Человек из ниоткуда

Роман Иванович Кирнасов, 2022

Что будет самым важным для всего человечества, когда прогресс достигнет возможности проходить сквозь червоточины? Изучение истории, в её подлинном виде! Но проникая в прошлое, мы рискуем изменить настоящее. Но, кто не рискует, тот… А возможно, история уже изменена…Душ

А́ника.

Глава 1. Родная хронология.

944 621 год по летоисчислению хронологии, в которой я родилась. С исчезновения моих родителей прошло 24 года.

Как обычно, я пришла на свою работу, где работала ассистенткой по проекту поиска кротовин. Настроение было уныло-спокойное, потому что мы уже разработали 23-ри устройства, но пока никаких результатов. Так что мы привыкли к разочарованиям.

Задача, которую поставило нам министерство науки, была такова: любым способом проникнуть в прошлое, чтобы изучить историю от первого лица и зафиксировать её на видео-голограммер.

— А́ника, мы всегда пробовали варианты, которые вмещались в нашу логику. Сегодня поступим от противного, — обратился ко мне профессор Патсторс.

— А поконкретнее? — спросила я.

— Настраивай наш излучатель не на магнитное поле, а на поиск электрики.

Сначала я хотела возразить, но вспомнив, что профессор сказал о нелогичности попытки, молча стала вписывать программу поиска электричества вокруг излучателя. Когда программа была зафиксирована, я её запустила. Прибор никак не реагировал. Профессор выдал свой очередной сарказм с улыбкой:

— Возможно, прибор не реагирует, потому что мы его до сих пор никак не назвали…

Я привыкла к его шуточкам, поэтому никак не отреагировала, как и наш излучатель.

— Профессор, мне нужно лететь на праздник к своей дочке. Ей десять лет, время Большого Выбора, — сказала я Патсторсу. Профессор как бы застыл — видно, что у него появляются новые идеи, но он сам этого ещё не осознаёт. Интересно, он меня слышал? — Будем что-то ещё пробовать и мне не нужно улетать к дочке? — спросила я слегка расстроенным голосом.

— Нет, наоборот. Конечно, лети. Я вот что подумал. Почему мы постоянно здесь пробуем работу прибора? Возможно, пространственные координаты связаны, каким-то скрытым механизмом, с кротовинами. Давай сделаем так: оставляем устройство включённым, забирай его с собой и пусть оно летает. Может, по пути где-нибудь отреагирует. Если по твоему маршруту будет глухо, то после, покатай его просто без маршрута. Съезди к морю, например.

Мы пошли с излучателем к моей шестиместной Сардии.

— Будет сделано, — улыбнулась я.

— А твоя дочка знает, что такое кротовины?

— Конечно, знает и даже объясняет сверстникам, которые ассоциативно сразу думают, что это тоннели, которые накопали кроты. Но она объясняет не по учебнику, упрощённо. Просто говорит, что времены́е дыры, искажения пространства-времени.

Мы загрузили прибор в мою лётку, и я полетела к дочке на праздник.

Сардия полетела над океаном, так как надземные воздушные пути, были как обычно, заняты грузовым воздушным транспортом. И, забыв о приборе, я включила свою любимую музыку, звук которой, в основном, состоял из звучания ударных инструментов. Я могла её слушать как из самой лётки, так и переключив связь с ней, через мини-наушники.

Услышав странные изменения в привычном музыкальном ритме, я сняла мини-наушники и осознала, что это вовсю загудел прибор. Как только я это поняла, он снова замолчал. Я резко скомандовала Сардии, чтобы та остановилась и повторила движение обратно, но медленно. Сардия остановилась на лету и включила задний ход. Хотя такое выполнение команд для лёток было достаточно редким, потому что в этом не было нужды, в основном. Я стала всматриваться в координаты… Как только появился повторный тот же звук, я зафиксировала координаты в самом приборе и в лётке, на всякий случай.

— Сардия, теперь давай попробуем ещё очень редкое движение для тебя. Синхронизируйся с этим устройством, которое издало звук, и выбери среднюю точку. Затем начинай от неё двигаться по кругу, точнее — по спирали.

— Выполняю, — ответила машина.

Сардия стала спирально двигаться, и остановилась на девятом витке спирали, когда звук совсем прекратился. Я зафиксировала координаты и мы полетели дальше по тому же маршруту, несмотря на очень обрадовавшее меня событие. День прошел не зря! Я скинула, по общей связи, координаты профессору и направилась в Городской Дворец. Сегодня именно там я увижу свою дочь.

Моей дочери Синтии исполняется 12 лет, и она готовится к Выбору пути. Я не из тех родителей, которые стремятся повлиять на Выбор детей. Кому, как не мне, знать, какими тернистыми путями люди приходят к своему выбору. Мы с Синтией обсуждали разные возможности и сценарии, но мне не известно, к какому варианту она склоняется.

Как бы то ни было, именно сегодня все дети города, которым в этом месяце исполняется 12 лет, собираются в Городском Дворце и оглашают свой Выбор.

Мой муж Андреас, отец Синтии, выбрал быть ветеринаром, он всегда любил животных, его решение было закономерным. А вот Синтия… Я даже и не знаю, что выберет моя малышка. Она тяготеет к естественным наукам, но вряд ли пойдёт по стопам отца. Может быть, станет биологом, будет выращивать из стволовых клеток органы для трансплантации. Перспективная специальность, и вроде бы ей нравилась лаборатория стволовых клеток, и с научным руководителем был хороший контакт. Но Синтия девица своенравная и не предсказуемая. С ней ни в чём нельзя быть уверенной.

Родители тех, кому предстоял Большой Выбор, собрались в Городском Дворце. Дети в парадной форме, специально отшитой для Большого Выбора, вышли в главный зал. Они заняли места в первых рядах амфитеатра. Родители расселись полукругом за детьми. Синтия обернулась и помахала мне рукой. Совсем взрослая.

Я, вообще, с трудом переношу все эти формальные процедуры и мероприятия. На большом экране нам показали детей, с того момента, как они трёхлетними несмышлёнышами зашли в Храм Наук, до сегодняшнего дня. Мы послушали, как дети читают стихи, рисуют картины, играют на флейтах и виолончелях, и всё это конечно очень мило, но мне ведь нужно возвращаться к Патсторсу!

Я встала со своего места в амфитеатре и спросила у стюарда, как долго продлится фильм.

— Ещё три часа, — ответил стюард. — А потом будет бал выпускников, родители смогут подождать в оранжерее или поехать на работу. Само объявление Выбора состоится к вечеру. Приходите к семи часам!

Я поблагодарила стюарда и связалась с мужем. Не факт, что я освобожусь к семи часам. А он точно сможет приехать. Я попросила его, что он сразу, как только узнает, какой выбор сделала Синтия, свяжется со мной через связь лёток, и всё расскажет в точности. Теперь — на работу!

Когда я прилетела к профессору, он уже встречал меня на парковке на крыше нашего здания, которое нам выделило МСР. Увидев его эмоциональное состояние, я начала смеяться, радуясь за то, что у нас получилось:

— Патсторс, твоя идея, как всегда, сработала…

— Да, скажешь, как всегда… Где ж как всегда, если иногда, — ответил профессор, с нетерпением взяв излучатель.

Когда мы отсканировали координаты, зафиксированные мной над океаном, профессор стал писать программу по выявлению границ времени, конечно же, с моей помощью и с помощью технологий, которые были идентичны тем, что находятся в наших летательных транспортных средствах. Мы провозились около трёх часов и выяснили, что размер временнóй кротовины, которую мы нашли, с помощью своего излучателя версии 24, таков: от нас она — 5 миллионов 324 тысячи 25 лет — 5 миллионов 324 тысячи 23 года. То есть — внутренний её размер: примерно 2 года.

Нам осталось определить размер этой временнóй дыры на нашей стороне. То есть: вычислить — сколько у нас есть времени до того, как она для нас будет не доступна. Написав все необходимые программы, мы с Патсторсом отправились в то место, на Сардии…

Добравшись и убедившись, что поблизости никто не летает, мы принялись устанавливать в программном обеспечении Сардии дополнительные сканеры аномальных излучений. Зафиксировав кротовину, мы вычислили, что на нашей стороне её размер с месяц, и что этот месяц уже заканчивается и осталось, буквально пару часов.

— Профессор, что будем делать? — тревожно начала лепетать, — если мы не попробуем открыть кротовину, мы её упустим…

Профессор задумчиво молчал. По его выражению лица было видно, что он понимает больше моего и пытается придумать самый оптимальный вариант действий. Я не стала ему мешать и решила ещё раз всё тщательно проверить, пока он думает…

— Да… Жаль, что мы не подготовились, ничего не взяли с собой, — наконец заговорил Патсторс. — А́ника, ну, ты ж понимаешь? Учитывая, что мы над океаном, вариант один…

— Понимаю, профессор. Вместе с Сардией?

— Да. Я конечно, не хотел бы рисковать тобой, но других вариантов нет. Мы ж не знаем: либо — таких дыр полно в течении времени нашей жизни, либо — нам крупно повезло, и эта кротовина — большая редкость на протяжении ста, а может и тысячи лет.

Я молча запустила стабилизатор излучателя и он начал фиксировать эту червоточину. И вот кротовина открылась. На датчике прибора были видны пространственные границы кротовины. И нам повезло, что наша лётка, по размерам, в неё проходила. Но сама червоточины была под водой и нам придётся нырять. Конечно наша хронология достигла того прогресса, что у каждого был свой летающий транспорт, который помимо двигателя для движения, имел ещё магнитный двигатель — антигравитационный. И данные транспортные средства хоть и имели герметичность, но не были предназначены для движения под водой. Мы это осознавали. Хорошо, что расстояние до кротовины под водой было всего 7 метров. Тянуть резину нельзя было, потому что при её открытии, сразу бы полилась вода на другой конец кротовины, если там её не будет, а если будет, то тоже — столкновение вод… Что ждёт нас на той стороне мы не знали, и я мельком подумала, что не плохо бы было доработать излучатель так, чтобы хоть пару метров было видно через излучатели сканеры, что там на той стороне кротовины.

