Действуй, мозг! Квантовая модель разума

Роман Бабкин

«Действуй, Мозг! Квантовая модель разума» – попытка объединить современное физико-математическое и биологическое знание в новое научное объяснение человеческого мозга. Представлен критический обзор других, существующих в настоящем, моделей: научных и фольклорных. В контексте изложенной в книге гипотезы освещены многие факты, касающиеся деятельности мозга. Приведены следствия квантовой модели разума, включая практические аспекты его трансформации в условиях ускорения информационного обмена.

Рисунки и таблицы к главе 1

Глава 2. Мозг чувствующий

Наверно потому, что всё это мои чувства —

Одновременно радостно и почему-то грустно…

«Время и Стекло» раскрывают тему

Эврика!

математик Архимед во власти эмоций

Воротилы мысли

Существуют такие онтологические проблемы, полное и окончательное решение которых до сих пор не найдено, и неизвестно — будет ли найдено вообще. Во все времена люди, так или иначе, интересовались этими проблемами, формулируя их примерно так:

— вопрос №1 — Как устроен и как возник разум?

— вопрос №2 — Как устроена и как возникла Вселенная?

— вопрос №3 — Как устроена и как возникла жизнь?

— вопрос №4 — Какова природа бытия: из чего состоят разум, Вселенная, жизнь и всё остальное?

Порядок важности этих вопросов зависит от индивидуальных предпочтений и может быть произвольно изменён. А, вот, порядок формирования знания о каждом предмете всегда один и тот же.

Сначала появляется догадка, отвергающая устоявшееся представление. Затем — структурированная новая теория, поначалу конкурирующая со старым объяснением на равных. Впоследствии альтернативная теория побеждает в серии экспериментальных проверок (а также потому, что способна хорошо объяснить нарастающий поток новых фактов и наблюдений). Наконец, молодая теория сама утверждается в качестве мейнстрима, заполняющего всё смысловое пространство, и порождает прикладные теории, концепции, технологии.

Ответы на четыре, перечисленных выше, вопроса естественным образом переплетаются, а иногда попросту дублируют друг друга. Скажем, метафоры, объясняющие мир, переносятся на разум; живые и неживые системы оказываются состоящими из одних и тех же элементов и т. д.

В этом хитросплетении гипотез, теорий, концепций важно увидеть первичное зерно — идею-догадку, ставшую интеллектуальной инновацией. У каждой эпохи, не исключая самые дремучие времена, такие инновации были.

«Воротила мысли» — выражение, употребленное однажды виконтом де Вогюэ по отношению к Максиму Горькому. Выражение ироническое, но, думаю, не без изрядной доли уважения. Ведь именно так можно назвать людей, предлагающих или красиво формулирующих новые идеи.

Воротилами мысли были древнегреческие исследователи и философы, впервые предложившие во многом популярные до сих пор представления о природе человека.

Наверное, справедливо восхищаться отдельными догадками и идеями мыслителей далёкого прошлого, но главный их тезис об устройстве и работе мозга абсолютно ошибочен. Ему отводилась второстепенная роль или вообще не придавалось какого-либо значения в формировании сложнейшего поведения человека.

Центральным понятием был не разум, а душа.

Кротонский врач Алкмеон, живший в V веке до н.э., проводил анатомические изыскания. Как, вероятно, многие пытливые умы до него, он зафиксировал вполне очевидный факт: внутри человеческого тела есть множество длинных тонких волокон (др.-греч. neura), которые тянутся от мышц к помещенному в череп мозгу.

Следовательно, этот орган каким-то образом управляет телесными мышцами, координирует их движения.

Но Алкмеону также было ясно, что это сфера телесного, материального начала. А в человеке, несомненно, есть ещё и духовная составляющая. Нетленная и бессмертная душа (др.-греч. psyche). Она-то и выполняет самую сложную работу — мыслит и чувствует. То, что на это способен мозг, врач вообразить не мог.

Алкмеон был сыном своего времени: разделение душевного и телесного представлялось ему естественной идеей.

Примечательно его, одно из немногих дошедших до нас, высказывание: «У человека большею частью всего по два». ¹⁰ Полагаю, речь шла не только об анатомии.

Примерно через сотню лет после Алкмеона врачи практиковали уже в совершенно других условиях. Действовал запрет на вскрытие человеческих тел. Новых фактов не прибавлялось, а остроумные догадки были редкостью.

Вместе с тем приблизительно в IV век до н.э. на Западе зародилась профессиональная медицина (отцом которой по праву считают Гиппократа). Специалисты в области здоровья обособились в отдельные медицинские школы. У каждой из них была своя теория и свой взгляд на функции мозга. В чём-то эти взгляды сходились, в чём-то противоречили друг другу.

Сам Гиппократ, признавая существование души, не различал собственно нервные волокна и сухожилия — всё это именовалось «нервами», по которым бегали «животные духи». ¹¹

В трактате «О сердце» из Гиппократова Корпуса (что, впрочем, не означает, что все входящие в него сочинения написаны самим Гиппократом), например, утверждалось, что «ум человека пребывает по природе в левом желудочке [сердца — Р.Б.] и управляет остальной душой».

Из другого трактата узнаём, что «мозг подобен железе», и он «бел, рыхл, как железы,…оказывает голове те же услуги, какие оказывают железы: именно, на основании изложенного мною, помогает удалению влаги».

А, вот, скажем, автор трактата «О священной болезни» безапелляционно заявлял, что «мозг имеет весьма великую силу в человеке, ибо, находясь в здоровом состоянии, он бывает для нас истолкователем всего того, что происходит от воздуха, но самое понимание дает ему воздух». ⁸

Очевидно, последнее утверждение связано с традиционными для того времени представлениями, где одним из первоэлементов признавался воздух.

