Император Валгаллы

Роман Буревой, 2006

Земля после Третьей Мировой войны. В обновленном мире больше нет места агрессивности и жестокости. Это новый Эдем, однако многим он пресен и скучен. Все изменилось, когда были найдены загадочные Врата. За ними – иная Вселенная, и это – настоящий ад. Надеясь раскрыть тайну Врат за Врата в Дикий мир отправляется ведущий Интернет-портала Виктор Ланьер. В Диком мире Виктор сталкивается с загадочной Валгаллой – империей, готовой поработить оба мира. И только один человек может помочь Виктору в борьбе с Валгаллой – его отец Поль, много лет назад ушедший в Дикий мир…

Война

Глава 3

1

Малыш Том. На вид — мальчишка. Руки постоянно в масле, под ногтями траурные полоски. Передний зуб выбит. Говорит хриплым голосом, почти постоянно курит. А смеется заливисто, по-детски. С Рафом у них какие-то тайны, свои знаки, свой сленг, для прочих непонятный. Вот и сейчас при встрече они обменялись непонятными фразами.

Том спросил: «Хрон имеется?»

Раф ответил: «Привез».

— Это «Молниеносный», так его назвал герцог! — Том похлопал вездеход по серому боку.

«Интересно было бы поглядеть, как герцог управляется с этой машиной», — думал Виктор, делая уже третий круг вокруг «Молниеносного».

От исходного «Крайслера» осталось совсем немного. Герцог перебрал каждый узел и что мог, — усовершенствовал. Дикий мир — иной мир. И здесь все иное. Что прочно за вратами, — здесь рассыпается в прах. А то, что там хрупко и ненадежно, может годами служить в диком крае. Прежде всего, броня вездехода: стальной панцирь исчерчен полосами серебра. Неужели такая броня защитит от лазеров и пуль? Забавно. Но вопросы потом.

Пока продолжаем осмотр.

Псевдоколес не шесть, а восемь, двигатель повышенной мощности. Кабина прошита серебряными прутьями, даже стекло украшено ажурной сеткой. В кузове — небольшая капсула, что-то вроде серебряной клетки с частой решеткой.

Виктор внимательно оглядел серебряную сбрую «Молниеносного».

— Здесь водятся зомби? Или вурдалаки? — поинтересовался у Тома.

— Оборотни — это в сказках. А у нас — мортал. Едешь в такой клетке через мортал, и не стареешь. Даже в ловушке выжить можно, — пояснил Том. — Пару таблеток под язык, «Дольфин» — в карман, и шпарь прямиком, не опасаясь мортала. Хоть день, хоть два можешь ехать.

Виктор вспомнил серебряный портсигар Арутяна. И его бесстрашие, ничем прежде не объяснимое, но такое понятное теперь. Кто-то рассказал ему про серебро. И Эдик был уверен, что лично он надежно защищен в мортале. На остальных ему было плевать. Имея защиту, он спокойно упрекал остальных в трусости. Кроме портсигара, возможно, имелись у него и другие вещицы: Виктор погибшему под одежду не заглядывал. Да и самого Ланьера оберегал амулет (о чем он сам не ведал) — серебряный медальон с портретом Алены, который Виктор никогда не снимал. Может, потому и вырвался из мортала? И других вывел.

У Рузгина — серебряный крестик имелся. Помнится, Бурлаков просил тот крест показать. Теперь стало ясно — генерал хотел удостовериться, что крестик именно из серебра.

— Что же получается, аргентум останавливает время? — Виктор высказал свою догадку вслух.

— Мы не знаем характера явления, — туманно отвечал Раф. — Серебро защищает — установлено эмпирическим методом.

«Не ребенок, а гном, и сапожки поношенные. Не первый год в них щеголяет. У детей нога быстро растет, каждый год башмаки менять надо. А этот года три в одних и тех же ходит».

Ланьер поймал себя на желании перекреститься.

Раф наклонился, запихал под сиденье свой рюкзачок. На поясе звякнули серебряные колокольцы.

— Послушай, может, ты объяснишь, зачем эти дурацкие колокольчики, как у коровы? — спросил Виктор. — Боишься потеряться в лесу?

— Это для мортала. Когда колокольчики перестанут звенеть — значит, надо валить. Срочно!

Все назначенные в экспедицию собрались: Каланжо и Димаш пришли последними. Димаш на ходу что-то жевал и рассовывал по карманам бутылки с водой и «Дольфины». Каланжо прихватил с собой немало вещей: рюкзак у него оказался втрое объемнее, чем у Рафа. Из оружия капитан взял пистолет и винтовку. Похоже, трофейную «Горгону» он сменял на снайперку.

— Итак, какова задача? Захватить плацдарм? Отбросить противника? — поинтересовался Каланжо.

— Едем закупать продовольствие. Вернее — менять, — вступил в разговор Раф, не дожидаясь, пока Виктор ответит. — Жратву — на патроны.

Столь приземленная задача капитана ничуть не разочаровала.

— Правильно сделали, что меня решили взять. Я одно время торговал старыми машинами. Думаете, это так просто — убедить человека, что ему необходим жигуль 2005 года выпуска? Да и с родней пропавших без вести торговаться — тоже я скажу, еще то удовольствие. Тут особый талант нужен. Они обычно на психику давят, рыдают, фотки показывают, где пропавший запечатлен сидящим на горшке или с соской в беззубом рту. Думают, что после просмотра семейного альбома я им десять процентов скину. Только я зарок дал — никаких сантиментов. С клиентами водку не пить и старые видашки не смотреть.

— Что ж так жестоко? — хмыкнул Ланьер.

— Жизнь учит. Я одной тетке сына целым и невредимым нашел, привез из-за врат. А она мне ни единого еврика не заплатила.

— Почему? — удивился Димаш.

— Да потому что я живого привез, а не мертвое тело. То есть договор не выполнил. Понимаешь? Там в моем договоре было напрямую указано, что я должен получить бабки за мертвое тело.

— И не заплатила? Мать — и не заплатила за живого сына? — изумился Димаш.

— Я же сказал: ничегошеньки не дала. С тех пор я поумнел, всегда оговариваю, что за живого возьму двойную плату. Но с тех пор больше мне так не везло.

— Ладно, хватит трепаться, — сказал Виктор. — Димаш, Каланжо, пошли за патронами и оружием.

— А мне с вами можно? — оживился Раф.

— Нет. Ты ступай в госпиталь за аптечками.

2

Однако поход за оружием разочаровал и Димаша, и Каланжо. Оба надеялись, что их пригласят посетить таинственный подземный арсенал крепости, о котором оба уже были наслышаны и который Виктор посещал однажды. Вместо этого Ланьер отпер караульню и велел взять по запасному автомату на каждого, а потом таскать ящики с патронами.

— Все это, Витька, несерьезно, — фыркнул Каланжо. — От настоящего противника не отобьешься. Так — маров попугать.

— А кого ты называешь настоящим противником? «Милитари»?

— Еще встретимся, — буркнул Каланжо сквозь зубы. — Вот если бы нам с тобой генерал «Пастушонка» подарил, с таким ни один черт не страшен!

— Я и не знал, что ты голубой, — хмыкнул Виктор. — О пастушках мечтаешь.

— Мечтаю, мечтаю, — поддакнул Каланжо. — Этот «Пастушонок» любую задницу может поиметь. А вот и генерал к нам идет! Может, решил чем-нибудь ценным нас одарить на дорогу?

Однако было не похоже, чтоб генерал собирался их чем-то одаривать. Бурлаков явно выбрался во двор в самом мрачном настроении. Оглядел вездеход, потом подошел к караульне.

