Хроники острова магов. Семена жизни. Книга 1. Замок на болоте

Роман Бобков, 2013

В иной мир уходят воины разных эпох и разных народов. Но уйти в иной мир, это не значит умереть. Каждый кто попадает в этот мир, продолжает жить, сражаться, любить, ненавидеть и делать все то, к чему он привык. Хотя со многим необычным и непривычным, тоже придется столкнуться. Африканец с копьем, спецназовец с автоматом, мушкетер со шпагой, индеец с томагавком, неандерталец с дубиной, русич с мечом или викинг с боевым топором, Любой из этих воинов может оказаться здесь как плечом к плечу, так и лицом к лицу. Всем тем, кто любит захватывающий сюжет, приключения, юмор, узнать что-то новое об обрядах, преданиях, суевериях и воинских традициях разных эпох и народов, будет интересно почитать «Хроники острова магов».

Глава 2. Русичи

Когда небольшой отряд Евпатия возвращался с дозора, уже начинало заходить солнце. Все было как обычно, тихо и спокойно. Этому было очень простое объяснение: враги пока еще ничего не знали про их новый лагерь. А если бы и узнали, то шансы найти его в этих непролазных чащобах, к которым была к тому же добавлена изрядная доля магической завесы, практически равнялись нулю. Но осторожность никогда, а в этих местах особенно, не бывает лишней. Вот и выставлял всегда воевода, несмотря на беспечное спокойствие, сменяющие друг друга дозоры.

Внимательно вглядываясь вперед и под ноги, первым шел следопыт Прошка. Весьма незаурядный малый, умеющий и зверя выследить, и притаившегося врага первым обнаружить. Вдруг он неожиданно замер и вскинул вверх указательный палец. Все застыли на месте. Прошка аккуратно шагнул вперед, присел на корточки и принялся что-то внимательно исследовать на земле. Затем, полусогнувшись, продвинулся дальше в лес, постоянно присматриваясь к чему-то на земле. Остальные дружинники оставались на месте, прислушиваясь и наблюдая за хитрыми маневрами Прошки.

Прошка тем временем, видимо, уже закончил свое исследование и знаком позвал Евпатия.

— Ну что тут у тебя, Прохор? — тихо спросил подошедший Евпатий.

— Да местные, похоже. Точнее, местный, один. Сильно торопился, видать, но прошел недавно, мох совсем приподняться не успел. — ответил Евпатию следопыт.

Местные вообще показывались на поверхности крайне редко, а появление одного из них рядом с новым лагерем, по-настоящему настораживало.

Евпатий отправил двоих из отряда с донесением в лагерь, а с остальными спешно двинулся по следам местного. Идти пришлось всю ночь. Если бы не опытный Прошка, то либо уже давно бы потеряли в темноте след, либо обнаружили бы себя непримиримому врагу. А враг, он же местный, торопился, и даже очень. Потом уже Евпатий смекнул, что по-хорошему надо бы было еще направить пару людей, чтобы посмотрели, откуда местный пришел, но следопыт в отряде все равно был только один, да и поздно пришла умная мысль.

Шли быстро, иногда почти бежали. Радовало одно: преследуемый направлялся и не в сторону их нового лагеря, и не в сторону болот, где обычно обитали его мерзкие собратья. А главное, враг совсем не маскировался, что облегчало слежку, но в то же время было очень странно и необычно для местного.

К утренним сумеркам вышли на поляну трех холмов. Дальше двигаться напрямую за мерзким драконоголовым было опасно. И не только потому, что открытая местность, в отличие от леса, хорошо просматривалась. Уж слишком чувствительными были у этих тварей их раздвоенные языки, которыми они могли ощущать на значительном расстоянии, особенно при благоприятном ветре.

Было решено двигаться по соседнему холму, параллельному тому, по которому направился драконоголовый. Все равно оба холма потом объединялись с самым большим третьим. Так что выйти на след преследуемого будет несложно.

Передвигаться приходилось буквально ползком, иначе драконоголовый мог их увидеть.

Уже недалеко от центрального холма дружинники спугнули землеройку, местную птицу средних размеров, выводящую птенцов не в гнездах, а в норах. Землеройка резко взмыла вверх, и если бы не Евпатий, быстро соткавший заклинание невидимого покрывала, глупая птица могла бы выдать весь их отряд.