— Сардия, резко вперёд метров на 15, затем снова резкий поворот назад и вверх из воды.

— Принято, — ответила машина.

Сардия быстро рванула в заданную точку. Произошла мгновенная вспышка и Сардия повернула вверх из воды. Мы вылетели над поверхностью воды на 5324024 года в прошлом.

Был ветер, но шторма не было.

— Сардия, просканируй где ближайшая суша и вперёд, но не спеша. Выводи все данные на экран.

— Делаю, — ответил искусственный интеллект.

В экране лётки стали появляться показатели температуры за бортом, показатели влажности, вероятности сейсмических активностей, а также флора и фауна, которая выделялась на экране разными цветам. Геометрических построений не было. Людей от животных сканировочная программа отличить пока не могла, потому что мы пока над этим не работали. Мы приближались к ближайшей суше. Была ночь, и я специально не скомандовала о включении фар, чтобы местные (если они есть) нас не обнаружили, по крайней мере — чтобы не обнаружили в полёте.

Мы вышли из Сардии, взяв с собой дистанционный пульт связи с ней. И её я оставила в полу-метра от земли. Взяв голограммер, я стала записывать всё, что вижу, в трёхмерном измерении на свой голограммер. Вокруг были не знакомые нам деревья, огромных размеров. Мы чувствовали себя, как два потерявшихся муравья в огромном лесу. И у Патсторса, и у меня потихоньку начиналась пА́ника. Сразу появились разные внутренние страхи, которые мы раньше никогда вообще не испытывали в своей жизни. Страх застрять здесь навсегда, страх, что на нас нападут ядовитые насекомые, или того хуже — дикие звери. Хотя, что хуже, это ещё — большой вопрос.

Посмотрев друг на друга, мы увидели эти страхи, по выражению наших лиц.

— Будешь пить? — спросил неожиданно Патсторс.

— Нет, — тихо произнесла я, работая с голограммером.

— А́ника, — давай фиксируй всё на разных расстояниях, и сваливаем отсюда домой, — тревожно прошептал Патсторс.

— Да, — ответила я профессору, будучи, как всегда, солидарна с ним.

Я стала медленно поворачиваться вокруг себя, и фиксировать данные трёхмерного изображения на разных расстояниях. Сначала на расстоянии нескольких метров, затем, нескольких десятков метров, сотен, и нескольких километров, насколько позволяла модель данного голограммера.

Пока я фиксировала данные, нас стали замечать местные насекомые, и животные, и птицы, обращая на нас всё больше внимания.

— Да, профессор, повторила я, — нужно улетать. Людей здесь, скорее всего нет.

В эту минуту небольшая птичка (я её в тот момент восприняла как птичку, хотя и не знала, можно ли её с полным основанием причислить к классу птиц, теплокровных яйцекладущих позвоночных) спикировала из темноты прямо нам под ноги. Откуда она взялась? Крошечная, размером точь-в-точь — воробей, она села на землю между мной и профессором. Ночь, темнота, ветер. И птица.

Я вспомнила, как в детстве читала рассказы о животных, написанные искусственным интеллектом по мотивам творчества известных писателей. Программа брала всё самое лучшее из того, что написали писатели-люди, и компилировала в совершенно захватывающие рассказы. К чему это воспоминание мне сейчас, в пяти миллионах лет от дома? Совершенно не вовремя, подумала я, наклонилась и взяла птичку в руку.

— А́ника, что ты делаешь? — голос Патсторса звучал довольно нервно.

— Беру образец местной фауны, профессор. Нам надо возвращаться, вы же помните, что кротовина закрывается через пару часов, причём, из этой пары часов мы уже потратили минут сорок? А нам ещё возвращаться. Давайте возьмём птичку!

— А́ника, ты даже не представляешь себе, какие организмы мы можем привезти домой. Вирусы, бактерии, простейшие…

Я скорее почувствовала, чем увидела, что профессор уже согласился взять птицу, а спорит просто по инерции.

— Она пройдёт карантин. Процедура отработана. Пойдёмте, не будем терять времени.

Я шагнула ко входу в лётку. Мы уселись, я посадила птицу в специальный отсек для перевозки живых организмов — он (или она, пока не ясно) с готовностью порхнул на спинку кресла, и я активировала Сардию для полёта. По зафиксированным координатам мы долетели до"своей"червоточины и стартанули назад, как и сюда: Активировали кротовину, увидели жёлто-зелёное свечение, нырнули в воду, прошли пространственно-временной барьер. Сардия сделала резкий поворот вверх, и мы вновь вынырнули из воды, закрыв кротовину. Убедившись, что Сардия никак не пострадала, мы отправились в наше рабочее помещение.

— Нашкодил, — резко произнёс профессор, с эмоциональным выражением, на котором вновь появилось слегка, то чувство, которое у нас активировалось в прошлом — страх.

— Что случилось, Патсторс? — С тревожным интересом, спросила я.

— Только что хотел допить Джинго с бутылки, а бутылки-то нет.

— Да, я помню, что ты мне вроде предлагал.

— Да. Я брал с собой бутылочку напитка, но я так её и не открыл. А момент, когда я её оставил, как-то даже и не вспомню сейчас.

— Наверное перенервничал, сказала я, — поняв о чём говорит профессор. Он имеел ввиду — возможность реализации временнóго парадокса под названием «эффект бабочки».

— Эффект бабочки, — уточнила я у своего напарника?

— Возможно, — произнёс он и добавил, — нужно проверить.

— Кстати, из-за этого попугайчика или кто он там, тоже могло что-то произойти насчёт исходящих временны́́х волн.

Я взглянула на птичку. Надо искать клетку и спросить в зоологической секции, чем питаются представители этого вида.

— Да, — извини, я не подумала в тот момент вообще о парадоксах времени.

— Ну, я тоже тогда забыл, мною управляли эмоции, — ответил мне напарник.

— Да, какое-то негативное ощущение, но в тот же момент новое для меня, неизведанное…, — высказала я то, что до этого некогда было высказать.

— Да, у меня также, — согласился со мной напарник, — может, это говорит о том, что проникновение в прошлое — опасно…

Мы зашли в базу данных наших сигмоидных программ, которая находилась в нашем рабочем здании, чтобы узнать, имел ли место эффект бабочки.

— И что? — посмотрев на профессора, спросила я, — как мы узнаем?

— Да, информация в этом случае нам не поможет. Придётся опираться лишь на нашу с тобой совместную память, — подытожил мой вопрос профессор.

— Патсторс, попробуй данные о находках, дотированных миллионами лет назад, — предложила я.

— Точно, — обрадовался учёный.

Он открыл через сетевой голограммер информацию о находках. Среди прочих, к нашему, толи удивлению, толи огорчению, мы увидели и нашу бутылочку. Там археолог утверждал, что данной бутылочки миллионы лет. А скептики спорили, мол, анализ показал, что она идентична бутылкам нашего времени. А тот учёный Говард Сэллин говорил о своём новом изобретении, которое сканирует предмет, на время. То есть: определяет возраст предметов, сколько им дней, лет, веков…

— Ну, всё, — выключив голограммер, произнёс Патсторс, — будем отчитываться министерству. И не забудь отнести свою птичку в зоологический сектор.

Мы связались со своим начальством из министерства и сказали, что у нас уже есть результаты по нашему секретному проекту. Нам сказали, что через пару часов соберут всех, кто в курсе проекта, и нас выслушают. Мы взяли нашу запись из прошлого для голограммера и свой излучаетль-24, и полетели на отчёт.

Когда мы зашли в зал, то обнаружили, что людей намного больше, чем мы ожидали. Это говорило о том, что нам оказали больше доверия, чем мы думали. И несмотря на то, что многие годы работы над излучателем не принесли никаких результатов, нас не отстранили от работы.

Когда нам дали слово, профессор сказал:

— Наш излучатель-24 научился фиксировать кротовины. Мы почти случайно нашли одну, и так как мы вычислили, что её временнóй размер скоро окончится…

— Когда мы поняли, что проход сквозь время в прошлое скоро закроется, — перебила я напарника, — то мы на лётке прошли сквозь этот проход, не поставив вас в известность. Иначе бы мы упустили возможность, и мы пока не знаем, эта возможность была одна, или кротовины расположены очень насыщенно, по отношению друг к другу во временнóм расположении. И вот что мы там, для доказательства, зафиксировали, — окончила я.

Когда я перебила профессора, он сразу стал заниматься другим делом: стал подключать нашу переносную базу данных, к министерскому, более продвинутому голограммеру.

Когда голограммер включился, большинство присутствующих в зале, вздрогнули. Так как мы все, как бы, оказались там — в прошлом, среди такого большого количества флоры и фауны. Конечно уже давным-давно все люди привыкли к резкому изменению локации вокруг себя, при включении голограммера. Но эта локация для них всех была неожиданная, по ощущениям.

Во время трансляции локации из прошлого, люди в зале начали вставать и ходить, рассматривая разные элементы локации.

— Вы давно в курсе о находке археологов? — Задала я вопрос залу, когда голограммер выключился.

— О какой именно находке? — Спросил один лысый чиновник из министерства.

— Ну, бутылка, которая как бы современная, но пролежала миллионы лет в глине. Речь Говарда Сэллина слышали?

— Я слышала об этом 2 года назад — произнесла пожилая дама, которую я впервые видела и даже не догадывалась какое место и статус она занимает среди людей, связанных с секретными разработками. — Так это вы оставили там ту бутылку?

— Да…, — отвечала я.

— Вот, — теперь Патсторс перебил меня, — два года люди знают об этой информации, а мы нет. Понимаете что это доказывает?

— Что? — Спросили хором ещё несколько человек, присутствующих в зале, на этом секретном отчёте.

— Что мы изменили прошлое, — продолжал мой напарник. — Если бы это было не так, то мы бы тоже знали об этой находке. Понимаете?