— Ну что, собрались? — спросил, хотя и сам видел: почти все приготовленное оружие они уже забрали.

— Набили вездеход под завязку, — похвастался Каланжо.

Бурлаков протянул раскрытую ладонь:

— Виктор Павлович, отдайте мне ваши ключи.

— В чем дело? Вы же мне сами вручили эту связку как своему помощнику.

— Выносить ключи из крепости не допускается. Вернетесь — получите снова.

— Быстро же вы меня разжаловали!

Виктор снял ключи с пояса, повертел связку в пальцах, помедлил.

— Я их вам верну, даю слово, — сказал Бурлаков.

— Забирайте! — Виктор положил связку на раскрытую ладонь. — Одного не понимаю: зачем вам понадобилось так меня унижать? Или вы даже не заметили, как унизили?

Он повернулся и зашагал к вездеходу.

— Не очень-то вы любезны с нашим генералом, — заметил Каланжо, когда все участники экспедиции уже забрались с вездеход.

— Знаете, почему я не переношу монархов? — Ланьер все еще злился: на той стороне браслет наверняка бы показал недопустимое повышение агрессивности.

— Вопрос риторический?

Виктор усмехнулся:

— Потому что любому монарху подданные должны лизать задницу. И мне, честно говоря, безразлично, хорошая эта жопа или мерзкая — меня сам процесс бесит.

— Я заметил, — кивнул Каланжо. — Но, знаете, многим нравится.

3

Вокруг крепости за белым кругом располагались зоны мортала. А меж ними тонкой паутиной — хронопостоянные линии. По ним, как по дорогам, можно было ехать без опаски. Одна беда: линии эти менялись. Где вчера было хроноболото — сегодня мог появиться мортал. Зимой с этим нетрудно разобраться, — если снег лежит, — значит, безопасный участок, если серая земля, да гнилая хвоя — мортал. А если палая листва повсюду видна — мортал только-только сдвинулся, выпустил новые щупальца. На карте зоны без нарушения временного континуума — светло-зеленые. В реальности они в это время года все белые — завалены снегом. Дороги здешние зимой не чистят, а снегопады в Диком мире похожи на бедствия — полметра за ночь может навалить.

Километров десять вездеход ехал по ровной, засыпанной снегом просеке. Псевдоколеса приподнялись на метр, не меньше, но все равно снежная пыль окутала машину густым облаком. Раф указывал дорогу. Том — вел. Колесили, поворачивали, ехали напрямик через мортал — благо деревья росли редко. Потом вывернул им прямо под колеса накатанный санный путь, а дальше пошли следы колес, попадались и зигзаги, оставленные псевдиками вездеходов.

— Красиво здесь, правда? — вздохнул Димаш. — Просто загляденье. По этому миру с рюкзачком бы походить летом и на лыжах — зимой.

— В принципе, затем большинство и приходит, — отозвался Виктор.

— И еще пострелять, — хмыкнул Каланжо.

— Поиграть, — уточнил Ланьер. — Покричать: «Пиф-паф!» Для большинства это не всерьез. Смерть условная, как и боль.

— Наша жизнь давно утратила серьезность, — заметил Каланжо.

— А вместе с ней и значительность, — этим утром у Ланьера было мрачное настроение. — Все стоит одинаково — фальшь и искренность, кропотливый труд и легкомысленный успех, потому что цена всему — минута.

— А эта дорога куда ведет? — спросил Димаш, указывая на боковую тропку в снегу.

— Здесь повсюду деревни, — пояснил Раф, — но сейчас в ближайшие поселения соваться нет смысла — до Нового года деревенские ничего не продают. Придерживают, набивают цену. Только если у кого острая нужда в патронах или лекарствах. Но в этом случае они приходят сами, покупают в крепости, что нужно, и тут же уходят.

— Я и не знал, что здесь столько пацифистов, — подивился Виктор.

— Пасики? Нет, — покачал головой Раф. — Обычные люди. Стрелки, ролевики, технари из дорожных бригад, наблюдатели, — все оседают в Диком мире. Явятся из-за врат якобы поиграться, побродят по лесам, прикинут, что и как, припрячут оружие и устроятся жить. Дома ставят, обзаводятся семьями.

— Жить? Разве можно жить среди войны? — засомневался Виктор.

— Вполне. Война в игровых зонах, а тут — вполне приличное житье. В поселках «милитари», говорят, вообще все классно устроено.

— Им что, в том, нормальном мире, места мало?

— Выходит, что так. Останови! — велел Раф Томасу.

Навстречу ехали груженые бревнами сани. Лошадью правил мальчишка-подросток. По обеим сторонам саней шагали два здоровенных мужика с винтовками.

Виктор выбрался из машины.

— День добрый! Мы из крепости! — крикнул он мужикам. — Продукты есть на продажу?

— А что можете предложить? — отозвался охранник в овчинном тулупе и меховой шапке.

— Патроны. Лекарства.

— Ничего не нужно. Проезжайте.

Виктор пожал плечами, вновь сел в вездеход.

— Видишь того бородатого? — Раф указал на мужика, что не вступал в разговор. — Этого типа отец спас от смерти. Оказалось — жадный до смерти. С ним лучше не торговаться. Он за килограмм картошки десять патронов просит. Я думал, в тот год, когда отец его спас, он скидку сделает. У нас, как на зло, было туго с припасами: из-за врат почти ничего не прислали. Ну, мы и поехали торговаться. А этот жадюга ни одного патрона не скинул. Зато за лекарствами приходит в крепость и выпрашивает бесплатно. Каждый раз канючит: ребеночек помирает, то сыночек, то племянничек, то дочурка занемогла. И никогда не платит. Мы жителей этой деревни «волками» называем.

— Зачем ты привез нас сюда? — пожал плечами Каланжо. — Поглядеть на этого павиана? Таких и по ту сторону врат полно.

— Да ни зачем. Просто мимо ехали. Картошку лучше покупать в долине. Там зона небольшого хроноускорения. Там уже в июле каждая картофелина вот такая. — Раф изобразил руками что-то больше похожее на арбуз. — И староста там нормальный. Прижимистый, но в меру, не борзеет. И потом он в крепости много всяких вещей заказывает: колокольчики серебряные, подсвечники, клепсидры. Механические часы для него в мастерских делают. Счет, разумеется, ведется на патроны. Здесь это валюта. Если в крепости с патронами и припасами туго, он картошку в кредит отпускает. Иногда охрану из крепости просит, и хорошо платит, при этом кормит охрану бесплатно.

— А Хьюго там у них свой есть? — спросил Каланжо.

— Ты о чем? — не понял Раф.

— Да я вот думаю, может, мне лучше в этой вашей Картофельной деревне поселиться? Больно мне твой староста понравился.

4

Особенность Дикого мира такова: все, что близко, на самом деле — далеко. Все, что сложно — проще простого. Самое простое — неразрешимо.

До Картофельной деревни они не доехали.

Время встало. Рядом на сиденье притулился тот юнец с белыми волосами и исхудалым лицом, прозрачный, бестелесный почти, призрак смерти, остановленный пулями черного всадника в мортале.

В отличие от прежних «гостей» этот остался таким, каким был, — до времени постаревшим, с белыми волосами и бровями, с истонченной кожей, сквозь которую просвечивали голубые ниточки вен. Только белую стариковскую бороду стер у призрака мортал, вернув мальчишке молодость.

— Мы нашли подходящую скалу. Может, это та самая, настоящая! — Призрак начал, как всегда, со своей мечты. Протянул ладонь, и на ней замерцала голограмма: из зелени густого леса выдавалась носом линкора беломраморная скала. — Но ты дальше пока не ходи. Опасно тут.

