Цена ошибки

Роман Грибанов, 2020

И все-таки это случилось. Еще не успели накопить ядерных арсеналов, способных уничтожить планету несколько раз. И генералы считают ядерное оружие лишь более мощным средством для достижения своих целей. Эта книга об атомной войне, в которую превратился Карибский кризис. Американцы, немцы, русские – все народы оказались причастны к этой войне. Хотя это обычные люди: кто-то кадровый военный, кого-то заставили надеть военную форму неумолимые обстоятельства, а кто-то просто добросовестно ходит на простую, рутинную работу. И когда цепь случайностей приводит к атомному пожару, происходят события, немыслимые в происшедших ранее войнах. Так сможет кто-нибудь победить?

Глава 2

Бег наперегонки по лестнице, ведущей вниз

27—28 октября 1962 года. Планета Земля

06:30, местное время. Карибское море, советская подводная лодка Б-59

Уже несколько часов как подлодку обнаружили и гоняли эсминцы и противолодочные вертолеты.

— Шумы винтов трёх… четырёх эсминцев с правого борта, — доложил акустик Б-59. — Курсовой двадцать восемь. Нарастают — цели приближаются.

Подводную лодку сильно тряхнуло — прямо над ней разорвались выпущенные из многоствольных бомбомётов реактивные глубинные бомбы: настоящие, боевого калибра. Пугают по-серьёзному, заставляя всплыть? А если нет — бьют на поражение, только немного ошиблись в прицеливании? Что же там, наверху, творится? Может, там уже встают атомные грибы и весь мир корчится в ядерном огне? Что делать, когда не знаешь, что делать? Снова серия глубинных бомб. Погас свет: лопнули от сотрясения лампы, засыпая металл палубного настила мелкой стеклянной крошкой. Загорелось тусклое аварийное освещение, и в его призрачном свете восковые лица подводников стали похожими на лики оживших мертвецов. Командир Б-59 Савицкий еле удержался на ногах, сильно ударившись о тяжёлый ящик автомата торпедной стрельбы и до крови рассадив скулу. Капитан второго ранга вдруг ощутил, как внутри него закипает обжигающее бешенство. Количество шумов боевых кораблей возросло — они кружат вокруг лодки, удерживая её в тесном кольце. Офицеры в центральном посту Б-59 хранят напряжённое молчание, но Валентин кожей лица чувствует их взгляды. Сейчас всё зависит от него, от командира, от царя и бога этого маленького мирка, ограниченного сталью прочного корпуса. На скулах командира подводной лодки вздулись желваки.

— «Изделие-400» к пуску изготовить! Минёр, мать твою…

— Есть! — отозвался командир БЧ-3, минно-торпедной боевой части. «Изделие-400», АСБЗО — автономное специальное боевое зарядное отделение, мощностью двадцать килотонн для серийных 533-миллиметровых торпед, на лодке было одно. Его погрузили на лодку только перед этим походом.

— «Изделие-400» к пуску готово! — прозвучал звенящий от напряжения голос командира БЧ-3. Люди ждут твоей команды, командир, но как же тяжелы звёзды на твоих погонах…

…Весы качаются. На одной их чаше — слово человека, одетого в военно-морскую форму; на другой — голубой шар обитаемой планеты, окутанной лёгким флёром облаков, сквозь который просвечивают контуры океанов и тёмные пятна континентов. «Нельзя, нельзя, — стучит в мозгу Савицкого. — Да, я имею право применить атомную торпеду “по обстановке”, но с огнём не шутят, командир…»

— В носовом торпедном!

— Есть!

— Пуск имитаторов из аппаратов номер пять и шесть! Товсь!

— Пли!

«Пусть эти умельцы наверху погоняются за ложными целями. Будем отрываться!»

…Акустик эскадренного миноносца «Дальгрен» зафиксировал размножение целей. Однако он был достаточно опытен и засёк также характерное хрюканье, с которым воздух выбрасывает торпеду из торпедного аппарата. Стремительно побледнев, он тут же доложил командиру эсминца:

— Сэр, русская лодка произвела два торпедных выстрела!

Командир «Дальгрена» не размышлял. У него был приказ «стрелять на поражение», и у него давно уже чесались руки как следует приласкать эту упрямую лодку «красных» — кто будет разбираться и кто станет его обвинять? Победителей не судят… А теперь, когда коммунисты выстрелили первыми, у бравого офицера US Navy исчезли последние сомнения и колебания. Пусковая установка ракетоторпед «Асрок» развернулась и выплюнула длинный язык пламени, в котором мелькнуло длинное чёрное тело. Ракета описала короткую дугу и выбросила тормозной парашют. Самонаводящаяся торпеда отделилась, плюхнулась в воду и, хищно поводя рылом, начала описывать круги, вынюхивая цель.

— Шум винтов торпеды с правого борта! — голос гидроакустика «пятьдесят девятой» дрогнул. — Приближается!

«Вот и всё — конец всем вопросам, — отрешённо подумал капитан второго ранга. — Они пустили в ход противолодочный комплекс “Асрок”, и жить нам всем осталось считанные секунды… Ну что ж — это война…»

— «Изделие-400» — пли!

…Программа стремительно уходящей в глубину «четырёхсотой» ещё не отработала до конца, когда сталь прочного корпуса Б-59 разворотил взрыв самонаводящейся торпеды. Внутрь лодки хлынула вода, вытесняя воздух из тесных отсеков и человеческих лёгких. Но это уже не имело никакого значения — спичка упала в кучу сухого хвороста…

07:00, местное время. Вашингтон, Белый дом, отрывок разговора на совещании. Присутствуют президент США Барри Моррис Голдуотер, министр обороны Роберт Макнамара, вице-президент Ричард Никсон, госсекретарь Дин Раск. Время начала конфликта

— Полчаса назад над Кубой советской ракетой сбит наш самолёт-разведчик U-2. Десять минут в Карибском море произведён подводный атомный взрыв — уничтожено несколько наших кораблей. Потери уточняются, — произнес смертельно бледный министр обороны.

— Всем нашим вооружённым силам, — Голдуотер посмотрел на Макнамару, — приступить к мероприятиям по исполнению SIOP. Я не хочу появления «атомных фотографий» на улицах американских городов, как это было в Хиросиме.

15:01, время по Гринвичу, 16:01, время местное, в небе над Данией, борт бомбардировщика В-52G из 13-й эскадрильи 509-го бомбардировочного авиакрыла. Через одну минуту после начала конфликта

— Сэр, подтвердите код. Да, принято, приступил к исполнению.

Капитан Гриссом, казалось, постарел на десяток лет. По вмиг посеревшему лицу катилась струйка пота. Он повернулся к притихшему экипажу:

— Парни, у нас приказ. Тот самый. Штурман, вскрой конверт — что за цель?

Бомбардировщик на патрулировании должен был атаковать различные цели, в зависимости от точки, где он находился. Штурман, с которого слетела обычная его улыбка, нервно разорвал нужный конверт, бегло просмотрел его и бросил коротко:

— Минск, Борисов, Орша, Смоленск. Потом я бы советовал уходить через Прибалтику, над Ботническим заливом и через Швецию в Норвегию^[13].

— Ты сначала доживи до этого «потом». Я бы хотел сначала услышать от тебя курс до Минска.

— Сейчас мы над Данией, потом идем над морем, вроде как нейтральные воды. На траверсе Клайпеды поворачиваем курсом на Минск.

16:05, время местное, авиабаза Витмундсхаффен, Западная Германия. Кабинет дежурного 71-й истребительно-бомбардировочной эскадры «Рихтгофен». Через 5 минут после начала конфликта

— Да, господин майор, так точно. Команда пришла из второго ЦУВО последовательно через все наши инстанции. И оперативное командование ВВС, и командование «Север» в Калькаре, да, и штаб нашей четвертой авиадивизии тоже. Все правильно.

Заместитель командира гешвадера семьдесят один майор люфтваффе Юстин Гюнтер неверяще смотрел на бланк телетайпа. Наконец он стряхнул оцепенение и начал командовать:

— Дежурное звено, взлет! Готовить первый штаффель — хорошо, что они уже заправленные стоят, — вешать бомбы и по два «Сайдвиндера». Второй штаффель тоже готовить, полная заправка, вешайте на него, что у нас там будет под рукой, как только техники выпихнут первый с площадок вооружений!

2) город Борисов, Белоруссия: завод № 140 — ремонт автобронетанковой техники, завод «Автоагрегат» — производство стартеров и генераторов для автобронетанковой техники, два консервных завода;

3) город Орша, Белоруссия: станкостроительный завод, инструментальный завод, авиаремонтный завод, завод металлических комплектующих (поставщик узлов для авиационных и автомобильных заводов).

4) город Смоленск, Россия: завод № 475 МАП СССР — производство авиационной и ракетной техники, автоагрегатный завод — производство агрегатов автозавода ЗИЛ, завод радиодеталей, приборостроительный завод, завод «Измеритель» (приборы и оборудование для авиационной техники).

Черт, как же не хватает Эриха, вечно он в самый нужный момент не там, где он нужен. Подполковник Эрих Хартманн, лучший ас второй мировой войны, час назад взлетел вместе с ведомым, как он сказал, «проветриться» в патрульный полет. А в эскадре вторая эскадрилья еще не успела до конца освоить новый самолет, только-только переучившись с F-86 — идет интенсивная работа. И поэтому целых три десятка новеньких «старфайтеров» стоят, не рассредоточенные по запасным площадкам, на бетонке основой базы.

— Дежурный! — крикнул Гюнтер. — Узнай у техников, которые выпускали командира, с чем он взлетел! Уже узнал? Только подвесные баки? И все?

А, все-таки у них М61 зарядили.

— Свяжись с ним немедленно, сообщи ему, что тут у нас Третья мировая началась. Пусть обратно не торопится, база все равно сейчас будет работать только на взлет. Поболтается где-нибудь, с одной пушкой много не навоюешь, даже если она шестиствольная. И пусть готовят мой самолет, я с первым штаффелем пойду. Всё, я одеваться.

18:07, московское время, Москва, Кремль, отрывок телефонного разговора между первым секретарем ЦК КПСС Никитой Сергеевичем Хрущевым и министром обороны Родионом Малиновским. Через 7 минут после начала конфликта

— Никита Сергеевич! — голос министра обороны был полон неподдельной тревоги. — В Карибском море произошёл атомный взрыв. Доложили с Кубы — они его видели. Подробности пока неизвестны, но судя по всему, или американцы потопили одну из наших подводных лодок атомной глубинной бомбой, или она ударила по ним атомной торпедой. И это ещё не всё.

— А что ещё? — Хрущёв стиснул телефонную трубку.

— По данным радиолокаторов системы дальнего обнаружения, размещённых в странах Варшавского договора, бомбардировщики Б-52, осуществляющие боевое патрулирование с ядерным оружием на борту, направляются к границам наших стран-союзников в Восточной Европе. И к нашим границам, Никита Сергеевич. Это война, — Малиновский сделал паузу, — и в любую минуту может последовать удар американских ракет по нашим городам. И будет нам двадцать второе июня, только смертельное…

— Ваше мнение? — хрипло спросил Хрущёв, вытирая свободной рукой вспотевшую лысину.