Дружинники залегли; пока они будут лежать, их не сможет увидеть даже самый острый глаз, об них можно было только споткнуться. Лежали молча, ведь магическое покрывало убережет от постороннего взгляда, но не от чуткого слуха.

Когда уже всем показалось, что они пролежали затаившись достаточно долго, и если не начать двигаться дальше, то можно и упустить мерзкую тварь, а главное ее цель, вдруг раздался раскатистый и тревожный звук боевого рога.

Трубили с центрального холма. Евпатий внимательно присмотрелся и увидел среди кустов на вершине центрального холма закованного в доспехи воина. Видимо, из-за слишком большого внимания к драконоголовому дружинники не заметили воина раньше.

Почти сразу возле трубившего очутились еще несколько, похоже одетых и экипированных воинов. Их точное число рассмотреть было трудно, мешали кусты на вершине холма.

Воины на холме, недолго посовещавшись, скрылись из виду.

Евпатий раздумывал, что предпринять. Намерения и происхождение воинов были неизвестны. Сколько их там может быть еще в лесу за холмом? А главное, драконоголовый, уж не на встречу ли с этими воинами направлялась эта мерзкая тварь из проклятого рода предателей? Что означает сигнал рога?

Пока Евпатий раздумывал, его тихонько толкнул в бок лежавший рядом Прошка и указал на другой конец поляны, противоположный центральному холму.

Из леса выходил небольшой отряд драконоголовых. Во главе отряда, как всегда, была самка. Один из драконоголовых воинов нес на заплечных ремнях дуло пушки, другой, также на спине — небольшую собранную тележку.

Выйдя из леса, драконоголовые остановились, те, что несли за спинами поклажу, быстро от нее освободились и, соединив вместе разрозненные части, соорудили полноценную пушку. Остальные просто достали свое обычное оружие, и весь отряд двинулся прямиком через поляну к центральному холму.

Дружинники молча наблюдали за происходящим. Отряд местных двигался так, словно готовился к стычке. Но с кем? Если с воинами, что трубили в рог, так те уже убрались восвояси. Или затаились в кустах? Но тогда они просто расстреляют с холма немногочисленный отряд местных, даже не подпустив последних на расстояние рукопашной схватки. Только вот драконоголовые были какими угодно мерзкими тварями, но далеко не глупыми, чтобы всего этого не понимать. А тем более с ними самка. Все это выглядело довольно странно.

Тем временем, когда отряд местных уже почти подошел к центральному холму, на последнем снова показались закованные с ног до головы в броню воины.

Солнце в этих краях всходит быстро, поэтому теперь уже можно было четко разглядеть, что воинов на холме пятеро. Они, казалось, совсем не заметили присутствия у подножия холма драконоголовых, а когда заметили и вовсе повели себя странно. Казалось бы, при очевидной опасности, а тем более при наличии у врага огнестрельного орудия следовало немедленно рассредоточиться, а лучше залечь. А дальше действовать по обстоятельствам.

Но драконоголовые пользоваться моментом для удобного обстрела скучковавшихся воинов тоже не спешили. Вместо этого они остановились, а их предводительница вышла вперед с поднятой вверх левой рукой, что могло означать только одно: она несет слово.

Стремительности и безрассудству с какими, выкрикнув боевой клич, ринулся на местных один из воинов, подивился даже видавший виды Евпатий. Самым странным было то, что Евпатий совсем не почувствовал, чтобы заколебались магические нити и привели в действие артефакт воинов на холме.

А вот предводительница среагировала быстро. Евпатий сразу почувствовал переплетение упругой кожи, которое сплела самка драконоголовых. Да и управляющий орудием монстр не медлил, правда, на миг показалось, что стрелял он все-таки по бегущему впереди, но когда ядро уложило сразу двух воинов за ним, все сомнения отпали.

Дальше все случилось довольно быстро. Безрассудно бросившиеся в атаку воины были тут же смяты умелыми действиями драконоголовых. Ловко орудуя своим необычным оружием, они уложили нападавших без особых усилий. Добивать поверженных врагов монстры не стали. По команде предводительницы они, привычно лизнув несколько раз воздух, быстро собрали орудие и поспешно убрались туда, откуда пришли. Смысл стычки был совершенно непонятен.