— Это не совсем доказуемо, профессор, — высказался молодой парень объясняя свою мысль, — вы могли просто не увидеть тот файл в котором говорилось о находке, и всё.

— В принципе, вы правы, но я склонен полагать, что мы с напарницей находимся уже в изменённой, хоть и слегка, но изменённой хронологии.

Все присутствующие начали совещаться. Мы с Патсторсом вышли перекусить. А я ещё и собиралась зайти в зоологический сектор. Уточнить, что там с птичкой. Но сначала, конечно, в лабораторию.

В лаборатории нам сделали бесконтактный анализ крови, чтобы определить, какие минералы, витамины и нутриенты необходимо восполнить нашим организмам. Информацию из лаборатории передают непосредственно в столовую, и мы получаем еду, подобранную под наши потребности. Конечно, иногда люди едят по старинке, как попало, поглощая больше калорий, чем следует, но это в основном на праздники. Вот сегодня вечером, например, дома будет угощение в честь Большого Выбора дочери. Там мы не будем рассчитывать состав еды с лабораторной точностью. Но если постоянно так питаться, то никакого здоровья не хватит.

Мне вспомнилось, что Синтия буквально на днях рассказывала, что они проходили на уроках истории. Раньше, до того, как люди научились анализировать состав пищи и делать молекулярную раскладку усвоения нутриентов, бывали случаи переедания. При этом у человека даже мог быть лишний вес. Даже болезнь такая была, ожирение. Звучит жутко, но вот было же. При этой болезни жировая ткань аномально разрастается, и талия становится больше, чем окружность черепа, помноженная на полтора. Нам сейчас это кажется удивительным и странным, но тогда у людей жизнь была совсем другая. Жили они недолго по нашим меркам. Умирали молодыми. Страдали от болезней, которые сейчас легко можно предотвратить. У них даже бывали эпидемии, вызываемые вирусными и бактериальными возбудителями. Кстати. Как там птичка? Не несёт ли она каких-либо интересных для науки вирусов и бактерий?

После бесконтактных анализов мы зашли в зоологический сектор. Сотрудников мы не увидели, но мобильный отсек с птицей был осмотрен и помечен как безопасный. Я могла его забрать после завершения собрания.

Когда нас позвали, мы получили конкретные задачи: намотать, как можно больше километров и предоставить отчёт о количестве кротовин, которые открыты на нынешнее время, и указать их размеры, естественно, во временнóм значении.

— Будем тогда по очереди, или как? — Спросила я напарника, имея ввиду поиск кротовин.

— Можно и по очереди. Но одна не проходи сквозь кротовину. Хорошо? Переживательно спросил профессор.

— Договорились, — ответила я. Забрав птичку, я полетела домой новым путём, включив излучатель, надеясь по дороге, найти новую кротовину. Кстати, прибор наш излучал определённый вид энергии, которому ещё даже названия нет, поэтому и назвали мы его излучатель.

В этот раз я решила сделать большую петлю, включив на Сардии сверхзвуковую скорость, и полетела через Афку (Африка). Максимальная ширина по приёму сигнала о наличии кротовины, была 200 метров. Я осознавала, что это очень мало и решила потом сказать об этом своему напарнику, чтобы поработать над расширением сканирования кротовин. Флора так мелькала, что рассмотреть её в экранах лётки было не реально, поэтому я даже и не пыталась…

И вот, почти пролетев Афку, раздался сигнал излучателя. Сардия уже была в курсе того, что при появлении данного сигнала, нужно фиксировать координаты, и возвращаться сразу к ним. Она затормозила и дала задний ход. Работая лишь на антигравитационном двигателе, Сардия зависла в двух метрах от новой кротовины. Я стала измерять саму кротовину и фиксировать все данные в нашу программу. На этот раз размеры червоточины были совсем другие. Прошлое было всего в 103 года от нас. А размером на нашей стороне, кротовина оказалась в 2 недели, и до её"заканчивания", то есть — закрытия, оставалась одна неделя. На той стороне она была тоже примерно — одна неделя, плюс, минус — несколько часов.

Я всё зафиксировала, и полетела дальше домой. В этот раз больше червоточины мне не попадались. Было поздно уже сообщать Патсторсу о новой кротовине, и я решила это сделать завтра. Взяв с собой излучатель и мобильный отсек с птицей, я пошла в свой дом…

В столовой ярко горел свет, за столом собрались родственники — ещё бы, не каждый день ребёнок совершает Большой Выбор. Когда я вошла, Синтия обрадованно прибежала ко мне навстречу.

— Привет! Отгадай, каков мой Выбор?

— Да, А́ника, отгадай, что выбрала твоя дочь! — мой двоюродный старший брат подошёл меня поприветствовать, забрал отсек с птичкой и поставил на стол, не взглянув, что внутри.

— Да ладно, А́ника не угадает, даже я, супер-вовлечённый отец, не отгадал, что выберет Синтия. Я считал, что это будет выбор — стать певицей или балериной, она всегда подписывалась на первые роли…

— Ну уж нет, я точно знала, что не актриса, не певица и не балерина, — сказала, чуть ревниво, Ивета, прабабушка Синтии по линии Андреаса. Она-то как раз и была балериной, причём, в течение 7 лет даже примой. И сейчас, в свои 92 года, вела балетный класс для взрослых любителей, начинающих осваивать балет. Причём, её ученики крутили фуэте не хуже профессиональных танцовщиков, хоть завтра бери в кордебалет лучших театров! Ивете немного жаль, что Синтия не пошла по её стопам, но для девочки балет — хобби, не более того.

— Не горюй, бабуля, мой сын явно хочет быть танцовщиком, — улыбаясь Ивете, сказала младшая сестра мужа, Вирджиния, — ты ведь не только со взрослыми работаешь? Набираешь класс мальчиков на следующий учебный год? Возьмёшь Эльдара? Это сын моей лучшей подруги, ну,ты её знаешь.

— Ну конечно, дорогая, о чём речь! Ему только семь, ко времени своего Большого Выбора он может и передумать, но балет это очень полезно и для общего развития. И физического, и культурного!

— Ладно, ладно,"соловья баснями не кормят", зовите Анику за стол! — моя тётя набрала заказ на домашнем"оформителе", и наш домашний робот принёс мне спагетти с морепродуктами и брокколи под сырным соусом.

— А пока ты ешь, подумай всё-таки, какой Выбор сделала Синтия. Нам интересна твоя версия, — это опять моя тётя. Все выжидательно посмотрели на меня, ожидая ответа.

— В общем, я думаю, что Синтия будет историческим биологом, — двинула я.

Честно говоря, сказала я это наобум. Исторические биологи — где-то наши с Патсторсом смежники. Они занимаются ископаемыми животными, и по-хорошему, мы должны бы брать специалистов из их отдела, когда"идём"исследовать кротовину. Именно они осматривали птицу, которую я привезла домой. Да, и в общем, догадка — не хуже любой другой.

За столом воцарилась тишина, все смотрели на меня с удивлением и любопытством.

— Откуда ты знаешь, мама? Это именно то, что я выбрала! Тебе кто-то рассказал? Анхалия?

Глава 2. Первый человек из ниоткуда.

На следующий день, когда я проснулась, то сразу стала собираться к напарнику. Вчерашний ужин, посвященный Большому Выбору дочери, затянулся чуть дольше, чем надо. И хотя мы все душевно пообщались, сегодня я всё же немного проспала, и двигаться надо быстро.

Зайдя в комнату, где я оставила наш излучатель-24, я вновь резко ощутила то чувство, которое впервые ощутила там — в далёком прошлом. Я обнаружила, что излучателя на месте нет. Сначала связалась по голо-связи с мужем, который сказал, что он ничего не трогал. У меня сердце ушло в пятки. Излучатель могла взять Синтия. Я всегда поощряла её интерес к моим приборам и инструментам, и до сих пор это никогда не было опасным. Сейчас, когда мы достигли первого успеха с кротовинами, и даже привезли домой птичку (кстати! птичка! напоить и покормить!), ситуация изменилась, но дочери ничего объяснить я не успела. Ситуация стала по-настоящему критической.

Когда я стала связываться с ней по голо-связи, то контакта не было. Я зашла в свою лётку и сказала Сардии, чтобы та попробовала связаться напрямую с лёткой Синтии. Подождав примерно минуту, меня вновь охватило то ощущение — то ли ощущение страха, то ли ощущение опасности.

Я открыла мобильный отсек с птичкой (серенькая, пальцы крыла с рудиментами когтей, как у летучих мышей, но развитое оперение, довольно крупные маховые перья, и странная голова), насыпала ей корма и проверила воду. Голосом набрала Патсторса по голо-связи. Я рассказала ему свои опасения, что я вчера зафиксировала одну новую кротовину и оставила данные координат в излучателе. А сейчас, скорее всего, прибор взяла дочка. Она легко могла пройти сквозь ту кротовину.

— Профессор, у нас остались ранние прототипы? Если, да, то мы можем их доработать, чтобы мы смогли открыть проход через ту кротовину? Данные координат у меня также остались зафиксированными в моей лётке. Нужно срочно действовать, а то дети есть дети, не смотря на их навязанную нами ответственность, — обратилась я к профессору.

— Вообще-то, я предыдущие приборы разбирал на запчасти, но пару штук должны были остаться целыми. Сейчас пойду посмотрю и из того, что найду, буду дорабатывать, — мгновенно пошёл ко мне навстречу напарник.

— Лечу к тебе, — второпях произнесла я.

— Нет, нет, стой. Лети не ко мне, а к тем координатам и ожидай там возможное появление своей дочки с нашим излучателем-24. А также сообщи мне те координаты. Как только доработаю прибор, если получится, то сразу прилечу к тебе, — быстро проговорил мне напарник.

