Швейцарец. Лучший мир

Роман Злотников, 2019

Сначала Алекс Штрауб переместился в пространстве. Из бывшего СССР – в Западную Европу. А потом ему пришлось совершить путешествие сквозь время из Европы XXI века в довоенный СССР. Он неоднократно пытался сделать будущее лучше. Однако «Закон разрушающего касания Алекса» неумолим. Герой не смог предотвратить ни Великую Отечественную, ни перестройку. Но главное – не сумел спасти собственную семью. В третьей книге цикла Алекс вновь отправляется в прошлое, на сей раз с грандиозным замыслом – совершить «ход конем» и перенести в будущее самого товарища Сталина. Может быть, это поможет переломить упрямый ход истории?..

Глава 5

— Добрый день, Александр Николаевич.

— Добрый-добрый, Александр Николаевич. — Алекс с Поскрёбышевым обменялись привычными улыбками, после чего «хозяин сталинской приёмной» кивнул в сторону двустворчатых дверей.

— Заходите, вас уже ждут.

Алекс аккуратно открыл дверь и вошёл внутрь. В кабинете его ждали двое. Сам хозяин и ещё один мужчина с усами и бородкой клинышком, вследствие этого, на взгляд парня, чем-то отдалённо напоминавший виденные Алексом фотографии Ленина. Мужчина немедленно впился в него напряжённым взглядом.

— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович, — улыбнулся Алекс, протягивая руку Сталину.

— Здравствуйте, Александр, — тепло произнёс тот, крепко пожимая руку, и, не отпуская ладони парня, повернулся ко второму гостю. — Вот, знакомьтесь — Николай Иванович Бухарин, светлая голова нашей партии.

— Рад знакомству, — вежливо кивнул Алекс, хотя на самом деле особенной радости от того, как и при каких условиях происходит это знакомство, у него не было. Ещё один «посвящённый» — это, так сказать, плюс двадцать пять процентов к вероятности раскрытия тайны. Ну и на хрен ему такой постоянный дебаф?

— Взаимно. — Бухарин нервно улыбнулся, потом сделал паузу и, снова искривив губы в напряжённой улыбке, с натугой пошутил: — Надо же — поздоровался с человеком из будущего. Теперь две недели точно руку мыть не буду.

— Не стоит пренебрегать гигиеной. Чистота — залог здоровья, — с не менее кривенькой улыбкой не удержался от шпильки Алекс. Наступившее неловкое молчание нарушил Сталин:

— Александр, я попросил тебя сегодня подъехать ко мне именно потому, что Николай Иванович хотел с тобой обсудить несколько вопросов. Ты не против?

Алекс ещё вчера вечером знал, что наутро ему предстоит общаться с Бухариным. Так что зачем Иосифу Виссарионовичу нужен был подобный словесный реверанс, парень не очень понял. Но, как видно, в нём был какой-то свой глубокий смысл. Потому что Сталин никогда и ничего не делал просто так… Возможно, он посчитал необходимым лишний раз дать Бухарину понять, что отношения руководства СССР с «попаданцем из будущего» строятся, так сказать, на равных. И намекнуть, что у «попаданца» есть чем и как придать устойчивость подобной своей позиции… Впрочем, этот подход работал на Алекса в ничуть не меньшей степени, чем на Сталина со товарищи. Так что парень решил поддержать игру.

— Нет, конечно. — Алекс постарался улыбнуться куда более благожелательно, чем ранее. — Иначе бы я не дал согласия на расширение круга «посвященных»…

Бухарин снова бросил на него испытующий взгляд, после чего перевёл его на хозяина кабинета.

— М-м-м… Коба, мы будем разговаривать у тебя в кабинете?

— Как тебе будет удобно, Николаша, — усмехнулся Сталин. — Но я бы попросил вас перейти куда-нибудь ещё. У меня запланировано несколько встреч. Не хотелось бы их переносить… Если не хочешь никуда идти — могу предложить мою комнату отдыха. Там двойные двери, так что никто не помешает.

