Дилогия невроза. Часть I

Роман Базальев

Часто люди заставляют меня их презирать. Оттого все они получили позывной и теперь играют свою роль, что я определил по их жизненному процессу. Но нету ни позывного, ни роли для того, кто ближе ко мне всего. А может, это я и являюсь им? Да не… с чего бы мне тогда себя пытаться убрать из жизни презираемых.

1. Навеянное будущим хочется вернуть на бумагу

— А когда это меня интересовало мнение других?

О, этот осенний ветерок и пасмурное небо, скрывающее от меня это навязчивое и испепеляющее солнце. Спасибо тебе. О небо пасмурное — я бы тебе оды посвящал и саги слагал, если бы умел. Ты мой единственный товарищ среди невеж, уж простите меня, но с пасмурностью на улице у меня сложились наилучшие отношения за всю мою жизнь.

— С твоего рождения, — он бросил взор в небо и начинал потирать подбородок, — НАВЕРНО НИКОГДА!!! — развёл руками, выпалив на всю улицу.

— Что ж ты так разоряешься. Это был риторический вопрос.

Меня даже не смутил его недовольный взгляд, который просто взрывается: «Ты вообще человек или как?» Он снова что-то фыркнул, развёл руками и выдвинулся в арку на повороте, которая вела во двор дома его. «Даже не попрощался» — это всё что проскочило у меня в голове. Вообще я особо ни на что не обижаюсь — такова уж участь апатичного человека.

Новый порыв ветра чуть мне лицо не разбил и я не задохнулся. Так всегда происходит, когда он сворачивает домой. Мой щит от природных явлений покидает меня в одно и то же время в одном и том же месте. Из моего сословия мало кто готов морально передвигаться до места моего обитания — моего истинного ореола. Я этот ореол также обожаю, как и пасмурное небо. Он позволяет мне скрыться от солнца и от людей, но эти странные существа всегда норовят завести со мной диалог на подобии «как жизнь приятель?» или «давай я тебе долбану лучом фотонов в глаз в восемь тридцать утра, чтобы ты поднял свой мешок с костями и закрыл окно шторкой». И я встаю и иду закрывать окно, но спать потом уже не хочется, и неосознанно делаю себе кофе, чтобы не отключиться случайно во время мигрирования из кухни в спальню, где меня уже ждёт включённый ноутбук и адское произведение искусства в виде социальных сетей. Рядом с ноутбуком кипа прочитанных и не очень книг.

«Новых сообщений нет»…может это и к лучшему, но я не отказался бы от мнимого общения с людьми, но как я буду с ними общаться? Я не могу писать первым потому, что не хочу показаться навязчивым, да и эти люди уже ломанулись всей оравой на склоны улиц прожигать этот денёк. А вечером я буду листать их фотографии, и думать «а может и мне пора тоже выйти?» Да не, я же там никого не знаю. Я совсем некоммуникабелен… и чем я вообще там буду заниматься? Я не обладаю искусством и секретными техниками пустого гуляния по улицам без цели, без задачи. А вот другие это прекрасно умеют. Я вообще выхожу только по сверх вселенской нужде — в магазин там зайти попросят родители или на учёбу выдвинуться, чтоб не выгнали (хотя за пару лет обучения ни разу не пропустил). А они выходят и каждый знакомятся с кем-нибудь, потом находят друг друга в сетях, чтобы договариваться насчёт очередной гулянки или прогулки — таковы их цели на целый день. Эх… вот мне бы их разум, а не этот нестабильный кусок желе в черепной коробке, который в любой момент сойдёт с ума. И так слишком много загоняюсь не о чём, а тут ещё один повод нашёлся. С моими думами меня практически никто не видит — дома я закрываю дверь комнаты, и родители даже не подозревают, чем я занят, а с улицы и подавно — шторки то задвинуты. Практически изоляция от мира и становление хиккикомори, но нет — им уж точно становиться не нужно, особенно в наших реалиях с прожиточным минимумом и дорогами.