Я полетела в Афку, в нужное мне место… Прилетев и включив антигравитационный двигатель, я зависла в 10 метрах от моих, вчера обнаруженных, координат новой кротовины. Я стала ожидать. У меня-то времени есть около недели. А вот, у Синтии (если это она взяла излучатель), остаётся лишь около суток, а то и того меньше, чтобы вернуться домой. Я не связывалась повторно с Патсторсом, чтобы не отвлекать его от работы над прототипом излучателя. В раздумьях я просидела не долго, около часа, и затем мне пришла мысль: почитать историю, как мы это сделали в первый раз, после возвращения из прошлого. Я зашла в общую базу данных, без голо-устройств, которая выдавала информацию текстом или в голосовом формате с картинками, если это требовалось пользователю, то есть — мне. Я сразу принялась искать информацию о появлении чего-то необычного, отталкиваясь от даты, которой, была датирована кротовина, то есть: 103 года назад. Тогда ещё не было лёток, они появились 80 лет назад, а в массовое использование, пошли 60 лет назад. И тут я вспомнила, не нашла информацию, а именно вспомнила, что давно в детстве читала, между прочим, о некоторых людях, которых называли предсказателями, так как они якобы видели летательный аппарат, который сейчас используется в наше время. И я, и многие, читавшие данную информацию, воспринимали её так, мол: эти предсказатели видели во сне этот летательный аппарат или в каком-то изменённом состоянии сознания…

Почему я об этом не вспомнила раньше? — Задала я вопрос самой себе. Возможно, это тот эффект, о котором когда-то говорил профессор, когда мы только начинали работу с излучателем, и во время работы часто болтали о теоретических моментах, связанных с парадоксами времени и с эффектами изменения прошлого. Найдя в общей базе данных, ту информацию, о которой я"вспомнила", я увидела картинки — рисунки, которые прилагались к заявлению, якобы предсказателей. И на них я узнала, и свою дочь, и её трёх друзей. Видно, один из предсказателей, точнее уже — один из очевидцев, был первоклассным художником, так как я даже уже не сомневалась, что это Синтия и её друзья.

Так, а почему меня здесь нет и профессора? — Снова задала вопрос я сама себе вслух. Искусственный интеллект моей лётки, всё слышал, но высчитывая мою интонацию,"догадывался", что вопрос не ему. — Наверное потому что мы всё-таки через эту кротовину не отправимся. А возможно, мы появимся там позже, когда уже тех очевидцев, и других тоже, там не будет…

Продолжая рассуждать, я не заметила как что-то блеснуло. Окон в лётках не было, были лишь большие экраны, на которые выводилась лишь видео трансляция из камер, которые были установлены в корпусе на внешней стороне наших летательных транспортных средств.

— Лётка твоей дочери, — произнёс искусственный интеллект Сардии.

— Быстрее установи с ней связь.

Лётка Синтии мчалась на сверхзвуковой скорости. Связавшись с дочкой, я сообщила, что я нахожусь рядом с кротовиной, и чтобы они подлетели ко мне. Изменив траекторию, лётка Синтии приблизилась ко мне. Затем остановилась и повернулась, готовясь к стыковке с Сардией.

— Открой дверь, — сказала я Сардии.

— Открываю, — сразу ответил искусственный интеллект моей лётки.

— Всё в порядке? — спросила я.

— Ничего, — отвечала девочка, на её лице читались радость и облегчение, — мама, я думала, что я тебя не увижу…

— Ох, Синтия, а я как волновалась! — я заключила дочку в объятия, насколько это было возможно, учитывая что лётки были на большой высоте, но плотно прислонены друг к другу, — хорошо, что всё хорошо закончилось. Но это уже очень опасно, кроме того, вас видели люди из прошлого! Ты не представляешь себе, какие могут быть последствия!

— Видели люди из прошлого? Откуда это известно?!

— Вот смотри! — я быстро перевела изображение экрана на обратную сторону, что на внешней стороне летательной машины и скомандовал Сардии отлететь от лётки Синтии на пару метров. В экране появился портрет Синтии рядом с её лёткой, нарисованный художником-очевидцем.

Синтия посмотрела на изображения:

— Откуда это?

— Оттуда, откуда вы сейчас прибыли, — ответила я. — Да, я знаю, что ты летала не одна.

— Да со мной Анхалия, Ровэр и Вотстон, — она махнула рукой в сторону пассажиров своей лётки, которые все трое успели спрятаться на задние сиденья лётки.

— Пока давай сюда излучатель.

Синтия вытащила прибор и передала его мне, — ты и ребята, летите за мной, — командным тоном сказала я.

— Домой?

— Нет, ко мне на работу. Нужно будет всё тщательно проверить…

Мы прилетели на двух лётках. Я взяла излучатель и сама понесла его, а дети шли за мной. Я так испугалась, когда дочь без меня оказалась в прошлом, что теперь даже близко не хочу подпускать её к прибору. Раньше у меня таких страхов вообще никогда не было. Я никогда именно так не боялась за дочь, потому что мы живём в безопасном социуме. А вот прошлое… — прошлое опасно. Прошлое опасно не только парадоксами времени, а также людьми, которые там находятся, ведь, возможно, не во все времена социум был безопасный.

То, что Синтия летала не одна, и хорошо, и плохо. Хорошо, поскольку в прошлом её подстерегало меньше опасностей, одинокий путник более уязвим, чем компания ребят. Особенно если учесть, что у 13-тилетнего Ровэра рост под два метра. Анхалии 15 лет, и она, хоть и хрупкая барышня, но весьма спортивная, лыжница и биатлонистка, о чём сообшила мне дочь. Вотстон старше всех, ему 17, он человек очень разумный и наблюдательный. Все ребята постарше Синтии, она вообще самая младшая в том биологическом кружке, где она и познакомилась с ними. Но всё же, это дети. И, случись с ними что, за это несу ответственность именно я, как взрослый человек. Который оставил излучатель-24 без присмотра и как её мать.

Два мальчика и две девочки шли парами, под моим предводительством, как в детских лагерях. Увидев такое шествие профессор Патсторс, отвлёкся от работы с прототипом излучателя, повернулся полностью в сторону идущих и стал изображать удивлённый вид разными мимическими эмоциями на лице.

— Приключенцы, — начала я, обращаясь к напарнику, — уж изменили прошлое. — Представляешь? Патсторс, ты помнишь что-то о предсказателях, которые 103 года назад, якобы в трансе, видели такую лётку, которыми мы сейчас пользуемся?

— Предсказатели? Вроде не помню, — профессор замялся, ответив.

— Да. Так вот, они — очевидцы, а не предсказатели. Они видели лётку моей дочки и в общей базе данных есть даже рисунки, на которых нарисованы точь в точь эти дети. — Я махнула рукой в сторону подростков. — Очень повезло, что всё прошло благополучно!

— Интересно… — проговорил мой напарник, продолжая думать, — ну, и как вы разобрались насчёт активации кротовины? — обратился профессор к подросткам.

— А что там разбираться? — ответил Ровэр, — включили программу и панель излучателя нам сама всё показала.

— Ну да… Ну да… — продолжая о чём-то раздумывать, повторялся Патсторс.

— Ну, рассказывайте теперь всё подробно… — обратилась я к нарушителям хронологии.

— Ма, ну, что рассказывать? Слетали в прошлое, погуляли…

— Погуляли? — Вы изменили историю — всю хронологию поменяли, и даже информация в моей памяти из-за этого изменилась. Это может быть опасно, прежде всего для вас самих! — Я посмотрела на каждого участника такого путешествия, по отдельности: на Синтию, на Ровэра, на Вотстона, затем мой взгляд остановился на Анхалии, — полностью всё рассказывайте до мельчайших подробностей.

— После преодоления кротовины мы сразу остановили лётку и зависли над дорогой, — начала свой рассказ Анхалия.

— В Афке над дорогой? — переспросила я девочку, — Ты ничего не путаешь?

— Нет. Это не была Афка. Это был город, там даже были этажные дома… — Продолжала она, — Мы спустились на землю и вышли из лётки. И там было несколько людей, которые с удивлёнными глазами смотрели на нас. Мы не знали что им говорить и на каком языке, и поэтому я ляпнула что первое мне пришло в голову. Я назвала свою фамилию и спросила, не знают ли они где живут люди под такой фамилией. Они ничего не ответили. Мы заметили, что стали подходить ещё люди, и поэтому мы вернулись в лётку и отлетели туда, где людей не наблюдалось. Затем снова спустились, вышли и пошли рассматривать прошлое, чтобы местные люди не ассоциировали нас с летательным аппаратом…

— Оставили лётку? — мои слова прозвучали чуть резче, чем хотелось бы.

— А́ника, ну, подожди. Ну, всё ж нормально закончилось, произнёс профессор, — ну, или относительно нормально. Девочка, продолжай.

— Мы шли, по видимому, по парку и нам вновь стали встречаться люди, но не смотря на то, что летательного транспорта возле нас они не видели, все проходящие, всё равно, смотрели на нас удивлённо.

— Это из-за одежды, — добавил Вотстон, который стоял рядом с Анхалией.

— Да. Это мы потом поняли, — продолжала рассказчица. — Желая пообщаться с местными того городка, я каждому задавала тот же вопрос о людях с моей фамилией, чтобы увидеть своих предков. Люди молча проходили, ничего не отвечая нам. Мы думали, что у них другой язык. Но вот мимо нас стали проходить дети нашего возраста. И я им задала тот же вопрос. Меня как бы, заклинило от того, что мы в прошлом, и другие версии контакта с местными, ко мне в мысли не поступали. И одна девочка лет 12-ти сказала, что это её фамилия. Я автоматически обрадовалась и познакомилась с ней. Порывшись у себя в памяти, я поняла, что это моя прабабка по материнской линии. (Детям ведь фамилия передаётся, в основном, по материнской линии в этой хронологии). Я стала её расспрашивать о разном и так увлеклась, что мы с ней, как бы, отделились от всех и стали общаться персонально. И когда она меня спросила, кто я, то я не удержалась и рассказала ей, что я её правнучка. Я не думала о том, поверит она мне или нет, и цели никакой у меня не было, я просто разговорилась с той девочкой. Ну, в общем: я ей рассказала всё, что я знаю о её жизни, но знала я немного. Я ей сказала, что у неё будет два брака, то есть — два мужа, по очереди. И мол, что у нас, в будущем, такое — большая редкость, не то, что у них здесь, ну то есть — там. Ещё кое-что рассказала о нашем времени, и всё. Затем Вотстон напомнил, что нам лучше возвращаться домой, пока нас каким-либо образом кто-либо не задержал и не разлучил между собой. А то у нас может не хватить всех оставшихся дней до закрытия кротовины, чтобы всем собраться. А то, и ещё хуже — отберут лётку и тогда всё, ведь излучатель оставался в ней. Мы решили вернуться назад, потому что, как выяснилось: у каждого из нас появилось какое-то, неведомое, для нас ранее, чувство страха. И мы быстрыми шагами пошли к лётке. И кстати, она была на месте, хотя, к ней уже начали подходить разные люди, и некоторые из них, похоже, были в форме. Мы побоялись, что это работники правопорядка и что они нас могут забрать, и быстро забежали в лётку и улетели, — закончила девочка.