Бухарин ненадолго задумался, а затем решительно кивнул:

— Наверное, это будет лучшим вариантом. У меня тоже время ограниченное, а расспросить хочется о многом. И пока будем искать, где устроиться, — часть его потеряем…

В комнате отдыха Сталина Алекс уже бывал. Ну, когда они во время одного из прошлых тактов вместе с Иосифом Виссарионовичем рылись в архивах, разыскивая папку с материалами о голоде начала тридцатых… Но с того момента её обстановка заметно изменилась. В отличие от прошлого раза, когда папки с распечатками валялись по всем свободным поверхностям, от небольшого стола до кресел и кровати, сейчас все они были аккуратно расставлены в несколько высоких металлических шкафов, запирающихся на мощные сейфовые замки. Впрочем, для Алекса эти шкафы также были не в новинку. Он уже видел их фотографии, когда разбирался с документами по «путчу». Правда, на тех фотографиях они выглядели искорёженными и обугленными, вследствие того, что те, кто решил первым добраться до «личного архива Сталина», второпях попытались грубо их вскрыть. И тем привели в действие заложенные в сейфы термитные заряды… Впрочем, спешка была вполне объяснима. Уж больно состав «хунты» был разношёрстным. И большинство из её участников вполне себе понимало, что устранением «группировки Сталина» борьба за власть не заканчивается, а только начинается. Вследствие чего тот, кто сумел бы заполучить в свои руки этот самый «личный архив Сталина», несомненно, заимел бы в будущей схватке с «соратниками» немало очень весомых козырей…

Зайдя внутрь, Алекс с Бухариным устроились друг против друга в двух глубоких креслах и некоторое время испытующе разглядывали друг друга. Потом Николай Иванович улыбнулся, причём на этот раз не нервно, а широко, искренне, так, что такой улыбке более всего подходил эпитет «обезоруживающе», и произнёс:

— Александр, прошу простить, если чем-то ненароком вас обидел или даже заставил понервничать. Клянусь — не желал ничего подобного. И — да, вы позволите мне вас так называть?

— Без проблем, — небрежно махнул рукой Алекс. — Итак, что бы вы хотели у меня спросить?

Бухарин снова улыбнулся.

— Знаете, вот теперь я окончательно убедился, что вы — именно пришелец из другого времени.

— Почему? — удивился Алекс.

— Просто у нас так не говорят — «без проблем», — пояснил Николай Иванович…

Одним из первых вопросов, который Бухарин попытался эдак аккуратно выяснить у Алекса, был всё тот же сакраментальный: «Почему Сталин?»

— Понимаете, Николай Иванович, не знаю, с какими материалами вы уже успели ознакомиться, — начал Алекс, — но должен вам сообщить, что очень скоро в Европе разразится новая мировая война. — Он сделал паузу и бросил на собеседника вопросительный взгляд. В том, что Сталин уже познакомил Бухарина с достаточно большим объёмом материалов, парень не сомневался. Это было ясно хотя бы по тому, что Николай Иванович ни на секунду не засомневался, что перед ним именно «пришелец из другого времени». Ибо его сентенция насчёт «окончательно убедился» прозвучала, скорее, как ожидаемая констатация факта, нежели как… м-м-м… нечто, развеивающее всё ещё имеющиеся сомнения. А подобная констатация факта означала, что и до их личной встречи он уже был вполне убеждён в том, что всё ему уже сказанное — правда и его собеседник и есть тот самый «человек из будущего». Ну и как это можно было бы сделать, не дав собеседнику Алекса изучить достаточно большой объём материалов из будущего? Причём в первую очередь из тех, что были предназначены для «посвящённых». То есть без специальной «чистки» и «вычитки» на предмет убирания «анахронизмов»…

— Да-да, кое-что я о ней читал, — согласно закивал Бухарин, — но не очень много. — Николай Иванович слегка замялся. — Если честно, я больше налегал на привезённую вами информацию по экономике, — тут Бухарин воодушевился. — Я просто поражён тем, с какими объёмами статистических данных у вас там умеют работать. Это же какое количество статистических контор требуется организовать и содержать…

Алекс улыбнулся.

— Не слишком-то и большое. Большую часть работы по сбору и обработке статистической информации выполняют компьютеры… э-э-э… это такие мощные электронные счётно-решающие машины, да ещё и объединённые в глобальную мировую сеть… Но вернёмся к поднятому мной вопросу. Так вот — скоро будет война. Жестокая. Страшная. В моей изначальной реальности эта война обошлась Советскому Союзу в двадцать восемь миллионов жизней.

Бухарин охнул и округлил глаза.

