откуда они у меня возьмутся? А те 50 долларов, завернутые в «куколку», принадлежат Ашоту, и он их пока решил не возвращать». Но я не нашел что ему сказать. Меня начала охватывать паника: что дальше? Почему никакой реакции от Ашота? Он еще здесь вообще?

Я уже завязал шнурки, но не мог подняться, потому что Валера завис надо мной, фактически готовясь к атаке. Так и не имея возможности подняться, всё ещё сидя на корточках, вдруг слышу угрожающий голос Ашота с легким армянским акцентом: «Валера, отойди, бля буду…» Так как Ашот стоял не в поле моего зрения, я мог видеть только Валеру, лицо которого стало вдруг серым. Онемев от страха, он отступил, и я смог встать, сразу направляясь к выходу. Возле двери стоял Ашот с очень серьезной миной и направленным на Валеру пистолетом, который он держал в соответствии с инструкцией: слегка отклонив свою руку в сторону, чтобы гильза не вылетела прямо в голову. У меня пролетела мысль: «Не думает ли он стрелять?!» На всякий случай сделал небольшую дугу вокруг, насколько это позволял узкий коридор, стараясь не попасть под линию огня. Не понимал: зачем бы он сейчас стал стрелять, когда Валера вёл себя совершенно спокойно? Может, он просто был слишком осторожным? В том или ином случае Ашот не хотел меня подвести еще и в этот раз. Так больше ничего и не сказав Валере, мы спокойно вышли из квартиры, не меняя положения пистолета. Как только закрыли дверь, я пустился в уже наступивших сумерках наутёк. Ашот — следом. В полной темноте я споткнулся о камень, который заграждал въезд машинам во двор, и довольно сильно ушибся. Ашота постигла та же участь. Мы встали, корчась от боли, отряхнулись и теперь уже поковыляли домой. Ашот недоумевал: «Зачем побежали, ара, как босяки?» — «А вдруг у него тоже есть оружие? Сейчас бы пустился за нами вдогонку!» — оправдывался я. Через полчаса мы были в моей квартире, но пока всё еще у Ашота дома. Нас встретила его добродушная и беззаботная на вид мама и обратилась к нам со своим типичным армянским акцентом: «Слушайте, Валера звонил, ара, говорит: “Ваш сын на меня пистолет направил”. А я ему: “Так он же игрушечный был”. А он: “Откуда я знал, ара?!”» У меня отошло от сердца, когда я услышал это. Какие всё-таки находчивые эти армяне: за словом в карман не полезут. Хотя бы Валера не будет думать, что ему что-то серьезное угрожало.

Ожидание

Две недели пролетели быстро. За это время я продолжил свой курс итальянского, и мне позвонила знакомая из Канады, которая проживала в Торонто, и сообщила, что, если я хочу, она может прислать мне приглашение на работу. Она наконец-то нашла работодателя, согласившегося на это. Обещали мне, правда, это уже как минимум полгода назад, и я, так и не дождавшись ничего, решил попробовать с интенсивным курсом в Ванкувере. Не хватило терпения. Теперь из-за штампа в паспорте и «засветки» в бухарестском посольстве это было нереально. Я с благодарностью и огромным сожалением отказался. Но теперь у меня другие планы, и некогда грустить об упущенных возможностях.

Через две недели, однако, визы всё ещё не было. И через три… Меня уверяли, что всё в порядке и виза будет, просто посольство Италии в Москве или какой-то там отдел временно не работает. Мне всё это страшно не нравилось. Я завершил свой двухмесячный курс итальянского и прошёл этот самоучитель вдоль и поперек — уже не оставалось что учить. Прошёл ещё месяц, а визы всё ещё не было. Прошло целых три месяца. Я уже начал немного забывать итальянский язык. Стал просматривать английский, у меня тоже был хороший самоучитель для совершенствования языка. А визы всё не было. И если бы не постоянные убедительнейшие уверения турагентства, что всё прекрасно, просто «небольшая задержка», то я бы, наверное, потерял и терпение, и надежду. И наконец только в первой половине декабря мне позвонили и сообщили, что виза открыта и мне нужно заехать в туристическое бюро и забрать паспорт. ДА! YES! SI! Неужели это правда?! Это оказалось правдой. У меня действительно была открыта виза. И наконец-то я снова держал в руках свой паспорт!