— И как же вы вернулись? — Стала уточнять я.

— Как и туда, ведь координаты кротовины ж были зафиксированы в излучателе. Мы вернулись, оставляя в запасе много часов до закрытия той кротовины, — ответила Анхалия.

— Надо признаться, ребята, вам повезло! — сказала я, глядя на подростков, — вы отлично справились, и кротовина вас доставила не в жерло вулкана или в пасть динозавра, а в мирное место, населённое доброжелательными людьми.

— Доброжелательными? Не особо-то они хотели с нами разговаривать!

— Ну, Ровэр, ты пойми! Вы выглядите и ведёте себя необычно, люди проявили здравую, хорошо объяснимую осторожность.

— Ну да, никто не нападал — уже неплохо! — улыбнулся Ровэр.

Профессор продолжал раздумывать.

— Патсторс, есть какая-то идея или мысль?

— А́ника, я вот понял: почему там была не Афка. Потому что второй выход кротовины находится не только в других координатах времени, но и в других координатах пространства. Это говорит о том, что наши молодые путешественники во времени находились в прошлом в другой местности, и мы пока не знаем, в какой именно. Анхалия, а ваша родственница случайно не сказала, как называется город? Ну хорошо, что языкового барьера не оказалось у них, это во-первых. А во-вторых, Анхалия говорит, что она встретила свою прабабушку, а это говорит о том, что этот городок, скорее всего, находится на той же местности, где и сейчас проживает Анхалия. — А твои предки, начиная от этой прабабушки, где проживали? Ты не знаешь?

— Нет, не знаю — ответила Анхалия, но могу сейчас связаться по голо-связи с родителями и узнать.

— Ну, свяжись, пожалуйста, — сказал профессор.

Я сказала Патсторсу, что ещё при первом проникновении в прошлое, у меня появилась та мысль, что нужно доработать излучатель, чтобы через его экран, при активированной кротовине, мы могли видеть что там находится, хотябы рядом. Он сказал, что займётся этим. А Анхалия подошла к голо-связи, которая находилась у нас в помещении на работе. И по определённому коду стала связываться со своей матерью. Код не активировался. То есть связь не удалась.

— А у вас голо-связь не работает? — спросила Анхалия у меня.

— Работает, — ответила я девочке.

— Ну а почему тогда у меня не получается связаться с мамой?

— Ну, так, может, ты не правильно ввела кодовую комбинацию? — уточнила я.

— Нет, А́ника, всё я ввела правильно, — ответила мне подруга моей дочки.

Тут мы с профессором одновременно как бы застыли. У нас появилась одна и та же догадка на двоих, которая нас не обрадовала. Мы посмотрели друг на друга и по взгляду поняли, что мы подумали об одном и том же.

— Так, — сказала я детям. — Оставайтесь с профессором. А ты, Анхалия, полетели со мной, покажешь, где ты живёшь. Я с девочкой вышла из здания. Мы сели в Сардию и полетели туда, где проживала эта девочка. Анхалия по дороге рассказывала вкратце то, что помнила о своих предках из рассказов её родителей. Когда мы подлетели к её дому, я вышла с ней из лётки. Я взяла девочку за руку, и мы пошли к её дому. Подойдя к дому, я активировала гостевой сигнал. Вышла женщина, я посмотрела на Анхалию. Потом я наклонилась и прошептала ей на ушко.

— Это твоя мама?

— Нет, А́ника, это не моя мама, я эту женщину не знаю, — ответила подружка моей дочки.

— Извините, — обращаясь к женщине спросила я, — а вы здесь проживаете или вы в гости пришли?

— Конечно, это мой дом, мы здесь давно живём, — ответила хозяйка дома.

— Извините ещё раз. А вы случайно, эту девочку не знаете? — пока женщина ведёт со мной диалог, я продолжала за это цепляться, задавая новые вопросы.

Женщина посмотрела на девочку, и сказала:

— Нет. Не знаю. Скорее всего, она не из нашего района, потому что соседских детей я знаю всех.

Мои опасения подтвердились. Анхалия стала человеком из ниоткуда. Такое может стать с каждым, кто перемещается в прошлое.

Вот почему путешествия в прошлое так опасны. Учитывая, что это моя работа, я не могу перестать этим заниматься. К тому же, я не хочу переставать этим заниматься, потому что я ощущаю некую привязанность к самому перемещению во времени. Это что-то типа болезни, которые наши психо-терапевты называют манией. Ну, тем не менее, это чувство, которое действительно манит. Я уже этим захвачена. Я буду это делать чаще, и чаще, если это будет получаться. Но, поэтому мне придётся… Что? Брать всю свою семью с собой? Или как вообще быть в этом случае, с теми, кто мне дорог? Конечно, я могу следить за своими действиями, но я там могу как-то и не уследить. Если я даже случайно пройду мимо какого-то человека, он обернётся, чтобы посмотреть на меня. А в этот момент мимо с другой стороны, будет проходить другая девушка, на которой он потом женился… А так, как он посмотрел на меня, он же её не заметил, не познакомился с ней, не женился на ней, у них не родились все их потомки… И если, например, это произойдёт 1000 лет назад, то история может очень сильно поменяться…

Мы долетели, вышли из лётки и пошли в наше место расположение, где нас давно уже ждали. Я машинально взяла Анхалию за руку, не осознанно боясь, что она исчезнет, как и её предки. Когда мы пришли, где нас ждал напарник с ребятами, я оставила Анхалию с её друзьями, а мы с Патсторсом отошли в сторону.

— Её родители, точнее её мать, не рождалась, — произнёс Патсторс.

— Этого я точно не знаю, ответила я, — но, по крайней мере, по тому адресу, где семья Анхалии жила сегодня утром, там другие люди. Мы ещё никак не изучили историю, а плоды нашей работы уже начинают приносить негативные результаты. Больше я без излучателя рядом, даже спать не лягу…

— Да это не вопрос, А́ника. Это утверждение. Её мать не рождалась. И, соответственно, не встретилась с её отцом. И Анхалия не рождалась, естественно.

Да уж, получилось, мягко говоря, не красиво.

— Кстати, я вот не сидел без дела, да и ребята мне не много помогали. Тот прототип я усовершенствовал и он получился с большими возможностями, чем у того, которым пользовались мы, и Синтия с ребятами… — говорил в никуда профессор. В никуда — потому что я его, можно сказать, не слушала. Мысли по составлению плана по восстановлению предков Анхалии, возвращения их к жизни, доминировали надо мной с того момента, когда факт их пропажи подтвердился.

— Патсторс, что думаешь? Как оптимальнее всего восстановить всех предков Анхалии?

— Вариантов куча! — поддержал меня напарник, перестав рассказывать о модернизации устройства по поиску кротовин.

— Куча? — удивлённо переспросила я, — у меня, вообще-то, не одного.

— Ну, конечно, их много, но какие будут последствия каждого из них, трудно предположить. Самая лёгкая попытка по восстановлению, это напрямую ещё раз поговорить с той девочкой — прабабушкой Анхалии, пока не закрылась именно эта кротовина. Вариант, который посложнее — это найти другую кротовину, несколькими днями ранее, и сделать так, чтобы та девочка не шла тем днём по той дороге… И тогда она не встретится с нашими юными хрононафтами. Но этот вариант, конечно менее вероятен. — Профессор замолчал.

— А ещё какие варианты? — Спросила я.

— Ну, найти ту прародительницу Анхалии и рассказать, что девочка с которой она общалась, просто не в себе… Или что она репетировала какой-то спектакль, и ей для этого нужно было потренироваться на том, кто не знает, что это сюжет спектакля…

— Ну, нет, Патсторс, — вставила я, — этот вариант мне кажется очень не надёжным…

— Согласен, — информация-то в неё всё равно уже внедрилась, и насколько мы видим — удачно внедрилась и удачно прижилась, и удачно реализовалась…

— Да… А что насчёт того варианта, чтобы вернуться, часами ранее и как-то сообщить прородительнице Анхалии, чтобы та не шла той дорогой? — уточняла я у профессора, при этом, сразу обмысливая каждый момент действий, — это ж нам придётся по всей планете долго летать искать кротовины. И то, что мы найдём нужный нам более-менее подходящий вариант, это ж очень маленький процент вероятности. Так?

— Ну, не совсем. — Парировал напарник. — Я же тебе сказал, что я модернизировал излучатель… Так вот, я уже связался с нашим начальством в министерстве секретных разработок (МСР)… В общем, после их быстрого совещания, которое проходило через общую базу данных, мне сообщили, что… В общем, будем делать такую схему: мы подключаем излучатель к специальной базе данных, которая есть только у нашего министерства, о которой никто не знал, даже я. В общем, у них есть, условно сказать, спутниковый распространитель. Короче, мы подключаем излучатель к этому спутниковому распространителю. И на их большом мониторе или на более функциональном голограммере, мы увидим все точки, все координаты, на которых есть кротовины. Которые есть сейчас, ну — в нашем настоящем времени. А ещё, министр Пасовский мне сказал, что они давно уже готовят специальные группы, которые будут изучать историю, чтобы не подвергнуть её изменению. И что эти люди проходят специальное обучение для этого. Мы их научим работать с излучателями. И они будут сами заниматься изучением истории. И таким образом мы получили задание: просто, грубо говоря, наша задача теперь — "штамповать"излучатели.