— Атаковать всеми силами и средствами, — глухо прозвучало в трубке. — Промедление смерти подобно. Рассусоливать уже некогда — счёт пошёл на минуты. Никита Сергеевич? — спросил Малиновский. — Что же вы молчите?

— Приступайте к действиям по плану «Экватор», — медленно произнёс Хрущёв.

18:10, московское время. На северо-западе ГДР. Позиционный район 3-го дивизиона 159-й ракетной бригады. Через 10 минут после начала конфликта

— Товарищ капитан! — срывающимся голосом закричал радист-оператор ЗАС.

Капитан Живодеров посмотрел на него и сразу, не слушая доклад, понял. Вот оно. Началось. Он только хмуро спросил:

— Цели не изменились?

— Прежние, — ответил оператор, стараясь не выглядеть слишком испуганным.

— Ну, хоть что-то хорошее. Батарея, к бою!

— Сбросить термочехол! Убрать приборы наведения! Сброс термочехла! Заправить ракету пусковым горючим! — скомандовал Борис. Термочехол, все время надетый на носовой обтекатель ракеты для поддержания постоянной температуры боевой части, после того как четвертый номер выдернул по тросу чеку, заскользил гигантской серой птицей вниз и упал прямо к ногам Бориса. Увидев, что второй и третий номера вдвоем складывают треноги вешек и теодолита, он подошел к ним. — Где Негруца?!

— Сейчас будет, он отдыхал после дежурства.

Все это время, с утра двадцать пятого и до сегодняшнего вечера, расчеты дежурили посменно, отсыпаясь после смен кто в кузове грузовика, а СО и мехводы — прямо в пусковой.

— Я уже здесь, командир.

Негруца бежал от здания котельной, на ходу застегивая комбез. А из окна, предательски спалив его, выглядывали растрепанные Марта с Хильдой, причем Хильда даже пыталась изобразить что-то вроде воздушного поцелуя. Старшина обернулся, увидев, куда устремлен насмешливый взор лейтенанта, и прокричал что-то по-немецки, девушки вмиг скрылись.

— Опаньки, старшина, и когда это ты немецкий освоил? Методом скоростного глубокого погружения в среду? — насмешливо спросил лейтенант. Бойцы вокруг пусковой заржали, комментируя в подробностях это «погружение».

— Первый номер, не слышу доклада о заправке! — оборвал Борис.

— Сейчас… все, отсечный клапан… сработал. Есть заправка ПГ!

— Подать питание на ключ П1 и РМ!

— Есть! — прокричал в ответ СО.

— Воздух в АБ!

Старший оператор, нажал кнопку «ББ» на пульте 2В12, контролируя выход на режим ампульной батареи по загоранию транспаранта «Напряжение ББ» пульта 2В12.

— Есть АБ!

«Всё, — отрешенно подумал Борис. — Обратного пути нет». С удивлением он обнаружил, что подспудно все время ждал, что комбат даст отмену пуску. До сих пор всё можно было вернуть, гироскопы застопорить, поднять стрелу, опустить ракету, надеть заново термочехол, закрывающий эту чертову боевую часть с пугающей надписью на боку «РА-17», для тех, кто знает, конечно. Но сейчас всё, ракете теперь только в отделение регламента технической батареи бригады, на замену ампульных батарей, уже раздавленных сжатым воздухом. Или туда, вверх и потом на запад.

— Заводи! — крикнул он пятому номеру.

— Выкрутить ветровые болты!

Расчет рванулся выкручивать четыре болта, вкрученных еще тогда, перед подъемом, чтобы ракета не упала от порыва ветра. Четвертый номер замешкался, у него все время срывался ключ с головки болта.

— Дай сюда, раззява! Быстрее, может быть, к нам уже кто-то летит! — подскочил к нему Негруца и через пятнадцать секунд прокричал: — Командир, всё!

— Отделение, газы! Всем в пусковую!

По инструкции, во время пуска весь расчет должен был сидеть в 2П19, с заведенным двигателем и в средствах защиты. Если ракета поведет себя не так, как положено, мехвод должен резко подать ПУ назад, потом рвануть вперед, «выдергивая» пусковую из-под падающей ракеты, а надетые противогазы позволяли расчету надеяться уцелеть в облаке ядовитого дыма, который окутывал позицию при падении и взрыве ракеты. «Надеюсь, хоть до этого не дойдет, и так у нас выходные проходят хуже некуда», — мрачно подумал Борис, запрыгнув в ПУ последним. Он схватил гарнитуру связи с машиной управления:

— Товарищ капитан, стартовое отделение номер…

— Пуск по готовности! — оборвал его Живодеров. Борис глубоко вздохнул и скомандовал старшему оператору «Выстрел». Тот нажал её: ту самую кнопку, которую он десятки раз нажимал на тренировках и которую надеялся никогда не нажать в бою. Секунды потекли медленно, каждая, казалось, длится вечность. Внезапно захрипело радио комбата:

— Стартовые отделения! После пуска столы не поднимать, закинуть кабели на столы и сразу уходить с позиции за моей машиной!

Его последние слова потонули в реве ракетного двигателя. Третья стартовая батарея третьего дивизиона 159-й ракетной бригады начала свою часть Третьей мировой войны.

16:12, время местное, авиабаза Витмундсхаффен, Западная Германия. Через 12 минут после начала конфликта

Майор Юстин Гюнтер зашнуровывал высотно-компенсирующий костюм, когда услышал грохот двигателей взлетающей дежурной тройки F-104G. «Ну, хоть этих поднять успели», — подумал он. Вокруг него спешно одевались летчики первого штаффеля, все угрюмо молчали, обычных шуточек и подначек сейчас слышно не было.

— Герр майор, первые два звена через три минуты будут готовы! И ваша машина тоже, — сообщил заглянувший в раздевалку посыльный.

— Всем взлетать звеньями по готовности! — приказал он пилотам, выбегая из комнаты, держа в руке шлемофон.

18:15, московское время, 16:15, время местное. На северо-западе ГДР. Позиционный район третьего дивизиона 159-й ракетной бригады. Через 15 минут после начала конфликта

Кнопка, нажатая Борисом, замкнула стартовые цепи ракеты. Проблуждав положенное время по ним, электрический импульс в конце концов попал на контакты электродетонатора пороховой шашки, которая, в свою очередь, сгорая, начала раскручивать турбонасосный агрегат. Когда давление в магистрали ТНА достигло требуемого значения, открылись клапаны подачи горючего и окислителя из своих баков в камеру сгорания. Окислитель прямо стал поступать в камеру, а горючее сначала пошло по трубопроводу в самый хвост ракеты, а потом под давлением стало проходить сквозь сотни маленьких каналов хитрой «рубашки», как бы надетой на камеру сгорания двигателя с соплом. Одновременно охлаждалась вся металлическая конструкция, иначе камера сгорания попросту бы прогорела в первые секунды работы. Сначала это было тридцать килограмм пускового горючего, залитого расчетом пять минут назад, оно так и стояло в магистрали бака горючего и первым попало в камеру сгорания. Смешавшись с семидесятипроцентной азотной кислотой, которой и являлся окислитель, «самин», или, говоря по-научному, пятидесятипроцентный триэтиламин с изомерными ксилидинами, вспыхнул, фактически взорвался в камере сгорания. Дальше температура в камере при непрерывном горении выросла настолько, что стало воспламеняться уже основное горючее, по сути представляющее простую смесь скипидара с керосином. Все это заняло гораздо меньше времени, чем требуется для прочтения этого отрывка, всего двенадцать секунд. Тяга двигателя С3.42 стремительно росла, и когда она через несколько секунд превысила пять тысяч восемьсот шестьдесят килограмм — массу ракеты, ракета оторвалась от пускового стола. Сразу после отрыва ракеты цепи взведения боевой части привелись в рабочее состояние, как только оторвались кабели, соединявшие ракету с пусковой установкой. Ракета с ревом уходила вверх. После старта измерительная головка гироинтегратора начала разворачиваться вместе с шестерней скорости пропорционально текущей скорости полета ракеты, «интегрируя ускорение». При этом одновременно начал работать шаговый мотор временного механизма прибора 1СБ12, доворачивая установочную шестерню и тем самым реализуя ввод поправочного коэффициента компенсации для минимизации погрешности. Шестерня скорости «догоняла» установочную шестерню в момент достижения заданной скорости, обеспечивающей полет ракеты на установленную дальность. Сложное электромеханическое устройство, гордо называемое прибором 1СБ9, начало преобразовывать кривые поверхности кулачков, выточенные старым рабочим на одном из московских заводов пару лет назад, в команды на углы поворота газовых рулей, до этих пор стоявших неподвижно, на самом срезе сопла двигателя. Ракета начала медленно поворачивать на запад. Через 16 секунд ракета закончила программный разворот, летела с постоянным углом тангажа, ускоряясь до заданной скорости. Через восемьдесят секунд полета шестерня скорости наконец «догнала» установочную шестерню, ракета достигла заданной скорости. Хлопнул целый комплект пироклапанов. Одни «забили грибки» в магистрали подачи от баков, другие открыли отверстия для слива компонентов топлива из магистралей (от места перекрытия и до двигательной установки), а третьи обеспечили «выдув» компонентов ракетного топлива для исключения импульса последействия, который мог бы привести к «перелету ракеты». Прошла отсечка тяги, ракета в этот момент уже летела со скоростью полтора километра в секунду. Дальше ее полет проходил уже почти бесшумно, если не считать треска абляционного покрытия, сгорающего от аэродинамического нагрева и уносящегося прочь с конуса боевой части. Ракета продолжала забираться наверх по баллистической траектории. Через четыре секунды после выключения двигателя прошла команда на снятие первой ступени предохранения. Тем временем ракета забралась на апогей траектории своего полета, почти на семьдесят пять километров, скорость же, напротив, чуть упала — до тысячи ста тридцати метров в секунду. Ракета начала свое неотвратимое падение на цель. Локаторы первого полка РЛС-контроля четвертой авиадивизии люфтваффе засекли ее, еще когда она набирала высоту. Но они также засекли десятки других аналогичных объектов. Было выдано оповещение на дивизионы ЗРК «Найк-Геркулес» возле Киля и Гамбурга. Расчеты ЗРК, благо они уже находились в повышенной боевой готовности, взяли эти объекты на сопровождение, но и только. Автоматика даже не дала разрешения на пуск зенитных ракет по целям, летевшим выше границ зоны поражения зенитно-ракетных комплексов. Тем временем ракета уже падала по траектории все круче. Когда барометрическое устройство, подключаемое к устройствам приема забортного давления на переходнике головной части, показало высоту пять километров, была снята вторая ступень предохранения боевой части. Одновременно начал работать радиовысотомер, для определения более точной высоты подрыва. И когда он выдал значение высоты пятьсот метров, блок подрыва боевой части дал электрический импульс, переводя весь персонал на авиабазе бундесвера «Витмундхаффен» в категорию «безвозвратные потери». А всех живых существ в округе авиабазы — в категорию «побочный ущерб».