Отъезд

Моё стремление уехать, начиная ещё с 1992 года, было настолько порывисто, настолько безудержно, что я не видел ничего другого перед собой. Любое моё действие, удачи и неудачи, большие и маленькие заработки, приглашения в Киев, Москву или Петербург, включая мои любовные романы и приключения, — всё носило временный характер и всё было постольку-поскольку. Я, можно сказать, не видел, не ощущал и не наслаждался всем тем, что у меня было, до конца, потому что все мое стремления, все мои мысли были направлены вперед, туда, где, как говорится, молочные реки и кисельные берега. Будучи ещё подростком, я мечтал стать инженером и поехать работать в Канаду. Однако я собирался вернуться и не хотел уезжать навсегда. Но моя голова уже работала в этом направлении. В том же возрасте мне приснился очень яркий сон, который я долгое время не мог забыть, о том, что получаю гражданство какой-то маленькой европейской страны, то ли Бельгии, то ли Люксембурга. В 16 лет я написал стихотворение, которое пришло ко мне само по себе, словно неожиданное теплое солнце, что внезапно рассеивает грозовые тучи. Писал я о том, что уйду и больше сюда не вернусь:

На небе звёзды и луна,

Их свет мне падает в глаза.

Вокруг ночная тишина,

Я ухожу, и навсегда.

Уйду туда, где нет тревог,

Где каждый индивидуал.

Как жаль, но всё же я не смог

Прожить там, на ноги где встал.

И хоть умру в чужой земле,

Но буду в том уверен,

Что жизнь прожил я для людей,

Что был я людям верен.

А вот сюда — я вам клянусь —

Сюда я больше не вернусь.

В начале 1995 года мне приснилось, что я нахожусь в эпицентре войны, похожей на Вторую мировую. Вокруг танки, грузовые военные машины, солдаты в зеленой форме. Стрельба, движения, суета. И я стою перед высоким забором. Каким-то образом мне удалось этот забор преодолеть. С чувством огромного облегчения я шел по тихой и мирной тропинке и наблюдал, как за стеной, по ту сторону, продолжалась война. Незадолго же перед самым вылетом в Италию мне вдруг снова приснился странный сон. Я увидел кладбище. Но совершенно необычное кладбище. Очень ухоженное, могилки — маленькие, ровненькие, огорожено оно было аккуратно подстриженными кустиками. Ничего подобного я не видел в своей жизни раньше, ни во сне, ни наяву! Этот сон сопровождало очень хорошее чувство. Чувство спокойствия и умиротворения.

Я никому до этого, кроме своих домашних, не говорил о своих планах. В самую первую очередь поехал покупать билет на самолет. Намеревался я лететь в Милан, в один конец. Но в офисе Air Moldova молодая сотрудница мне объяснила, что они не продают билеты в один конец. «Но как же так?! — возмутился я. — А если я хочу обратно приехать на купленном автомобиле?!» Но никакие уговоры не помогали. Пришлось покупать билет в обе стороны. Немного остыв от эмоций, я вдруг подумал, что не так уж и плохо, что взял билет в обратную сторону ровно через четыре недели, насколько была годна виза. А вдруг придется возвращаться?! Но подобные мысли я отгонял от себя. Потратив на билеты приличную сумму денег, поехал в город, в родной район, чтобы посетить ещё своих друзей и родственников и сообщить им о скором отъезде. На тот момент два моих самых близких друга, тот же Виктор, с которым я ездил в Румынию, и Игорь, который уже спустя лет пять уедет в Израиль, встретили эту новость с огромным удивлением. «Как же так, до сих пор ничего не говорил?!» — недоумевали они. А до отлёта мне оставались буквально считаные дни. Мои родители предлагали мне ещё встретить Новый год вместе, до него-то всего дней десять. Но я не поддавался на уговоры. Слишком долго пришлось бы ждать, и я уже просто хотел как можно быстрее улететь отсюда.

Все, кому я рассказывал о своем отъезде, реагировали, с одной стороны, изумленно, а с другой стороны, радовались за меня. Некоторые всё еще не могли осознать, что это реальность и я уезжаю навсегда. Многие удивлялись и не могли поверить, что я так рискую, еду куда-то, не зная куда, не имея никаких ориентиров. Например, для Игоря было важно, чтобы все риски были сведены к нулю, подготовлена почва, не растрачено ни одной лишней копейки. Но тут наши взгляды диаметрально расходились. И теперь настало время, когда каждый из нас шел своим путем, действовал по своим убеждениям. Виктор и Игорь были единственными друзьями, кто провожал меня в аэропорт. Собственно, только они и были моими друзьями. Мои опекуны повезли меня в аэропорт рано утром, ещё даже не рассвело, а по дороге, заехав в другой район города, где раньше находилась моя квартира, мы забрали моих верных товарищей, которые не поленились встать в такую рань и поехать со мной, за что я был им в тот момент премного благодарен.