Дружинники, наблюдавшие всю непродолжительную схватку, по-прежнему молча лежали на соседнем холме, ожидая, что предпримет Евпатий.

Решение Евпатий принял сразу, как только осознал, что действовать так, как воины на холме, могли только недавно призванные! Он сделал знак своим, чтобы оставались на месте, а сам поднялся и спокойно направился к поверженным воинам.

Один из воинов, проигравших в недавней схватке, шатаясь поднялся и устремил свой взгляд на Евпатия. Вряд ли недавно призванным были известны законы слова, но это не значило, что Евпатий не должен их соблюдать. Остановившись и, на всякий случай положив правую ладонь на эфес меча, Евпатий поднял вверх ладонь левую и громко произнес:

— Несу слово!

Ульвэ молча стоял, хмуро уставившись на Евпатия.

— Если ты со своими воинами не хочешь немедля скрестить наши мечи, а готов вступить в переговоры, — спокойно продолжал Евпатий, — то подними вверх правую ладонь и громко скажи, что мое слово принято.

Ульвэ очень хотелось не просто скрестить мечи, а раскроить череп этому самоуверенному русичу в остроконечном шлеме, тем самым хоть как-то возместив горечь поражения от демоноподобных. К внезапной атаке русич, конечно, готов, вон и рука на эфесе, но сколько уже подобных этому воинов пало от быстрого меча Ульвэ? Да столько, что и счет давно потерян!

Голова Ульвэ сильно гудела после перенесенного удара. Но совсем не это обстоятельство заставляло Ульвэ все еще стоять в бездействии. Остальные поверженные рыцари тоже не были причиной по которой Ульвэ тут же не набросился на говорившего. Уж что-что, а то, что ни один русский богатырь не сможет один на один устоять в схватке с ним, Ульвэ доказывал не раз. Но вот русский ли богатырь стоял перед Ульвэ? Нет, внешний вид не вызывал никаких сомнений, но речь!.. Богатырь говорил на чистейшем языке Ульвэ и его товарищей!

— Откуда ты знаешь наш язык? — грубо выкрикнул в ответ Евпатию Ульвэ. — Или ты переодетый воин одного из орденов гроба господня?

— Подними правую руку вверх и скажи, что мое слово принято! — не обращая внимания на вопрос, ответил Евпатий и на четверть вынул меч из ножен.

Дружинники на холме, скрытые магическим покрывалом, внимательно наблюдали за действиями Евпатия. Если меч выйдет из ножен больше чем на треть, всем следует, обнаружив себя, подняться и приготовиться к атаке.

— Ну хорошо, принимаю я твое слово! Что дальше? — махнул рукой Ульвэ.

— Твоим воинам, тем, кто еще жив, требуется помощь. Я предлагаю ее тебе, — громко и в то же время спокойно ответил Евпатий.

— Чем ты, русский лапоть, можешь помочь мне и моим воинам? — грубо ответил Ульвэ, сделав особое ударение на русском лапте.

Не обращая внимания на грубость и явную провокацию со стороны Ульвэ, Евпатий вогнал свой меч обратно в ножны и, повернувшись к холму, с которого только что спустился сам, крикнул:

— Прошка, Игнатий, Богдан! А ну, гляньте-ка, что там наверху? Еще двое со мной, остальные на страже!

Обалдевший Ульвэ округленными глазами наблюдал, как, словно из-под земли, на холме вырастали русские воины. Все в полном боевом вооружении, при доспехах, щитах и оружии. Трое из русских воинов, двое вполне зрелых и один помоложе, быстро направились к тому месту, где лежали тела Виктора и Трувора. Еще двое быстро подошли к появившемуся первым русичу, и они вместе пошли к месту недавней схватки.

Евпатий осмотрел стонущего Михаса, затем перевернул и прислушался к дыханию Генриха.

— У этого хребет перебит, сам идти не сможет, а вот второй, кажись, целехонек, только без сознания, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Евпатий.

— Тут один, кажись, еще дышит! — прокричал с холма Прошка.

— Значит, так, — обратил наконец внимание Евпатий на безучастно стоявшего Ульвэ. — Вам всем следует отправиться с нами. Выживет ли твой товарищ, в которого угодило ядро, неизвестно. А вот остальных, кроме, конечно, того, что остался без головы, на ноги поднимем наверняка, но для этого надо добраться до нашего лагеря. Положение лагеря никому из чужаков знать не следует. Поэтому вам всем завяжут глаза, но вы останетесь при оружии, потому как не в полон вас берем, а в гости приглашаем. Если не согласен, мы просто уйдем. Выбирай.