— Почему пришел ты, а не кто-то другой? — спросил Виктор, впрочем, не надеясь, что получит ответ. Но тот ответил:

— Сегодня моя очередь…

Видение пропало.

— Останови! — крикнул Виктор.

Том отреагировал мгновенно, вездеход встал, псевдоколеса погрузились в снег.

— Впереди мары, — сказал Виктор. — Том, Димаш и Раф — оставаться в машине. Мы с Каланжо пойдем вперед на разведку.

Двинулись целиной, увязая в снегу. Сначала по колено, потом по щиколотку. Еще шаг — и стала проглядывать хвоя, захрустели ветки под ногами. Они приближались к границе мортала.

«Бесшумно, как у Хьюго, не получается, — отметил Виктор. — Хоть и кровь виндекса в жилах, да навыка нет».

Хорошо еще, ни Ланьер, ни Каланжо не навесили на себя колокольчики.

Впереди дорога поворачивала. А что за поворотом, не видно: как нарочно слева грудой лежали огромные валуны. Из-за поворота долетали звуки: голоса, какое-то хрипенье, слышался смех.

Виктор приложил палец к губам. Затем ткнул себя в грудь и указал пальцем вперед. За поворот он хотел заглянуть один. Каланжо отрицательно мотнул головой. Его палец нацелился на раздавленную неведомой силой скалу, ставшую грудой камней. Логично: забраться на вершину и оттуда глянуть, что происходит на той стороне. Виктор кивнул.

По камням они лезли минут пять. Камни оказались на редкость острые — резали пальцы даже сквозь кожаные перчатки. Еще приходилось следить, чтобы камни вниз не катились. Объявлять о своем появлении им было пока ни к чему. Один раз Каланжо едва не сорвался, но Виктор его удержал, ухватил за ворот. Наконец забрались на гребень. Глянули, да так и застыли, будто к камням примерзли.

Маров было семеро. Главарь — высоченный и дородный, в синей курке и меховой шапке стоял возле высокого дерева. Подле него суетился то ли мужик, то ли баба — не разобрать издали. Одно было видно: волосы длинные и плечи покатые, куртка просторная. Остальных Виктор разглядеть не успел. Потому что взгляд его уперся в дерево. Огромная мортальная сосна: граница как раз пролегала за разрушенной скалой. И к этому необхватному стволу было прибито нечто длинное бело-розово-красное, больше всего похожее на мешок. Мешок этот издавал хрипящие и булькающие звуки.

Не сразу Виктор понял, что мешок вовсе не булькает — он говорит. Даже можно разобрать, что именно.

«Я люблю маров», — хрипел мешок.

Каланжо ткнул Виктора в бок, указал на главаря и стал целиться. Виктор решил стрелять в того, что стоял слева. Но первым выстрелил не он, и не Каланжо. Выстрел грохнул внизу — со стороны дороги. Голова главаря лопнула выдавленным гнойником. Тело покачнулось и плашмя рухнуло на землю. Следом выстрелил Виктор — в того типа, что напоминал бабу. Каланжо выстрелил почти одновременно, он успел сориентироваться и снял из своей снайперки еще одного.

После этого мары кинулись врассыпную. Один развернулся, наугад дал очередь — осколки камней брызнули у основания скалы. Каланжо тут же уложил стрелка. Остальные бежали, даже не пробуя отстреливаться. Виктор и Каланжо расстреляли их по одному. Когда упал последний, Виктор, позабыв о всякой опасности, понесся по камням вниз. Потерял равновесие, упал, покатился, стукнулся коленом и локтем, штанину порвал. Добежал до дерева первым.

К сосне был привязан голый мужчина. Его прикрутили к стволу стальной проволокой. Да еще руки прибили гвоздями. Где они только взяли эти гвозди? Прибили давно: кровь успела свернуться. В ноздри пленнику мары воткнули остро заточенные ветки. В одно ухо — тоже. Всего, что мары учинили, Виктор даже и не разглядел — отвернулся. Перевел дыхание, перебарывая тошноту. Стал срочно искать, чем вытащить гвозди, чтобы парня от дерева отодрать.

И тут увидел, что один из маров жив — его только в руку ранило. Мар сидел на снегу, всхлипывал, сопли по губам и подбородку текли, здоровой рукой он успел вытащить из кармана бинтик. Рану хотел перевязывать. Тряпочку белую в его руках ветерком повевало, такой вот белый флаг получился. Жить мару хотелось.

Виктор поднял автомат. Ствол почти коснулся виска раненого. Парень замер.

— Ланьер, что ты делаешь?! — окликнул Виктора тонкий голосок.

Виктор лишь скосил глаза. Изящно ступая по палой хвое, шагал Раф. Это он первым выстрелом из своей снайперки снял главаря.

— Мы берем в плен маров? — спросил Виктор.

— Нет.

— Тогда, зачем ты спрашиваешь?

— Его можно подлечить и продать, деньги нам еще понадобятся, — сказал Раф. Испытывает ли этот малыш какие-то чувства? Ненависть? Любовь? Страх?

— Как раба? — спросил Виктор с издевкой.

— Ну да. Рабы в Диком мире дорогие. — Вопрос его нисколько не уязвил. — Тысячу патронов можно запросить. Парень на вид крепкий. А рана у него легкая. Царапина, а не рана.

— Хорошо. Свяжи подонка. Пусть в Картофельной деревне решают, что с ним делать.

Виктор опустил автомат и отвернулся. Его душила злость. Злился он на себя: во-первых, за то, что не смог пристрелить мара. Во-вторых, ему было стыдно, что хотел это сделать.

5

Пленного они все же отодрали от дерева. Возились довольно долго, а если учесть, что дерево росло на границе мортала, то каждый потерял как минимум неделю жизни. Однако справились. Втроем (тяжелый этот человек был неимоверно) дотащили спасенного до вездехода, надели манжету с физраствором на руку, закутали изувеченное тело в одеяло. Виктор вколол раненому морфий. Палки из носа и уха вытаскивать не стал — это была работа для хирурга.

— И что теперь? Повезем раненого в крепость? — спросил Виктор.

— Вы его мошонку в-в-видели? — дрожащим голосом спросил Димаш. — Ну почему они такие звери, а?

— До картофельников близко, — сказал Раф. На него художества маров, казалось, не произвели впечатления. Малыш, как всегда, был собран, спокоен и деловит. — За пятнадцать минут доедем. Этот парень, скорее всего, оттуда. Никакого транспорта рядом не было — значит, пешком пришел.

— У них что там, больница в деревне? — удивился Каланжо.

— Врач имеется. Дипломированный. Картошку со всеми растит и лечит больных в округе. Заодно предупредим, что мары близко, поинтересуемся, почему картофельники патрулей на дорогах не выставили и у крепости охрану, как всегда по осени, не запросили. Заодно картошку прикупим. Если парню станет совсем худо, увезем в крепость. Войцех у нас чудеса творит.

«Мне бы практичность этого малыша!» — с завистью подумал Ланьер.

— Почему деревенские дороги не охраняют? — поинтересовался Виктор. — Или у них оружия нет?

— Есть у них все. Только картофельники пока еще маров не ждут. Знаешь, куда мародеры первым делом кидаются, когда врата закрывают?

Виктор, разумеется, знал, но ответил:

— Нет.

— Ха! Мары еще до отхода «синих» и «красных» вокруг командирских пунктов караулят. Ждут, когда командование уйдет. Вот тогда они на добычу бросаются. Потому как там всегда есть, чем поживиться. А по деревням они после Нового года пойдут.