Такую отсылку в медицинском сочинении видеть непривычно. Однако ничего удивительного в этом нет. Осмысление самой сложной, познавательно-интеллектуальной и чувственно-иррациональной, деятельности человека считалось профессиональной обязанностью философов. Настоящими «лидерами мнений» в Древней Греции были именно они, а не врачи.

При этом почти каждый мудрец верил в существование души.

Демокрит, которого полагают первым материалистическим мыслителем, считал, что душа распределена по разным органам и частям тела человека: включая не только мозг, но и печень.¹

Сократа и Платона относят к мудрецам, проповедовавшим идеалистическое мировоззрение. В их понимании душа есть бессмертная и вечная сущность, обитающая в голове, груди и желудке. Парадоксально, но при этом, в отличие от материалиста Демокрита, идеалист Платон доказывал, что в познании рациональное предшествует чувственному.¹⁴

Аристотель из всех античных философов ближе всего подошёл к современному толкованию термина «личность» (потому-то популярен до сих пор: особенно среди психологов и педагогов). Он описал душу как нечто такое, что оживляет тело (в том числе — мозг), заставляет его двигаться, ощущать и, в то же время, обладает индивидуальными особенностями. Аристотель предложил свой вариант местоположения души (вернее, её части: т.н. «пассивного, телесного ума») — в сердце.⁹

Бытует мнение об извечном антагонизме «западной» и «восточной» точки зрения. Однако, по крайней мере, в рассматриваемом нами вопросе это не так.

Наоборот, находятся замечательные подтверждения исторического параллелизма между философией Запада и Востока.

Древнекитайские воротилы мысли по остроте ума ничуть не уступали древнегреческим коллегам.

Они полагали, что бытие во всем многообразии пронизано вездесущей космической энергией ци (у греков существовало близкое по смыслу понятие «пневма», иногда толкуемое как «дуновение воздуха»). Которая проявляется, вообще говоря, двумя фундаментальными началами — инь (женское, тёмное, мягкое и др.) и ян (мужское, светлое, твёрдое и др.). И, в частности, предопределяет в теле человека назначение его органов. При этом недостаток ци приводит к недомоганию и болезням.

В старейшем восточном медицинском трактате «Нэй цзин» (около III века до н.э.) придворный врач Ци Бо просвещает китайского императора Хуан-ди: «Сердце в организме выполняет функцию правителя. Из сердца исходит свет духа-шэнь». (Дух-шэнь — это воплощение ци, в какой-то мере соответствующее понятию души.) Таким образом, сердце — центральный регулирующий и духовный орган.

А что же мозг?

По словам мудрого Ци Бо, головной мозг, наряду, например, с желчным пузырём и маткой, относится к категории органов-цзан — вместилищ или «сокровищниц». Их символом является Земля, они сохраняют в себе инь. В то же время для нормального функционирования они нуждаются во взаимодействии с органами-фу (ян, Небо). К которым причисляется, например, тонкий кишечник.⁶

Это описание очень даже подходит для объяснения согласованной работы желчного пузыря и тонкой кишки.

«Мутное дыхание ци» из органа-дзан (желчь из желчного пузыря) попадает в орган-фу, где трансформируется и передаётся дальше (желчь, оказываясь в двенадцатиперстной кишке, разрушает жиры и активно стимулирует сокращения кишечника).

Но при чём тут мозг? Какую роль он выполняет в обмене ци?

Вероятно, не слишком значительную. Иначе придворный врач китайского императора рассказал бы об этом подробнее.

В последующие несколько веков представления о душе и мозге не изменились. Духовное и телесное по-прежнему разграничивалось. Концепция души живо, хотя и довольно бестолково, обсуждалась философами. А мозгом никто, кроме особо любопытных врачей, не интересовался.

Одним из таких был греческий медик Гален, сделавший во II веке н.э. блестящую карьеру в Риме. Он много читал и комментировал труды Платона, Аристотеля и, само собой, Гиппократов Корпус.¹⁹

К тому же, проделал значительную практическую работу по изучению человеческого тела (анатомические исследования с определенными оговорками допускались). Описал головной и спинной мозг, восемь пар черепно-мозговых нервов, а также доказал, что тело человека содержит множество нервов, участвующих в ощущениях и движениях.

Как почти все образованные современники, Гален придерживался идеалистического мировоззрения.

Соединив давние теории и собственные наблюдения, врач постулировал существование трёх субстанций в теле человека: «жизненная пневма» (самая важная, в сердце), «душевная пневма» (головной мозг) и «естественная пневма» (печень). Их преобразования, по мнению Галена, приводили к рождению соответствующих «сил» (лат. vis), взаимодействие которых, в свою очередь, определяло все происходящие в организме процессы.⁷

Суммируя результаты исследования и осмысления природы человека античными учёными, выделим ключевые тезисы:

— Всё сущее делится на материальное и идеальное. Поэтому и сам человек — существо двойственное (тело и душа, рациональное и чувственное, инь и ян).

— Душа есть средоточие индивидуальности и сложности человека. Включая все его идеи, глубокие мыслительные конструкции, разнообразные комплексы эмоций и чувств.

— Мозг — орган тела и, по отношению к душе, вторичен. В лучшем случае он содержит лишь часть души и/или под её контролем выполняет вспомогательные телесные функции.

Итак, специфической особенностью человека признавалась душа. Именно в ней рождались мысли и чувства — вся сложность человеческой личности. В свою очередь, духовному началу противопоставлялось материальное, телесное.

