Тульский детектив

Роман Елиава (2023)

Идёт 1883 год. В Москве освящён Храм Христа Спасителя и состоялась коронация Александра III. Эти значимые события обсуждает небольшое общество, собравшееся в имении «Родники», в Тульской губернии. За ужином происходит трагическое событие, погибает человек. Что это — несчастный случай или злой умысел? Ответ будут искать новоиспеченный урядник Иван Трегубов и опытный пристав Илья Петрович Столбов.

1.

В этот тихий тёплый июньский вечер пахло грозой, что подтверждали темные облака на горизонте, которые более эмоциональный человек мог бы назвать даже тучами. Однако, несмотря на затишье и духоту, дождь мог начаться и позже, ночью, а то и вовсе пройти мимо имения «Родники», где нынче собралось благородное общество послушать новости о коронации Александра Третьего.

Управляющая имением, дама за сорок, со строгим выражением узкого лица с небольшими серыми глазами, всё-таки распорядилась перенести ужин из беседки в зал второго этажа, откуда открывался вид на ближайший лес и на облака, низко нависшие над кронами деревьев. Окна были открыты нараспашку, но это не помогало, и помещику из соседнего имения, Шляпникову Василию Ивановичу, приходилось изрядно потеть. Причиной сего была не только тёплая погода лета восемьдесят третьего года, а ещё изрядное брюшко и плотная, официального покроя, одежда этого господина. Василий Иванович старался не налегать на горячий чай и часто вытирал платком пот со лба уже лысеющей головы.

А вот жена его, тоже полноватая, но миловидная дама, чувствовала себя гораздо уютнее, поскольку оделась в более лёгкое летнее платье и предусмотрительно запаслась веером.

В центре беседы был благообразный господин в сюртуке, с привлекающими внимание большими и ухоженными бакенбардами. Это был земский врач Александр Францевич Рар, обычно живущий в Туле, но периодически навещавший окрестных помещиков по врачебным (и не только) делам.

— Что было в самом Успенском соборе, знаю только понаслышке и из газет. Кто же пустит туда столь малозначительную персону? — отвечал он на вопрос Людмилы Павловны, которая управляла поместьем, где собрались гости. — Могу только отметить, что сам собор выглядел лучше. Наконец удосужились сделать реставрацию.

— Я читал в газете, — сказал господин в темном сюртуке, с квадратной челюстью и носом с горбинкой, нависшим над небольшими узкими губами, — что генерал Баранов подал державу, а граф Валуев скипетр.

— Но как же сам государь? — перебила управляющая этого господина, который звался Иосиф Григорьевич Сошко и состоял директором сахарного завода, также принадлежавшего владельцу имения «Родники». — Как Мария Федоровна? Как они показались?

— Ну как? Одета она была в белое платье, а государь — в генеральский мундир с аксельбантами. Потом поехали они на обед в Грановитую палату.

— Я не про это, Александр Францевич, здоровы ли, как смотрелись на коронации?

— Ах, Людмила Павловна, — развел руками врач, — я же слепой. Даже в очках вижу только невдалеке. Вы же знаете это. Лиц не рассмотрел. Но говорят, что всё хорошо прошло, без огорчений. Газетчики пишут: император был доволен.

— Давно пора уже было, — вставил своё мнение потеющий Шляпников.

— Что давно пора уже? — спросил его молодой человек лет двадцати или чуть более с правильными чертами лица и выразительными карими глазами, хозяин поместья и сахарного завода по фамилии Торотынский.

— Давно пора было коронацию провести, Михаил Алексеевич. Сколько уже времени прошло с того бесовского события?

— Вы про убийство? — переспросил Торотынский.

— Про него, конечно же!

— Около двух лет, — подсказала жена Шляпникова.

— Вот! — Шляпников поднял ложку, испачканную вареньем так, будто бы она служила доказательством его словам.

— А я думаю, как раз негоже было бы устраивать церемонию сразу после того, как твоего батюшку убили, — несколько экспрессивно возразил Торотынский. — Правильно, что подождали. Вон и Успенский собор успели отремонтировать и Храм Христа Спасителя доделали. Вы, кстати, посетили его, Александр Францевич?

— Не в первый день, но, конечно, конечно, — растягивая слова ответил земский врач, крещенный православным в детстве, в отличие от родителей, которым пришлось сменить протестантскую веру на православную уже после переезда в Российскую Империю. — Скажу вам, что это просто великолепно! Каждому русскому человеку нужно посетить его и вознести в нём молитву. Этот Храм, несомненно, станет маяком веры для православных во всём мире. Несомненно!

— Мы с Ваней собираемся в июле в Москву. Да? — попросил подтвердить это своего друга Михаил Торотынский.