6

Раф не обманул: в Картофельную деревню они прибыли ровно через пятнадцать минут. Поселение было обнесено не частоколом, а каменной стеной, с колючей проволокой по верху и караульными вышками по углам. Ворота, правда, висели деревянные, лишь обитые стальными полосами. Сейчас они были распахнуты: огромная фура пыхтела, заезжая внутрь, — завозили лес. Наверняка у военных выменяли на что-то стоящее.

— Вы куда? — заступил им дорогу белобрысый круглолицый парень с винтовкой. Но тут же подался назад. — Рады видеть вас, ваша светлость!

«Светлость? — удивился Ланьер. — Ах, да, вездеход герцога! И потом — сходство. Все, как рассчитал Бурлаков. Он меня наверняка отправил в эту экспедицию, чтобы убедить деревенских: герцог никуда не уходил, все в порядке, друзья!»

— Мы за картошкой, — высунулся малыш Раф из вездехода. — Ну, и еще одно дело образовалось. Мы покалеченного парня в лесу нашли. У маров отбили. Может, ваш? Здоровый такой.

— Рыжий? — тут же выпалил охранник.

— Может, и рыжий. А может, просто волосы в крови.

Охранник только заглянул в вездеход, увидел лицо раненого, да могучее плечо, что высовывалось из одеяла, отскочил как ошпаренный. Кинулся к лесовозу.

— Кешка, наддай! — заорал он. — Ланса привезли! Скорее! Машине въехать надо. Ланса у маров отбили!

Но лесовоз как назло буксовал. И охранник, протиснувшись мимо машины, понесся куда-то.

— Они к нам не привяжутся? — спросил Димаш. — Скажут: мы этого беднягу покалечили. Кто знает, что этим деревенским в головы придет?

— Не привяжутся. Они меня знают, я бывал здесь не раз! — заявил Раф. Вокруг алого ротика искушенного ангелочка проступили глубокие складки. Виктору он показался измученным до полусмерти и старым.

— Пусть только посмеют! — Виктор гордо расправил плечи. — Не забывайте, что с вами приехал герцог собственной персоной. Запомнили, ребята. Герцог! Его светлость.

— Все помним, — спешно подтвердил Димаш, хотя было ясно по его обескураженной физиономии, что про уговор он точно забыл.

Лесовоз, наконец, рыкнул, газанул и заехал внутрь. За ним тут же последовал вездеход, аккуратно, будто на цыпочках, миновал выбитую грузовиками ямину у ворот и по главной (и единственной) улице прямиком вкатился на деревенскую площадь. В центре площади стояла огромная ель — в деревне готовились к Рождеству и Новому году. Немаленькая оказалась деревня — домов сорок, а то и больше. Хорошие дома, двухэтажные, со ставнями на окнах, с верандами; вокруг домов сараи, конюшни, коровники.

Народ уже высыпал наружу. Раф первым выскочил из машины — прежде Ланьера. Навстречу прибывшим выступил невысокий крепко сбитый мужик лет пятидесяти с лысым черепом и коротко остриженной рыжеватой бородой — сразу видно, что староста. За ним шагал давешний охранник.

— Добрый день, ваша светлость! Завсегда рады вас видеть! — поклонился староста. Низко поклонился. Но без подобострастия. Похоже, вездеход герцога и сходство Виктора с отцом старосту обманули. — За картошкой приехали?

— За ней самой, Михал, — тут же встрял в разговор Раф. — Хороший нынче урожай?

— Не дурен. Дай-ка, гляну, вправду ли вы нашего Ланса нашли.

Подошел к вездеходу ближе, глянул, вздохнул, поскреб пятерней бороду.

— Ланса в дом несите, — приказал охраннику. — Пускай Кощей поглядит, что и как. Где вы его отыскали? — повернулся он к Виктору.

— Возле треснувшей скалы, — отвечал вместо Виктора Раф. — Его мары взяли в плен. Их было семеро. Мы их положили.

«Ну, надо же, положил он! Вот бахвал», — усмехнулся про себя Виктор и даже дернул ртом, не в силах подавить усмешку.

— Всех насмерть? Голову ему придерживай! Голову! — закричал староста на неумелых носильщиков, что доставали из фургона раненого. — Эх, как они его. Всех говорю, насмерть?

— Нет, один живой, легко ранен. В кузове лежит, в мешке, связанный, — сказал Виктор. — Вам привезли в подарок. Вы решайте, что с ним делать.

— Достань-ка его, Вальдек, — велел староста тому парню, что охранял прежде ворота.

Тот бросился исполнять. С помощью Димаша извлекли пленника из кузова.

— Это же наш Кузька! — ахнул Вальдек. — Он летом сказал, что за ворота уйдет. Серебряных безделушек натырил и удрал. Вот с-сука…

— В карцер его! — приказал староста. — Запереть, не выпускать, охрану поставить! Там еще наши были?

— Нет. Только мары.

— Откуда вам знать, из наших они или пришлые?! Сам съезжу, погляжу. Накормите их, — бросил староста кому-то через плечо. — Вернусь — поговорим о цене на картошку. А ты, Адрюс, — приказал он юноше лет восемнадцати, — живо на коня да скачи в Грибное. Скажи: мары объявились, надо дозор ставить. Да напомни, что они нам трех коров задолжали. Не отдадут, картошку придержим. У нас хранилища бездонные в безвременной зоне. Картошка может три года лежать, и все будет — как вчера выкопанная. Они про это каженный год забывают, напоминать по пять раз надо. Так и скажи: не будет коров — картошки не получат.

Ясно было, что нарочно он это все говорил — для гостей из крепости. Цену набивал. Прижимистый мужик, ох, прижимистый. Но слушались его беспрекословно, команды выполняли с усердием. Хорошо картофельники жили под присмотром Михала.

И еще Виктор подумал, что староста с Бурлаковым наверняка в натянутых отношениях. То есть внешне делают вид, что дружат, но при этом друг друга крепко недолюбливают.

— Слышал, в крепости у вас в этом году народу больше обычного? — как бы между прочим спросил староста. — Значит, и маров будет — как грибов в сентябре. Ну, не мне тебя марами пугать, они твое имя заучили. После того как ты тридцать трупов вдоль дороги развесил. В безвременной зоне до сих пор трое болтаются.

«Отец?» — изумился Ланьер.

Но виду не подал. Лишь кивнул, изображая понимание. Он старался меньше говорить, уступая эту честь Рафу: все же голос у него отличался от отцовского — так сказал Бурлаков.

7

Женщина лет тридцати в затрапезной рабочей одежонке провела гостей в ближайший дом, усадила посланцев крепости за стол на кухне. Еда была самая что ни на есть вкуснейшая — жареная на сале картошечка, да еще пиво домашнее. Пятеро гостей дружно навалились на угощенье. Кажется, могли бы до утра челюстями работать, да боялись, что пузо лопнет.

— Картошка у них отличная, нигде больше такая не растет, — рассказывал Раф. — В прошлом году отдавали килограмм за патрон. Но в этом наверняка цены повысят. Уже пронюхали, что в крепости народу много. Значит, догадываются, жратва нам нужна позарез.

Мог бы и не говорить. Виктор и сам понял: староста своего не упустит. Раф приподнялся, зашептал в самое ухо:

— Сработало, точно, сработало. Никто и не заметил, что ты — другой!

— Молчи! — шикнул на него Виктор.

Раф подмигнул брату и уселся на место.

Вместе с гостями за стол пристроился какой-то мужичонка из местных, тощий, узкоплечий, длиннолицый, со светлыми глазами навыкате.

— И откуда только чужаки берутся, — бормотал мужичонка, споро работая ложкой. — Каженный год являются, и всем жрать подавай. Всю нашу картоху сжирают, бездельники.

— Через врата они приходят, из другого мира, — механически отвечал Ланьер как портальщик привыкший на любой вопрос тут же давать ответ.