— Но мы её выиграли. И именно под руководством Сталина. — Алекс сделал паузу, бросил на собеседника строгий взгляд и твёрдо заявил: — С огромным трудом. Ну, это и по потерям понятно… И я не мог себе позволить рискнуть и положиться на кого-то другого. Даже если этот кто-то и мог бы показаться более предпочтительным. Потому что будущая война будет страшна не только чудовищными потерями. На кону будет стоять само существование не просто государства, а самого русского народа. И вообще славян. Потому что славянские народы будут объявлены неполноценными. Untermensch^[26]. Чья участь — большей частью быть уничтоженными, чтобы освободить «жизненное пространство» для более «полноценных» народов, а оставшейся частью — стать их рабами. Был разработан специальный «план Ост»^[27], в процессе исполнения которого предполагалось «очистить» планируемые к заселению земли от более тридцати миллионов «неполноценных»^[28]. И это помимо всех военных потерь. Хотите знать, как именно они это делали?

Собеседник Алекса молча уставился на него совершенно больным взглядом. Похоже, что всё сказанное повергло его в настоящий шок. И парень продолжил:

— В марте сорок третьего два немецких карательных батальона, основной личный состав которых, кстати, составляли этнические украинцы, частью из числа пленных красноармейцев, но по большей части из числа бойцов бывшего Буковинского куреня ОУН, под предлогом борьбы с партизанами согнали всех оставшихся жителей белорусской деревни Хатынь, расположенной в шестидесяти километрах от Минска, в сарай, после чего обложили его соломой и подожгли. Люди сгорели заживо. Всего в этой деревне было убито сто сорок девять человек. Семьдесят пять из них — дети от двух лет.

— Это же невозможно… — ошеломлённо прошептал Бухарин. — Коба мне ничего такого…

Алекс криво усмехнулся.

— И, должен вам сказать, что только в одной Белоруссии из девяти тысяч двухсот захваченных и сожжённых населённых пунктов почти пять тысяч триста в той или иной мере разделили участь Хатыни, будучи уничтожены вместе со всем или частью населения, — он вздохнул. — Гитлер — честный человек. О подобном он писал ещё в давно изданной в Германии «Майн кампф». Ну, когда обосновывал свою претензию на жизненное пространство для немецкой нации… А перед нападением на СССР, в марте сорок первого, выступая перед командованием вермахта, он прямо заявил нечто вроде: «Уничтожающий приговор коммунизму не означает социального преступления. Огромная опасность коммунизма для будущего. Мы должны исходить из принципа солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и не станет нашим товарищем. Речь идёт о борьбе на уничтожение. Мы ведём войну не для того, чтобы законсервировать своего противника… Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость — благо для будущего».

— Эта речь была где-то опубликована? — глухо спросил собеседник Алекса. — То есть я имею в виду, вы сейчас явно процитировали выдержки.

— Не помню, — отозвался тот. — И вы правы — я вам процитировал выдержки из неё, изданные в мемуарах начальника немецкого генерального штаба генерал-полковника Гальдера. Но, может быть, она была и опубликована полностью.

Бухарин вскочил на ноги и принялся нервно ходить по комнате. Алекс откинулся на спинку кресла и слегка прикрыл глаза. Раз уж этого разговора всё равно было не избежать, надо было постараться, чтобы он был наименее выматывающим. Так что пока собеседник не задаёт никаких вопросов, можно и немного передохнуть.

— Да… — внезапно произнёс Бухарин, резко остановившись, — да, да, вы правы. В этом случае совершенно недопустимо рисковать. Так что я понимаю и полностью принимаю ваше решение. Более того, я, несомненно, окажу Кобе… то есть Иосифу Виссарионовичу, самую полную и безоговорочную поддержку. — Он развернулся и, подойдя к креслу, вновь уселся в него, ещё раз и более твёрдо повторив: — Вне всякого сомнения!

Алекс кивнул в ответ.

— Но я вот о чём хотел вас ещё спросить. Вы употребили очень интересное выражение: «В моей изначальной реальности». Не расскажете, что значит эта формулировка?