— Ты хочешь сказать, что когда запустят этот проект, то я не смогу перемещаться во времени? Ну, это не честно. Я уже зависима от этого. А когда запустят этот проект? А тот, монитор у них где? Нас, допустят до этого монитора?

— Нас-то допустят. Но когда заработает та спец группа, я думаю, да, нам возможно запретят самим лично перемещаться. Кое-кому не понравился тот фокус с бутылкой.

— Фокус с бутылкой? — проговорила не громко я, — это они ещё про мою птичку не знают…

— Проект запустят через пару дней, — продолжал Патсторс, — я думаю, у нас ещё есть время. Если мы обнаружим кротовину, во временны́́х координатах, которые нам нужны, тогда ты отправишься восстанавливать род Анхалии. А я буду за двоих работать над излучателями.

— Ну, отлично, так и поступим. Ну а если мы не обнаружим по монитору подходящую, по временны́́м координатам, кротовину? — Снова, уточняюще, спросила я.

— Тогда ты отправишься через ту кротовину, которая ещё не закрылась. Сколько там осталось дней до её закрытия?

— Сейчас остаётся 6 суток и 8 часов, — посмотрев на голограммные часы, ответила я. — Через пару дней останется 4 суток и 8 часов. Но пока мы полетим, пока мы будем изучать все координаты всех кротовин и сравнивать, пока мы там побудем, в министерстве, пока вернёмся сюда, — это ещё — несколько часов. Получается, что если всё пройдёт удачно, у нас останется 4 суток и 4 часа до закрытия этой кротовины, в которую я отправлюсь. Ну, а если мы не найдём координаты нужной нам червоточины, то тогда я отправлюсь в эту. Но пройдя через эту кротовину у меня будет лишь один вариант — переубеждать ту девочку из прошлого, а как ты сказал: информация у ней прижилась крепко…

— Ну, да. Сама полетишь? — Спросил напарник.

— Думаю, нет. Я возьму с собой Синтию, потому что — мало ли что может произойти…

— А Анхалию? — Переведя взгляд на девочек, — поинтересовался Патсторс.

— Анхалию тоже, скорее всего, возьму, — задумчиво ответила я.

— Так, А́ника, смотри: вот тот усовершенствованный прототип, о котором я тебе говорил. Забирай его с собой на случай не предвиденных парадоксов времени. А я буду модернизировать другие прототипы, все 22, которые остались, хоть и в разобранном виде, соберу. Средства у меня уже для этого есть. Сегодня подвезли заказ, который я сделал от имени МСР. — Мы подошли к излучателю-23. Патсторс выдвинул дополнительный мини-экран, который на приборе находился на таком месте, что если человек не знает о его существовании, он не догадается, что там есть этот экран. Напарник выдвинул экран. И дотронулся до него. На мониторе появился запрос кода. Он ввёл моё имя справа налево, монитор активировался. — А́ника, смотри. Когда заработает проект министерства, при активации этого монитора, излучатель будет синхронизироваться с большим министерским монитором. И запустится голограммное виденье. И благодаря этому ты сможешь видеть расположение всех кротовин на планете. Каждая кротовина будет обозначаться красной точкой. Нажав на одну из точек, высветятся координаты этой кротовины и её временны́́е размеры. Ну, ты поняла? — Объяснил напарник.

— Конечно, всё ясно. Спасибо, Патсторс.

Пока мы с напарником обговаривали более подробные нюансы наших действий, дети-подростки очень оживлённо что-то обсуждали. Точнее, оживлённо обсуждали Синтия и мальчики. А Анхалия сидела несколько в стороне, и не участвовала в разговоре.

— Синтия, — прервала их эмоциональный диалог я, — развози ребят по домам и прилетай домой. А Анхалию заберу я. Она будет пока у нас.

Мы прилетели домой. Анхалия была напугана, что легко понять — она осталась без семьи и без средств к существованию. По дороге домой я выяснила у неё, что она студентка-медик, должна была специализироваться в уходе и лечении новорожденных младенцев. Она сдала экзамен на допуск второй степени, и уже работала в центре репродуктологии, наблюдая за эмбрионами в маточных репликаторах. Она гордилась тем случаем, когда, проводя обычный мониторинг, заметила у одного эмбриона хромосомную аномалию. Такие хромосомные аномалии гораздо легче исправлять на небольшом сроке, менее травматично для ребёнка и проще для операторов. И результат — сто процентная коррекция и полноценная жизнь. И эту полноценную жизнь малышу подарила она, Анхалия. Старшие сотрудники просмотрели, и научный руководитель, Агнес, тоже просмотрела, а вот Анхалия заметила. Естественно, она собой гордилась.

Тут я с ужасом подумала о том, что, вероятнее всего, Агнес при встрече её не узнает. Да, она называла её своей правой рукой, Анхалия даже ночевала у неё дома, когда они ставили особо захватывающие эксперименты с клеточными культурами — но это было до того, как Анхалия стала человеком из ниоткуда. А сейчас её не узнает никто. Девочка потеряла всё.

Эти два дня я была на работе с Патсторсом. Пока мы работали над усовершенствованием прототипов излучателей вместе. И вот нам сообщили, что проект готов. Мы с напарником на своих двух лётках полетели в секретное месторасположение МСР.

Хотя меня очень тревожила ситуация с Анхалией, полёт заставил меня позабыть о проблемах и неудачах. Я просто наслаждалась полётом, яркими нарядными пейзажами, белоснежными облаками. Внизу, затейливо извиваясь, текла речушка. Жилые кварталы перемежались парковыми зонами и садами, где выращивали фрукты. Поодаль поблескивали крыши парниковых (или тепличных, я тут не очень хорошо разбираюсь) парков — там выращивали овощи. Мы приближались к крупному горному массиву, где, в глубинах скал, и располагалось МСР, точнее его секретные апартаменты. Все лётки летали на не большой или средней скорости, а большая и гипер-скорости были запрещены, во избежании столкновений с летками. И хоть искусственные интеллекты имели программы считывания подобных себе, на больших скоростях они могли не успеть вовремя принять решение о новом манёвре.

Мы приземлились между деревьев, потому что здания были замаскированы камнями. Нас встретила охрана, и уже зная нас в лицо, повела по большому коридору. Мы вошли в зал для совещаний, и как и в тот раз обнаружили тех же пристсвующих…

Когда активировали спутниковый распространитель, мы подключили к нему свой излучатель. Кстати, мы привезли с собой лишь один излучатель. Три штуки, которые мы уже доработали, остались на рабочем месте, а два — у меня дома. И вот, когда все необходимые устройства были подключены, наш шэф — министр Пасовский включил большой монитор. Мы регулировали излучатель. Монитор, также совместно со совей работой, запустил голограммное виденье. Шло сканирование кротовин по всей планете, тех кротовин, проходы (концы) которых были лишь в настоящей точке времени. Мы с другими работниками секретной службы, не просто стояли а оборачивались в разные стороны, так как голограммное виденье было в трёхмерном формате.

И вот наступил, для всех присутствующих, волнующий момент: появилась красная точка. Программы сразу начали вычислять координаты кротовины и её размеры… — Нет, ничего нового я не узнала, потому что этой точкой оказалась та кротовина, через которую проникали наши юные хрононавты…

Сканирование продолжалось. Через 10 минут, наконец, появилась вторая точка. В пространственном значении, она была далеко от нас — примерно с другой стороны планеты. До закрытия оставалось 74 часа. Другой выход у неё был 7231 год назад. Один из директоров проекта повернулся к капитану команды излучателей, — так мы стали звать тех, кто был в специальных группах для изучения истории. Он махнул рукой, давая капитану понять, чтобы он дал команду: первой группе готовиться к отправки через ту обнаруженную червоточину. При появлении первой точки это не произошло. Да, о ней все присутствующие здесь, уже знали. Но почему они её проигнорировали, для меня пока было загадкой. Затем появились ещё две кротовины. Одна слишком маленькая, и закрывалась через несколько минут. Следующая — наоборот — до её закрытия оставался примерно год. А её выход в прошлом был 386 лет назад. Оставалось мало не отсканированного пространства на планете. И вот появилась еще одна точка, но её дыра во времени была для нас не реальной, потому что находилась глубоковато под землёй. Через 29 минут сканирование завершилось.

— Мы ставим на автомат сканирование. Если будут появляться новые кротовины, то сразу в них будут направляться группы. — Проговорил Пасовский. — Профессор, если вам нужны люди для помощи, чтобы собрать как можно больше излучателей, то скажите, и что еще нужно, тоже сразу нас ставьте в известность. Всё вам предоставим.

— Спасибо, Генадий Амэлович — стал отвечать Патсторс. — Мне нужны…

Я стала внимательно следить за тем, что называет мой напарник. И поняла, что он хочет сделать так, чтобы мой излучатель, который находится у меня дома, синхронизировывался с министерским монитором каждый раз, когда сам излучатель будет возвращаться из кротовины.

— А́ника, смотри, стал говорить мне напарник, когда мы уже шли по коридорам на выход, — на том мини-мониторе, который я тебе показывал, ты можешь установить сигнал. Когда министерский монитор-голограммер будет обнаруживать новую кротовину, мини-монитор на твоём излучателе, синхронизирует тебе сигнал о том, что обнаружена новая червоточина. И когда ты дашь разрешение сигнала, то появится голограмма с координатами… — объяснял мне профессор, как новому работнику.

— С координатами кротовины и её размерами, — перебив, дополнила я Патсторса. Мы улыбнулись друг другу. Это означало, что он понял, что естественно, я это всё понимаю. А я приняла его таким, какой он есть, каким он был всегда.