Это, в общем и целом, соответствовало наблюдениям на протяжении тысячелетий человеческой истории: для наших предков было очевидно, что мысли и чувства могут сохраняться после смерти человека (например, в воспоминаниях других людей, а также в виде текстов, произведений искусства и т.д.), а тело рано или поздно умирает.

Не будем поддаваться ироническому чувству, возникающему при чтении старинных трактатов. Знание растёт медленно, и нужно терпение, чтобы насладиться его плодами.

Вряд ли, живя во времена Аристотеля или Ци Бо, мы могли бы предложить лучшее объяснение разума. Огульная критика существования души так же отвратительна, как желание во всяком поступке человека видеть проявление загадочной и необъяснимой духовности. Человеческая природа неизмеримо сложнее этой вульгарной трактовки. В то же время она — необходимый и неизбежный этап самопознания.

Древние воротилы мысли отказали собственному мозгу в способности мыслить. Зато они сумели сконструировать чрезвычайно сложное, ёмкое и многогранное, понятие.

Душа — философско-медицинский мейнстрим на заре нашей цивилизации.

Отец психологии

Если есть душа, то должно быть и учение о ней.

Трудно считать таковым чрезвычайно путанные и громоздкие рассуждения античных мыслителей. Их требовалось как-то упорядочить. И более того: включить в обновленную концепцию накапливающиеся факты о мозге. Добросовестно собранные исследователями вроде Галена.

Этимология термина «психология» состоит в выделении двух корнеобразующих слов: «psyche» и «logos». Поэтому традиционное толкование: психология есть наука о психике/внутреннем мире человека.

Однако буквальный перевод иной: психология — учение о душе.

Был ли у психологии основоположник?

Широкой публике, разумеется, более всего известен «дедушка Фрейд». Воспитанные в советской культуре вспомнят, прежде всего, об академике Павлове и его типологии темпераментов. Те, кто в теме, назовут психофизиолога Вильгельма Вундта. Он писал невероятно объёмные научные труды и в 1879 году открыл первую в мире лабораторию экспериментальной психологии.

На мой взгляд, отцом психологии следует считать Блаженного Августина. Именно этот философ и теолог обеспечил терминологией и смыслами все последующие поколения психологов.

Блаженный Августин сделал для науки о мозге две важные вещи.

Во-первых, ввёл в обращение язык, на котором по сей день говорят психологи, психиатры, неврологи и прочие специалисты, изучающие мозг. На этом же языке о нём нередко высказываются обыватели.

Суждение (лат. intellectus), разум (лат. mens), осмысление (лат. ratio), чувство (лат. sensus), чувственные образы (лат. species sensibiles), память (лат. memoria), личность (лат. persona) и всевозможные их производные — понятия, хоть и существовавшие до Августина, но наполненные им определённым смысловым содержанием.

Во-вторых, этот Отец Церкви в значительной степени сформулировал первую внятную гипотезу о мозге — его двухмерную модель. Для людей идеалистического мировоззрения она до сих пор служит непревзойденным образцом теоретического осмысления всех фактов и наблюдений, касающихся нашего разума.

Мозг удобно описывать как систему. Поэтому сейчас и впредь мы будем придерживаться единого плана изложения соответствующей модели: последовательно выделим и кратко рассмотрим теоретический базис, элементы системы, принципы их взаимодействия, общее назначение и отдельные функции.

Модель, предложенная Блаженным Августином, была результатом его длительной мировоззренческой эволюции.

Известно, что в юности он симпатизировал манихеям (главная идея — вечная борьба двух противоположных и равномогущественных начал: Добра и Зла, Света и Тьмы и т.д.). Затем увлёкся философией неоплатонизма (акцент на единой, принципиально непознаваемой, сверх-сущности, проявляющейся в различной форме: упорядоченный Мировой Ум, наделенная волей Мировая Душа и пр.). И, наконец, пришёл к монотеистической религии — христианству.

Во всех этих концепциях существование индивидуальной души под сомнение не ставилось.

Элементов души или разума, как таковых, Августин не выделял. Он следовал античной традиции и, соединяя её с библейской версией сотворения мира, сообщал о четырёх первоэлементах-стихиях: огонь, воздух, вода и земля.

Об их взаимодействии теолог отзывался глухо: «…вопрос о превращении элементов до сих пор открыт и не выяснен даже теми людьми, которые посвящали свой досуг весьма тщательному исследованию этого предмета».

Несмотря на это, Августин соотносил каждый вид телесных ощущений с определённым первоэлементом. Зрение он ассоциировал с огнём, слух — с воздухом, обоняние и вкус — с водой, а осязание — с землей. При этом делал важную оговорку: «…несмотря на остроумные соображения, приписывающие ощущения различным телесным элементам, сами чувства возбуждаются через более тонкое тело душой, которой и принадлежит сила ощущения, хотя сама душа и бестелесна». ³

Зато Августин сформулировал подробную феноменологическую структуру.

Где, во-первых, разум — часть души, присущей всем живым созданиям (растения и животные наделены низшими ступенями души — соответственно «растительной» и «ощущающей»).

Во-вторых, разумная душа имеется только у человека. У неё пять ступеней-уровней, которые условно можно обозначить так: познание и творчество, кротость и милосердие, безмятежное стремление к Богу, достижение Истины, созерцание и наслаждение Божественной Мудростью (это последняя, высшая ступень).⁴

В-третьих, важным феноменом теолог считал «личность» — смешение души и тела, специфическое для человека. В этом рассуждении мыслитель строил аналогию с Христом, его двойственной богочеловеческой природой.²⁰

Среди функций телесного разума Августин подробно останавливался на памяти и описал, в соответствие с предполагаемыми механизмами, пять её форм.