16:17, время местное, авиабаза Витмундсхаффен, Западная Германия. Через 17 минут после начала конфликта

Майор Юстин Гюнтер сидел в кабине своего «старфайтера», рулившего по дорожке к началу взлетной полосы. В наушниках раздался голос руководителя полетов:

— Я вышка, всем пилотам, взлет по готовности, тройками. Камрады из первого полка РЛС контроля сообщили, что к нам летит куча «хрущевских сосисок»^[14].

Майор выругался и вырулил на взлетную полосу, встав в центре. Справа и слева чуть позади от него встали самолеты первого звена, командир первого звена встал сзади, метрах в пятидесяти. Остальные «старфайтеры» первого штаффеля катились по рулежке, растянувшись от самых площадок подготовки вооружения, на которые техники уже начали закатывать самолеты второго штаффеля. «Слава богу, тут все машины гешвадера, нет только той шестерки, что в Аурихе», — подумал Гюнтер. Третий штаффель 71-й истребительно-бомбардировочной эскадры «Рихтгофен» был еще не доукомплектован. Шесть машин были на авиабазе Аурих, где пилоты переучивались на новые F-104G со стареньких «сейбров», времен Корейской войны. Там же были и почти все три десятка F-86, с которыми командование люфтваффе еще не решило, что делать. В эскадре упорно ходили слухи, что их просто отдадут, то ли туркам, то ли грекам. А девять F-104G гешвадер еще не получил от завода «Блом и Фосс» консорциума Arge Sud, занимавшегося производством «старфайтеров» в Европе.

Майор люфтваффе Юстин Гюнтер посмотрел на приборную доску. Так, все системы в норме, мельком бросил взгляд на часы, время было 16:19:15. Он отдал короткую команду, и первые F-104G, ревя двигателями на форсаже, пошли на взлет. Майор потянул ручку на себя, его «старфайтер» оторвался от полосы, готовясь взвиться в небо. И тут над всеми вспыхнуло новое солнце. И все закончилось — для майора, для пилотов, сидевших в самолетах на взлетной и рулежной полосах, для техников и прочего персонала авиабазы. Для всех как будто выключили свет. Навсегда.

18:19, московское время, 16:19, время местное. На северо-западе ГДР. Позиционный район третьего дивизиона 159-й ракетной бригады. Через 19 минут после начала конфликта

Как только рев ракетного двигателя начал стихать, Борис собрался вылезать из пусковой установки, но его остановил Георгий Негруца:

— Командир, не надо всем, я сейчас со своим расчетом выскочу, кабели забросить. А ты оставайся на связи с комбатом, мало ли чего.

И он заорал на своих второго и третьего номеров:

— Быстрее, носороги! Быстро, быстро, в темпе! Как забросим кабели, обратно в кабину не лезем, едем сразу наверху! А ты чего копаешься? В темпе шланг смотал, и в кабину, заводи и за нами!

«Это он уже водителю обмывщика», — сообразил Борис.

Кабели закинули за десяток секунд, дым от старта еще не рассеялся, как пятый номер толкнул фрикцион, и 2П19, урча дизелем, повернулась на месте и поехала за уже отъехавшим комбатом в кэшеэмке. БТР охраны уже месил грязь в полукилометре, подъезжая к опушке леса. Чуть отставая, за ними шли два бортовых ЗиЛ-157 и вторая пусковая со своим обмывщиком. Седьмой номер его стартового отделения, наконец-то смотавший шланги, тоже отъезжал с позиции. Борис запоздало дал команду, перекрикивая шум двигателя:

— Отбой газовой тревоги!

— Слава те, яйца, вроде успеваем смотаться! — проговорил первый номер, снимая противогаз и вытирая вспотевший лоб.

— Не кажи гоп, вот когда в лесу по просеке проедем хотя бы пару километров, да масксеть натянем, тогда славить будешь. Хоть бога, хоть свои причиндалы, — ответил ему Борис. Остальные номера расчета натужно засмеялись, нервы у всех давно были натянуты, как струны.

18:28, московское время, 16:28, время местное. Воздушное пространство на северо-западе ГДР. Через 28 минут после начала конфликта

Подполковник Эрих Альфред Хартманн, позывной Bubi^[15], и не подумал «полетать где-нибудь», когда началась Третья мировая война. Ведь это война, а на его самолете есть шестиствольная пушка с полным боекомплектом. И он, набрав максимальную высоту, пошел вместе с ведомым в сторону границы с ГДР. Чем черт не шутит, может, сегодня ему удастся добавить еще пару сбитых к тем тремстам пятидесяти двум, которые у него на счету?

Подвесные топливные баки они сбрасывать не стали, летели на крейсерской скорости восемьсот пятьдесят километров в час. Эрих предупредил ведомого, чтобы тот опустил светофильтр пилотского шлема. Когда начали рваться первые советские ядерные ракеты, их пара была где-то над шоссе Е22, в десяти километрах к юго-западу от Любека. Он посмотрел назад, потом по сторонам, не веря своим глазам — с высоты семнадцати километров сзади, на западе, на северо — и юго-западе от него вставали грибы ядерных взрывов. Десятки, машину начало трясти, когда огромный ядерный гриб вырос над Гамбургом, над которым они пролетели буквально несколько минут назад. А на востоке, над территорией ГДР, не видно было ни одного! Он не знал, что американские «торы» и «юпитеры» с баз в Италии и Британии уже тоже встают ядерными грибами, но над городами и объектами ПВО в СССР. «Редстоуны» же американской сороковой ракетной группы полевой артиллерии, рассредоточенные в кризисный период в лесах на франко-германской границе, сейчас спешно занимают стартовые позиции, равно как «капралы» и «онест джоны» артиллерийских дивизионов, приданных корпусам армии США. Генералы НАТО не питали иллюзий насчет способности своих сухопутных войск остановить танковый кулак Восточного блока в «честном бою». Поэтому PGM-11 «Редстоун» сороковой ракетной группы армии и дивизионы MGR-1, MGM-5, вместе с атомной артиллерий и тактическими «лакроссами» и «литл джонами», будут пущены в ход, когда определятся места главных ударов красных. И не факт, что они будут стрелять уже не по территории ФРГ. А ГДР получит свою порцию атомного пирога — с авиабаз на западе ФРГ, в Голландии и Бельгии по тревоге уже успели подняться ударные самолеты НАТО с ядерными бомбами и сейчас летят на восток. Но Эрик об этом не задумывался, его просто трясло от злости, сквозь треск помех он бросил ведомому:

— Идем курсом восемьдесят с плавным снижением, по команде сбрасывай баки.

Подлетая ближе к границе, он ясно увидел места позиций, с которых были произведены пуски, от каждой в стратосферу, загибаясь к нему, на запад, стоял шлейф сероватого дыма. Как же их много! Он выбрал шесть столбов, стоявших возле Дамсхагена.

— Bubi, мы сейчас пересечем границу с Восточной Германией, — раздался в наушниках голос ведомого.

— К черту, это уже не граница. Это линия фронта, и мы на войне! Ты видишь что-нибудь на земле? — ответил Хартманн.

— Какие-то корпуса, как раз от них уходят два шлейфа. Мы летим слишком быстро, — ответил ведомый.

— Сбрасывай скорость. Противника в воздухе пока не видно. И баки тоже сбрасывай, они все равно уже почти пустые, — скомандовал Эрих.

— Вижу следы от техники на земле, они ведут во двор, к корпусам! И в зданиях большие ворота! — азартно крикнул ведомый.

— Пойдем дальше, здесь мы ничего не сможем сделать, у нас только пушки.

Внезапно в наушниках прорезался новый голос:

— Bubi, это дежурное звено, иду на форсаже, буду у вас через пять минут. У нас по шесть двухсотпятидесяток. И нашей базе, похоже, конец, мы видели над ней взрыв, и она не отвечает.

— С ходу накрывайте три корпуса на опушке, ориентир — Роггенсторф, сразу за лесом на опушке, возле дороги! — приказал Эрих.

— Bubi, я их вижу! Две цистерны, две гусеничных установки и еще машины! Эти еще стоят на стартовых позициях! — взволнованно заорал ведомый.

Командир третьей батареи третьего дивизиона сто пятьдесят девятой ракетной бригады допустил роковую ошибку. Он приказал поднимать столы у пусковых установок. Согласно инструкции. Ведь при транспортировке опущенный стол очень пачкается в грязи, он может зацепиться за кочку и даже прийти в негодность. Он был первый день на войне и не подумал, что его батарея может вся прийти в негодность, если замешкается на позиции. На стартовом агрегате 2П19 стол подымается вручную, с помощью механической лебедки, вдобавок стол очень тяжелый. Ведь ему надо выдерживать и вес ракеты, и яростное пламя ее двигателя на старте. По два человека на каждой пусковой спешно уже заканчивали крутить ручки лебедок, когда над батареей пронеслась ревущая смерть. Длинной очередью из пушки М61 «Bubi» Хартманн прошелся по батарее, расстреляв оба расчета и наделав дырок в пусковых установках. Его ведомый, увидев в последний момент машину с антеннами, чуть довернул и прострочил ее, всадив в машину не меньше полусотни снарядов, она загорелась и взорвалась.

— Делаем второй заход, сейчас добьем пусковые и расстреляем эти цистерны! — приказал Эрих. За цистерны он принял обмывочно-нейтрализационные машины 8Т311, водители которых сейчас разбегались в стороны от летящего ужаса с черным тюльпаном на борту фюзеляжа. Внезапно, посмотрев вниз на развороте, Эрих увидел, как две гусеничных машины пришли в движение. Мехводы третьей батареи пытались уйти в спасительный лес от обстрела.

— Не успеют, сейчас мы их прикончим! — произнес довольный Эрих.

Но у Гюнтера Фюльграббе на этот счет было другое мнение. Гауптман Гюнтер Фюльграббе, бывший во Вторую мировую войну ведомым у самого Германа Графа, в начавшейся Третьей мировой вел свою четверку МиГ-17Ф второго штаффеля четвертого авиаполка ВВС Национальной народной армии ГДР над самой землей к месту боя.