Оставалось примерно 4 суток до закрытия нужной нам кротовины. Два излучателя я всегда брала с собой, когда куда улетала. Чтобы отвлечься от мыслей о том, что вообще может произойти, что касается различных парадоксов времени, я стала помогать собирать излучатели. Нам МСР начало поставлять уже готовые детали, которые заказал профессор, поэтому нам оставалось лишь правильно собрать, соединить их между собой, синхронизировать и поустанавливать кучу различных программ. Наш прогресс дошёл до того, что не приходилось заряжать что-либо вообще, как это было в том времени, где Анхалия встретилась со своей прародительницей. К любому прибору и даже к любому летательному аппарату прилагалась пунстрагия. Это не большая схема, залитая перодонтоном, и на ощупь, как каучук. Внутри неё происходят такие процессы, которые обновляют себя сами, поэтому в путешествиях через кротовину мне не стоило волноваться о том, что какое-то устройство из моего времени (в том числе — из моей, но уже и изменённой, хронологии) перестанет работать. Мне оставалось волноваться лишь о том, чтобы технологии будущего, с которыми я появляюсь в прошлом, не попали в руки местных, во временнóм значении, людей. Ну, и конечно, же за парадоксы времени, но результаты моих действий в прошлом, не то, что сложно, а просто, не реально, спрогнозировать. Мы работали пол дня, и вдруг раздался звук сигнала из излучателя-23. Кстати, излучатель-24 мы тоже доработали. А остальные приборы собирали уже без цифровой маркировки. Я быстрым шагом подошла к прибору, издававшего сигнал. Я голосом дала разрешение сигнала. Таким образом мини-монитор само-выдвинулся и запустилось голограммное виденье. Затем новая красная точка, которая мигала, стала расширяться и внутри голограммы стали появляться данные по координатам и размерам новой, только что выявленной, кротовины. Мы прочитали данные и я вскрикнула:

— Есть! То, что нужно, — обрадовавшись, произнесла я, так как точные данные кротовины говорили нам о том, что выход в прошлом через эту червоточину находился за один месяц до той даты, в которой побывали наши дети. — Круто?

Напарник слегка кивнул головой и снова впал в своё частое состояние — задумался и молчит. Мы видели, что её размеры на нашей стороне, по времени были 7 дней и 2 часа. А на той стороне, она оказалась размерами всего лишь с час. Открытие, естественно, произошло только что, так как министерский спутниковый распространитель сканирует постоянно теперь.

Патсторс вышел из ступора:

— Один час, — произнёс он, — А́ника, это рискованно.

— Ты ж понимаешь, что у меня нет выбора. Ну, всё, я полетела, — парировала я напарнику, обнимая его. — Надеюсь, до встречи.

— Да, А́ника, будь внимательнее, контактируя с прошлым.

Мы погрузили два излучателя в лётку. Потом профессор сказал:

— Слушай, может, возьмёшь ещё один, на всякий случай? Я беру на себя ответственность за отчёт за детали, которые нам предоставило МСР.

— Ну, не знаю… — размышляя, стала отвечать я напарнику. Смотри, это ж придётся их с собой везде таскать. Мало того, что мы оставим эти два в лётке. А если кто-то вынудит меня открыть двери… Да, местные не сумеют ею управлять, но мало ли что может случиться… Мне два прибора пока хватит.

— Ну, смотри, как считаешь нужным.

Я связалась с Синтией по голо-связи и сказала ей, чтобы они, с Анхалией собирались в путь, и были готовы, когда я в скором времени подлечу к нашему дому. Я не хотела заходить в дом и как-либо вообще комментировать своему мужу то, куда мы отправляемся, потому что такой диалог может затянуться на часы.

Конечно же панели синхронизации дат, куда мы попадаем через кротовину, не на приборе, не на моей лётке, у нас не было, как в машинах времени, которые описаны писателями-фантастами. Поэтому, сверять дату нам придётся, только доверяя местным, которые нам будут сообщать о ней. А потом будем сравнивать данные времени по своим голо-часам.

Пока я летела домой, я думала о том, что взять с собой, что может пригодиться в той точке времени, в которую мы собираемся отправляться. Я осознавала, что на долгие сборы у нас времени нет, потому что здесь-то неделя, а там — "время бежит". Чем дольше его я здесь буду тянуть, тем меньше времени у нас будет там, в прошлом.

Если мы успеем за час, а то и того меньше, то может ничего и не понадобится. А если не успеем, — об этом я даже не хотела думать, потому что мысли в этом направлении стали бы расти в многоэтажной прогрессии, делиться на секции…

И тут меня озарило — мой муж же нумизмат. Это сейчас не существует физических денег, а 103 года назад они ещё были. Не на сто процентов лишь физическими деньгами люди расплачивались за нужные им предметы, продукты, услуги, но всё-таки, они ходили. Я связалась с мужем:

— Андреас, я знаю, что тебе дорога твоя коллекция. Но очень прошу тебя. Можно мне её взять сегодня? Я скорее всего, тебе её верну в целости и сохранности до вечера!

— Конечно, о чём речь. Но А́ника, скажи, что происходит? Синтия пропустила занятия сегодня, и мне со мной связывались из школы….

— Я всё объясню, но не прямо сейчас!

На часах неумолимо менялись цифры…

— Синтия, — обратилась я по голо-связи к дочке, — знаешь где лежит папина коллекция?

— Мам, я тоже об этом подумала и хотела тебе предложить — взять несколько монет, на всякий случай, — ответила дочь, подхватив мою идею.

— Будем надеяться, что этот случай не случится. Забирай всё, некогда выбирать деньги для нужного года, потом разберёмся, если что. Папе твоему я сообщила, он разрешил… И выходите с Анхалией на крышу, — договорила я, и отключила голо-связь. Лётки у большинства людей находились на крышах, так как это было удобно. Многоэтажных домов у нас уже не существовало. Они были снесены после того, как появилась технология репликации детей. Допускалось не больше двух детей в семье, а поощрялось — когда в семье один ребёнок. Но генетический материал, в основном был взят у родителей, а не у доноров. А вместе со сносом многоэтажек строили не большие частные домики. Ну, как не большие — разгуляться было где… Но комнат было не много. Вообще излишки в чём-либо в социуме, в данное время, никого не интересовали.

Сардия почти приземлилась, застыв в воздухе. Девчонки залезли в лётку и мы направились к новой кротовине, которая по координатам от нас была в двух часах полёта на сверх звуковой скорости, то есть — на большой скорости, но не на гипер. На обычной скорости мы поднялись на самую высокую линию полёта, и включив оповещатель, полетели. Оповещатель — это такая программа, которую улавливают любые пролетающие, на этой высоте, лётки, чтобы не столкнуться друг с дружкой.

Я стала рассказывать девочкам о временны́́х размерах этой новой кротовины и объяснять различие:

— Девочки, оба два выхода той червоточины, через которую путешествовали вы, были почти одинаковыми по временны́́м размерам. То есть — они были активны две недели, что у нас, что во времени прабабушки Анхалии. А эта кротовина, к которой мы с вами летим, совсем не такая. Когда мы совершим переход, у нас будет оставаться лишь один час до её полного закрытия. Понимаете?

— Да, — почти вместе ответили девочки.

— И ещё один важный момент. Там мы пробудем один час. А сюда вернёмся уже не через час, — продолжала я. В этот момент по виду лица девочек было видно, что их внимание усилилось. — Здесь пройдёт 7 суток и 2 часа, поэтому придётся много кому многое что объяснить. Но для нас это сейчас совершенно не важно. Для нас важно сделать так, чтобы та девочка через месяц не пошла той дорогой, где встретила тебя, — мельком посмотрев на Анхалию, сказала я, — ты ведь помнишь, как её зовут?

— Кери́на. А почему через месяц? — быстро среагировала Анхалия.

— Да, эта кротовина находится на расстоянии одного месяца от той, через которую проникали вы, — ответила я девочке.

— Мама, — включилась Синтия, — так это вся планета во все времена покрыта такими дырами во времени?

— Во все времена или нет, этого мы пока не знаем, но то, что их не мало, об этом говорят уже многие факты.

— Хорошо, что для перехода через такую дыру времени, нужен твой прибор, иначе бы много людей из прошлого проваливались в будущее и наоборот.

— Это ты точно подметила, — похвалила я дочку. — Вот, я вроде нашла данные про твою прабабушку. Данные из переписи населения, которая велась в 944 516 году, тогда Кери́не было 11 лет, это примерно за год до того, как ты с ней встретилась. Вот, она проживает в городе Красноозёрск по улице Витебского 26, квартира 79. — Произнесла я, читая текстовый формат в общей базе данных, не активируя функцию голограммы. — Повторите.

— Город Красноозёрск, улица Витебского 26, квартира 79, — слегка не уверенно, вместе повторили девочки, смотря друг на дружку, на случай, если кто из них, не внимательно услышал какую-либо букву или цифру.

Я сохранила весь файл из общей базы данных в память своей лётки, так как общая база данных нам будет не доступна, когда мы пройдём через кротовину.

Мы подлетали к нужным координатам. Хорошо, что я успела во время полёта найти нужную информацию. А если её нет дома, — подумала я, — об этом я не подумала. Ну, я же не искусственный интеллект. Ладно, на месте разберёмся. Всё равно, более точных данных об этом, в нашей общей базе, я не найду….

Я видела, что до цели остаётся несколько десятков километров и дала команду Сардии, чтобы та переключилась на скорость поменьше, указав ей на координаты пункта назначения. Приближавшись к кротовине, я по приборам Сардии видела, что кротовина находится прямо над землёй. Мы спустились с большой высоты и подвисли в воздухе. Когда мы с Патсторсом выявляли кротовины, то мы узнавали только их временны́е размеры. А какой проход в пространственном измерении, можно было убидиться лишь приблизив наш излучатель к самой червоточине, но он уже работал и раз этим. На этот раз кротовина была поменьше, чем две предыдущих, но для Сардии прохода хватало.

— Сардия, проложи себе путь с помощью вот этих данных, — произнесла я, синхронизировав пространственные размеры с излучателя, с искусственным интелектом своей лётки.

— Сделано, — через несколько секунд ответил искусственный интеллект Сардии.

