Гниль отца Григория

Роман Бабаян

Станции атмосферной вакцинации установлены по всей земле. Людям больше не требуется ходить в больницы для получения очередной прививки от гриппа. Вместе с удобствами пришли и ужасы. Вирус выпущен наружу и распространён по всей земле за один день. Захватывая разум ничем не связанных между собой людей и устраивая настоящий зомби-апокалипсис. Пять историй объединённых общим сюжетом в цикле Гниль. Книга содержит нецензурную брань.

© Роман Бабаян, 2021

ISBN 978-5-4498-0966-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Гниль Отца Григория

Святой отец вышел из такси и направился к тюрьме «Рассвет». В одном ухе у него был наушник, из которого звучала композиция известной англоязычной рок группы восьмидесятых годов. В свободном слышался шум улицы и пение птиц, вместе с шелестом берёзовых листьев, которые будоражил утренний, но не прохладный ветер. Начало дня и правда было прекрасным, а кофе купленное по дороге его дополняло. Тюмень уже наполовину проснулся и вдалеке от тюрьмы были слышны клаксоны автомобилей, чьи владельцы торопились на работу, либо после изнурительной ночной смены, домой. В длинной черной рясе, с аккуратно-подстриженной бородой, высокий и мощный мужчина смотрел своими глубокими зелеными глазами на место в котором нес свою службу и вел, такую разную, и неординарную паству. Его лицо было обрамлено рваным шрамом тянувшимся от правого глаза до шеи. Под рясой были более тяжелые раны, которые никто кроме него не видел, тяжкий груз напоминающий о событиях давно минувших дней. Отец Григорий остановился за сто метров от печально-известной тюрьмы, чтобы до конца допить свежий кофе, дослушать любимый трек и избавиться от бумажного стакана. Зубодробительный и динамичный ритм музыки никак не сочетался с его внешним видом. В глубоких рукавах расы он нащупал пачку сигарет и старался ограничиться прикосновением, но отсутствие желания идти в это место заставило его закурить. Он, кстати, всегда курил перед входом сюда, хотя это его смущало и было неуместно, учитывая его сан. Эта привычка была выработана не так давно, но успешно укоренена. Сделав пару затяжек, Иващенко бросил сигарету в урну и направился к центральному входу, по пути снимая наушник. Предстояло начаться новому дню и помочь людям духовно тем от которых в привычном мире принудительно отказались и в основном по их собственной вине.

— Доброе утро батюшка, все так же покуриваете смотря на наш серый острог? — Улыбающийся караульный излучал доброту и свет, видно было, что парень совсем не касался того быта и чернухи, что творилась внутри.

— И тебе того же Алексей, как дочка и сын? — Григорий пожимал руку худому ефрейтору и не выпускал ожидая ответа.

— Слава богу все хорошо, делаем первые шаги, а Марийка жутко ревнует. — Мужчина покрывался легким румянцем, та искренняя любовь к семье заставляла его говорить о детях бесконечно. — Такая милая, я даже не представлял, что смогу любить кого-то так сильно и искренни. Смотрю в ее голубые глазки и тону, глажу кудрявые волосы и забываю обо всем на свете.

— Да будет тебе Алеша, пропускай. — Григорий знал о словоохотливости, которой страдал Алексей, он мог говорить о хороших вещах часами чем непроизвольно вызывал скуку и желание поскорее сбежать. — Давай милок, негоже забалтываться перед началом рабочего дня.

— Простите, привык стоять тут один. — Повернувшись на своего товарища внутри пропускного пункта, тот одарил его злобным взглядом уткнувшись обратно в кроссворды. — Проходите батюшка.

Серые коридоры и тусклый свет провожали по локальным зонам вглубь тюрьмы, его келья находилась ближе к центру, но была крайне удачно отделена от всего остального здания, что действительно помогало ощущать тишину и уединение. Отец Иващенко вел службу в тюремном приходе. Работа была непыльной, но крайне ответственной, сотни заключенных находящихся здесь по решениям судов несли свой крест пытаясь загладить вину перед обществом. Разные люди и их совершенно невообразимые судьбы: грабители, убийцы, насильники и менее опасные для граждан субъекты. Каждый из них с удовольствием оставался с отцом Григорием на более продолжительные беседы, но их социальное положение заставляло их быть смиренными и незаметными. Разговор с представителем духовенства помогал им осознать всю тяжесть совершенных грехов или же просто оттянуть время до возвращения в свою камеру. Сегодня с ним остался один из самых частых его гостей. В темном помещении с нависшим запахом ладана и отблесками редкого света, отбрасываемые позолоченными ликами святых, находилось двое. Леонид Ростропович являлся вором-рецидивистом, молодой человек тридцати лет отроду в очередной раз попался на краже, чем и наслал на себя наказание в виде лишения свободы сроком на десять лет. Совсем юный и еще не потерявший красоту, и душевный задор в столь закрученной жизни. Его каре-зеленые глаза взирали на святого отца с уважением.

