Музейные истории

Роман Владимирович Моргунов (2024)

Иван Привалов нашёл себе странную работу. В странном Музее. По странному объявлению. Но всё настолько хорошо, что не согласиться на такую работу просто невозможно. А вот что будет дальше… Впрочем, проблемы надо решать по мере их поступления. Да?

Глава 5

История пятая. Свойства душ

1

Сон мой улетел от громкого карканья. Он был маленький и хорошенький, но каких-нибудь подробностей я не помню, а вот карканье было долгим и противным. Ничего удивительного, что маленький и хорошенький сон испугался длинного и противного карканья и улетел куда-то в форточку. Я бы, если бы мог, тоже бы подпрыгнул, расправил крылья и вылетел бы в эту замечательную форточку. Но я не сон. Я самый обычный человек. В моих силах только сесть на кровати, свесив ноги. Могу ещё глаза потереть, чтобы как-то всё-таки разлепить ресницы и посмотреть вокруг.

Гуамоко.

Тут ничего удивительного. Никто больше и не мог каркать.

Гуамоко в моей комнате?

Я сразу же подскочил, как будто мне не каркнули в самое ухо, а ужалили в место пониже спины.

Должен сказать, ворона появляется в любой комнате Дома по своему желанию. До этого дня меня это никак не беспокоило. В Доме происходят и более удивительные события, чем появление Гуамоко в разных комнатах, да и не всегда это удивительно. Двери комнат, как правило, открыты, а птица прекрасно летает, Дом знает как свои… Впрочем, никаких пяти пальцев у неё нет. Просто я хотел сказать, что до этого момента всё было вполне объяснимо.

Появление же в моей комнате таким понятным действием считаться не могло. Я лично закрывал дверь, когда ложился спать. Закрывал с щелчком. Для того, чтобы после этого открыть дверь. Надо повернуть ручку, чтобы она прокрутилась вокруг своей оси. Сделать такое никакая птица не могла, даже не представляю, как ей надо было бы действовать, чтобы такое, извините за слово, провернуть. Как ворона с такими сложностями справилась?

— С третьей попытки! — возвестила птица.

— Чего? — не понял я.

— Ну и сотрудничек! Попробуй разбудить!

Никогда до этого Гуамоко не пробовал меня будить. Никакой надобности в этом не было, я мог спать столько, сколько мне было угодно.

— А что случилось? — спросил я.

— К нам едет Павел Иванович. Одевайся!

Никогда Гуамоко не предупреждал меня о посетителях.

— Что за важная птица? — спросил я насмешливо и тут же прикусил язык. Гуамоко громко каркнул. Я подумал, что таким образом он сказал мне что-то нецензурное, но эмоции вороны я всегда распознаю плохо, так что это могло быть всё что угодно.

— Человек важный. Даже значительный, — сказал Гуамоко. Я в этот момент уже подбежал к шкафу, быстро натягивал носки на пятки и всем своим видом изображал, что одеваюсь максимально быстро.

— Надо показать, что Музей в надёжных руках, — сказал Гуамоко, и я почувствовал, что он оборвал себя на полуслове. Полуслово — это довольно интересная вещь. Как будто бы ты что-то держишь в руках, но посмотреть на это не можешь.

— И как я это покажу? — спросил я.

Видимо, именно этот момент Гуамоко не придумал.

2

На улице стоял старинный экипаж с тройкой лошадей. Это было так неожиданно, что я тут же забыл всё, что хотел сделать, когда открою дверь, и остановился как вкопанный. Людей было трое. Первый стоял возле лошадей и держал ближнюю ко мне под уздцы, второй что-то поправлял сзади экипажа, а третий, ожидавший меня непосредственно у двери экипажа, приветственно развёл руки в стороны и радостно направился ко мне. В левой руке он держал трость, но управлялся ей виртуозно, как будто бы она слушалась его как хорошо выдрессированная собака. На голове возвышался чёрный цилиндр.

— Господин Сказочник! Как я рад вас видеть! Сколько же замечательных слов я слышал в ваш адрес, но вот сейчас, когда я вижу вас своими глазами, я вижу: всё полнейшая ерунда!

Сияя глазами, он двигался на меня. Не знаю почему, но в сиянии его глаз была такая сила, что я сам не заметил, как пошёл ему навстречу, открывая объятия, хотя ничего подобного делать не собирался.

— Вы ещё лучше, чем всё, что мне о вас рассказывали!

На последнем слове мы встретились. Он обнял меня по-дружески, будто мы век были знакомы, и я, что самое удивительное, тоже обнял его в ответ. Никогда до этого я не приветствовал так человека, которого видел первый раз в жизни. Когда же эти горячие объятия остались в стороне, я оглядел этого господина.

Не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако и не так, чтобы слишком молод. Костюм на нём сидел безупречно, легко. Двигался он самым безупречным образом. Оставлял такое впечатление, что невозможно было подумать, что можно было встретить его как-то иначе.

— Прошу вас пройти в Музей! — пригласил я.

— О! Благодарствую за приглашение!

Фраза была столь витиевата, что я не понял, как вести себя дальше и несколько шагов мы прошли молча. Поднявшись по ступенькам, гость задал тяжёлый для меня вопрос:

— Всё ли благополучно в вверенном вам храме красоты и мудрости?

Я, признаться, сначала улыбнулся и заверил, что дела обстоят самым лучшим образом, а только потом понял, что «храм мудрости и красоты» — это Музей.

В дверях он галантно пропустил меня вперёд, а в прихожей возник уже с другой стороны, как будто бы обвивал меня подобно змее.

— Не сомневаюсь, что при ваших талантах сие заведение расцветает и благоухает, подобно розе в самый сок её цветения! — при этих словах он так сладко улыбнулся, что голова моя пошла кругом. Я ничего не понял, только почувствовал сладость, улыбнулся в ответ и проводил посетителя в Выставочный Зал.