«Ты, как комп, что ни спросишь, тут же отвечаешь», — говорила ему Алена.

«Увижу ли я ее?» — подумал он с тоской.

Стало на душе тревожно, в жаркой кухне мороз подрал до костей. Алена, Алена… Он бы многое отдал, чтобы очутиться сейчас на той стороне и увидеть ее. Вспомнил вдруг, как они последний раз вместе встречали Новый год. Волна воспоминаний захлестнула его и понесла…

— Нет никакого другого мира! — завопил вдруг мужичок тонким срывающимся голосом, и Ланьер очнулся.

Мужичок выкатил глаза, рот скривил набок, да и все лицо перекосилось.

— Как нету? — Димаш так изумился, что перестал жевать. — Мы же оттуда весной пришли. Виктор Павлович, ну скажите ему!.. — И тут же осекся, сообразив, что ляпнул запретное.

— Нету другого мира! Вранье! Только наш мир есть! Только наш!

— Что ж получается, эта земля — одна-единственная? — хмыкнул Каланжо. — И нет ни Парижа, ни Нью-Йорка, ни Москвы?

— Все это было, да сгинуло! Война сожрала! — еще громче завопил мужичок. — А потом придурки всякие выдумали, что есть другой мир, где всеобщее счастье и благоденствие, и никто там никого не убивает. Выдумки все это. Вранье! Только этот мир! Только один, наш! Это все, что осталось! А тот, второй, придумали, чтоб нас обманывать и картошку нашу отнимать.

Димаш с Том переглянулись. Капитан Каланжо пожал плечами, Раф повертел пальцем у виска.

— Интересная теория, — сказал Ланьер. — Что-то мне это напоминает.

Тем временем женщина из-за спины сумасшедшего делала гостям отчаянные знаки, умоляя, чтобы новички не лезли в спор — психа ни за что не разубедить.

— Иван Данилович, да знаем мы, знаем все это. Ты нам уже все доказал сто раз, — стряпуха погладила спорщика по плечу. — Нету второго мира. Мы — единственные.

— Ничего, скоро я вам все докажу, я вам покажу ваш хваленый Нью-Йорк. Увидите. И статую Свободы увидите. Все покажу. Лета надо только дождаться.

— И далеко отсюда Манхеттен? И здание ООН? — не мог успокоиться Димаш, слушая подобную ахинею. — Я, признаться, давно мечтал в Большое яблоко смотаться.

Мужичок вылупил глаза, затряс кулаками, как будто его смертельно, до глубины души оскорбили.

Но доспорить им не удалось — староста вернулся. Уселся за стол среди едоков картофеля. Лампа над головой, деревянный стол и люди вокруг — картина Ваг Гога ожила в лесной деревне. Иван Данилович в присутствии Михала тут же присмирел, замолк, сунул пару горячих картофелин в карман, бочком выбрался из-за стола и шмыгнул за дверь — старосты он опасался.

— Нашел я место сражения. Ну, вы и постреляли там. От души, — сообщил староста. — Маров убитых мы подобрали. Зароем потом. Где могли, кровь снегом припорошили, а в мортале хвоей присыпали. Не надо чужакам знать, что маров там убили.

Хозяйка поставила перед Михалом блюдо с жареной картошкой и кружку пива.

Староста с минуту орудовал ложкой, потом глотнул пива.

— Сколько картошки возьмете?

— А всю, какую продашь, — отозвался Раф. — С собой возьмем не более тонны, но договор можем заключить и на двести центнеров.

— Ой, ли! Я дорого в этот год беру. По пять патронов за килограмм. И половину патронов вперед.

Раф даже подпрыгнул.

— Слушай, Михал, Бога п-побойся! П-пять патронов! Да т-такой цены никогда не было! — от волнения Раф стал заикаться. Досадуя на себя за слабость, мальчишка сжимал кулаки, но при этом начинал заикаться еще больше.

— В этом будет, — отрезал Михал. — Чем платить-то будете? Патронами или динариями?

— Чем? — не понял Каланжо.

— Это я герцога спрашиваю, — староста внимательно посмотрел на Виктора. — Нынче один динарий — десять патронов.

«Динарий — это, надо полагать, монета, — сообразил Виктор. — Только какая? Серебряная или золотая? И кто устанавливает ее курс по отношению к патрону?»

— Платим патронами, — сказал вслух.

— Староста, да ты никак позабыл: крепость тебя оберегает, люди генерала дозоры на дорогах несут! — торопливо заговорил Каланжо, приметив краткое замешательство фальшивого герцога. — Помнишь ты это? Или забываешь всякий раз, как дело доходит до торга?

— Так я по пять прошу только потому, что вы из крепости. Из дружбы к вам до пяти патронов цену снизил. Потому как в этом году у всех цена — десять. И меньше никто не запросит.

— А в прошлом году мы один патрон платили, — изобразил осведомленность Каланжо. Молодец, пригодилась инфа Рафа про старую цену.

— В том году у вас народу сколько было? Не знаешь? То-то… В прошлом году генералу целый караван с припасами через врата прислали. А в этом году картоха плохо уродилась. В Грибном мортал сместился, и поле пшеницы поглотил — за два дня. Я им говорил — близко к морталу нельзя поля выжигать, так они не послушались, думали, умнее всех, три урожая за лето снимут. Вот и сняли — гниль одну да труху. Ладно, так и быть, я вам сотню патронов скину за пленного. Остальное — по пятаку.

— Мы можем заплатить… — сказал Виктор.

— Можем, но не заплатим, — тут же перебил Раф.

Судя по всему, торг предстоял нешуточный. На Виктора напала тоска. Подобная тоска нападала на него в те минуты, когда он понимал, что надо идти толковать с Гремучкой о повышении оклада. Был бы один, — тут же согласился бы на пять патронов за килограмм, тем более, что цена ему не казалась высокой — патронов у них было с собой достаточно. Но, судя по всему, Раф собирался биться до последнего, да и Каланжо сдаваться не собирался. Очень хотелось капитану показать, на что он способен. Ну и отлично. Как говорят в Диком мире, — врата перед ними открыты…

Виктора разморило после еды, и он стал понемногу проваливаться в сон. Вдруг померещились сугробы, висящий высоко в ветвях голый человек.

— Кто тут герцог? — выкрикнул юный голос.

Виктор дернулся, со сна не сразу сообразил, что ищут его, потом сказал:

— Я. — Вышло очень даже с достоинством.

— Просьба со мной пойти, — сказал явившийся с улицы мальчуган лет двенадцати. — Кощей вас прийти просит, то есть отец мой.

«Это здешний эскулап», — вспомнил Виктор. Сообразил, что речь наверняка пойдет о перевозке раненого в крепость и лечении в тамошнем госпитале.

— Не волнуйтесь, за раненого будет плата, — пообещал староста и добавил, подмигнув: — Уж вам ли это не знать, ваша светлость! — И уже вдогонку крикнул: — Дом Кощея — третий по этой стороне.

Виктор вышел. Почти довольный, что его позвали, и не придется слушать ругань торгашей.

А Раф и Каланжо между тем не сдавались.

— Пленный тысячу патронов стоит, — настаивал Раф.

— Обычный пленный. Не мар. Если узнают, что мар, и сотни не дадут, — у старосты на все имелся резонный ответ.

— Так он же ваш, из вашей деревни. Свой почти. Неужели за своего только сотню даете? — опять попытался надавить на старосту Каланжо. Упорством и изворотливостью они равнялись. Но староста был в своем доме, а Каланжо — в гостях. Дома даже стены просят: не продешеви!

— Нет, теперь он — чужак, мар, — и только. Сто патронов. Ни одного больше не скину.

