Океан

Роман Воронов, 2021

Хотели бы вы спасти Христа, отговорить Дантеса от дуэли или посидеть на облаке с ангелом, рассматривая сверху взятие Ля-Рошель?

Выбор

Отлична Истина от представления о ней,

Как Свет Творца от лика на иконе.

1

С утра повалил снег. Сидя у окна, я смотрел на причудливый танец снежинок, успокаивающий, медитативный, погружающий сознание в сон наяву, и вообразилось мне, вдруг я — Создатель. Вот они, мириады существ, различных по форме и размеру, каждое со своей судьбой-траекторией, но все они суть вода, одно из её агрегатных состояний. Они равны в своём начале, в своём естестве, они есть Одно, как не хвастайся неповторимым кристаллическим узором.

Я как Создатель открыл окно и, набрав снега в ладони, слепил снежок — вот вам и целая планета. В ней, наверное, уместилось миллиардов семь снежинок. Полюбовавшись на своё творение, я запустил планету во вселенную. Снежок долетел до забора, ударился о него и разлетелся на куски. Бац — планета прекратила своё существование. Причина в снежинках? Нет, во мне, я не дал им свободы выбора. Сейчас слеплю новую, да такую… А какую? Я задумался.

2

— Чего ты хочешь, Адам?

— Я хочу ходить.

— Ты умеешь ходить, ходи.

— Я хочу ходить где пожелаю.

— Весь Сад в твоём распоряжении.

— Я хочу ходить не только в Саду, я хочу посмотреть, что за Стеной, хочу чего-то ещё, кроме Сада.

Господь ласково смотрел на своё дитя, Он, конечно же, знал, чего хочет Адам.

— Это называется Свободой, ты желаешь иметь Свободу, но Свобода, как и все, имеет цену, Адам.

Первочеловек оглядел себя и сказал:

— Отец, на мне нет ничего, я наг. О какой цене ты говоришь?

— За стенами Сада нет ничего, пока там нет тебя. Мир вне Сада будешь творить ты сам и твои потомки. Этот мир и будет ценой твоей Свободы и Свободы твоего потомства. Каким он будет и нужен ли он тебе, решай. Это первая твоя свобода — свобода выбора. Прими её и прочувствуй.

— Я подумаю, Отец! — воскликнул окрылённый Адам и улёгся под древом.

Господь посмотрел на Змия, спускавшегося по ветвям вниз, к Адаму, и отвернулся.

3

— Тот, кто примет на себя имя Иисуса Христа, а вместе с именем взвалит на плечи свой Крест, и с Крестом сим понесёт Слово Моё, да предстанет предо мной.

— Вот я, Отче, стою пред Твоей Славой в смирении.

— Готов ли ты, дух, принять Волю Мою?

— Да, Отче, в смирении.

— Знаешь ли ты, зачем идёшь и что ждёт тебя?

— Да, Отче, и принимаю это в смирении.

— Сын Мой, дарую тебе свободу выбора отказаться от Пути предначертанного.

— Я принимаю, Отче, дар Твой в смирении и… Я подумаю. Подумаю о том, кто заменит меня, если, воспользовавшись даром Твоим, откажусь, и даруешь ли Ты, Отче, свободу ему.

4

Палец удобно лежал на курке «костореза». Я не смотрел в прицел, это не имело смысла. Нашу четвёртую роту пулемётчиков, расположили на краю глубокого лога ещё с утра. И с утра же в лог сгоняли людей. Их были сотни, может быть, тысячи. Эти несчастные напоминали нескончаемую чёрную реку. Наверное, так выглядит Ахерон, думал я, и даже если не так, то мы все — и те, кто в овраге, и кто наверху — сейчас в аду.

Почему-то вспомнилась мама, обожавшая Гёте, вечно с томиком в руках и застывшим, отсутствующим взглядом.

«Сынок, — любила повторять она, — честь, это не гордый подбородок и начищенная обувь. Кстати, неряха, не забывай о каблуках, они должны безупречно блестеть, быть может, безупречнее мысков. Так вот, честь — это твой выбор, последствия которого сохраняют твою честь. Не теряй её, мальчик мой, никогда».

Подъехала последняя машина с пленными, борт открылся, и на землю повалился человеческий материал, по решению командования непригодный для использования. За спиной прозвучал голос обер-лейтенанта:

— Стрелять по команде.

Мой заряжающий расправил ленту и открыл запасной магазин.

«Я подумаю», — мысленно ответил я обер-лейтенанту.

5

Господь повернулся к Адаму, едва Змий успел убрать ядовитый язык от его уха.