«Сенсорная память» (формирование и сохранение образов непосредственно от каждого из пяти органов чувств), «память о самом себе» (образ себя в прошлом, настоящем и предполагаемом будущем), «интеллектуальная память» (врожденные идеи, правила, логика и пр., а также способность соединять образы прошлого в единую мыслительную конструкцию), «память сложных чувств» (хранение воспоминаний о любви, грусти, радости, страдании и др.), «память о забытом» (здесь, возможно, имелось в виду не только ощущение «помню, что забыл, но не помню, что именно», но и ложная память — т.н. псевдореминисценции).²²

В отношении интеллекта теолог высказывался менее ясно. Но определял его как способность делать умозаключения и обобщения. Что в целом совпадает с общепринятым сейчас толкованием.

Следует особо отметить, что главным инструментом самопознания и, через него, познания Бога для Августина был не разум, а бестелесная душа.

Причём душа, наделенная любовью.

Это открытие Отец Церкви сделал в своём монументальном, во многом подводящем итоги философских и религиозных исканий всей жизни, труде «О граде Божьем».

Выше мы обратили внимание на то, что исследователь различал телесные ощущения и сложные чувства. Последние, хоть и опосредуются умом, производятся бессмертной душой. Самое мощное из высших чувств — любовь. Которая истинна даже тогда, когда любишь ложное. «Ибо у нас [в отличие от животных — Р.Б.] есть иное чувство… посредством которого мы различаем справедливое и несправедливое: справедливое — когда оно имеет известный созерцаемый умом вид, несправедливое — когда не имеет его. Для деятельности этого чувства не нужны ни острота глазного зрачка, ни отверстие уха, ни продушины ноздрей, ни проба ртом и никакое другое телесное прикосновение. Благодаря ему я убежден, что я существую и что знаю об этом; благодаря ему я люблю это и уверен, что люблю». ²

Итак, суть учения Августина сводится к следующим тезисам:

— Душа и телесный разум — принципиально разные сущности.

— Душа использует разум (его разнообразные инструменты-функции, включая память и интеллект) для познания Истины, т. е. Бога.

— Душа также наделена способностью проявлять сложные чувства, главное из которых — любовь.

Тут мы сделаем паузу и особо подчеркнём значение и глубину концепции теолога.

Имеется ряд важных обстоятельств, которые, на наш взгляд, раз за разом упускают, как критики религиозного мировоззрения, так и сторонники «разумного замысла».

Учение Августина сосредоточено на самых сложных феноменах мозга, объединенных им в понятие «душа».

Анатомия головного мозга, различение нервов и сухожилий, детальное устройство органов чувств теолога не интересовали. Эти мелочи относятся к телу и могут, вообще говоря, изменяться для нужд души и по воле всемогущего Творца.

Поэтому, сколько бы медицинских фактов ни откапывали и ни описывали врачи (Августин, конечно, был знаком с трудами Галена), ядро учения — концепция души — остаётся в неприкосновенности. 8 или 80 пар черепно-мозговых нервов у человека, 5 чувств у него или 25 — не важно. Важно, что они служат потребностям личности — гармоничной ассоциации любящей души и её разумной части, включающей память и интеллект.

В наши дни над отвлеченными спорами фанатов науки и креационистов Августин бы посмеялся.

Какая разница — как и почему возник человеческий глаз? Бог, если нужно, легко сделает часовщика зрячим. Не в этой частности дело. Задача в том, чтобы дать глубокое объяснение сложности человеческого поведения.

Учение о душе, прежде всего, рассказывает о человеке, а не о Боге. Оно, хоть и касается эсхатологических вопросов, центрируется на обывателе, его практических нуждах. Гипотеза Августина — убедительный пример системного антропологического подхода.

Августин в нюансах оказался дотошнее, чем Аристотель, и мыслил шире, чем Платон.

Догадка о существовании души возникла на заре человеческой цивилизации. Её автора мы, вероятно, никогда не узнаем. Но никто из последующих мыслителей, за исключением Блаженного Августина, не сумел создать столь тщательно проработанную теорию мозга.

Благодаря новому, как сказали бы раньше, диалектическому, уровню осмысления самого процесса мышления и его продуктов он смог не только точнее описать сформулированными другими философами дихотомии, но и органично их соединить.

В его изложении мозг — не как орган тела, а как орган познания — поднимается со ступени телесного придатка на высоту излучаемого душой «умственного света». Эмоции отчётливо разъединены и одновременно сочетаются в разнообразные духовно-телесные альянсы. Которые, в свою очередь, являются частью неповторимой человеческой индивидуальности.

Быть может, впервые человек, анализируя и оценивая работу собственного мозга, сделал допущение об общей природе т.н. «идеального» и т.н. «материального» и, не вступая в противоречие ни с одним имеющимся фактом, написал грандиозную картину человеческого ума.

Отметим, что свои взгляды Блаженному Августину приходилось защищать в острой полемике с популярными тогда манихеями и неоплатониками.

Разумеется, экспериментов по обнаружению души не проводилось, но представление о двуединой природе человека не было редкостью (в Китае, например, можно было наблюдать похожую модель: инь и ян, Земля и Небо и пр.).

И тот факт, что на многие столетия для Европы точка зрения Августина сделалась доминирующей, указывает на слабость конкурирующих гипотез. Которые, хотя исходили из той же предпосылки, не были столь детальными и не отвечали в нужной степени чаяниям миллионов людей.

Более того: августиново учение оказалось как нельзя лучше вписанным в контекст других теорий — ответов на вопросы о мироздании, о происхождении жизни, о природе бытия.

Сопутствующие объяснения теолог не выдумывал, а взял уже разработанными. То были соответственно: геоцентрическая система Птолемея, описанный в Библии Акт Творения и учение о первоэлементах-стихиях, почерпнутое в трудах античных философов. Не везде эти концепции принимались, а если и принимались, то с оговорками, дополнениями и т. д.