Десять минут назад их эскадрилью, сидевшую на полевом аэродроме возле Висмара, подняли по тревоге, приказав прикрывать район в треугольнике Дассов — Дамсхаген — Калькхорст. Комэск разбил эскадрилью на четверки, и они получили приказ начать барражировать над лесным массивом на малой высоте. Единственно верный способ не быть сразу сбитым, Гюнтер не испытывал иллюзий по поводу возможностей своих МиГ-17. Если они будут прикрывать свой район на высоте, то новейшие двухмаховые «старфайтеры», «тандерчифы» или «миражи» НАТО атакуют и собьют их ракетами безнаказанно, а потом сделают с землей под ними, что хотят. А на малой высоте их «миги» еще надо заметить, притом на фоне земли прицельное оборудование и головки ракет будет работать далеко не идеально. Поэтому у них есть шанс, правда наземные части гарантированно подвергнутся первому удару. Но потом его «миги» зайдут в хвост снизившимся для удара самолетам противника. Да и скорость противник сбросит обязательно, на двух махах не то что прицелиться, заметить что-то на земле слишком сложно. Появление пары F-104G он заметил поздно, когда они уже зашли на цели, какие-то машины на опушке леса. Но когда «старфайтеры», выпустив по очереди из своих пушек, пошли на разворот для второго захода, Гюнтер бросил в эфир:

— Вторая пара, атакуйте ведущего.

И пошел в атаку на замыкающий «старфайтер». Так получилось, его четверка выполняла боевой разворот попарно, и его вторая пара оказалась впереди первой. «Его» F-104G уже влез в оптический прицел АСП-3НМ, правда, не идеально, где-то в одну четверть ракурса. Но все равно надо стрелять, пока он не заметил на своем хвосте висящих ниже его «мигов». Тогда он даст форсаж и легко уйдет.

Гюнтер чуть довернул свой самолет и дал длинную очередь из всех пушек, стараясь держать в прицеле все время скользящий вправо самолет противника с необходимым упреждением. И увидел, что попал: один, чуть ли не последний снаряд из очереди пушки НР-23, разорвался на самом кончике высоко расположенного руля высоты.

— Нас атакуют, у меня на хвосте пара Fresco!^[16]

Эрих в этот момент начинал ловить в прицел гусеничную установку, когда услышал в наушниках крик ведомого. Эрих сразу оглянулся назад, и вовремя! Еще одна пара МиГ-17 заходила ему в хвост, но почему-то не стреляла. «Как же я их прозевал, понятно, что они заходили снизу, почти от земли, но все равно, я не должен был так расслабляться!» В то время как в голове вихрем проносились эти мысли, руки действовали автоматически. Ручку на себя, РУД ^[17]вперед, до упора. Выбросив из сопла длинный шлейф пламени, «серебряный осколок» ^[18]Эриха пулей взмыл вверх, под облака, оставив МиГи далеко позади. «Что с ведомым?» Мысленный вопрос Эриха опередил голос в наушниках:

— Bubi, меня подбили, руль высоты почти не действует!

Самолет его ведомого тоже шел на форсаже вслед за ним, но клевал носом вверх-вниз с возрастающей амплитудой. Эрих похолодел он вспомнил, как Гюнтер Ралль, много летавший на «старфайтерах» в Америке во время выборов Германией нового самолета для бундеслюфтваффе, говорил им, что F-104 — очень строгая и капризная машина. И что за малейшей потерей продольной устойчивости сразу следует срыв машины в штопор.

— Прыгай! — приказал ведомому Эрих.

— Не могу, чертову катапульту заклинило!

Пилотам люфтваффе еще предстояло узнать, что катапультное кресло «Локхид» С-2 крайне ненадежное и не обеспечивает спасение пилотов, особенно на малых высотах. В установке же кресла «Мартин-Бейкер» GQ-7 немцам было отказано, фирма «Локхид», не желая делиться прибылями с какими-то лайми, просто заявила протест, угрожая прекращением технической поддержки. И сейчас, скрипя зубами от невозможности что-то сделать, Эрих смотрел, как «старфайтер» его ведомого сваливается в штопор и втыкается в землю вместе с пилотом.

— Руди, какого черта ты не стрелял! — орал на ведущего своей второй пары гауптман Гюнтер Фюльграббе в этот момент.

— Но ведь на нем кресты, он тоже немец! — отвечал ему его подчиненный.

— Ты посмотри вперед, внизу там кто, марсиане, что ли?! — закричал ему Гюнтер.

Впереди еще тройка F-104G с тевтонскими крестами как раз в этот момент сбрасывала бомбы на какие-то строения, явно гражданские. На хвосте у них сидела еще четверка «мигов» из его эскадрильи, но она явно не успевала подойти на расстояние стрельбы из своих пушек. Гюнтер в отчаянии наблюдал, как три новеньких корпуса, явно фабричные, исчезают в сплошном облаке разрывов и на их месте появляется груда обломков.

— Ха, восемнадцать четвертьтонок — это сила! Красным установкам конец! — воодушевленно воскликнул ведущий тройки «старфайтеров». — Вот черт, впереди четверка Fresco!

— И еще четверка у вас на хвосте сидит! — обрадовал его Эрих. — Уходите обратно, вы пустые, «сайдвиндеры» приберегите для нежелательных попутчиков по пути домой.

Тройка F-104G, дав форсаж, с громадным ускорением на встречных курсах прошла над четверкой МиГ-17Ф Гюнтера Фюльграббе. Он только разочарованно посмотрел, как эти быстрые машины ввинчиваются в воздух, разворачиваясь на запад. На западной опушке леса вдогонку их безуспешно обстреляла батарея автоматических 57-мм зенитных орудий С-60. Дивизион С-60 был развернут для прикрытия советских частей на западной окраине лесного массива, но тревогу объявили с опозданием, и расчеты орудий только сейчас заняли свои позиции.

— Bubi, а ты? — спросил ведущий тройки.

— А я вслед за вами. Только сначала посчитаюсь за своего ведомого, — спокойно проговорил Эрих, вводя свой F-104G в пике со стороны заходящего солнца. Он ясно видел там, внизу, обе четверки МиГ-17, идущие друг навстречу другу. Сейчас они замешкаются, перестраиваясь, и у него будет шанс для атаки. Только один, всего на несколько секунд, но ему этого достаточно.

МиГ-17Ф ведущего второй пары, того, кто так не хотел стрелять по самолету с немецкими крестами, вспыхнул, получив снаряд из пушки М61 в топливный бак под правым крылом, перевернулся и врезался в землю недалеко от поселка Вельцин, на восточной опушке леса Леноренвальд. Пилот, тяжело раненный осколком разорвавшегося двадцатимиллиметрового снаряда, не сумел выпрыгнуть. Сделав это, Эрих Хартманн опять увел свой «старфайтер» на форсаже за облака. Оставшись на одной высоте с «мигами», он переводил бы воздушный бой в догфайт, «собачью свалку». А он терпеть не мог эту разновидность воздушного боя еще со времен Второй мировой войны.

Марта, Хильда, угрюмый хромой Юргенс и оставшийся безвестным кочегар не успели даже испугаться. Восемнадцать фугасных бомб весом по двести пятьдесят килограмм каждая — это очень много для трех маленьких зданий. Их просто измолотило на части кусками летящих и падающих строительных конструкций, когда, пробив крыши, внутри зданий начали рваться бомбы, сброшенные тройкой F-104G почти одновременно. Прицельный комплекс NASARR F15A-41B, предназначенный для работы по малоразмерным целям в сложных метеоусловиях ночью, днем, да еще по большим зданиям, сработал безукоризненно. Прибежавшие на звуки бомбежки жители поселка Вельцин начали было разбирать месиво из разбитых кирпичей, но находили только окровавленные ошметки, по которым нельзя было даже понять, кому они при жизни принадлежали. Ну, а потом… Потом им стало сильно не до этого.

16:30, время московское, Киев, столица УССР. Цех покрытий завода номер 784 Киевского совнархоза. Через 30 минут после начала конфликта

— Оксана, как ты говоришь? В рыбный фарш надо добавить грамм сто свинины? — уточнила ее подруга.

— Да, трошки, чуть-чуть. И тогда рыбные котлеты будут очень сочные.

Оксана как раз заканчивала вынимать из сушильной камеры последние в эту смену готовые корпуса. Внезапно завыла сирена. Мерный, какой-то искусственный голос проревел на весь цех из динамика: «Внимание, угроза атомного нападения. Всему персоналу завода занять места в убежищах согласно плану. Внимание…»

Ничего не понимающие рабочие пошли к входу в убежище. Там на них, стоя у открытой двери, уже орал начальник смены:

— Быстро, быстро! Через три минуты закрываем двери!

— Ничего себе, закрываем! А домой когда? Это чего вы удумали, перед выходным, да еще и уже после работы свои дурацкие учения по ГО проводить!^[19] А у меня сейчас домой муж придет голодный! — начала качать права Оксанина подруга.

— Дура! Это не учения! Команда тревоги сверху пришла! — закричал на нее начальник. — Все зашли? Всё, закрываю, — с этими словами он задвинул тяжелую дверь и начал крутить штурвал кремальеры на двери.

Притихшие рабочие рассаживались по лавкам убежища в свете тусклой лампочки. За перегородкой механики, тихо матерясь, пытались запустить дизель-генератор.

— Ну что там у вас? — недовольно крикнул им начальник.

— Сейчас, сейчас.

Генератор чихнул раз, другой и заработал. И в этот момент на людей в убежище с грохотом обрушился потолок.

Убежище, построенное в 1946 году вместе с заводским цехом, было в начале пятидесятых усилено, оборудовано фильтровентиляционной установкой, но по своей сути оставалось обычным бомбоубежищем, которое могло выдержать близкий взрыв атомной бомбы первого поколения, мощностью до пятидесяти килотонн. Но близкий подрыв термоядерной боеголовки мощностью полторы мегатонны убежище не выдерживало. Именно такую боеголовку несла упавшая на Киев ракета PGM-17 «Тор», запущенная двадцать минут назад семьдесят седьмой эскадрильей Королевских ВВС Великобритании с авиабазы Фелтвелл. Люди в убежище оказались первоначально защищены от светового излучения и проникающей радиации ядерного взрыва, произошедшего всего в двух с половиной километрах, но потом ударная волна смела здание цеха как карточный домик, вскрыв убежище, как консервную банку.

Оксана очнулась от того, что ей на лицо капает вода. Она открыла глаза и увидела небо, затянутое тучами разных цветов, от серого до иссиня-черного, еле видными в сумеречной дымке. Она сначала не поняла, где находится. Они же все спустились в убежище. На занятиях по ГО им же говорили, что их убежище выдержит атомный взрыв, надо только успеть в него забежать. И почему она лежит, она же сидела на лавке? Она попыталась встать, но безуспешно; подняв голову, она поняла, почему. На ногах у нее лежала искореженная бетонная балка перекрытия. Как ей не раздавило ноги, непонятно, а может, раздавило? Она же почти их не ощущает. Только чувствует, как по ногам медленно течет что-то теплое. Она попыталась осмотреться, поворачивая голову влево-вправо, надеясь увидеть кого-нибудь живого, но видела только изломанные тела ее подруг и просто рабочих ее цеха. Она попыталась кричать, но быстро потеряла силы. И тогда Оксана просто тихо, беззвучно заплакала, глядя на низкое, страшное небо со ядерными тучами. Она смотрела на него, вспоминая то ночное небо с бесчисленными звездами, на которое смотрела тогда вместе с Борисом. Жизнь медленно уходила из ее молодого тела, а она все тихо плакала, беззвучно вопрошая небеса: почему так получилось? За что так с ней поступили?