Обескураженный событиями последних дней, а особенно последнего получаса, Ульвэ стоял, молча уставившись на русского богатыря. Слова Евпатия доходили до Ульвэ туго и как-то непонятно, словно все это дурной сон. Но Ульвэ точно знал, что не спит. Что же тогда происходит? Все они попали в заколдованные леса где-нибудь под Новгородом или Псковом, где творится неведомая магия? В лесах этих обитают страшные полулюди и русские волхвы, которые непонятными чарами прячут от глаза смертного своих воинов?

Неожиданно для самого себя, Ульвэ произнес:

— Ты не ответил мне, откуда знаешь язык моих сородичей.

Евпатий внимательно посмотрел на старавшегося держаться уверенно и с достоинством рыцаря, и, вздохнув так, словно ему приходиться объяснять очевидные вещи неразумному малышу, ответил:

— Я разговариваю с тобой на общем языке. Ты стал его понимать, как только здесь оказался, и я не знаю, как это происходит, но в нашем мире все разумные твари могут понимать друг друга. Со временем ты вспомнишь и свой язык… Однако мы теряем время, а оно тем более дорого, что путь не близкий. Ты принял решение?

— А почему ты решил, что именно я должен принимать решение? — с вызовом ответил, не очень поняв, о чем говорил Евпатий, Ульвэ.

— Разве не командир принимает решения, влияющие на судьбу его воинов?

Объяснять врагу, что он, Ульвэ, вовсе не командир, совсем не хотелось. Но русич был прав, медлить нельзя, а учитывая, что только он, Ульвэ, и в состоянии был сейчас принимать решения, выбора не оставалось. Следовало принимать решение: либо согласиться пленить себя и своих товарищей русичами, либо скорее всего оставить товарищей на верную гибель.

— Послушай, мил человек, — заговорил начинавший выходить из себя Евпатий, — молодцы мои притомились уже, а ты соображаешь уж больно долго. Здесь остаться предпочтешь и сам своих выхаживать будешь али все же с нами идти согласен?

— Этими воинами я не командую, но все они мои боевые братья, поэтому я пойду с тобой и твоими воинами, другого выхода у нас нет, — ответил Ульвэ.

— Ну и славно! — впервые за все время улыбнулся Евпатий.

Через некоторое время удалось привести в сознание Генриха. По голове ему досталось значительно сильнее, чем Ульвэ, поэтому он долго пялился на снующих вокруг русских воинов, выполняющих указания Евпатия, не понимая, где он и что происходит.

А дружинники тем временем соорудили из своих щитов и веток деревьев пару носилок для Трувора и Михаса, затем навалили кучу сухих веток и небольших деревцев, куда возложили тело обезглавленного Виктора.

К погребальному костру подошел Евпатий и, встав на одно колено, стал растирать друг о друга ладони, слегка на клонив при этом голову.

Ульвэ и Генрих молча наблюдали, как русский волхв приложил одну ладонь к груди, а другую поднес к сухим веткам. Почти сразу среди веток вспыхнул маленький огонек, который быстро превратился в слишком яркое и горячее для обычного пламя.

По христианскому обычаю, тело, конечно, должно было быть предано земле, но ни Ульвэ, ни Генрих не спорили с решением русичей о кремации.

Смотреть, как догорает погребальный костер, не стали, надо было думать о живых, а не о мертвых. Жизнь Трувора, перенесшего страшный удар, висела на волоске, и его было необходимо как можно быстрее доставить к знахарю.

Как и было оговорено, всем рыцарям, даже тем кого несли на носилках, не исключая Трувора, завязали глаза плотной тканью. Но это было единственное, в чем их ограничили. По большому счету любой из них мог сорвать повязку, но это уже было нарушением уговора, на которое не решался даже так ненавидящий русских Ульвэ.

В путь двинулись спешно. Ульвэ и Генрих помогали нести на носилках раненых товарищей. Казалось бы, идти с повязками на глазах должно быть неудобно, но после магических манипуляций Евпатия Ульвэ и Генрих бодро и уверенно зашагали, просто держась сзади каждый за свои носилки.