— Как проходит твой пост Лёня? — Добрый и чуткий голос отца Иващенко озарил маленькую келью.

— Хорошо святой отец, рад, что скоро смогу пуститься во все тяжкие и покушать чего-то вкусного. С прошлой неделей у меня были сложности, сами наверное понимаете, как трудно сюда «затягиваются» продукты. — Смотря прозорливым прищуром прямо в душу, казалось для этого парня не существовало невзгод которые он бы не смог преодолеть. — Хотя чувствую я себя прекрасно, вправду все шлаки сам организм и скушал.

— Понимаю Леонид, много ли времени ты проводишь в молитвах? — Прямые линии лица разгладились, а улыбка из золотых зубов, отблеском резанула глаза.

— Постоянно, всегда, как выдаётся свободная минута я обращаюсь к господу, чтобы он простил мне мой образ жизни. Конечно жаль, что я не говорю с ним словами из писания, но так по простому, я всегда с ним на связи. — Расправляя плечи и откидываясь на стул он старался быть искренним.

— Ты не хочешь меняться? — Григорий знал этого парня прекрасно, они беседовали с ним уже около года.

— Я не могу святой отец, я выбрал этот путь и уже не смогу с него свернуть. — Печальный взгляд опустился в глубины плиточных швов столетней кельи. — Я не могу и никогда не смогу, мой путь один… — Странность его грусти была непонятна батюшке, этому парню было все ни по чем, а его образ жизни был для него единственным возможным.

Тишина на минуту повисла в маленьком приходе. Десятки огоньков с зажжённых свечей колебались от порывов воздуха проходящих через решетчатое окно. Все святые с икон, как и отец Григорий взирали на этого грешника. Одну заповедь он нарушал в течении всей жизни, «Не укради» и от нее он уже не сможет отмыться, лишь молить Господа о прощении и не творить тоже самое, но его слово данное приступному сообществу не могло быть нарушено. Поэтому для него оставалось одно, жить с этим грузом, тяжкой ношей верующего с постоянным осознанием греха преследующее по жизни.

— Ты хороший человек Леня, ты добрый и справедливый, у тебя прекрасная душа и не замаранные кровью руки. — Положа ему ладонь на плечо они пересеклись глазами.

— Разве это что-то меняет отче? — Лёня опустил глаза, взял сигарету и откинулся назад на спинку стула, он был готов ко всему, и к суду над своей душой, и он не боялся, и был смел, а то что было, всего лишь его дорога.

— Только Господу это известно наверняка. — С уважением смотря на молодого парня батюшка прикуривал ему.

— Спасибо Гриша. — Раздувая крепкие американские, Ростропович выпускал дым кольцами в сторону от церковной утвари. — Ты единственный с кем я могу говорить открыто, тот кого не нужно держать на расстоянии вытянутой руки и бояться предательства. Скоро меня переведут и мы больше никогда не увидимся.

— Куда тебя отправляют, когда? — Опешив Иващенко закурил сам, для Лёни это было странно видеть, но видом этого он не показал.

— Екатеринбург, тот лагерь станет для меня последним пристанищем. — Леонид не мог поверить, что сказал это вслух. Сейчас появлялось осознание, что все это правда, как будто он сам выписал себе смертный приговор в стране, где мораторий ввели очень давно.

— Почему ты так говоришь? — Не понимая его выводов и зная, как он себя чувствует, и как к нему относятся за решеткой, Григорий ждал ответа.

— Это клоака отче, либо смерть… либо смерть. — Облизывая пересохшие и горьковатые от никотина губы он пытался найти решение. — Нет выхода, если только не «скрутить» на больничку и там уже этапироваться куда-нибудь подальше, хотя нет. По любому без вариантов, я у них, как кость в горле и поступят со мной кардинально.

— Разве так может быть? — Не веря своим ушам, отодвигая такие новости Иващенко старался совладать с эмоциями, хотя было странно наблюдать за тем, что его вообще, что-то вывело из равновесия.

— Вы ночевали в нашем отеле и наверное ни один раз слышали довольно странные звуки из дальних уголков? — Леонид устремил взгляд в глаза Григория, по старой привычке он пытался отыскать в них ложь и обман. Не специально, а уже инстинктивно, стараясь расколоть людей по первой реакции и действовать молниеносно. Инстинкты зверя в человеке, или человека в звере.

— Конечно. — Машинально кивая он ожидал продолжения.

— Значит вы можете представить, что происходит в местах, где всем абсолютно плевать на узников от чьих камер давно выкинули ключи. Специальные лагеря по обработке преступников и членов сообществ. Таким, как мне там редко удается выжить, а точнее вообще не удается. — Лёня закуривал еще, внешне он оставался тем же веселым и улыбчивым парнем в душе которого сейчас творился шторм.