16:55, время московское, Ярославская железная дорога, перегон Переславль-Залесский — Загорск, поезд Кострома — Москва. Через 55 минут после начала конфликта

Леночка лежала на нижней полке, головой к двери купе. Она опустила плотную шторку на окно, пытаясь подремать хоть какую-то часть дороги. Но сон не шел, в голове у нее все крутились разные мысли. За последние три дня она порядком вымоталась. Сначала четыре дня назад ее вызвал начальник отдела и непререкаемым голосом приказал завтра собираться в командировку в Кострому, на машиностроительный завод. Туда, как оказалось, утром из Красноармейска выехала куча народу, почти три вагона были заняты рабочими и инженерами НИИ-58. На самом деле это все называлось «развертыванием дублирующих производств в угрожаемый период», но Леночку, точнее Елену Сергеевну Белову, как ее почтительно называло местное начальство, эти высокие материи не волновали. Инженеры все время пропадали в заводском ОГТ и ОГМ^[20], рабочие разбежались по цехам, матерясь по поводу поиска нужного инструмента или оснастки.

А на Леночку обрушилась вся рутинная бытовая и хозяйственная подоплека размещения множества людей на новом месте. Поэтому она даже обрадовалась, когда ее начальник отослал обратно в Красноармейск, забрать какие-то аттестационные документы для группы сварщиков, без которых местный военпред никак не хотел принимать первые детали. В Костроме, в нескольких цехах машиностроительного завода, по плану должно было быть развернуто мелкосерийное производство некоторых типов жидкостно-ракетных двигателей, но Леночка этого не знала. Она просто хотела доехать до дома и хоть ночью наконец-то выспаться. И надо еще решить, что ей делать с двумя письмами Александра, так и лежавшими у нее в сумочке без ответа. Она вдруг вспомнила, что ее начальник за прошедшие два дня вспоминал Сашу раз двадцать, все сокрушаясь, как его сейчас не хватает. И он красивый, сильный. И комнату ему уже дали сразу же, когда он пришел на работу. Значит, он перспективный? И, в конце концов, ей было с ним хорошо тогда, в прощальную ночь. Может, это и есть ее принц, которого она все время ждет, только она, дура, не замечает его у себя под носом? Решено, завтра она ему напишет. Хорошее, длинное письмо, чтоб он понял, что его здесь ждут, и не заглядывался на всяких местных. С этими мыслями она начала дремать, убаюкиваемая покачиванием вагона. Она не знала, что вот уже сорок минут назад на авиабазе Лаури, штат Колорадо, незнакомый ей офицер в чужой форме ВВС США нажал кнопку запуска, запустив на другую сторону планеты очень сложное инженерное произведение, называемое HGM-25A «Titan-1» компании «Martin Marietta». С боеголовкой W38 мощностью четыре с половиной мегатонны. Она вообще-то была нацелена на зенитно-ракетный дивизион комплекса С-25 «Беркут», развернутый на втором кольце Отдельной армии особого назначения войск ПВО неподалеку от города Александров. Просто Леночке не повезло, ее поезд как раз проходил неподалеку от стартовой позиции дивизиона. «Неподалеку» означало семь километров, но для боеголовки такой мощности это означало почти что прямое попадание. Поезд как раз шел по выемке в железнодорожном пути, поэтому он не был сметен ударной волной сразу, а был просто смят и искорежен. Но перед этим купе Леночки в мгновенье ока залило ярчайшим светом, несмотря на опущенную шторку. Свет был такой яркий, что Леночке показалось, что купе горит. А потом, словно сжатый рукой гиганта, вагон в одну секунду превратился в обугленную развалину. И только после этого пришел звук, даже не звук, грохот, от которого заложило уши. Когда Леночка пришла в себя, чудом уцелев в обломках вагона, она ничего не видела, только все сильнее болела голова. Перед глазами плавали разноцветные круги, она попыталась встать и на ощупь выбраться из искореженной перекрученной кучи обломков, которые еще минуту назад были новеньким железнодорожным вагоном, сделала несколько шагов и просто упала на землю. Леночку вырвало, вывернуло наизнанку, она сотрясалась в конвульсиях, казалось, ее организм старается извергнуть из себя все, включая свои внутренности. Голова уже болела так, что Леночка кричала, хрипела от боли, пытаясь найти в крике какое-то облегчение. Спазмы на какой-то момент закончились, Леночка привстала на колени, подняться сил не было совершенно. Зрение кое-как возвращалось, радужные круги плавали в глазах по-прежнему, но теперь сквозь них можно было что-то увидеть. Она первым делом оглядела себя и ужаснулась — она, всегда чистенькая и опрятная, сейчас была каким-то полуобгоревшим чудовищем в клочьях изорванной одежды. Ее снова вывернуло, но она все-таки смогла перевести взгляд с себя на местность вперед. Ничего не было. Ничего из обычного русского пейзажа — ни деревьев, ни полей, ни домиков вдали. Перед ней стояла только клубящаяся стена, багрово-красная, с черными пятнами, в которых вспыхивали и гасли молнии. Она с трудом подняла голову вверх. Оказывается, это была не стена, а ножка гигантского гриба, шляпка которого терялась там, далеко-далеко в высоте. Это усилие отняло у Леночки последние силы. Боль в голове стала нетерпимой, и пришла темнота. Леночка получила более девятисот бэр и умерла, умерла тихо и беспомощно…

20:55, время московское, местное время — 10:55. Город Уичита, штат Канзас, США. Завод компании «Боинг», сборочный цех. Через 2 часа 55 минут после начала конфликта

Энн и не думала выходить на работу. Последние два часа по радио комментаторы взахлеб, перебивая друг друга, сообщали о падающих на Америку советских ракетах. Она сидела на своей кухне у радиоприемника, соседи попрятались в свои радиационные укрытия, а у нее не было укрытия. Энн внезапно осознала, что она тоже всего-навсего мишень, которую можно убить с такой же легкостью, как убивали японцев в их городах, как же они там назывались, да, Хиросима и Нагасаки. Но потом пошли новости об ответных ударах наших доблестных USAF, которые наверняка превратили всю страну чертовых комми в сплошную асфальтированную автостоянку, как сказал Уолтер Кронкайт, ведущий новостей CBS. Ее даже насмешили его последующие слова, он сказал что-то типа: «Теперь наш президент пошлет туда бравых морских пехотинцев, чтоб они нанесли разметку». А потом позвонили с завода, сказали, что надо срочно выходить на работу. Ракеты русских все уже упали, бомбардировщиков у них почти нет (это Энн слышала и от Пита), можно не бояться. Тем более обещали двойную оплату, а если они закончат сборку тех машин, что стоят уже в цеху, до двадцать девятого числа, то они получат еще вдобавок большую премию. Подъехав на своем стареньком «форде» к стоянке возле территории завода, Энн увидела «плимут» Сьюзанн.

— Ты тоже польстилась на дополнительные баксы? — насмешливо сказала Сью, выходя из машины.

— Ну да. Тем более что у меня нет укрытия. А ты? — в ответ спросила Энн.

— Аналогично! — иронично ответила Сью.

— Сунулась было к соседям, они у меня же занимали двести баксов, чтобы расплатиться с фирмой за это чертово укрытие, так сосед мне сунул в нос свой дробовик и закрыл передо мной дверь. Хотела поджечь эту чертову дверь, даже за канистрой пошла в гараж к себе, да услышала, как у меня телефон звонит.

Так, болтая обо всем, они вошли на территорию завода, подходя к сборочному цеху, в котором уже повсюду горел свет и кипела работа. Сью спросила:

— Энн, как думаешь, где сейчас твой Пит? Уже над Советами?

Энн открыла рот, чтобы ответить Сью, но вдруг по ушам резанул вой сирены. Девушки сначала оцепенели, а потом бросились к зданию цеха, просто инстинктивно ища какую-то защиту. Но сзади них внезапно вспыхнуло солнце, ярчайший свет залил все вокруг, это длилось какую-то долю секунды, в которую Энн еще чувствовала, как горит ее тело. Потом мощный удар снес их обугленные останки, снес цех вместе со всем содержимым. Остался только бетонный цоколь фундамента цеха, с двумя четкими тенями от девушек.

Ракета 8К65 из числа второго залпа ракетной дивизии на Кубе, достигла Уичиты. Город, в котором размещено целых пять авиационных заводов, не мог быть пропущен в списке приоритетных целей.

«Атомные фотографии», о которых с таким пафосом говорил тридцать пятый президент США Барри Голдуотер, все-таки появились на американской земле.

18:33, московское время, 16:33, время местное. Воздушное пространство на северо-западе ГДР. Через 33 минуты после начала конфликта

Сказать, что капитан Гюнтер Фюльграббе был зол, это все равно что ничего не сказать. Он злился на себя за то, что проглядел эту молниеносную атаку одиночного «старфайтера», который, как коршун, свалился на них из облаков, почти не снижая скорости, зашел в хвост одному из его «мигов» и сбил его одной короткой очередью из пушки. Сразу видно, ас, из тех, кто воевал рядом с ним в прошлую войну. Он злился на того придурка, сгоревшего в «миге», который несколькими минутами раньше вздумал изображать из себя благородного рыцаря, и вот теперь горит в упавшем самолете, вместо того чтоб принимать поздравления с первой победой. А ему, Гюнтеру, еще предстоит самое отвратительное, что может произойти у командира — объяснять жене и родителям погибшего летчика, почему он, Гюнтер, стоит перед ними живой и здоровый, а их сына даже похоронить по-человечески сложно будет. Но долго заниматься самоедством ему не удалось. В ушах захрипел голос командира эскадрильи, патрулирующего севернее:

— Второй, доложите обстановку.

— Я второй, сбил одного, потерял тоже одного. Остаток по топливу на двадцать минут патрулирования.

— Второй, слушай новую задачу. Вы идете сопровождать эскадрилью русских на штурмовку позиций северо-западнее Любека. Я останусь прикрывать заданный район.

— А где остальные наши и русские истребители? На наших старичках сопровождать целую эскадрилью неразумно.

— Может, ты и не знаешь, Гюнтер, но недавно началась Третья мировая война. Все новые истребители подняты на перехват западных ударных самолетов, которые могут нести ядерное оружие. Так что давай, пристраивайся к русским.

Как бы в подтверждение этих слов Гюнтер увидел группу незнакомых самолетов, издали напоминающих американские «суперсейбры», летевших длинной колонной пар с превышением, с юго-востока.

— Второй, связь с русскими на нашей частоте. Русский не забыл? — предупредил комэск. Гюнтер, едва успев довернуть свой «миг» параллельно растянутому строю русских, услышал в наушниках новый голос:

— Истребители, держитесь на семь часов и выше на пятьсот метров. После атаки нас не провожать, вы за нами все равно не угонитесь.