— Готовы? — посмотрев на девочек, спросила я.

— Да, — вновь почти одновременно ответили они.

С помощью модернизированного Патсторсом, излучателя-24, я активировала кротовину. Это место заискрилось разным цветом, в основном — жёлто-зелёным, а посредине самого прохода сквозь время, было что-то на подобие тумана.

— Вперёд? — Спросила Сардия.

— Да, — ответила я, и в мыслях быстро промелькнуло, что в первый раз пространственные координаты и на этой, и на той стороне были, скорее всего, одинаковыми, потому что мы нырнули в воду, а в прошлом вынырнули почти из такой же глубины. Но я уже знаю, что выход может быть совершенно в другом месте. — Только ты спланируй так, чтобы мы не влетели в землю или ещё куда. Давай очень медленно.

Мой летательный аппарат стал плавно проходить сквозь туман…

Мы стали уже оказываться на другой стороне червоточины. Но на экранах Сардии было темно. Я проверила их исправность. Всё было в норме. Когда мы полностью прошли сквозь кротовину, на экранах что-то замерцало. Сардия зависла в 40 сантиметрах от земли. Я приоткрыла дверцу и выглянула. Оказалось, что в этой точке времени сейчас была ночь. Мерцали звезды и слега светила луна. Мы не знали, в какой стороне находится город Красноозёрск, потому что здесь не существовало общей базы данных и Сардия не могла точно сориентироваться даже по тем картам, которые я ей ввела в программу, когда"рылась"в общей баз данных.

— Мама, у нас же всего час, — произнесла Синтия.

— Знаю, — ответила я. Мной вновь резко овладело то, слегка забытое, чувство страха, которое до прохождений через кротовины, у меня вообще никогда не возникало. — Я буду думать как найти девочку, а вы думайте что ей сказать, чтобы она не пошла через месяц в тот парк и не встретилась с вами.

— Сардия, сравни топологически местность с картами нашего времени. Может хоть что-то будет вырисовываться, — произнесла я, обращаясь к искусственному интеллекту.

Сардия произвела расчёты и произнесла:

— 23%, что нужный город может находиться в направлении на северо-запад. Других вариантов нет.

— Расстояние?

— 300 километров.

— Отлично, поднимись на километр вверх и включи сверхзвуковую. Не будем терять время.

— Выполняю, — ответила Сардия.

Мы быстро пролетели 300 километров.

— Включи поиск названия. Может где-то написано название города, — произнесла я. Такие надписи раньше во многие времена писали и закрепляли в начале и в конце городов, — вновь дала я команду искусственному интеллекту Сардии, отталкиваясь от идей, которые автоматически мне приходили в мысли. Я обратила своё внимание на то, что я импровизирую, и это увлекает. То есть: вместе с отрицательным чувством, которое, как вирус стало во мне разрастаться, также, время от времени, появлялось положительное ощущение. Оно входило в комплекс ощущений, что я назвала манией или — зависимостью от перемещений во времени.

— Есть. Да. Всё верно. В километре отсюда стоит металлический столб, там надпись: Красноозёрск, — произнёс искусственный интеллект.

— Отлично, теперь нужно определиться с улицей. Давай также. На домах должны быть надписи, введи в поиск…, — я посмотрела на Синтию.

— Улица Витебского 26, — произнесла Синтия.

— Сканирую, — ответила Сардия.

Через 5 минут мы двигались по направлению к заданному пункту, в 100 метрах над землёй, чтобы не пугать местное население, которое кое-где ходило, не смотря на позднее время суток…

Прилетев к нужному дому, я дала задание Сардии, чтобы она таким же образом просканировала здание и точно указала на квартиры прародительницы Анхалии.

— Будем, надеяться, что она дома, — стала думать вслух я. Мы припарковались на крыше нужного подъезда и вышли из лётки. Я заблокировала двери Сардии, и мы втроём пошли к нужной квартире. — Вы что-то придумали?

— Я не знаю, что ей сказать, как её убедить, — произнесла Анхалия.

— Будем импровизировать, сказала я.

Мы подошли к двери, на которой была цифра 79. Я не знала как в это время вызывают хозяев и просто постучала в двери. Никто не открывал. Понятно — ночь ведь, а в квартире ребёнок.

— В общем, — начала я шептать девочкам, — вы её позовёте. И если откроют взрослые, то говорите, что вы с одной школы, и что вы заблудились и вам негде переночевать. Если вас впустят, то придумайте что-то, чтобы ровно через месяц она не шла в парк. Я буду ждать здесь. У нас максимум 10 минут. А если откроет та молодая твоя прародительница, то я сама буду разговаривать.

Девочки приблизились к двери и стали ту девочку звать по имени. А я связалась с Сардией с помощью переносной мини-связи, которая отдалённо напоминала радио-няню прошлого века, и была вставлена у меня в ухе.

— Сардия, открой весь файл, который я сохранила крайним. И озвучь мне те места, где говорится об учебных процессах девочки.

— Закончила школу, — стала я слышать голос искусственного интеллекта, повесив это мини-устройство себе на ухо, и включив внутреннюю связь, то есть — таким образом, голос искусственного интеллекта уже слышала только я.

— Раньше, — перебила я искусственный интеллект.

— В начале года стала посещать кружок юных натуралистов, а через несколько месяцев, прекратила его посещать.

— Когда у них занятия???

— Понедельник и четверг, с 14 до 16, — ответил искусственный интеллект.

— Смотри. Вот, то что надо, — прошептала я, — подробнее. И кстати, как зовут маму Кери́ны? Официальное полное имя, с матчеством! И имя руководительницы кружка.

Получив ответы Сардии я мысленно стала придумывать ситуацию, чтобы убедить маму девочки вернуть её дочь в тот кружок.

В этот момент я услышала чьи-то шаги в подъезде. Я махнула девочкам и мы тихо поднялись этажом выше. Здание было всего 6-ть этажей. Квартира 79 была на третьем этаже. Люди поднимались по ступенькам. Находясь выше, мы увидели женщину и двух девочек. Анхалия мне стала показывать и я поняла, что она указывает на ту, которая постарше. Я также поняла или догадалась, что Анхалия хочет дать какой-то сигнал девочке.

— Анхалия, — она тебя не узнает, она пока ещё с тобой не встречалась, — прошептала я на ухо девочке, — идите за мной. Во мне вновь активировался дух импровизаторши. Я медленно шла по ступенькам вниз. Я специально рассчитывала так, чтобы мы с той женщиной встретились именно у её квартиры.

— Доброй ночи, — заговорила я с женщиной, — вы мама Керины, Анна Вессовна? Извините, вы меня не знаете и ваша дочка пока тоже. Дело в том, что я являюсь куратором движения юных натуралистов. Меня зовут А́ника.

— Очень приятно. Вы зайдёте? — спросила женщина, открывая дверь. Дети, которые были с ней, зашли в квартиру.

— К сожалению, времени нет, ну совершенно. У меня к вам большая просьба.

— Я вас слушаю.

— Анна Вессовна…

— Можно просто Анна.

— Спасибо, Анна. Руководитель кружка юных натуралистов очень опечалена тем, что Керина перестала ходить на занятия.

— Это произошло в общем-то случайно. Керина простудилась, долго лечилась, а потом было как-то неловко…

— Я понимаю, Анна. Но очень вас прошу. Пусть Керина вернётся, потому что сейчас стоит вопрос не только о закрытии кружка в городе… Руководитель кружка, Адель, близка к увольнению по болезни из-за нервного срыва.

— Ужасно. Я не знала. И вы думаете, возвращение Керины могло бы помочь?

— Да. Определенно. Именно уход Керины расстроил руководительницу кружка больше всего. Пожалуйста, пусть Керина вернётся — и, пожалуйста, не меньше чем на месяц. После этого, если Керина всё же решит прекратить занятия в кружке, мы сможем перевести Адель на другое место.

— Хорошо, я скажу Керине. Она даже обрадуется.

— Только пожалуйста, пусть Адель ничего не знает.

— Конечно. Может, вы всё же зайдёте выпить чая?

— Мне очень жаль, но никак не могу. Мне пора уезжать из города.

— Было приятно познакомиться!

— Взаимно. Ещё раз повторю — я очень прошу вас, чтобы Керина занималась в кружке как минимум месяц, начиная с сегодняшнего дня.

— Конечно, — Анна улыбнулась и скрылась за дверью своей квартиры, — Керина останется в кружке на весь курс.

Ну что ж, здесь мы сделали всё, что было в наших силах. Я надеюсь, посещения кружка не поменяет жизнь Керины существенным образом. У неё будут те же двое детей, и воспитывать она их будет примерно так же.

И я надеюсь, что Анна убедит Керину возобновить занятия. И в день икс в 16:00, когда Синтия с компанией окажутся в прошлом, Керины на улице не будет, и с Анхалией они не познакомятся.

Мы пошли по ступенькам вверх. Когда мы стали приближаться к выходу на крышу, мы обнаружили, что дверь на крышу закрыта. Когда мы спускались с крыши, я вообще не заметила, что здесь есть дверь.

— Когда её успели закрыть, мама, — спросила Синтия?

Я молча дёргала за ручку, — без паники подумала я. — Раз её закрыли, значит — или кто-то прошёл по второй лестничной площадке этого подъезда в течении нескольких минут, либо, что более вероятнее — кто-то зашёл на крышу через другой подъезд.

— Мимо нас никто не проходил, — ответила Синтия.

— Побежали в другой подъезд, быстрее, — произнесла я девочкам, и мы побежали.

Поднявшись по ступенькам на самый верх, мы обнаружили, что здесь дверь открыта. Я посмотрела на голо-часы, включив их на несколько секунд. Это было устройство-браслет, до которого нужно было дотронуться голым пальцем и в голограмма с показаниями времени, проецировалась в пространство. Я увидела в ней цифры, — у нас оставалось 15 минут до закрытия кротовины, нам ещё до неё долететь нужно. Мы быстрыми шагами пошли к Сардии.

Конец ознакомительного фрагмента.