— Дело в том, — вздохнул Алекс, — что каждый раз, когда я возвращаюсь в будущее, то это возвращение в новое будущее. Отличающееся от моего изначального. Например, в моё первое возвращение я попал в будущее, в котором Советский Союз проиграл войну. Так что смог на личном опыте убедиться, как выглядит тот самый «новый порядок», который Гитлер и его последователи для нас приготовили…

Встреча с Бухариным затянулась на три с половиной часа. Хотя перед её началом тот утверждал, что у него «часа полтора, максимум — два». Но и после трёх с половиной часов общения он всё равно прощался с Алексом с огромным сожалением. И горячо попросил о новой встрече, на которой хотел пообщаться «более подробно и плодотворно». Так что Алекс даже запросил пощады:

— Николай Иванович, я вам ничего не смог ответить и на половину уже заданных вами вопросов, а вы ещё и подробностей с меня требуете. Поймите, я — обычный человек, по образованию вообще химик, а не историк, не экономист, не социолог, не финансист, не специалист в области государственного управления, ваши же вопросы — в основном как раз из этих областей. Ну что я вам могу рассказать? Да только то, что узнал попутно, собирая материалы. Но в собранных материалах то, что вас интересует, представлено более подробно и в существенно больших объёмах. Так что вам будет куда полезнее потратить время на их изучение, нежели искать ответы в общении со мной. Я, увы, во многом дилетант. Это материалы по технологиям я ещё как-то более-менее читал. Потому что они были предназначены для непосвящённых и требовалось избавиться от «анахронизмов». А ту информацию, что шла напрямую Иосифу Виссарионовичу с Михаилом Васильевичем и Сергеем Мироновичем, я просматривал очень бегло. Так что и помню оттуда очень мало.

— Ну, не скажите, — улыбнулся Бухарин. — На мой взгляд, вы весьма компетентны во всём, о чём мы с вами разговаривали.

— Ага, — вздохнул Алекс. — Мне тоже так казалось. Вот только едва я позволяю себе хоть как-то влезть в эти сферы, как тут же всё сразу идёт кувырком и начинается такой трэш… — И он сокрушённо махнул рукой.

— Трэш? А, это по-английски… — Бухарин понимающе кивнул. — Я заметил, что у вас, в будущем, в речи много англицизмов.

Алекс пожал плечами. Собственно, не во всех из тех будущих, в которых он побывал, это был настолько выражено, как в его изначальном. Кое-где с англицизмами вполне конкурировали и «германизмы», и даже «русизмы». Но в его речи было именно так. Из-за этого его, кстати, регулярно принимали за выходца из Англии или САСШ, либо за человека, прожившего там достаточно долгое время. Впрочем, чаще всего ему это было только на пользу…

Через месяц, который Алекс по большей части провёл во всё том же Центральном институте труда, где дело наконец-то не только сдвинулось с места, но пошло весьма ходко, а частью в командировках по разным предприятиям, его опять вызвали в Кремль.

— Не знаю, что вы там рассказали Бухарчику, — усмехнувшись, заявил Иосиф Виссарионович. — Но более верного и деятельного соратника у меня, похоже, никогда не было. От «правой оппозиции» нынче только пух и перья летят, а «назначенцы»^[29] уже, считай, распались.

Парень скромно усмехнулся.

— Рад, что всё так удачно получилось.

— Ладно, это наши внутрипартийные дела, — махнул рукой Сталин. — Я вот почему вас пригласил. Мы наладили производство оборудования для заводов по производству канистр. И готовы осуществить поставки для вашего предприятия. Так что вам нужно выехать в Швейцарию и заняться покупкой участка для строительства или уже готового производства для его перепрофилирования.