«Какая у них, интересно, максимальная скорость?» — думал Гюнтер, с интересом смотря на машины с очень скошенными назад стреловидными крыльями, под которыми висели бомбы и блоки НУРС^[21].

«Судя по углу стреловидности, раза в полтора больше моего МиГ-17. И как я их должен прикрывать?» С этими мыслями он не заметил, как они пересекли внизу серо-стальную ленту реки Траве. Граница, они уже над Западной Германией. Его мысли оборвал голос ведомого:

— Вижу противника, восемь истребителей на десять часов. Черт, это англичане!

Командование английских ВВС в ФРГ, размещенное в Рейндалене, согласно директиве второго ЦУВО, заранее рассредоточило свои самолеты, дополнительно перебросив одну эскадрилью новейших перехватчиков «лайтнинг» F.Mk.1, разработки недавно образованной компании British Aircraft Corporation, на передовой аэродром Шлезвиг. Перехватчики находились на аэродроме в готовности номер один всей эскадрильей и поэтому успели взлететь до того, как на него упала советская ракета 8К14 с ядерной боевой частью. Поначалу, взлетев, они растерялись — по радио шел сплошной треск, по сторонам и позади вспухали грибы ядерных взрывов. Диспетчер второго ЦУВО и командование английских ВВС в Рейндалене не отвечали на запросы. Вообще ситуация стала напоминать пожар в борделе во время наводнения. Поэтому командир эскадрильи, наконец-то получив хоть какие-то сообщения от уцелевших постов первого полка РЛС-контроля люфтваффе, принял решение самостоятельно. Он выделил одну четверку на перехват группы бомбардировщиков Ил-28, рвавшихся как раз к уцелевшим позициям РЛС, а сам повел оставшуюся восьмерку на более опасного врага — с востока к Любеку летела эскадрилья новейших Fitter’ов ^[22].

В итоге он, погнавшись за двумя зайцами, совершил ошибку — при заходе четверки «лайтнингов» на «илы» выяснилось, что они не одни, за ними еще пара Farmer, МиГ-19С. «Лайтнинги» успели сбить только одного «мясника»^[23].

Потом на них сзади свалилась пара МиГ-19, сразу свалившая последнего ведомого, и оставшаяся тройка ввязалась в догфайт с «мигами». Ил-28 тем временем беспрепятственно отбомбились по позициям РЛС. Над целью, правда, «илы» потеряли еще одну машину, от наземного огня, и на отходе были повреждены еще две, но РЛС-контроль над этой северной частью воздушного пространства командование НАТО временно потеряло. Атаковать восьмеркой группу Fitter’ов с ходу тоже не вышло. Заходя им в лоб, английский командир с неприятным удивлением обнаружил, что у Су-7Б тоже есть тридцатимиллиметровые пушки, и тоже по паре на каждой машине. «лайтнинги» отвернули со встречного курса, надеясь зайти Fitter’ам в хвост, чтоб использовать ракеты воздух-воздух Firestreak, но не тут-то было. Во-первых, Су-7Б резко прибавили газу, отрываясь от него, а «лайтнинги» все-таки оптимизировались для перехвата советских бомбардировщиков на больших высотах, внизу они были тяжеловаты. Во-вторых, уходя резким разворотом с набором высоты от неожиданно плотных двадцати четырех пушечных трасс, они потеряли скорость. А в-третьих, как раз в этот неудобный момент их атаковала семерка Fresco. Гауптман Гюнтер Фюльграббе был доволен. Старенькие МиГи его группы получили реальный шанс использовать свои немногочисленные преимущества, атакуя англичан на малой высоте, да еще без скорости. Чистый маневренный бой на виражах, в этом МиГ-17 могли противостоять разве что «сейбры», но сейчас-то у него в прицеле был «лайтнинг»! Получив в хвост с десяток двадцатитрехмиллиметровых снарядов, ведущий последней английской пары сразу взорвался. Ведущий второй четверки «мигов» тоже попал, его англичанин «запарил», сразу отвернув со снижением на запад. Последняя пара «мигов» кинулась было добить подранка, но англичане не бросили своего, одна пара сразу отсекла «мигов» от своего подбитого, оставшаяся четверка закрутила карусель с пятью «мигами», стараясь затянуть «миги» на высоту. Долгое время Гюнтер крутился со своим ведомым в свалке с англичанами, семь на шесть — это почти равное соотношение, если учесть более крупные пушки англичан. Никому не удавалось поразить противника, обе стороны дрались грамотно, прикрывая друг друга и отсекая противника, когда кому-то удавалось на секунду зайти неприятелю в хвост. Пару раз лайми пускали ракеты, но бесполезно, ракеты Firestreak, наводящиеся по методу погони, совершенно не годились против юрких МиГ-17. Изделие фирмы De Heaveland Propelle, выполненное по нормальной аэродинамической схеме, наверное, работало бы против советских тяжелых бомбардировщиков, но не против маневренных Fresco. Каждый раз, когда «лайтнинг» заходил в заднюю полусферу МиГ-17 и пробовал произвести пуск ракеты, пилот Fresco, отчетливо видя пламя пуска, или предупрежденный товарищами, выполнял резкий маневр, срывая захват слабенькой инфракрасной головки самонаведения Firestreak. Неожиданно в наушниках Гюнтер услышал знакомый голос ведущего эскадрильи Су-7Б:

— Мы закончили работу, спасибо за прикрытие!

И буквально через минуту над клубком дерущихся истребителей стали на форсаже проноситься Fitter’ы. Выскочившую было к ним пару «лайтнингов» его пара отогнала длинными очередями, вдобавок удалось снова зацепить одного, но не сильно. «Живучие машины, не то что “старфайтер”. Тому всего чуть-чуть хватило, а этот получил снаряд в крыло, и ничего, только из боя выходит», — подумал Гюнтер.

— Третий второму, у меня топлива только домой! — предупредил его ведущий второй четверки.

— Оттягиваемся курсом девяносто, выходим из боя по возможности! — скомандовал Гюнтер.

Англичане, имея всего пять боеспособных самолетов против семи, видя, что противник не преследует их подбитого товарища, тоже отвалили на запад.

18:44, московское время, 16:44, время местное. Воздушное пространство на северо-западе ФРГ. Через 44 минуты после начала конфликта

Подполковник Эрих Альфред Хартманн, позывной Bubi, летел над своей страной в смятенном состоянии. На месте его родной авиабазы Витмундсхаффен был еще дымящийся оплавленный кратер, не было ничего, ни полосы, ни строений. Он уже три минуты безуспешно вызывал штаб своей четвертой авиадивизии. Когда он совсем отчаялся, внезапно услышал голос в наушниках:

— Bubi, это авиабаза Аурих. Садись на запасной площадке развертывания на автобане А31 возле Грасхаус.

«Старфайтер» Хартманна, в последний раз устало взревев двигателем, зарулил на указанную незнакомым техником стоянку. «Черт, а мой техник тоже наверняка погиб», — запоздало подумал Эрих. Рядом со своей стоянкой он увидел замаскированные силуэты других F-104. По номеру на одном из них он понял, что эти — с авиабазы в Аурихе, на которых летчики третьего штаффеля проходили переучивание со старых «сейбров». А где остальные машины его гешвадера? Он только теперь начал смутно осознавать размер понесенных потерь.

— Вас просят пройти в мобильный командный пункт, он вон там, сразу за стоянкой самолетов. Я буду обслуживать вашу машину, с вашей авиабазы не уцелел ни один человек. Кроме заправки, пополнения боекомплекта и обслуживания с машиной что-то надо делать, она нормально себя вела? — обратился к нему пожилой техник в замасленном комбинезоне, приставляя к самолету стремянку.

— Нормально, ничего не надо. Только вот что, найди краску и нарисуй мне еще один крестик — я завалил одного. Да, и еще, подвесь пару «Сайдвиндеров», сегодня их мне здорово не хватало, — ответил ему Эрих и пошел мимо стоянки самолетов к мобильному КП.

В мобильном КП его встретил замотанный дежурный.

— Господин подполковник! Обстановка совершенно запутана, КП в Калькаре на вызовы не отвечает. Не отвечает также оперативное командование ВВС страны в Порц-Ване и второй ЦУВО. Единственное начальство, которое есть на связи, это штаб третьей авиадивизии. От него получен приказ сажать все самолеты, которые возвращаются от линии фронта, на развернутые площадки рассредоточения, с которыми есть связь. Относительно вас мне поступила команда заправить ваш самолет и просить вас подождать здесь, пока хоть что-то не прояснится. Вы можете отдохнуть, палатки для пилотов развернуты в лесу, за нашим КП.

— Я видел больше десятка ядерных взрывов только на севере Германии, когда летел к границе. И после боя, когда летел назад, — задумчиво обронил Эрих.

— Как слетали? — вежливо поинтересовался дежурный.

— Мы с ведомым «убили» две ракетных установки, правда, уже после пусков. Потом нас подловили «Фреско» и сбили моего ведомого, я завалил один «Фреско». Еще пару установок вместе со зданиями, где они прятались, разбомбило звено моей первой эскадрильи. Кстати, ты не знаешь, где они?

— Их посадили на такой же площадке на шоссе Е22 возле Фильзума. Авиабаза в Лере тоже уничтожена.

— Хорошо, я пойду отдохну пару часов. Может, даже удастся заснуть. С самого утра на ногах, потом еще этот бой. Буди меня сразу, как только я понадоблюсь.

22:35, московское время, 20:35, время местное. Запасной аэродром бундеслюфтваффе на автостраде А31 возле Грасхаус. Через 4 часа 35 минут после начала конфликта

Эрих долго не мог понять, где он. Сначала он не мог заснуть, но потом провалился в кошмар, в котором он летел один на своем «старфайтере», а со всех сторон поднимались грибы ядерных взрывов. Только через минуту он сообразил, что лежит одетый на койке в палатке и его трясет за плечо давешний дежурный лейтенант.

— Вставайте, герр подполковник, вам срочно надо вылетать в Аурих. Оттуда прислали за вами вертолет и даже отправили с ними вашу форму.

Эрих покосился на свой кое-как расшнурованный высотно-компенсирующий костюм, в котором он завалился на койку.

— К черту вертолет. Мой «старфайтер» уже заправлен? Боекомплект у пушки пополнили? Вот и отлично, а вертолет с формой отправьте обратно. И запихните в него моего нового техника.

Через пятнадцать минут F-104G c черным тюльпаном на фюзеляже, взмыв в ночное небо, взял курс на авиабазу Аурих.

Сразу в здании КП базы его встретил начальник штаба третьей авиадивизии и, не говоря ни слова, протянул ему микрофон радиостанции. Эрих, удивленно пожав плечами, тоже не говоря ни слова, взял микрофон, одновременно садясь на свободный стул и надевая наушники.

— Я подполковник Эрих Альфред Хартманн, командир того, что осталось от семьдесят первой истребительно-бомбардировочной эскадры «Рихтгофен». Кто со мной говорит?