— Что же ты решил, Адам?

— Змий расписывает свободы мира за стеной, — начал Адам.

— Мне ведомо, что говорил тебе Змий, — ласково остановил Адама Господь. — Что думаешь ты?

— Если я останусь здесь, в Саду, подле Тебя, что будет дальше?

— Путь твой будет лёгок, но долог, так живут тысячи планет. Я наблюдаю их в безвременье, и самопостижение напоминает неторопливые воды, несущие путешественника к цели так медленно, что он успевает замечать мелкие детали, но главное становится недостижимым.

Адам поднялся с шелковистой травы и сорвал яблоко. Он повертел его в руках, а затем резко надкусил.

Господь утвердительно покачал головой.

— Ты выбрал бурный поток, летящий с вершины горы по каменистому руслу в долину, даруя жизнь всему окружающему, успокоив кипящие воды там, внизу. Путь твой будет тернист, но быстр и во благо других. Ты выбрал, благословляю тебя.

Господь отвернулся, и Райские Врата распахнулись.

6

— Твоё решение, Сын Мой?

— Отче, я принимаю имя Иисуса.

— Готов ли ты быть преданным близкими тебе людьми? Готов ли ты к телесным мукам? Готов ли ты к тому, что испытанием Моим будет абсолютное одиночество твоё, доселе людям неведомое?

— Да, Отче, я готов к этому.

— Я спрашиваю тебя ещё раз. Готов ли ты, Иисус, к тому, что именем твоим, как щитом, будут прикрываться в веках убивая, грабя, запутывая и обманывая, и на щите сем всегда будет намалёван крест, тот самый, что понесёшь ты, Сын Мой, Иисус?

— Да, Отче, я готов, ибо Ты уже дал мне свободу решить, а давать ли её другому ещё решаешь. Я же во Славе Твоей Любви возлюбил ближнего, как самого себя, и не допущу его к таким испытаниям.

— Ты готов, Иисус, иди и не сомневайся, что Я рядом, даже когда рядом меня не будет.

7

Я не смотрел на людей в овраге. Под страхом смерти я не смог бы посмотреть им в глаза. Овец привели на убой, но кто привёл? Разве не такие же овцы, безропотно подчинявшиеся приказу?

— Огонь! — прозвучало в ушах, как удар плетью по спине.

Я задрал ствол вверх и длинной очередью срезал верхушки берёз, видневшихся за оврагом. Опять вспомнилась мама.

«Никогда не роняй чести, сын. Оброненная честь, как потерянные ключи от дома: ты, стоя у своей двери, будешь вынужден просить или ждать кого-то, кто откроет её для тебя…»

Меня спихнули в овраг. Скатившись, я ударился о тело убитой женщины, рядом с ней лежала девочка, ещё женщина, ещё и ещё, старики, мужчины в штатском и военнопленные. Растерзанное Адамово племя, часть которого, пока сытое и живое, взирало сверху на содеянное с усмешкой.

«Не роняй чести, мальчик», — голос мамы стучал в висках в унисон с сердцем.

Я встал на ноги, застегнул верхнюю пуговицу ефрейторского кителя и повернулся к соотечественникам. Обер-лейтенант лично улёгся за мой МГ. И вдруг рядом с собой я услышал слабый голос. Ко мне обращался старый еврей, раненный в грудь и шею. Я не понимал его, но он протягивал руку, и по жестам стало ясно, он хочет встать рядом. Я помог ему подняться и обнял его. Обессиленный, он не держался на ногах самостоятельно. Старик обнял меня в ответ. Среди нескольких тысяч убитых и раненых, лежащих вповалку друг на друге, двое, немец и еврей, приготовились встретить свою судьбу. Обер-лейтенант прицелился и нажал курок.

8

Мои размышления прервал человек, идущий вдоль забора. В его неторопливой походке было что-то знакомое, необъяснимо родное, привычное глазу и разуму. Человек остановился возле осколков моей планеты. Рассматривая следы катастрофы, он взглянул в мою сторону и, склонившись, начал собирать комки снежка.

«А вот и ещё один Создатель!» — подумал я, с интересом наблюдая за его работой.

Человек соединил собранные куски в снежок-планету, повертел его в руках и, снова взглянув на меня, запустил снежок в мою сторону. Восстановленная планета, повторив уже пройдённый путь во вселенной, прилетела мне в руку. Поражённый, я посмотрел на нового Создателя, но у забора было пусто, следы в снегу заканчивались на том месте, где раскололась моя планета. Снегопад прекратился.