Я прошёл мимо маленького мирка, в котором обитает мой знакомый и двинулся к серости зданий впереди. В одном из них решают насущные вопросы, но по идеи главный приезжает, чтобы хоть отметиться, что он был сегодня на работе. А рядом закрытая от меня обитель людей считающих себя абсолютно свободными. Свет там видят только те, кто обитает на верхних этажах, да и они со своими друзьями на улице могут общаться. Сейчас как раз один из таких моментов выпал. До меня долго не доходило, откуда ор доноситься, но под конец их мега важного диалога я смог различить одну лишь фразу:

— Ну, всё, давай!

Вот уж реальные люди, которые чрезвычайно важны для нашего общества. Если ещё кто-то не понял, о каком сооружение велась речь, то внимайте — это следственный изолятор. Многие люди знакомые мне ведут себя так, как будто были там и вкусили жизни арестантской. Да-да… это я про движение арестантов в подростковом возрасте. Ведь с таким кличем малолетние в стародавние времена устраивали погромы в колониях. Так если современные подростки за арестанство, то значит они сидели? Я чуть не поперхнулся, вы шутите что ли? Конечно, никто из них не сидел — максимум, на что они способны это встать на учёт у хранителей правопорядка. Они ничего не знаю о жизни за стеной с колючей проволокой. И я не знаю, но им это выгодно потому, что могут наплести, что угодно и сказать: «Так и есть». Но более-менее эрудированные то знают, что слова таких подростков ложны. Они также думают, что получают кучу привилегий, например: филонить, когда все работают. С такими лучше не иметь контакта вообще.

Вот следующее здание мне больше по душе — там когда-то давно мне починили системный блок, а после уплаты цены я научился всё сам исправлять и впредь туда не заявлялся, если только за кое-какой канцелярией. По большей части, что там происходит мне неведомо.

Вот я подобрался к отшибу города — моему району. Самый лесистый, между прочим. В лесу, через который мне постоянно приходиться идти ничего не изменилось — всё также тихо. Во втором классе мне приснился сон, что за мной и моим другой гонится какой-то мужчина. У него были не самые добрые намерения в этом мире. Мне так казалось, что он хочет расправиться с нами. Лес сам-то по себе не большой — можно его быстро перейти, но во сне я всё никак не мог добежать до конца. Эти долбанные сны… люди всегда в них слабы из-за того, что мышцы расслаблены, когда вы спите. Этот мужчина кричал пронзающе. Его крик оставался эхом в нутре, а ноги подводили меня и я постоянно спотыкался. Я так и не узнал, добрался ли он до меня или нет. А через пятнадцать минут после пробуждения я уже ничего не помнил, и это было хорошо.

Абсолютная апатия наносит последнюю попытку побега, когда мне приходиться идти по небольшой тропинке, на которую восемнадцать лет не ложили бетон. Эта тропинка проводит меня между детским садом и стадионом, с которых я постоянно ловлю какие-нибудь взоры. Всегда есть небольшая паника, что с стадиона на тропинку прилетит мяч и меня попросят его пнуть нормально, а мне это не удастся и получение дозы позора обеспечено. Поэтому я со скоростью самой максимальной, которая дарована мне от моих физических показателей, проношусь меж этих двух объектов и соверша один небольшой поворот оказываюсь подле моего подъезда, хотя технически он мне вообще не принадлежит. Чёрная стальная дверь является входом в промежуточный мир, после которого я могу наконец-то попасть в свою обитель нестабильности и фантазии. Как же хорошо оказаться перед входом в таинственное, неизведанное, но давно уже изученное и знакомое. Каждый раз как я захожу в квартиру что-то да меняется. Если честно я и сам слабо подозреваю, что изменилось на этот раз, но атмосфера чувствуется совсем другой… ААА! Я понял! Просто никого дома нет, вот что изменилось, а так всё нормальненько. Осталось только сбросить защиту от атмосферных явлений земли, и я полностью окажусь дома.