8

После жаркой кухни мороз снаружи показался пронизывающим. Уже наступали ранние зимние сумерки. Над дверью у входа горел приделанный к стене вечный фонарь, похожий на большого светляка.

Виктор глубоко вдохнул. Поежился. Вот бы с Аленой да на лыжах по лесу! Любил он такие прогулки. Да только редко удавалось вырваться из городской суеты.

— Сюда! — крикнул мальчишка. Он бежал впереди. — Скорее, ваша светлость!

Подвел к указанному дому. Провел через полутемные сенцы в комнату.

— Вот, — кивнул в сторону кровати и выскользнул за дверь.

Человек на кровати был укрыт до самого подбородка. Голова обмотана пенобинтами. Сквозь повязку проступила кровь.

— А где врач? — Виктор огляделся.

Раненый дернулся. Одеяло поползло на пол, на Виктора уставился зрачок маленького пузатого пистолета.

— У меня игломет, — сказал раненый. — Дернешься — убью. — Голос звучал тихо, но твердо.

Виктор кивнул. Теперь он видел, что это совсем не тот человек, которого они привезли. Совершенно незнакомый. Да и от картофельников этот парень отличался. Те все как на подбор румяные, упитанные. А этот тощий, жилистый, и кожа — болезненного желтоватого оттенка.

Удивительно, но Ланьер не испугался, — даже сердце не зачастило. Но сознание как будто в тот миг раздвоилось. Одна его половина хотела немедленно действовать: крикнуть, позвать на помощь, и одновременно — прыгнуть в сторону, уходя с линии огня. Вторая же хладнокровно оценила ситуацию и вынесла безрадостный вердикт: «Не выйдет». Шансов увернуться от летящих игл не было — он стоял слишком близко к кровати. До двери не допрыгнуть, укрыться негде: комната мала. Две или три иглы непременно заденут.

— Ты приехал на вездеходе? На том, что во дворе стоит? — продолжал раненый.

Виктор вновь кивнул. «Раненый» легко встал с кровати, он был одет в камуфляж, только куртка висела на стуле. «Раненый» протянул руку, нашаривая ее, при этом не сводя с Виктора глаз. Невероятно, как он так быстро очухался?! Виктор пригляделся, стало ясно, что это совсем не тот человек, которого они отбили у маров. Да и дом наверняка принадлежит вовсе не эскулапу.

— Иди ко мне, — приказал неизвестный. — Очень медленно. Не спеша, без резких движений. Ну, чего ты стоишь? Думаешь, я не выстрелю? — «раненый» усмехнулся. — Игломет — игрушка совершенно бесшумная.

«Прыгай!» — мысленно прокричала та половина его души, что не желала смириться.

«Не вздумай», — остерегла другая.

Виктор сделал, как ему было приказано, медленно шагнул ближе.

— Сними кобуру и бросай на кровать. Опять же медленно, — командовал человек с иглометом. Он умел повелевать. На деревенского совершенно не походил. На мара — тоже. Кто же он тогда?

Виктор швырнул кобуру с пистолетом незнакомцу в лицо, а сам метнулся к двери, схватился за ручку, но распахнуть не успел. «Раненый» прыгнул следом, толкнул Виктора вперед и прижал к двери, игломет уперся Виктору в бок. Как же он сумел?..

— Я же просил: на кровать. А ты промахнулся! Теперь идем к твоему вездеходу. Вместе, не спеша. Ты садишься за руль, и мы выезжаем. Будешь умницей — останешься жив.

Внезапно сделалось жарко, желание сопротивляться пропало. Если бы кто-нибудь, когда они выйдут из дома, отвлек внимание этого парня. Хотя бы на миг…

— Куда едем? — спросил Виктор и не узнал собственного голоса. Рот пересох — язык едва ворочался.

— Скажу, когда будем за воротами.

«Раненый» шагал рядом, игломет по-прежнему упирался Ланьеру под ребра. Шансов одолеть парня не было никаких. Разве что «раненый» сам грохнется в обморок. Но поскольку никаких ран на его теле наверняка нет, то вероятность такого события стремится к нулю.

— В крепость я тебя не повезу, — предупредил Ланьер.

— Мне и не надо в крепость. «Дольфин» при тебе? Есть, конечно, — через мортал никто без «Дольфина» не ходит. Если в машине нет второго, будем из одного пить. Двигай!

Они вышли из сеней. Снаружи никого. Дети играли где-то за сараями, доносились их голоса. На елке, установленной на площади, перемигивались огоньки. «Молниеносный» застыл рядом с домом старосты. Обе дверцы открыты. О, беспечность! Том, глупый Том, почему ты не запер машину? И ключи надо было с собой взять!

— Тебе ничто не грозит. Если будешь делать, как я велю, — сказал «раненый». — Сию же минуту.

— Ты — мар? — спросил Виктор. Надо было потянуть время. Отвлечь. Заговорить зубы. Кто-то должен появиться.

Никто не шел как на зло.

— Нет, маров мы убиваем на месте.

— Кто это — «мы»?

— Узнаешь.

— Зачем я тебе?

— Заткнись! Иди к машине, бежать не вздумай.

«Может быть, садануть локтем?» — подумал Виктор.

Безнадежно! Эта штука тут же выстрелит. Игломет — чисто механическая штучка: пружинка, капсула с иглами. Никогда не отказывает даже в мортале.

Виктор протиснулся на место водителя, его похититель поместился рядом.

— Езжай.

Если повезет, застоявшийся на морозе вездеход не заведется. Не повезло — двигатель пыхнул эршеллом и тихо заурчал. Виктор дернул машину. Не вперед — назад. Впилился в крыльцо. Сейчас выбегут.

— Староста! Каланжо! Димаш! — выкрикнул Виктор, но его никто не услышал.

— Без фокусов. Вперед! Или застрелю! — прошипел «раненый».

Ну, где они все?! Неужели никто не выйдет? Неужели? Ничего, у ворот непременно караулит охранник, ворота будут заперты, вездеход придется остановить. Виктор ударит по тормозам и схватит похитителя за руку, позовет на помощь! Этот парень явно не хочет его убивать, так что шанс есть…

«Не валяй дурака: нет у тебя никаких шансов», — вновь зазвучал трезвый голос.

Тем временем вездеход беспрепятственно катил по улице поселка. Навстречу — ни души. Ворота открыты, охранника не видно. И в будочке никого. Да что ж это такое! Все сговорились, что ли? Или этого парня ведет Судьба? И Ланьера — тоже ведет? А впрочем, — что ж тут удивительного? Герцога тут все знают. Картофельники герцогу не указ!

Может, все-таки попробовать? Затормозить? Поздно! Вездеход уже миновал ворота. Виктор попытался зацепить столб слева, но лишь царапнул бортом.

— А ты упрямый! — Похититель еще сильнее вдавил ствол игломета Виктору в бок. — Только учти: я могу выстрелить в ногу. Это будет очень-очень неприятно. Ты не умрешь, но останешься калекой — гарантирую. А может быть, и умрешь. Но не сразу. Такой вариант меня тоже устроит.

Они проехали метров двести по дороге. Пошел легкий снежок.

«Куда бы ни поехали, у меня еще будет шанс, — решил Виктор. — Машину этот парень вести не может. Въеду в мортал, а там… Серебряный медальон при мне, вездеход неуязвим. Я прорвусь, Алена… Алена выведет!» — Он едва не выкрикнул это вслух. Но сдержался.

— Теперь куда? — спросил у своего конвоира.

— Доедешь до перекрестка и свернешь направо.

Ага, направо — значит, точно не в крепость. Это хорошо. Не придется врезаться в ближайшее дерево. Еще можно побороться.