На информацию о таком вполне себе бытовом предмете, как обыкновенная канистра, Алекс наткнулся, ещё находясь в будущем. И понял, что нащупал золотое дно. Дело в том, что та самая канистра, к которой все так привыкли, на самом деле появилась не так давно. В тысяча девятьсот тридцать седьмом году. И являлась итогом инициированной командованием вермахта специальной программы по улучшению логистики. Дело в том, что используемые в настоящее время типы и виды канистр, вполне выполняя свою главную функцию — хранения не слишком большого по сравнению со стандартными ста пятидесяти девяти (да-да, тот самый пресловутый баррель) или двухсотлитровыми бочками объёма топлива, со всем остальным справлялись не очень. Их весьма, на взгляд Алекса, экзотические формы в виде куба, трапеции, неправильного прямоугольника или треугольной призмы, во-первых, не позволяли эффективно использовать пространство хранения, во-вторых, были крайне неудобны при переноске, в-третьих, были тяжелы и трудоёмки в производстве вследствие большого количества сварных или чеканных швов и зачастую требовали специальных ключей для крышек. Чем, например, страдала ныне весьма распространённая англо-американская канистра под названием «flimsy»… С логистикой у вермахта всё получилось как надо. Несмотря на довольно тонкий металл, благодаря выштамповкам на боковинах новые канистры можно было укладывать довольно высокими штабелями. Хорошо просчитанная форма позволяла максимально эффективно использовать имеющиеся площади складирования. Тройная ручка для переноски позволяла удобно перетаскивать канистры в разных конфигурациях — по две полных одним человеком, то есть по одной в каждой руке, одну полную — двумя людьми (скажем, если надо тащить на большое расстояние), или переносить в одиночку четыре пустых. Что со всеми другими канистрами, выпускающимися в начале тридцатых, было весьма проблематично… Короче — это был товар, являющийся настоящим королём рынка. И Алекс решил его украсть. Дополнительной «вишенкой на торте» являлась возможность заметно подкузьмить вермахту, введя новую канистру в обиход в противостоящих немцам странах задолго до начала Второй мировой и ликвидировав тем самым существенное преимущество немцев в топливной логистике. Недаром немцы так старательно охраняли секрет новой канистры, что аж пустились вдогонку за американским инженером Полом Плейсом, который умудрился с помощью своего немецкого коллеги умыкнуть целых три штуки подобных канистр с секретного склада в аэропорту Темпельхоф. Ну, когда стартовал из Берлина в свой автопробег до Калькутты. Плейса не догнали, хотя очень пытались, а вот его немецкий коллега, судя по всему, нарвался по полной…

— Понятно. Как скоро надо выезжать?

— Как будете готовы — так и езжайте. До вашего перехода ведь не очень долго осталось? Так чего тянуть? Но у меня есть ещё один вопрос. Как вы смотрите на то, чтобы привлечь госпожу До’Урден к разработке наших новых образцов автомобильной и тракторной техники?

— М-м-м, что? — не понял Алекс.

— Как выяснилось, ваша жена — очень неплохой художник, — пояснил Сталин. — Она даже участвовала в нескольких выставках, причём одна из них была персональной.

— Вот как… — тупо отозвался парень, совершенно не понимая, как художественные таланты Эрики связаны с чисто инженерной задачей по разработке новых образцов тракторов и автомобилей.

— Дело в том, что госпожа До’Урден, похоже, насмотревшись тех альбомов, что вы привезли в прошлый и в этот раз, начала рисовать, как она это назвала, «картинки из будущего». Не такого отдалённого, как ваше, — лет на десять-пятнадцать. И эти её картинки углядели некоторые преподаватели и слушатели Промакадемии. Среди которых оказался и товарищ Дьяконов^[30], которому они очень понравились. Более того, он утверждает, что просто влюбился в них.

— Хм. — Алекс задумался. Он видел, что Эрика явно несколько заскучала. Её деятельной натуре было недостаточно тихого семейного уюта и скромной должности редактора-переводчика. Ну да иначе бы она вряд ли заинтересовалась такими вещами, как мотоциклы, яхты и самолёты… Так что, возможно, новая деятельность придётся ей по нраву. Чем это им грозит? Да, в принципе, ничем серьёзным. Она же не собирается выезжать за пределы СССР? Да и кто ж её отпустит? После всего случившегося-то… И охрану ей точно выделят. А что — вариант!

— К тому же ваша жена — единственный из художников, который будет иметь полный доступ не только ко всем материалам и рисункам, что вы привезли, — с ехидной улыбочкой произнёс Сталин, — но и, так сказать, абсолютный доступ «к телу» самого главного консультанта.

Парень хмыкнул, оценив шутку, и согласно кивнул:

— Хорошо, согласен. Но два условия!

— Слушаю, — посерьёзнел хозяин кабинета.

— Во-первых, она будет не просто художником, а руководителем специальной студии, можно в составе НАТИ^[31]. Назовём её Студией эстетики и цве… — Тут он запнулся… В голову пришла мысль, что Харли Эрл, возможно, уже вовсю работает на «Дженерал моторс». И зачем тогда так откровенно подчёркивать свою вторичность? — Нет! Лучше «Студией технического дизайна».

— Не вижу никаких препятствий, — улыбнулся Сталин.

— И во-вторых, я хочу, чтобы она могла подписывать свои эскизы фамилией До’Урден.