Тем не менее, именно мировоззрение Августина связало их в единое целое — комплекс хорошо продуманных объяснений, каждое из которых поддерживало другое и добавляло ему правдоподобности.

Коротко говоря, учение о душе в изложении Августина — первая квазинаучная гипотеза об устройстве и работе мозга. Она приблизила научное осмысление человеческого разума, сделала его неизбежным.

Такая глубина объяснительной силы — редкость в наше суетное время.

Рационалисты и идеалисты в рассуждениях о разуме предпочитают закидывать друг друга фактами. Но без всеохватывающей теории даже правдивые факты — зыбкая почва. На ней, как на мокром панцире черепахи, удержаться трудно.

В концепции Августина ясно различимы два измерения человеческой природы. Поэтому мы идентифицируем её как двухмерную модель мозга (см. табл. 2).

Справедливости ради скажем, что существует иная точка зрения. О том, что богослов никак не продвинул науку вперёд и «затормозил развитие природоведения». ¹³

Во-первых, если б это было так — т.е. всё, что сказал Августин о разуме, есть нелепость и враньё — в наше время подобные взгляды, во всяком случае, для своего личного пользования люди бы не выбирали.

Сегодня многие учёные — физики, математики, молекулярные биологи, нейропсихологи и пр. — являются приверженцами идеалистического мировоззрения. Это ничуть не мешает им быть успешными в своей профессиональной области.

Объяснение тут очень простое: они не считают научные теории о мозге более убедительными, нежели то, что предложил преимущественно Августин и отчасти другие Отцы Церкви.

А ведь эти люди — специалисты, чья работа во многом сводится к тому, чтобы строго различать полезное и бесполезное, имеющее смысл и бессмыслицу.

Во-вторых, о концептуальной сущности этой модели и других «природоведческих» взглядов Августина современные интеллектуалы судят тоже весьма благосклонно.

Физики неоднократно указывали на теолога, как на первого мыслителя в истории человечества, заявившего о том, что время не является абсолютным и вечным. Ни много ни мало это краеугольная предпосылка общей теории относительности. На это обращал внимание и подчёркивал, например, Стивен Хокинг.²⁶

Нейроучёные откровенно восхищаются интуицией Августина в отношении описания различных видов памяти, которые удивительным образом согласуются с нынешними взглядами психологии и нейробиологии.²²

А философы с репутацией, исключающей какую-либо симпатию к ортодоксальному религиозному мировоззрению, отмечают поразительную сложность и актуальность концепта личности, сформулированного этим теологом.²⁴

Было бы глупо изображать Отца Церкви рационально мыслящим учёным. Тем не менее, невозможно отрицать поразительную живучесть представления о существовании души.

А если объяснение не просто живёт очень долго, но на протяжении тысячи лет является научным мейнстримом, значит, к нему стоит присмотреться.

Разум и чувство

В 1811 году увидел свет художественный роман «Разум и чувство» (англ. «Sense and Sensibility») за авторством Джейн Остин.

Впоследствии произведение многократно переиздавалось, экранизировалось и даже пародировалось. Что, впрочем, лишь добавило и до сих пор добавляет ему популярности.

Приведенный вариант названия в переводе на русский язык выбран неслучайно. Именно этот перевод А. Ю. Фроловой, по мнению лингвистов и литературоведов, наиболее соответствует замыслу автора. Антитеза отражает ключевой конфликт, предопределяющий поступки героев: сочетание и борьбу двух противоположных начал в человеке — рационального и иррационального.

Терминологическая игра с понятием sense любопытна. Если принять его смысл, как «зрелое чувство, рассудительность», в сравнении/оппозиции с sensibility (ранимость, незрелая эмоциональность),⁵ то получается, что Джейн Остин интерпретирует разум, прежде всего, как мозг чувствующий.

Значит, идеал поведения человека — баланс между разумом и чувством. Такой логический синтез представляет собой высшую точку развития тезиса о двухмерном мозге.

Разумеется, автор «Разума и чувства» не сама это выдумала. Коннотации sensus Блаженного Августина и sense Джейн Остин имеют очевидную, окрепшую за почти полтора тысячелетия, связь.

Интерпретация писательницы — творческая переработка христианского толкования природы человека. Прежде всего — двухмерной модели, описанной теологом. Где «душа», как высшая мыслящая и переживающая комплексные эмоции структура, со временем превратилась в «разум» (sense), а «тело», как обитель трудно контролируемых инстинктов и реакций, стало «чувством» (sensibility).

Примеров художественной трансформации обсуждаемой дихотомии было предостаточно. Заслуга Джейн Остин в том, что она передала это толкование лаконично, искусно обернув его в популярный жанр мелодраматического романа.

В XIX веке противопоставление умственного и чувственного наблюдалось не только в художественной литературе.

Оно стало предметом жарких научных споров. Что неудивительно — ведь к концу столетия окончательно сформировалась новое объяснение мозга.

Об этом — в следующей главе, а здесь отметим, что учёные развернули дискуссию в контексте пресловутой «психофизиологической проблемы».

Психофизиологическая проблема — это теоретический вопрос психологии, который можно сформулировать, в том числе, следующим образом: «Как устроена природа человека: телесные/физиологические процессы регулируют и определяют душевные/психические феномены, или, наоборот, психика детерминирует различные соматические изменения и проявляется через них?».

Более кратко: «Что первично: тело или душа?».

И совсем коротко: «Курица или яйцо?».

Иллюстрацией бушевавшей дискуссии служат теории о механизмах возникновения человеческих эмоций.