— Охрана на перекрестке имеется? — допытывался «раненый».

— Не знаю.

— Езжай быстрее.

— Это как получится.

И тут до Виктора дошло. Если направо, если по этой дороге… Карта Каланжо всплыла перед глазами. Если направо, то они едут к той самой зоне мортала. К той зоне, в центре которой — белое пятно. Если этот парень не мар (а он не мар — это Виктор чувствовал), тогда он явился из Валгаллы — больше неоткуда. И едут они теперь именно в Валгаллу. Через мортал, через ловушки в вездеходе, защищенном от мортала серебром. Вот он, шанс — другого не будет. Судьба ведет! Виктора ведет, а не его похитителя. Ланьер случайно может найти то, ради чего Гремучка отрядил своих людей в экспедицию за врата. Арутян безуспешно пытался прорваться в эту зону летом и так нелепо погиб вместе с другими. Вырываться больше не имело смысла. Рисковать, бежать — глупо. Ланьера насильно привезут туда, куда он сам стремился.

Но на что рассчитывает похититель? Путь наверняка неблизкий. Поедут через мортал. Неужели этот парень думает, что сможет бодрствовать несколько часов подряд? Одно движение в нужный момент, игломет окажется у Виктора.

Сзади мелькнул свет. Две точки. Свет фар? Огни приближались. Машина? Погоня? Что делать? Ехать быстрее, или наоборот — затормозить? Виктор не стал делать ни того, ни другого. Даже не обернулся посмотреть, кто же за ними гонится. Он знал: все решится само собой…

Озноб по коже. На миг сдавило виски. Но тут же пропало. И свет там, позади, исчез.

— Мы сейчас в мортал въедем, — предупредил Ланьер раненого. — Возьми «Дольфин».

— Где?

— Справа сумка.

Раненый пошарил под сиденьем, достал бутылку с конденсатом. Но при этом руку с иглометом не на сантиметр не сдвинул.

«Он меня не обыскал. Нож в кармане. Я могу ударить прямо сейчас. Или подождать? Пусть он меня приведет в свое логово. Нет, раньше. В удобный момент. Пленным я туда не поеду. Туда победителей зовут. И я должен явиться — как победитель».

Теперь Виктор был уверен, что вся эта кровавая вакханалия с марами была подстроена — мародеры были приговоренными к смерти статистами, как и несчастный парень у дерева, а похититель — режиссером, что дергал ниточки из закулисья.

Снег прекратился. По обеим сторонам дороги стояли огромные деревья. В мортале нет времен года, не поймешь: то ли осень, то ли весна, то ли промозглое лето.

— Странная вещь. Мне всегда казалось, что дорога должна исчезать в мортале мгновенно. А она лежит ровная, нигде не завалило даже, — рассуждал Виктор. — И все время ни день и не ночь, а серость какая-то.

Виктор говорил монотонным голосом, при этом то и дело поглядывая на своего спутника. Тот задремал. Голова похитителя склонилась на грудь и покачивалась при каждом толчке из стороны в сторону. Ланьер не спеша достал бутылку, выпил пару глотков, медленно положил «Дольфин» в карман. Игломет по-прежнему упирался ему в бок, но без прежнего нажима. Наконец рука с оружием соскользнула. Ланьер был свободен. Почти. Сейчас! Подходящее время для удара. Затормозить и одновременно ударить ножом. Нет, не на смерть, а всадить в руку, что держит игломет. Разоружить. И уж тогда поговорить по-своему.

«Но как ты попадешь в Валгаллу?» — напомнил Виктор себе.

«Приеду по дороге. Здесь она — одна. Скажу: вы позвали — я принял приглашение. Генерал сказал: на этом вездеходе можно куда угодно добраться!»

Пальцы нащупали рукоятку ножа. Виктор медленно вытащил руку из кармана.

Торможение. Щелчок фиксатора, лезвие обнажилось. Удар. Рука ушла вбок и оказалась прижатой к сиденью. Боль огнем метнулась от запястья к локтю. Пальцы разжались сами, рукоять ускользнула. Боль заставила тело выгнуться, прижаться лицом к рулю.

— Очень глупо! — сказал конвоир твердым голосом.

Он еще чуть-чуть усилил захват, и Виктор, как ни сдерживался, закричал в голос.

— Глупо! — повторил «раненый» и отпустил руку Ланьера.

Но боль не ушла сразу. Она как будто просочилась внутрь, растворилась. Похититель поднял нож, проверил, как выбрасывается лезвие.

Виктор отшатнулся. Но сила этого движения оказалась невероятной: он ударился плечом в дверцу, распахнул ее, вылетел наружу, перекувырнулся через голову и упал меж деревьев — шагов за двадцать от дороги.

На несколько мгновений он потерял сознание. Когда очнулся — похититель стоял над ним.

Виктор приподнялся, но тут же вновь повалился на спину: правая рука от локтя до кончиков пальцев сделалась чужой, деревянной.

«Боль поможет переместиться, попробуй», — вспомнил Виктор слова Кори. Вот он и попробовал. Нельзя сказать, чтобы удачно.

Левой рукой Ланьер притянул к себе онемевшую правую, прижал к телу, как ребенка, баюкая. Вдруг понял, что на глазах слезы от боли и унижения.

Теперь он заметил, что «раненый» стоит совершенно прямо. В его фигуре не было и намека на слабость.

— Очень глупо, — в который раз повторил похититель. — Ты должен понимать: у тебя против меня ни единого шанса. Еще одна попытка — и я тебя изувечу. Если думаешь сбежать и вернуться назад пешком — не надейся. Ты не вернешься. Через мембрану не перебраться.

— Я проходил сквозь морталы, — выдавил Виктор, превозмогая боль, странное упрямство не позволяло признать себя побежденным.

— Думаешь, я оставлю тебе хоть гран серебра, герцог? — голос «раненого» был теперь весел.

Похититель наклонился, просунул ледяные пальцы под одежду и сорвал с шеи серебряный медальон с портретом Алены.

— Не делай глупостей, тогда Император будет к тебе добр, — сказал посланец Валгаллы.

Щелкнул замочком, раскрыл медальон.

— Красивая телка. Герцогиня? Неужели в Диком мире есть такие красотки? — медальон исчез в кармане. — Вытяни руки вперед.

— Что?

— Руки вперед!

Виктор повиновался. Запястья сковали наручники.

— Теперь вставай. Иди к вездеходу.

Подняться удалось только со второй попытки. Посланец Валгаллы шел рядом и отдирал ото лба полосы засохших пенобинтов и фальшивой крови.

9

Интересно, что бы случилось, если б Виктор попытался там, в комнате, разоружить этого человека, учитывая, что его похититель устроил простенький спектакль? И кровь — не кровь вовсе, а имитация, краска, обман. Этот человек провел его как идиота. Интересно, похититель со старостой заодно, или этот парень сам по себе? Теперь уже не выяснить. Да и зачем? Дурацкая привычка портальщика — пытаться понять все до самого конца, докапываться до сути любого явления.

Виктор шагал назад к вездеходу. Его шатало. Правая рука почти не слушалась. А что если нырнуть в полосу тумана и рвануть через мортал? Боль в руке. Ее можно использовать, чтобы переместиться мгновенно — как говорила герцогиня. В кармане «Дольфин» и упаковка пищевых таблеток. Граница не так далеко. Самое сложное, — обойти ловушки. Но этот человек сказал: мембрана. Она не пропустит назад. Медальон у похитителя. Без серебра через мортал не пройти. Да и зачем?.. Валгалла. Она ждала Ланьера! Так зачем же бежать? Удирать зайцем, не имея шансов спастись? Удирать от того, к чему стремился. Куда ведет Судьба — по твоей просьбе ведет. Ты не знал — она за тебя все устроила. Приходилось признать fait accomply ^[1]. Но являться пленником на поводке — это унизительно. Герцогу не подобает так приходить.