— Собираемся. Если служба позволит, — ответил Иван Трегубов, сидевший справа от Михаила. Он только что прошел испытательный срок и был прият на государственную службу.

— Что за служба? Я кажется один ещё не в курсе? — поинтересовался врач.

— Урядник, — ответил, покраснев молодой человек, — это — младший полицейский чин.

— Не нужно смущаться, — воскликнул, заметив это Александр Францевич. — Вы будете служить государству Российскому.

— Да и содержание не помешает, — без лишней щепетильности вставила Людмила Павловна. — Батюшка-то Ваш кроме долгов ничего не оставил.

Иван Иванович Трегубов, голубоглазый шатен с правильным овалом лица, снова смутился и, по примеру Шляпникова, тоже стал ковырять ложкой варенье.

— Однако, это очень ответственно, молодой человек, — продолжил земский врач. — Должен сказать, что урядник — это не просто полицейский чин, это ответственность: это и пожарная безопасность в вашем ведении, и даже оказание первой медицинской помощи. В этом аспекте, если у вас будут вопросы, прошу обращаться ко мне без стеснения. Всегда помогу советом.

— Я уверен, что Ваня справится, — Торотынский посмотрел на друга и улыбнулся, — а мы все ему поможем. И урядник — это только первая ступень в карьере. Ещё увидите, господин Трегубов станет исправником всей Тульской Губернии.

— Дай Бог, дай Бог! — сказала Людмила Павловна. — Но почему же ты меня не предупредил, что хочешь уехать в Москву? Надолго ли?

— Нет, ненадолго, на пару дней, может быть. Знаю, сейчас столько хлопот с крестьянами. Куда уж надолго?

— Вот это, вы верно заметили, — снова вступил в разговор Шляпников, как только тема оказалась близка его переживаниям помещика, — совсем они разболтались, слова не скажи. Приходится теперь иметь дела с этими старшинами, которые возомнили о себе.

— Вы не правы, Василий Иванович, — возразила ему Людмила Павловна. — Ещё чаю? Петька, что стоишь? Подлей! — повернулась она к опрятно одетому худому подростку, который выполнял роль прислуги на ужине. — Раньше Вам нужно было самому во все вникать, чтобы вести дела. Сейчас же этим занимаются как раз сельские старшины и старосты. Они сами всё решают со своими, и они лучше нас знают, где надавить, а где отпустить. Иначе сами останутся без денег и прокорма своих семей.

Пятнадцатилетний паренек быстро подхватил чашку и подлил горячей воды из большого и дорогого самовара фабрики Баташева, достойного не только этого общества, но, возможно, и стола самого Императора.

— Но они такие неприятные, — Шляпников смотрел на горячий чай, не решаясь его попробовать. — Нужно делать вид, что они равные, разговаривать с ними вежливо.

— Зато у них теперь у самих есть потребность и устремление собрать больше урожая, получить больше денег. А значит и мы больше получим, — поучительным тоном отреагировала Людмила Павловна на слова соседа.

— К тому же, они — люди, такие же люди, как и мы, — заметил Торотынский, — нужно к этому привыкать. Крепостное право давно стоило отменить, как в Европе. Рабство — постыдно.

— Ах, молодой человек, — отмахнулся от него помещик, — это в Вас молодость и непримиримость к обычаям говорят, а они, эти обычаи, позвольте заметить, не на пустом месте возникли. Вон, посмотрите на Вашего друга! До чего его довели эти новые законы? Батюшка из-за долгов грех совершил, а он теперь в урядники пошёл, как крестьянский сын. А ведь с Вами в гимназии учился, надежды подавал.

— С Иваном всё будет хорошо, — вступился за друга Михаил. — Времена сейчас другие: нужно меняться. Хватит сидеть на крестьянской шее! Нужно самим что-то делать.

— Вам хорошо говорить, — обидчивым тоном проговорил Шляпников. — А если бы Вы жили только на сельском хозяйстве! А так у Вас и лесопилки, и завод сахарный. А мужик — он всё равно глупый, им управлять надо. А если не управлять, то нет пользы ни нам, ни самим мужикам.

— Здесь я с Вами не соглашусь, — тихо, но отчетливо произнёс молчавший ранее Иосиф Григорьевич Сошко. — У меня на заводе кто работает? Бывшие мужики, крестьяне. И из них много очень пытливых и сметливых, порой поумнее некоторых благородных будут.

— Этак Вы до народовольских речей договоритесь, Иосиф Григорьевич, — начал горячиться и снова потеть Василий Иванович.

— Вася, не нужно, — попыталась упокоить мужа Шляпникова, положив ему ладонь на руку.