А вот тут хозяин кабинета нахмурился. Фамилия До’Урден в СССР публично нигде не звучала. Только среди «посвященных». Потому что было неосторожным наталкивать кого бы то ни было на связь между неким господином До’Урден и первым в мире государством рабочих и крестьян.

— Вы думаете, это будет разумным?

Алекс задумался. С одной стороны, у него свербело. Ему… ему нравилась эта фамилия. И когда настанет время им с Эрикой уходить в будущее, он хотел приложить все усилия для того, чтобы стать До’Урден и там. Да и Эрика также была к ней неравнодушна. Особенно после того, как он рассказал ей, откуда эта фамилия вообще взялась. А ещё он очень хотел, чтобы его жена снова стала хоть сколько-нибудь знаменитой. От славы «Че Гевары в юбке» он её, слава богу, избавил, но Эрика достойна того, чтобы остаться в памяти людей не только «хорошей женой и матерью». Так почему бы ей не прославиться в этом? С его помощью она точно станет этаким «Сальвадором Дали» в области дизайна. Наверное… Но с другой стороны, все те резоны, из-за которых и было принято решение не «светить» в СССР фамилию До’Урден, также никуда не делись. И как быть?

— Я думаю, — медленно начал Алекс, — что определённая опасность в этом есть. Но, как мне представляется, есть способы сделать её минимальной.

— Может быть, — задумчиво кивнул Сталин. — Но я бы вам посоветовал сначала всё-таки посоветоваться с женой.

— Непременно! — согласно кивнул парень…

В Швейцарии он застрял почти до самого перехода. Бюрократическая система даже такой прогрессивной страны работала крайне неторопливо. Так что и процессы патентования, и процессы оформления собственности сильно затянулись. А учитывая, что помимо этого пришлось ещё и искать и нанимать персонал — главного инженера, технолога, мастеров, — без герра Циммермана он бы точно до марта не справился. Да и с ним пришлось изрядно побегать. В принципе, можно было и плюнуть! Денег у него в будущем хватало, считай, на всё. Но так то в будущем! А Алекс не исключал того, что захочет кое-что прикупить и в настоящем. Например, какие-нибудь драгоценности жене. Фамильные. Или даже и нет, но с историей. Она же этого достойна, не так ли?.. А канистры — это верные деньги! Когда он изучал этот вопрос, то узнал, что уже к сорок пятому году в пользовании находилось более двадцати миллионов таких канистр. Да если даже с каждой ему «капнет» всего по одному швейцарскому франку прибыли — это ж такие деньжищи по местным меркам получаются… Да и СССР, которому он передавал лицензию в обмен на поставку оборудования для завода, тоже на этом должен будет неплохо подняться. И, до кучи, не будет тратить валюту на закупку канистр за рубежом. А то в той истории, которой уже не будет, их аж до пятидесятых годов за рубежом покупали…

Нет, неделю на то, чтобы смотаться в Союз и увидеться с семьёй, он перед отъездом выкроил. Но и только…

День перехода, уже вполне традиционно, принёс неожиданности. И, как обычно, неприятные. Ну, или, как минимум, напрягающие.

Всё началось с того, что уже вечером, когда практически стемнело, в дом ввалилось несколько человек во главе с Фрунзе.

— Михаил Васильевич, — удивлённо обратился к нему Алекс, — какими судьбами? Что-то случилось?

— Да нет, всё по плану, — широко улыбаясь, заверил его нарком. — Вот, привёз вам тех самых трёх человек, о которых вам говорил Иосиф Виссарионович.

— Каких трё… — Алекс осёкся, припомнив разговор о людях, «информация которым будет доведена перед самым вашим уходом», а затем озадаченно уставился на них. Он совершенно не понимал, зачем этим людям доводить информацию о нём перед его уходом в будущее. Чего этим собирались добиться-то?

— Э-э-э… — неуверенно начал он, но Михаил Васильевич его прервал:

— Всю необходимую информацию им я уже довёл. Одежда на них изготовлена по вашим образцам. Необходимыми средствами в золоте и драгоценных металлах они обеспечены. Так что они готовы.

— К чему? — всё ещё не догоняя, тупо спросил парень.

— Отправиться с вами, конечно, — как само собой разумеющееся ответил Фрунзе. И, вздохнув, добавил: — Вы бы знали, как я им завидую…

— Но-о-о они же могут погибнуть? — растерянно произнёс Алекс. Народный комиссар СССР по военным и морским делам улыбнулся.