— Говорит генерал Йозеф Каммхубер, — раздался голос в наушниках.

«Генерал Каммхубер, бывший заместитель министра обороны по ВВС. Но что ему надо от командира гешвадера?»

— Приветствую вас, генерал! — начал было Эрих, но его резко оборвали:

— Заткнись, Bubi, и слушай меня очень внимательно. Это очень хорошо, что ты уцелел. Потому что из авиационных командиров союзников в зоне «Север» ты единственный, кто остался. Так что прекращай геройствовать и начинай работать, ты теперь руководишь командованием «Север». И, возможно, заодно вторым ЦУВО тоже. Пока из-за океана или с острова не пришлют кого-нибудь чином повыше. Кстати, рядом с тобой должен находиться твой новый начальник штаба. Он введет тебя в курс дела. Конец связи.

Хартманн, еще держа микрофон с наушниками в руках, повернулся к бывшему начштаба третьей авиадивизии и, понимая, что задает глупый вопрос, все-таки спросил:

— А где все?

Новоиспеченный начальник штаба командования «Север» устало взглянул на своего нового командира, вздохнул и глухим, каким-то безжизненным голосом начал говорить:

— Штаб командования второго ЦУВО в Рейндалене уничтожен через семнадцать минут после получения команды от верховного командования союзными силами в Европе о начале боевых действий, ракетно-ядерным ударом, ориентировочно русские сбросили на него одну мегатонну. Эти чертовы английские снобы даже не подумали убраться оттуда в запасной бункер — КП под Гладбахом. Впрочем, им бы это мало помогло, персонал запасного командного пункта «Гладбах» атакован и уничтожен диверсантами красных. Оперативное командование бундеслюфтваффе в Порц-Ване и штаб командования ВВС «Север» в Калькаре тоже получили по мегатонне. В нашей зоне ответственности подверглись ядерным ударам командные центры, узлы связи и места дислокации: Удем, Маастрихт, Ненбург, Минден, Ферден, Мюнстер, Вессель, Эммерих, Арнем, Амстердам, Роттердам, Брюссель, Фленсбург, Вейле, Гамбург, Ганновер, Бремен, Билефельд, Копенгаген, Харбург, Брекендорф, Вансдбек, Роскилле, Кольдинг, Рендсбург, Штаде, Бремерферде, Ротенбург, Зольтау, Бассум, Брауншвейг, Хильдесхайм, Фиссельхёфеде, Латцен, Вальсроде, Падеборн, Хамм, Иббенбюрен, Херфорд, Ахим, Эсбьерг, Нестед, Итцехо, Ольдеслоэ, Бракель, Альт-Дуфенштедт, Гох, Клоппенбург, Бракель, Геттинген, Кассель, Хемелинген. Атакованы аэродромы Лаарбурх, Гютерсло, Брюгген, Нордхорн, Ольборг, Каруп, Лер, Оснабрюк, Хопстен, Гревен, Эйндховен, Аспере, Удем, Вегберг, Нёрвених, Шлезвиг, Витмундсхаффен, Ольденбург, Йевер, Нордхольц, Лек, Ноймюнстер, Альхорн, Виборг. Атакованы военно-морские базы и порты Экернвёрде, Свендборг, Фредериция, Хадерслев, Ольборг, Фредериксхаффен, Хусум, Везермюнде, Харлинген, Ден, Хельдер, Гравенхаге, Флиссинген, Остенде, Киль, Вильгельмсхаффен, Куксхаффен, Оденсе, Эмден. Этот список еще уточняется. Минимальная мощность каждого из этих ударов, по предварительной оценке, двести килотонн. Все это произошло в течение получаса после того, как нам пришла команда от SHAPE. Также атакованы базы ЗРК и позиции РЛС, потери еще уточняются. Но уже известно, что в течение первого часа те передовые посты РЛС, что уцелели при ракетной атаке, подверглись ударам бомбардировщиков красных, так что РЛС-контроля у нас над Германией нет. Вообще нет в нашей зоне ответственности командования «Север». Принимаются меры к исправлению ситуации, мы перебрасываем вертолетами резервные РЛС из Бельгии и Голландии, но контроль будет восстановлен только к шести часам завтрашнего числа, вернее уже сегодняшнего. До этого я принял решение не совершать новых вылетов, без управления мы несем слишком большие потери. Кстати о потерях. Мы потеряли почти полностью твою семьдесят первую истребительно-бомбардировочную эскадру «Рихтгофен», пятьдесят первую разведывательную эскадрилью. Бельгийцы потеряли целиком второе истребительно-бомбардировочное крыло, голландцы триста семнадцатую истребительно-бомбардировочную эскадрилью. То есть все части, которые переучивались на новые F-104G и не успели рассредоточиться. Остальные части потеряли меньше, от трех до шести самолетов, не успевших взлететь по тревоге. У англичан вообще нет потерь на земле. Вообще на земле на аэродромах второго ЦУВО потеряно предположительно около ста самолетов от первой ракетной атаки русских.

— А что, есть потери на земле и от других причин? — ошарашенный всей этой лавиной плохих новостей, спросил Эрих.

— Аэродромы Сустерберг, Волкел в Голландии и Бовешен, Бьерсе, Мельсбрук в Бельгии во время взлета по тревоге атакованы группами диверсантов с использованием пулеметов и противотанковых гранатометов, всего потеряно двадцать пять и повреждено до десяти самолетов. Группу, атаковавшую аэродром в Сустерберге, удалось блокировать и частично уничтожить, обнаружено восемь убитых диверсантов. Теперь самое интересное. Трупы одеты в камуфляжную форму французского образца со знаками различия третьего парашютного батальона Иностранного легиона и вооружены французским оружием, включая гранатометы LRAC MLe 50. Также на автобане совершено нападение на командира моей третьей авиадивизии, он ехал вместе с начальником оперативного отдела на совещание в Калькар. Их машина обнаружена расстрелянной из автоматического оружия в двадцати километрах отсюда, тела пропали.

— Шайзе! — выругался Эрих. — А что по этому поводу говорит французское командование?

— Молчит. Более того, французы получили от американцев со складов на востоке Франции двадцать единиц атомных бомб Мк8 для своих «вотуров», еще 25 октября, это мы только что узнали. Но ни один из них до сих пор не взлетел. Вообще ни один французский самолет не поднялся в воздух в нашу зону второго ЦУВО, только обычные патрульные полеты во Франции. Кстати, ни одна русская ракета не упала на французскую территорию. И в завершение такой факт: с нами связался представитель третьего армейского американского корпуса по поводу прикрытия с воздуха, его части начали выдвижение на восток согласно директиве СЕТАГ. Французский корпус остался на месте, на все попытки связаться отвечают, что ждут команду из Парижа.

— Доннерветтер! — снова ругнулся Эрих. — Похоже, наш добрый партнер по Альянсу, старина де Голль, решил запрыгнуть на забор и посмотреть оттуда, как нас будут убивать.

— Похоже на то, — меланхолично произнес начштаба. — Но на этом плохие новости не кончаются. Ракетной атакой комми уничтожены склады ядерного и химического оружия, те, что были возле Мюнстера, Гоха, Мёнхенгладбаха, Хиллероде. И склады обычных боеприпасов возле Виссельхеведе и Целле. Со склада возле Мюнстера передать ядерные бомбы Мк28 согласно директиве второго ЦУВО от десятого числа не успели. Остались еще американские склады во Франции, но это вне нашей зоны второго ЦУВО. Командование семнадцатой воздушной армии USAF хочет выгрести оттуда всё, но в связи с вышеизложенными событиями, у них это может и не получиться. Сейчас фактически у нас только один склад ядерного оружия в Бельгии, возле Кляйн-Брогел, но доставка по авиабазам планируется только с рассветом. Ночью американцы рисковать не хотят, учитывая наличие в этом районе диверсионных групп. В воздушных боях наши потери около двадцати машин, сбито около пятидесяти самолетов противника, но сам знаешь, вот эту цифру надо делить минимум на два. Из тридцать второй эскадрильи ударных самолетов из семнадцатой воздушной армии USAF с ядерным оружием взлетели все. Сейчас результаты уточняются, на 20:30 вернулись девять машин из пятнадцати, уничтожены мост на Висле возле города Торунь, мост на Одере возле Франкфурта, аэродромы Темплин, Цербст, Финстервальде, это достоверно известно. И это всё без англичан и канадцев, мы знаем только, что они успели подняться в воздух. Свои результаты они нам не сообщают, есть ли у них какое-то общее командование сейчас, кроме уничтоженного британского КП в Рейндалене, я не знаю. А связываться с каждой британской базой, чтобы спросить, что они там навоевали, у нас не хватает времени. Я послал в 18:30 три оставшихся самолета из пятьдесят первой разведывательной эскадрильи, они до сих пор не вернулись и, видимо, уже не вернутся, время по топливу уже вышло. Посылать авиаразведку снова, когда ПВО красных целехонько, я не стал, а теперь это твоя головная боль.

— Спасибо, — с сарказмом проговорил Эрих. — Еще что-то?

— Непонятно, почему-то уцелела наша авиабаза в Аурихе. Все остальные крупные аэродромы красные обработали ядерными ракетами^[24]. Но красные могут исправить эту недоработку. Поэтому, как только будет развернут запасной КП, мы перебираемся туда. Отсюда надо отогнать твой самолет, вообще, какого черта ты на нем сюда прилетел? Я же посылал за тобой вертолет!

— Извини, не подумал, что я стану такой важной авиационной шишкой, — проворчал Эрих. — Пилоты хоть здесь есть?

— Девять человек, из тех, что проходили переучивание с F-86, — протер красные, как у кролика, глаза начштаба.

— Вот пусть они этим и занимаются. Перегнать надо не только мой самолет, но и все старые «сейбры», чует мое сердце, они нам понадобятся. Во всяком случае, сегодня, нет, уже вчера, один комми на «фреско» подбил моего ведомого. Значит, так, составь график, куда и когда надо перегнать самолеты, и иди спать, раз я уже здесь. Все равно до рассвета ничего нового не случится.

Эрих ошибался. Не прошло и получаса, как начштаба, наскоро расписав график вылета самолетов и вертолета, чтобы в нем забирать обратно пилотов, ведь их было всего девять, а самолетов больше тридцати, рухнул на койку в соседней комнате, когда начали приходить новости. Неприятные. Сначала от наземных частей, на которые время от времени сыпались бомбы от ночных налетов противника, с требованием воздушного прикрытия. Потом эти же части, атакованные танками и мотопехотой противника, требовали воздушную поддержку. А что он мог сделать? Без РЛС-контроля, вслепую отправлять самолеты на линию фронта для прикрытия или поддержки с воздуха — это значило просто отправлять их на убой. Потом пришло сообщение о морском десанте возле Любека. Потом пошли сообщения о новых ядерных ударах по узлам обороны Альянса, и так трещавшей по швам, и Эриху стало совсем хреново. Правда, новых ракетных ударов было всего около двадцати, и мощность их была невелика, по сравнению с вечерним кошмаром, по донесениям — около десяти килотонн каждый. Судя по всему, передвижные ракетные комплексы FROG-2 и FROG-3^[25] советских танковых и мотострелковых дивизий добрались до передовых позиций и начали своеобразный «концерт по заявкам». В смысле, каждый опорный пункт бундесвера, который отчаянно сопротивлялся наступающим передовым частям третьей особой и двадцатой гвардейских армий, максимум через десять минут после запроса получал на голову ракету с боеголовкой мощностью в десять килотонн. К 06:00 Приморский фронт продвинулся по всей линии соприкосновения на двадцать-пятьдесят километров.