— Я сяду на место водителя, — сказал «раненый». — А ты теперь отдыхай.

Виктор обогнул вездеход, залез в кабину, уселся на место пассажира.

— Генрих Вольф, — представился похититель. — Не думал, что тебя будет так легко захватить, герцог.

В голосе посланца Валгаллы мелькнуло самодовольство.

— Зачем я тебе нужен? — спросил Виктор.

Глупый вопрос. Герцог — долгожитель, первым миновавший врата. Сколько тайн он знает? Наверняка — не счесть. Но Виктору Ланьеру не известна ни одна из них. Для Валгаллы Поль представляет огромный интерес, а Виктор — не стоит патрона, который на него придется истратить. Хорошо это или плохо? Кто знает! «Сенсашки не бывают хорошие или плохие. Они бывают острые и пустые», — любил повторять Гремучка.

— Император хочет тебя видеть, — говорил тем временем Генрих, приковывая наручники пленника к сиденью вездехода цепью. Где он все это раздобыл? Приготовил? Или нашел в машине? Мелькнула нехорошая догадка.

— Император повелел привезти герцога.

Виктор не стал спрашивать, кто такой Император и какой империей он правит. Что-то подсказало ему, что эти вопросы неуместны. Герцог знает (наверняка должен), кто такой Император.

Генрих был заботлив, вложил пленнику в скованные руки бутылку с «Дольфином».

— Пить не забывай. Мы в мортале. Впрочем, не мне тебя учить. Как рука?

— Онемела.

— Скоро пройдет. Я думал, ты — сильнее. И ловчее, круче. Хотя рванул ты здорово. Если честно, я не верил, что такие мгновенные прыжки возможны, пока сам не увидел.

Они ехали неспешно. Вездеход шел в контактном режиме, но очень мягко, как будто плыл. Виктор смотрел прямо перед собой. Серая полоса покорно стлалась под колеса. Что слева и справа от дороги — почти не разглядеть.

— Ты давно в этом мире, Генрих? — спросил Виктор, отхлебывая воду из «Дольфина».

Герцог не стал бы говорить с похитителем. А портальщик — болтун. Готов с кем угодно обсуждать что угодно. Пусть парень говорит, пусть даже врет. Вранье — оно тоже показательно. Кто и как врет. Умей извлекать смысл из словесного мусора, — и ты победишь. Сначала — простые вопросы. Потом — чуть сложнее. И так незаметно, как бы само собой, мы заговорим о важном.

— Два года, — просто отвечал Генрих на простой вопрос.

— Тебе нравится Дикий мир?

— Конечно. Он — настоящий.

— Император тебя ценит?

— Император мудр.

— Как ты узнал, что я появлюсь в деревне?

— Император все знает, — заявил Генрих. — Он сказал, что ты приедешь к картофельникам.

— Нам далеко ехать? Мортал все-таки. С ним лучше не шутить.

— Не бойся. Я выведу тебя пописать.

10

Все тело горело. Опасность. Интрига. Игра. Все это называлось — порталить. Рисковать, чтобы достигнуть. Обманывать, чтобы добраться до истины. Во что бы то ни стало узнать, что происходит, с кем происходит и где. Что это — любопытство, жажда истины? Нет, нет и нет, все это не те слова. Знаешь, что не можешь выиграть, но ведешь игру. И в глубине души веришь (не смотря ни на что, просто никому в этом не признаешься), что сможешь одолеть целый мир. Дикий или ручной — неважно. Для Генриха ты — герцог? Отлично! Играй порученную тебе роль. Не бойся, что тебя раскусят. Генрих никогда не усомнится в своих выводах, в своем Императоре и в Валгалле. Надо только уметь говорить с такими как Генрих. Помнить, что их нельзя переубедить. Но можно их слепую веру, как нож, обратить против них самих.

Итак, — Валгалла. Имя уже само по себе создавало образ: рай, мертвецы, война. Эти три слова сплетались неразрывно. Император Валгаллы. Воображение тут же пририсовывало усики на обманчиво мягком лице. Остановившийся взгляд некрофила.

Все это — магия штампа. На борьбу со штампом уходит девяносто процентов сил. Ты уже обескровлен до того, как поднял свой меч. Непредвзятость — хорошее слово, но трудно быть таковым. Чем-то мы восхищаемся, потому что нам это внушили. Но что-то любим по зову души, и эту любовь можно уничтожить только вместе с душой. Почему-то наделенные властью забывают об этом.

Виктор не мог полюбить Валгаллу, потому что не любил замкнутые пространства, императоров и приказы, ненавидел любое давление, ненавидел знаки «доступ закрыт». Сам по своей воле он мог от многого отказаться — почти без труда. Но приходил в ярость, когда от него кто-то что-то требовал.

Мысли начали путаться. Виктор задремал. Сквозь сон мелькали образы. Алена, серебряный медальон, Валгалла.

Виктор очнулся. Будто кто-то толкнул под ребра. Генрих сидел прямо. Взгляд — точно перед собой. Сверкала серебряная сеть на лобовом стекле, сияли белым полосы серебра в кабине. Мортальный лес был уже позади. Перед ними лежала белая равнина, а посреди нее возвышалась монолитная серо-зеленая скала.

— Милое местечко! — Виктор почувствовал неприятный озноб. Будто холодные пальцы коснулись позвоночника.

Нет, не снег. Это белый песок. Пустыня, ледяная и безвременная. Виктор невольно глубоко вдохнул, будто пытался уловить ее запах — запах смерти.

— Впечатляет? — Генрих насмешливо прищурился. — Император первым попал сюда. Император, а не ты с генералом, хотя вы пришли в Дикий мир раньше.

— Я знал, что вы меня пригласите в гости. Во всяком случае, надеялся. — Виктор продолжал играть герцога. Получалось не слишком удачно. Но для Генриха сойдет. Он не усомнится в своем успехе. А, значит, и в том, что перед ним — именно герцог.

— Ладно, хватит дурачиться. Валгалла не любит клоунов, — одернул Генрих.

— Может быть, тогда мне не следует идти с тобой?

Виктор невольно сжал и разжал пальцы правой руки. Кажется, они вновь действовали. Только ноющая боль вяло текла от запястья к локтю.

— Обратно тебе не вернуться. Валгалла окружена кольцом неправильного времени.

— Правильное время — это счастливое время? — уточнил Виктор. — А неправильное — время войны и несчастий? Так?

— Это — главная мембрана. Просто так внутрь не пройти никому. Даже тебе. — Похоже, Генрих был чужд юмору абсолютно.

— Ты знаешь туда дорогу? — спросил Виктор почему-то шепотом.

— Конечно.

Вездеход шел вперед толчками. Будто конь мчался галопом, время от времени беря препятствия. Дорога виднелась едва заметным светящимся пунктиром от кромки мортального леса с серой скале. От одного взгляда на это белое пространство, слепящее, неподвижное, пустое, у Виктора бежал меж лопаток озноб. Он думал о Димаше, сидящем сейчас в теплом доме в картофельной деревне, об Алене, оставшейся в другом мире.

Скала медленно надвигалась. Потом Виктор увидел в скале какое-то подобие норы, она становилась все больше, наползала, превращалась в арку. Вон он, вход — сверкающие металлические ворота. Загробный мир, рай погибших воинов, которые продолжают вести сражения, приют бессмертных. Валгалла. Ворота открылись, и они въехали внутрь.

Примечания

1

Свершившийся факт (фр.)