Прибыв в аэропорт Кишинева во вторник, 19 декабря 1995 года, после оформления полёта и сдачи багажа я отправился на таможенный контроль. Аэропорт был в то время небольшой, приблизительно как автовокзал большого города. Поэтому процедуру прохождения таможни можно было наблюдать провожающим. Таможенник, проверив мой паспорт и наличие визы, вежливо спросил, сколько я везу с собой валюты. Я ответил, что 1 000 американских долларов. «И это всё? — удивился он. — А вы знаете, что недавно был принят закон об увеличении вывозной суммы?» Я ни о чём подобном не слышал. «Так сколько вы везете все-таки?» — не отпускал меня таможенник. И тогда я признался, что у меня всего 1 020 долларов. Он улыбнулся и пропустил меня.

Я обернулся. Мои сопровождающие неотрывно смотрели на меня. Виктор показал мне большой палец, повернутый кверху: мол, всё будет отлично. Я почему-то очень ясно запомнил этот момент. Помахав провожающим, я скрылся из вида, уже больше не оборачиваясь. Небольшое помещение без окон, в которое вошел после пограничного контроля, постепенно заполнялось пассажирами самолета, летевшего рейсом Кишинев — Будапешт — Милан. Ожидание было немного томительным. Я наблюдал за своими будущими попутчиками, пытаясь угадать, кто куда летит. Потом пришло время, и мы все направились к автобусу, который нас подвез к небольшому реактивному самолету Як-40. Когда я прощался с одним из знакомых, он меня спросил, не знаю ли я, на каком самолете лечу. Я ответил, что на билете написано Як-40. Тут он спохватился, то ли в шутку, то ли всерьез:

— О, это в принципе безопасные самолеты, но есть одна проблема. Они при взлете иногда взрываются! В общем, если через три минуты не взорвется, то в полете уже все будет хорошо.

На его лице нарисовалась помятая улыбка. До сих пор гадаю, шутил ли он или говорил серьезно. А я еще целую вечность не летал на самолетах. Пришлось лишний раз поволноваться, пока набирали высоту. Самолет был маленький, но очень уютный. Со мной сели две девушки. Одна летела до Будапешта, другая — со мной, до Милана. Первые три минуты, хоть вроде и не очень верил своему шутнику-знакомому, я переволновался так, что даже девушки заметили. Хорошо, не совсем потерял самообладание. Но потом, обнаружив, что уже прошло пять минут, а самолет продолжает полет как ни в чем не бывало, я успокоился. И страх летать если не полностью, то значительно поубавился. Девушки оказались хорошими попутчицами. Мы много болтали и шутили, так что вовсе не заметили, что уже очутились в Будапеште, после чего бо́льшая часть пассажиров вышла, в том числе и одна из попутчиц. С оставшейся я разговорился о делах насущных: о жизни в Италии, кто к кому едет, какие цели преследует. Алина, так звали мою соседку, летела в гости к своей подруге, которая уже два или три года жила в Болонье. Была очень всем довольна. От женихов у нее, по словам Алины, не было отбоя. Итальянцы ценили наших женщин за их женственность и верность. Также и с работой не было никаких проблем. Мне же особо не было о чем рассказать. Лишь то, что моя следующая цель — это Пиза, там есть какая-то знакомая, которая подскажет мне, как и где можно устроиться и что предпринять. Алина только пожала плечами: ей трудно было представить, что так вот, наобум, можно куда-то ехать.

В Будапеште к нам подсело несколько итальянцев. Незадолго до приземления я разговорился с одним из них на его родном языке. Стоя в самолете, мы наблюдали в иллюминаторе заснеженные горы, и он гордо рассказывал мне, что это Альпы. Я первый раз в жизни видел такую красоту! Это была бесчисленная сеть высоченных вершин в снегу. Нигде даже намека не было на растительность, в отличие, скажем, от Карпат — единственного, что я видел своими глазами. Он мне рассказывал, что по эту сторону Альп находится Италия, а по другую — Австрия и Швейцария. Потом нас попросили занять свои места и пристегнуться — самолёт заходил на посадку.

Примечания

13

Разновидность молдавского национализма.