— Нет уж, я скажу! Вот великий был человек, Александр Второй, освободитель земель славянских от басурман всяких. Освободил ещё и мужиков этих. А они что сделали? А?! Бомбой в него! И это в знак благодарности? А вы говорите «сметливые». Грабить да убивать они сметливые. Банк Херсонский ограбить хотели!

— Говорят, что отец Перовской — потомок Разумовских, — отметил Сошко.

— Да — да, она не из крепостных, а из благородных, — заметила Людмила Павловна.

— Из благородных, но спуталась с этим, как его, Андрейкой Желябовым, — горячился Шляпников, — он то как раз из этих, мужиков крепостных. Вот она благодарность: ему свободу, а он бомбу кидать, и ещё благородного происхождения молодежь затягивать во всякую «Народную Волю». Всё разлагается вокруг… Страна держится на правилах! На Императоре — батюшке! А тут что?

Неизвестно, куда бы дальше завел спор, зашедший в такое неожиданное русло, что Михаил Алексеевич уже, привстав, хотел не менее горячо возразить Шляпникову и выступить в защиту позиции Иосифа Григорьевича, как вдруг с улицы послышался громкий крик.

— Торотынский! Подлец! Бери саблю и выходи! Разберемся, как мужчины!

— Кто это? — удивился Александр Францевич.

— Капитан Медведев. Опять, наверное, пьян, — ответил Иван.

Гости вскочили со своих мест и подбежали к окнам. В сумерках они увидели во дворе фигуру в белой рубахе, сидящую на серой лошади с саблей в руке.

— То-о-о-роты-ы-ы-нский! — протяжно закричал пьяный всадник.

— Ну всё! На этот раз я с ним разберусь! — вскричал Михаил. — Петька, саблю мне!

Петька неуверенно двинулся в сторону двери.

— Петька, стой! — остановила его Людмила Павловна. — Михаил, что за смертоубийство ты хочешь учинить у всех нас на глазах?!

— Ах, Людмила Павловна! — в отчаянии воскликнул Михаил, — ну сколько можно терпеть эти выходки? Как напьется, всё время одно и то же!

— Ты хочешь зарубить пьяного, или, не дай Бог, он тебя порешит? Он опытный офицер, а ты только и знаешь с какого конца саблю берут.

— А что прикажете делать? — с безысходностью проговорил Михаил.

— Пугани его ружьем, прошлый раз подействовало, — предложила управляющая.

— Петька, беги к Степану, принеси ружье! — приказал Михаил отроку.

— Ружьё? — удивился Александр Францевич.

— Оно не заряжено, — сказал Михаил, — пугач, если кто из лихих людей в дом залезет.

— Вот именно, — продолжила Людмила Павловна. — Нужно снова напугать этого вояку и отправить восвояси, пусть проспится.

Петька сбегал к садовнику, Степану Игнатьевичу, и принёс старое охотничье ружье. Михаил взял ружье, вышел из комнаты и спустился вниз.

— Медведев, уезжай по доброму, иначе, не ровен час, пристрелю лошадь, а то и тебя, — он встал в нескольких шагах от лошади, выставив вперед ружьё, чтобы его можно было хорошо разглядеть в сумерках.

Фигура в седле покачнулась, и, казалось, вот-вот упадёт с коня. Но каким-то чудом капитан удержался верхом. Он поднял голову и, узнав Михаила, задумчиво опустил руку с саблей и расслабился в седле. Конь переступил с ноги на ногу, почувствовав немного свободы. Гости облегченно вздохнули. Инцидент был почти исчерпан.

— Торотынский! Подлец! — внезапно встрепенулся в седле капитан. Он снова поднял саблю и направил коня прямо на Михаила.

— Ах ты, гад такой! — воскликнул Торотынский. — Стой или стреляю!

Он вскинул ружье так, чтобы Медведев увидел, что дуло смотрит в его сторону.

Но капитан потянул на себя поводья, и конь стал подниматься на дыбы над молодым хозяином «Родников».

Прогремел громко выстрел. Медведев не удержался и упал с коня.

— Что такое? — удивился Михаил, не сводя глаз с неподвижно лежащего Медведева, — ружьё же не заряжено?

Из дома выскочили Петька и протирающий спросонья глаза садовник, Степан Игнатьевич.

— Кажись, они мертвые, — сказал Степан, наклонившись над Медведевым.

— Что? Не понимаю… как? — Михаил с удивлением посмотрел на ружьё в своих руках.

— Что ты мелишь такое, Игнатьевич, от чего он умер? — выкрикнула из окна управляющая.

— Да вроде от пули. Кровь течёт, — ответил Степан.

— От какой такой пули? — растерянно проговорил Михаил Алексеевич.

— Так. Мне нужно спуститься вниз, — заявил Александр Францевич и посмотрел на Ивана. — Вы со мной, молодой человек?