В 1884—1885 гг. психолог Уильям Джеймс и физиолог Карл Ланге независимо друг от друга предположили, что телесные процессы предшествуют появлению эмоций, не исключая сложные чувства.

Джеймс (именно его, между прочим, некоторые исследователи называют отцом психологии) писал, что «мы печалимся потому, что плачем; боимся потому, что дрожим; радуемся потому, что смеемся; сердимся потому, что наносим удар». ²⁷

Т.е. физиологические процессы детерминируют ощущения и эмоции. Сначала курица, потом яйцо.

Со временем нейроучёные стали склоняться к противоположному ответу.

Сегодня, к примеру, уже неплохо изучены мозговые структуры, которые принято называть «лимбическая система». Эти скопления нейронов в мозге считают ответственными за возникновение эмоций, которые проявляются соответствующими образами в психике и запускают цепь физиологических изменений (колебания кровяного давления, изменение диаметра зрачка, сокращение мышц и пр.).¹⁵

Есть теории, напрямую выводящие положительные и отрицательные эмоции из идеальных феноменов (например, теория когнитивного диссонанса психолога Леона Фестингера, где чувства ставятся в зависимость от субъективной оценки информации, воспринимаемой человеком).²³

Т.е. всё-таки сначала яйцо и только потом курица.

Должно быть ясно, как отвечал на этот вопрос отец психологии, Блаженный Августин. К тому же ответу, насколько можно судить, склонялась Джейн Остин. И миллиарды верующих людей сегодня.

Разум и чувство суть единое — душа. Скорее яйцо, чем курица.

Ответ Карла Ланге и Уильяма Джеймса менее удачен.

Отдавая предпочтение телесному началу и, как следствие, мозгу с его физиологией, исследователи проигнорировали сложность человеческих переживаний, впечатлений и эмоциональных образов.

Да, можно заставить курицу нести яйца определённого размера. Но, вообще говоря, в природе яйца бывают по-разному разные. Вряд ли можно добиться (да и зачем?), чтобы курица снесла страусиное яйцо. Тем более: яйцо золотое.

А феноменологическая реальность такова, что метафорические золотые яйца нашим мозгом производятся нередко.

Современные когнитивные специалисты, озабоченные психофизиологической проблемой (таких, впрочем, всё меньше) не дают однозначного ответа.

Одни, подобно Галену-исследователю, механически собирают факты (столько-то за «курицу», столько-то за «яйцо»). Другие, как Гален-философ, повторяют затверженные, подкрепленные авторитетной традицией, формулы.

Читателя, ожидающего окончательный ответ — так, в конце-то концов, курица или яйцо? разум или чувство? — ждёт разочарование.

Правильного ответа не существует.

Потому что нет в человеке противопоставления духовного и телесного. Нет и всё тут (говорю с сожалением, ибо в противном случае работа психиатров и психотерапевтов была бы куда проще).

Взглянем, как работает двухмерная модель мозга не на бумаге — в учёных трактатах и увлекательных художественных романах — а, в повседневной, одинаково наполненной рутиной и непредсказуемыми поворотами, жизни.

Легко показать, что, например, для лечения большинства психических расстройств представление о разделении в человеке душевного/психического и физического/физиологического никуда не годится.

Как психиатр, я признаю, что религиозные практики помогли и помогают многим людям в трудных жизненных ситуациях. Сам наблюдал такое не раз.

Проблема в том, что гипотеза о существовании души не купирует алкогольный психоз и бесполезна при шизофрении. А ещё есть: истерические неврозы и психопатии, врожденные умственные дефекты, болезнь Альцгеймера, эпилепсия и пр. Не хочу умалять труд, скажем, священников, выслушивающих ежедневно исповеди своих прихожан, но очевидно, что, исходя из двойственной природы человека, нельзя помочь всем и во всех случаях.

Рассматривая случаи поведения толпы, где, казалось бы, чувства и не самые позитивные определяют поведение, также сложно судить, основываясь на критерии «рациональное/иррациональное».

Как вели себя люди, скажем, на гибнущем «Титанике»? Разумно или эмоционально?

Многочисленные свидетельства демонстрируют, что по-разному. Кто-то спасал собственную шкуру, кто-то проявлял благородство и альтруизм. Некоторые впадали в ступор, другие спокойно читали книги.^21,25

Не менее убедительные факты, демонстрирующие несводимость человека к дихотомии «разум и чувство», предоставляет изучение индивидуальных поведенческих стратегий.

Какое суждение следует вынести о поведении жены алкоголика, изнемогающей в борьбе за своё семейное счастье десятки лет и, при этом, не допускающей даже мысли о разводе? Её мотивы эмоциональны: она созависимая? Или это холодный, тщательно закамуфлированный, расчёт: часть зарплаты пьющий муж-таки отдаёт, что-то делает по дому, «детям нужен отец» и т.д.?

Или, допустим, ситуация домашнего насилия: чем руководствуется агрессор? Муж бьёт жену потому, что он озлоблен, сам воспитывался в условиях систематического насилия? Или так он исполняет негласный социальный ритуал — своеобразный «Домострой» XXI века — имея в виду, с его точки зрения, определенный резон: женщине время от времени «нужно напоминать, кто в доме хозяин»?

Внесём ясность: мы не критикуем обсуждаемую концепцию по сути.

На мой взгляд, не существует доказательств бытия души. Впрочем, нет доводов в пользу её отсутствия. (Можно ли критиковать то, что принципиально не вычисляется?)

Наш тезис состоит в том, что дихотомия «душа/тело», «разум/чувство», равно, как и её научная версия — «психическое/физическое» — не является полным объяснением всех имеющихся о мозге фактов.

Имеет место нехитрая ловушка.