Эрих не знал, что разведчики Ил-28Р из состава тридцать седьмой воздушной армии и ВВС ННА ГДР уже предоставили примерную картину обстановки командованию Приморского фронта на триста — четыреста километров от линии боевого соприкосновения. Три машины было сбито уцелевшими от вечернего разгрома комплексами третьей эскадрильи ЗРК «Найк-Геркулес» четвертой авиадивизии бундеслюфтваффе возле Ольденбурга, но остальные вернулись. Еще он не знал, что четыре ударных соединения противостоящего СЕТАГ Приморского фронта, сто шестьдесят четвертая, сто пятьдесят девятая, сто четырнадцатая и сто семьдесят пятая ракетные бригады, загрузив на технических батареях на пусковые установки новые ракеты, заехали на уже подготовленные топопривязкой стартовые позиции. И начали переход в готовность номер один, получив новые цели по результатам авиаразведки. Цели, уничтожение которых позволяло закрепить господство в воздухе тридцать седьмой воздушной армии Приморского фронта. Только что разведанные передовые аэродромные площадки рассредоточения, на которых ночью сидели самолеты второго ЦУВО и полученные с такими жертвами координаты позиций ЗРК. Ракеты были, правда, с боевыми частями 269А мощностью десять килотонн, новых боевых частей РА-17 в ПРТБ Приморского фронта уже не было. А еще он никак не мог знать, что многочисленные транспортные самолеты Ли-2, Ил-14, Ан-8 и Ан-12 с погруженными по команде «Экватор» полками седьмой и сто шестой Краснознамённых орденов Кутузова второй степени воздушно-десантных дивизий уже прошли над Вислой.

15:28, время по Гринвичу, 18:28, время московское, в небе над Балтикой, в 120 милях от Клайпеды, борт бомбардировщика В-52G из 13-й эскадрильи 509-го бомбардировочного авиакрыла. Через 28 минут после начала конфликта

Капитан Гриссом был спокоен, насколько может быть спокоен человек, пилотирующий стратегический бомбардировщик с четырьмя ядерными бомбами на борту во время начавшейся Третьей мировой войны. Экипаж молчал, обычных шуточек не было слышно. Десять минут назад по приказу командира задернули специальные затемненные шторки^[26]. Внезапно оператор системы РЭБ, сидящий в задней части кабины спиной к направлению полета, сообщил:

— Сэр, наблюдаю две отметки, на семь часов.

Тут же стрелок-оператор хвостовой турельной установки, сидевший рядом с ним, сообщил:

— Подтверждаю, дистанция уже три мили, быстро сближаются. Это два истребителя. Уфф, это шведы, — с облегчением выдохнул он.

Через минуту два новеньких перехватчика J-35 «Дракен» с опознавательными знаками шведских королевских ВВС пристроились по сторонам «баффа» Гриссома.

— Долго они телились, мы уже двадцать минут как по кромке шведской границы идем, — меланхолично проговорил Гриссом. Внезапно его оборвал второй пилот:

— Сэр, вспышка на два часа! Еще одна! Еще, почти прямо по курсу!

— Так, это наши парни из ракетных крыльев отстрелялись. Или водоплавающие помогли. — Как настоящий пилот стратегического командования USAF, Гриссом придерживался высокомерно-презрительного отношения к остальным видам вооруженных сил США.

— Сэр, те две, что правее, это Калининград и, предположительно, Балтийск. А прямо — это точно Клайпеда, — сообщил штурман, сверившись с картой.

На месте вспышек уже вырастали гигантские шляпы ядерных взрывов, поднимаясь вровень с высотой полета их бомбардировщика.

— Ну что же, пройдем в дыру, которую нам любезно обеспечили, — довольно сказал Гриссом. — Как там наши шведские спутники?

— Развернулись и мчатся обратно, на форсаже, — сообщил стрелок-оператор.

— Наверное, наложили в штаны. И теперь бегут домой, подальше от разборок больших мальчиков, — сообщил довольный Гриссом. Настроение ему испортил оператор навигационной РЛС, до сих пор молчавший и сидящий на нижней палубе кабины рядом со штурманом лицом к полету:

— Сэр, похоже, разборка будет быстрее, чем мы думаем. Вижу две цели на два часа, быстро идут на сближение, превышение почти на милю.

Через несколько минут две стремительные машины проскочили правее и выше от них, с ходу разворачиваясь и заходя «баффу» в хвост.

— Поднять шторки! А то нас собьют, а мы этого ни черта не заметим. Пит, мне показалась, у них крылья треугольные? — обеспокоенно спросил Гриссом.

— Да, сэр, так точно, когда они заложили вираж на развороте, я четко увидел!

— Плохо, похоже, это новые Fishpot. Они вооружены ракетами, значит, под наши пулеметы они не сунутся, если только по ошибке, — хмуро сказал Гриссом.

— Боб, включай свое банджо. И, как только заметишь пуск ракет, запускай ловушки. Тепловые и радиолокационные, попеременно, — приказал Гриссом оператору РЭБ, назвав банджо систему РЭБ AN/ALQ-172. — А ты, — обратился он к стрелку-оператору, — будь наготове, если они ошибутся и подойдут близко.

Капитан Ментюков, ведущий пары перехватчиков Су-9 пятьдесят четвертого Краснознаменного Керченского гвардейского истребительного авиаполка, считался очень опытным летчиком, налетавшим на Су-9 почти пятьсот часов. В этом полку он оказался к началу войны в затянувшейся командировке. Вообще он был летчиком сто сорок восьмого центра боевой подготовки и подготовки личного состава авиации войск ПВО из Савостлейки, но четыре месяца назад его «приписали» к пятьдесят четвертому полку. В мире отчетливо пахло порохом, новый президент США Барри Голдуотер в своих выступлениях переплевывал даже Гитлера в части угроз СССР. В этих условиях Новосибирский авиазавод был переведен на трехсменную работу без выходных и к середине 1961 года выпускал уже сорок машин в месяц. И остро встали проблемы с переучиванием летного состава, летавшего в основном на МиГ-17. Который в 1962 году как перехватчик ПВО смотрелся ну уж совсем устаревшим. Поэтому летчики из Савостлейского учебного центра фактически жили на аэродромах тех полков, которые переходили на Су-9. И потому с началом войны капитан Ментюков оказался в кабине ведущего пары истребителей пятьдесят четвертого полка, взлетевшей на перехват американца над Балтикой. Более двух лет назад, когда сбивали американского шпиона Пауэрса, капитан Ментюков как раз перегонял новый Су-9 с завода в полк и сел дозаправиться на аэродроме возле Свердловска. Тогда он получил жесткий приказ взлететь на безоружном самолете и таранить высоко летящий U-2, до которого не доставали более старые истребители. Он уже тогда взлетел, но выполнить приказ не успел, американский шпион был сбит зенитными ракетами. И вот сейчас его пара уже заходит на цель, наверняка тоже американца, и теперь у них оружие есть, восемь ракет РС-2УС на двоих.

Запросчик-ответчик СРЗО-2М системы госопознавания «Кремний-2М» еще три минуты назад выдал сообщение, что это чужой. Они взлетели двадцать минут назад по тревоге с аэродрома в Вайноде, набрали высоту, едва успев получить наведение на одиночную цель со стороны Швеции, как внезапно внизу, у них за спиной начали вставать грибы ядерных взрывов. Ментюков был спокоен за себя, но волновался за своего ведомого. Желторотый лейтенант Андрей Брайцев только что из училища. Еще учить его и учить, но как учить, когда началась Третья мировая война? А вот как раз сейчас и начнем, одиночный бомбардировщик днем — лучших вариантов не найти. Он бросил короткие приказы ведомому:

— Второй, сейчас боевой разворот, меняемся, ты выходишь первый ему в хвост. Пускай ракеты парами.

Потом, разглядев силуэт американца, он добавил:

— Второй, это новая модель Б-52, видишь длинную гузку у него за хвостом? Близко под его пулеметы не лезь и будь готов, он сейчас будет ставить помехи.

Как бы в подтверждение его слов, едва они зашли американцу в хвост, не успев приблизиться на дистанцию применения ракет, в наушниках пошел сплошной треск, а на экране локатора вместо четкой засветки цели появилось какое-то светящееся колесо с медленно вращающимися спицами. «Ну ни хрена себе, — подумал Ментюков, — до него километров восемь, а такая мощность помех. У него на борту, наверное, целый Днепрогэс энергии. Хорошо, что сейчас светло и его можно отследить визуально. А ночью он без донаведения с земли бы ушел».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

13

Согласно SIOP-62, Single integrated operational plan — Единому комплексному оперативному плану ядерного нападения на СССР, целями для четырех бомб MK-28Y3 В-52G из 13-й эскадрильи 509-го бомбардировочного авиакрыла 8-й Воздушной армии USAF являлись:

1) город Минск, Белоруссия: автомобильный завод — производство грузовых автомобилей и тягачей для ракетной техники;

14

«Хрущевские сосиски» — прозвище советских ракет на Западе в начале шестидесятых. Появилось после интервью Н. С. Хрущева западным корреспондентам, где он обронил фразу: «Я недавно был на одном из наших заводов. Так вот, там ракеты делают так же быстро, как сосиски».

15

Малыш (нем.).

16

Fresco — обозначение в НАТО советского истребителя МиГ-17.

17

Рукоятка управления двигателем.

18

Прозвище F-104 в начале шестидесятых.

19

ГО — гражданская оборона в СССР.

20

Отдел главного технолога, отдел главного металлурга.

21

НУРС — неуправляемый реактивный снаряд.

22

Fitter — обозначение в НАТО советского истребителя-бомбардировщика Су-7Б.

23

Butcher, мясник — обозначение в НАТО советского бомбардировщика Ил-28.

24

Начштаба не знал, как ему повезло. Ракета Р-12, запущенная из позиции под Мариямполе по Ауриху, из-за нарастающей ошибки автопилота отклонилась от курса на активном участке, сработал механизм АПР, и обломки ракеты упали в болота Восточной Польши неподалеку от Ольштына.

25

FROG-2 — советский тактический ракетный комплекс 2К1 «Марс»; FROG-3 — советский тактический ракетный комплекс 2К16 «Луна».

26

Для защиты от ослепления летчиков при ядерном взрыве.