— Они знают это. И согласны рискнуть.

— Блин, а вот я не готов… — взвился Алекс, но Фрунзе остановил начавшийся бурный спич взмахом руки. После чего терпеливо заговорил:

— Александр, вы же знаете, что уже через пять лет начнется мировая война. Да и после неё мир сильно изменится. И нам нужно ещё очень и очень много сделать, чтобы встретить не только войну, но эти изменения максимально готовыми к ним. Чтоб сохранить страну. Нашу с вами страну. И предлагаемое нами решение позволит очень сильно ускорить подготовку. Люди это понимают и готовы рискнуть. — Михаил Васильевич замолчал, а парень растерянно уставился на стоящую перед ним троицу. Первым стоял невысокий, плотный крепыш с круглым лицом и абсолютно лысой, гладко выбритой головой. Поймав взгляд Алекса, он уверенно улыбнулся. Вот, значит, что имел в виду Сталин, когда говорил о том годе, на который эти трое «окажутся в полной изоляции от окружающих». И вот о каких «проработках по другим вариантам» шла речь…

— Но-о-о… — несколько растерянно начал Алекс, разворачиваясь к Фрунзе, однако тот снова прервал его:

— И потом, посудите сами — тот план исследований, с которым вы знакомились и который вам, как мне сказали, не слишком понравился, рассчитан, как минимум, на десятилетие. Причём переход к экспериментам с участием людей там планируется только после трёх-четырёх экспериментальных переходов с животными. А ведь даже они не могут дать стопроцентной гарантии! Потому что с помощью экспериментов с животными мы не можем спрогнозировать, как портал будет взаимодействовать не просто с живой, но с разумной материей. То есть всё равно риск при первом эксперименте с человеком будет весьма велик! И мы считаем, что предлагаемый шаг, позволяющий резко сократить время исследований, стоит некоторого увеличения подобного риска.

Алекс насупился. Ну вот что за люди?! Его временами ставило в тупик отношение людей этого времени к жизни и смерти. Полярные экспедиции под девизом «головой в прорубь», рекордные перелёты «на самоваре на другой континент», рекорды метростроя на уровне «что раньше сдохнет — я или кессон» и так далее. Ну надо же иметь голову на плечах! Он развернулся, собираясь высказать категорическое «нет» затеваемой авантюре. Пусть количество посвящённых уже, и причём необратимо, увеличилось на трёх человек, но вести их на почти верную смерть…

— И потом, сами понимаете, если принять тот осторожный план исследований, ваша семья вряд ли успеет перейти не то что до начала Второй мировой войны, но и до захвата Гитлером Франции. А после него как поездки в Швейцарию, так и сам переход точно сильно осложнятся и станут для вас куда более опасными.

Алекс захлопнул уже открытый рот. Да, это был аргумент, на который ему было просто нечего ответить. Он снова покосился на троих «смертничков». Вздохнул. И кивнул.

— Хорошо, я согласен. Давайте попробуем…

Примечания

26

Untermensch (нем.) — недочеловек. Кстати, этот термин был позаимствован нацистами из книги американского расового теоретика Лотропа Стоддарда.

27

Впервые документ с подобным названием был разработан ещё в 1940 году и предусматривал «освобождение» территории Польши, а при последующих уточнениях и оккупированных областей СССР от 75–85 % процентов проживающего там населения — поляков, евреев, белорусов, украинцев, русских, цыган, а также так называемых «mischlinge» (смешанных, полукровок). И хотя в плане предусматривались разные меры этого «освобождения», в том числе и типа «переселение в Западную Сибирь, на Северный Кавказ и в Латинскую Америку», пример белорусской Хатыни показывает, каким образом оно осуществлялось на деле.

28

Данные цифры соответствуют 6-му документу, разработанному в рамках плана «Ост» в сентябре 1942 года плановой службой RKFDV. Документ имел объём 200 страниц и включал в себя 25 листов карт и таблиц.

29

«Правая оппозиция» реальности книги это совсем не та «правая оппозиция», что была в реальности, а «назначенцы» — оппозиционная группировка в ВКП(б), придуманная самим автором.

30

Первый директор ГАЗа.

31

Научный автотракторный институт — такое название носил НАМИ с 1931 по 1946 год.