Существование мыслящей, способной к любви, души-психики и биологически детерминированного разума-мозга есть аксиома, и спорить предлагается только о том, что из этих столпов нашей природы важнее. Выходить за флажки нельзя.

Ведь если не «душа» и не «психика», то что? И если вам не нравится определение «телесный» или «физиологический», то какой? В чём ваше объяснение?

Поскольку большинство теряется, альтернативное толкование с ходу предложить не может — дихотомический капкан захлопывается.

Не думаю, что раскрываю какой-то секрет.

О пагубности дихотомического мышления предупреждал ещё Иммануил Кант (ложные оппозиции он называл антиномиями).¹² А после него — повторяли и разъясняли сущность ловушки многие другие философы и учёные.

Так в чём же дело? Почему люди до сих пор верят в антагонизм рационального и иррационального?

Миф о разуме и чувстве живуч не потому, что правдив или основан на какой-то научной информации. И не потому, что эту дихотомию рекламируют всюду и все, кому не лень (хотя это так).

Миф этот живуч потому, что на самом деле он не про мозг. Он про гендер. Это заблуждение — подпорка идентичности, прочно связанной с полом. «Разум и чувство» — стереотипное представление о мужчине и женщине.

«Женская логика»

Более всего от рассечения мозга на разум и чувство выиграли женщины. Что неудивительно, ведь они гораздо практичнее и, чего уж там, мудрее мужчин.

«Любишь? А за что? Как докажешь?» — краткий чек-лист, взятый на вооружение женщинами, в отличие от мужчин, внимательно читавших романы Джейн Остин.

Такому бронебойному снаряду практически невозможно противостоять. А попробуешь отделаться общими словами и двусмысленными фразами — прилетит тяжкое обвинение в «бесчувственности».

Мужчины не остались в долгу.

Манипуляцию торжественно разоблачили и обозвали «женской логикой». Где «взрывчатое вещество» — аргументы типа «это рвётся из меня!», «не могу молчать!», «я так чувствую, значит, правда!», а «детонатор» — «проявлять эмоции это нормально».

Контратакующая рационализация мужчинам не помогла. Поскольку никак не касалась сердцевины модели, на которой основана «женская логика».

Если б дело касалось только взаимоотношений полов, это ещё ничего.

Но в наше время «женскую логику» успешно освоили не только женщины.

Политики измельчали и обленились: всё чаще раздаются звонкие лозунги вместо логически стройной аргументации. Менеджеры сплачивают коллективы магическими байками-заклинаниями про «дух компании» и «корпоративную солидарность». Мошенники уже давно не заморачиваются выдумыванием хитрых схем: они «мотивируют» клиентов на концертах, подобно рок-звёздам. Жулики-психологи плодят книжки про «мужскую и женскую психологию» и разнообразные курсы «управления эмоциями». Шоумены, модные публицисты, «лидеры мнений» на видеохостингах втирают про «мужчин с Марса» и «женщин с Венеры».

Здесь эмоции — первый шаг. Важно расшатать, размягчить критическую защиту: польстить, очаровать, припугнуть; пробудить жадность, зависть.

Далее следует «фактологическая часть». Которая представляет собой вырванные из контекста сведения. Фактов не должно быть много: два-три, но подать их надо лихо, задорно. Они необходимы, чтобы окончательно обрушить критику, намертво закрепить эмоциональная связь. Или, говоря по-научному, раппорт.

Наконец, когда всякое сопротивление подавлено, наступает момент подачи «основного блюда». То может быть любой товар, теория заговора или даже научная теория.

Вы уже доверяете источнику (он/она не может врать, потому что сам (а) в это верит!). Вы раскрылись чувству: справедливому и всегда правдивому. И покупаете то, что, по возвращении домой (или в реальность) вертите со всех сторон, оглядываете и с удивлением себя спрашиваете: «Ну, и зачем мне это?».

Более того: приёмы «женской логики», берущей начало в двухмерной модели мозга, эксплуатируются для пропаганды самой модели. Точнее: её сильно искорёженной, скомканной версии.

Примером подобных спекуляций в нынешнем научпопе являются работы Юваля Харари.

В первой, ставшей широко известной, книге «Краткая история человечества» Ю. Харари сообщает о «когнитивной революции», которая по его хронологии (автор работает профессором истории) почему-то произошла в промежуток где-то между 70 и 30 тысячами лет назад.

Особенность «революционного» мозга H.sapiens, писатель, как будто, передаёт верно: человека от животных отличает способность воображать. Но дальше сваливает всё — экономику, науку, религию, политику — в одну кучу. Не сообразуя виды деятельности ни с их целями, ни с механизмами эволюции.

Нелепой суете земледельческой цивилизации противопоставляется идеал жизни в доаграрную эпоху. По сути, реконструируется древний миф о «Золотом веке», когда не нужно было вкалывать на огороде, а боги были добры. Но человек-де разрушил идиллию, стал убивать животных и всячески портить природу.

За это «сапиенсов» ждёт расплата: всякие новые технологии, о которых Харари рассуждает с недюжинной эрудицией на уровне самого осведомленного журналиста, преобразуют нас навсегда. В дурном, конечно, смысле.¹⁷

Составляя рецензию на эту работу, один научный критик проницательно назвал автора «восходящей рок-звездой лекционных выступлений» и отметил, что тот обладает «смутным мировоззрением, обремененным политкорректностью». ²⁸

Дальше — больше.

Новым технологиям и, прежде всего, «всемогущим компьютерным алгоритмам» Юваль Харари всыпал по полной в следующей книге — «Ноmo Deus. Краткая история будущего».

Мыслитель решил, что «наука давно доказала» тождество «биохимических алгоритмов» и алгоритмов компьютерных программ. «Сейчас считается истиной в последней инстанции, что организмы — это алгоритмы, а алгоритмы могут быть представлены математическими формулами». А так как компьютеры развиваются быстрее, чем человеческий мозг, нам всем будет худо.

Заметно, что Харари тщательно нагнетает технофобию и наслаждается этим: «нейронные сети будут заменены умным „софтом“, не скованным органической химией и способным свободно ориентироваться как в виртуальном, так и в невиртуальном пространстве»; «алгоритм сможет предсказывать ваши мнения и желания лучше, чем ваши муж или жена!».

Очень забавно читать про то, как Харари, претендующий на роль исследователя-пионера, объясняет мозг. Автор «Ноmo Deus» выделяет в психике «переживающее „я“» и «комментирующее „я“». Первое — нечто рациональное (отражает объективные потребности), второе — иррациональное (выдумывает всякую субъективную ерунду). При этом Харари ссылается на нейробиолога Роджера Сперри, чьи работы 1970х гг. по изучению межполушарной асимметрии головного мозга трактует, как интернет-психолог, раскручивающий свой ютуб-канал: «правое полушарие отвечает за творчество, левое — за логику».

Книга насыщена дихотомиями и их оппозициями: наука против религии, механическое против живого, разум против чувства, интеллект против сознания. Последнее понятие — ключевое. Правда, по давней привычке пустословов и компиляторов, Юваль Харари забывает объяснить, что же это такое, таинственное «сознание». По скупым характеристикам можно лишь гадать: это нечто, позволяющее нам «заботиться, грезить, сомневаться».

Ближе к финалу произведения ожидаемо является теория заговора. Оказывается, злонамеренные «техногуманисты» мечтают совершить «вторую когнитивную революцию». В результате которой мы превратимся «в людей-винтиков» или станем «сильно увеличенными муравьями». А править нами будет, конечно, он — искусственный интеллект.¹⁶

В последней книге профессор окончательно разбушевался.

Стиль бомбардировки эмоциональными аргументами и сообщения скороговоркой устаревших (а порою — откровенно недостоверных) фактов вышел на новый уровень.

Тут вам: тоска и боль за будущее человечества; сенсационный «факт» о том, что учёные «взломали» мозг и расшифровали «хвалёную человеческую интуицию»; тревога из-за того, что компьютеры способны быстро объединяться в сети, вперемежку с «фактами» о том, как они уже диагнозы ставят и назначают лечение.

«Основное блюдо» всё то же: сопротивляйтесь! сражайтесь, а не то будет поздно! я вас предупредил!

В этом опусе учёный-гуманитарий, наконец-то, делится своим представлением о мозге: «…интеллект и сознание — совершенно разные вещи. Интеллект — это способность решать задачи. Сознание — способность чувствовать боль, радость, любовь или гнев. Мы часто путаем эти понятия, потому что у людей и других млекопитающих интеллект неразрывно связан с сознанием. Млекопитающие решают большинство задач посредством чувств. Но у компьютеров совсем другой подход». ¹⁸

Ах, ты ж, боже мой. А ведь автор про нехорошую и манипуляторскую «постправду» сочиняет…

«Говорящие головы» бесконечно далеки от проблем реальной жизни. Свои книги они пишут не для того, чтобы объяснять или — упаси бог! — просвещать. А для банального хайпа. Рецепт незамысловат: побольше апломба, полярных эмоций и утверждений с широко раскрытыми глазами. Знание тут — лишний ингредиент.

Так готовятся все современные спекуляции на двухмерном мозга. Человек, верящий в то, что его мозг сводится к «разумному» и «чувственному», уже подготовлен к суррогату. Лишь бы было покороче и позабористее (см. табл. 3).

Отдаю полный отчёт в том, что фанатов двойственной природы человека переубедить не удастся.

Большинство мелодраматических сюжетов ещё долго будут строиться вокруг гадания на ромашке «любит/не любит». А нынешним воротилам мысли и спекулянтам, глубокомысленно противопоставляющим «интеллект» и «сознание», не грозит ничего, кроме безбедного существования.

Однако преданность идее двухмерного разума, которую демонстрирует ставшая глобальной, интеллектуальная элита, изумляет.

Да, мы живём на стыке эпох. Да, все озабочены утратой старых смыслов.

Как-то вдруг всё перестало работать. Или работает натужно, со сбоями: демократия, религия, просвещение.

И даже, как грезится многим, сама мать-природа восстала против нас, грешников-потребителей, грозя неминуемой экологической и/или биологической катастрофой.

Но являются ли трудности переосмысления достаточным поводом, чтобы погрузиться в уныние, махнуть рукой? И, кряхтя под свалившимся на каждого из нас информационным грузом, рукоплескать обманчивой простоте «женской логики»? Которая не только пользует дихотомию «разумное/чувственное», но и сама есть её побочное, нелюбимое, дитя?

Как бы это ни величали — психофизиологическая проблема, основной вопрос философии или как-то ещё — ничего путного не выходит. Старая модель выдохлась, и никакие косметические ухищрения её уже не спасут.

От того, что сегодня мысли называются «когнициями», а чувства и эмоции камуфлируются в полумистическое понятие «квалиа», суть дела не меняется.

Как и две с половиной тысячи лет назад, мы ставим себя в рамки ложной оппозиции. Гадаем: тело или душа, разум или чувство, курица или яйцо.

Не надо считать дураками наших предков. Сочинивших очень сложную и красивую сказку, вдохновлявшую на творчество и любовь.

Но не надо считать дураками и самих себя. Не способными выдумать ничего лучше.

Чувствующий мозг — наше изощренное психологическое наследие. Не найдётся ли чего посовременнее?