— Шанс есть! — Говоря твердо и решительно, казалось выход найден.

— Нет, нас ждут там и начнут с первых минут. Долгие физические и психологические обработки, вода, холод, жара, пытки и разного рода сексуальные эксперименты на десерт. — Водя головой он отметал все надежды.

— Я могу помочь тебе Лёня? — Блеск в глазах и озабоченность святого отца вдохновляли и приободряли, но что с них толку если ты стоишь уже с петлей на шее.

— Если вы отправитесь с нами в крестовый поход на Урал, ваше присутствие заставит их вести себя более сдержанно… — Пытаясь читать мысли священника он прокладывал параллели далекие от реальных планов Григория.

— Я постараюсь помочь тебе и твоим товарищам, тем более, что это место я давно мечтал покинуть. — На вопросительный взгляд Леонида пришлось отвечать. — Со временем Лёня ты все узнаешь, а пока помолимся.

Звонкий смех на секунду озарил стены тюрьмы и местного прихода. Со стороны коридора раздавались грузные шаги охраны идущие за последним страждущим. Без стука отворив дверь они учтиво, но с нотками повелительного тона приказали подняться и вернуться в свою камеру. Святой отец видел это много раз и в очередной раз убедился, в этом месте такие, как Леонид жили хорошо. Тут они и их каста диктовала правила, охрана не смела применять силу без масок скрывающих лица, тут все было схвачено и налажено уже довольно давно. Конечно иногда наставали моменты когда все выходило из под контроля и начальник тюрьмы пытался вернуть свою власть, но денежные поступления и дорогие подарки в который раз его останавливали, если же нет, то маленькая река крови и сожжённый корпус отрезвляли буйного офицера. В этот раз он решил сделать все намного умнее, убрать всех генералов преступного мира в места от куда, как минимум прежними, не возвращаются. Леонида увели и тюрьма собиралась погрузиться в сон, конечно так было по режиму, на самом деле она только должна была проснуться. Отец Григорий наводил в приходе порядок, протерев от пыли лики святых и все подсвечники, он затушил свечи, очень легко отужинал и помолился, ночевать он собирался здесь.

— Господи, помоги пожалуйста этой душе, аминь. — Переписывая в очередной раз письмо, он вкладывал его в писание.

Утром он направился к начальнику исправительного учреждения. Постучав в дверь и получив разрешение войти святой отец переступил порог. В небольшом кабинете было уютно и светло, хотя эти окна тоже были закрыты решетками. Полковник Гуляев сидел в широком кожаном кресле и пил кофе с коньяком. На столе покрытым зелёным сукном стояла хрустальная пепельница полная окурков. Его стол с одного краю был завален несколькими стопками личных дел заключенных, с другой стояли пару рамок с фотографиями и позолоченный органайзер из которого никогда не извлекались предметы в него установленные. Весь кабинет был сделан просто, но очень дорого. Мебель, что включало в себя стол и пару шкафов были целиком из древесины редких пород, сделанными на территории промышленной зоны тут же в тюрьме. Позолоченная люстра свисала с потолка обшитого деревянными панелями. Казалось на первый взгляд, что это было бюджетное подражательство для придания помещению более дорого вида, но это лишь казалось. Пригласив присаживаться и угощаться кофе с сигаретой начальник ждал момента пока святой отец сообщит ему, что-нибудь интересное. Конечно было глупо рассчитывать на нарушение тайны исповеди, но полковник не терял надежды.

— Доброе утро батюшка. — Начальник слащаво улыбался и покачивался в кресле. Видимо уже порядком поднабрался своего любимого напитка, только уже без содержания кофеина. Засаленные волосы перекрывали облысевшую голову с лева на право, чем делали его вид еще комичнее, но смеяться над этим человеком было опасно. В его власти и с теми возможностями, что он имел, за шутку над его прической любого могли закопать во дворе, в прямом смысле этого слова.

— И вам доброго утра Кирилл Афанасьевич. — Пожимая потную руку, Григорий садился напротив, смотря в очередной раз на того кому принадлежит вся власть в этом остроге он дивился несправедливости этого мира. Гуляев даже не пошевелился, лишь протер платком влажную шею и лоб, затем положил его на стол закуривая и смачивая горло остатками напитка.

— С чем пожаловали, проблемы, замечания, предложения? — Деловито подходя к гостям, а они у него всегда приравнивались к просящим, он вел себя нагло и по-хамски.

— Хотелось бы вас предупредить о том, что я покидают ваши стены. — Григорий сложил руки на столе и смотря прямо в глаза начальнику доносил до него твердость и непоколебимость своего решения.

— Жаль, очень жаль, вы очень благоприятно влияли на постояльцев. Какие у вас планы? — Совершенно отстранено реагируя на эту весть, он желал узнать хоть что-то полезное, что творится у него в тюрьме. — Анечка, обнови мне кофе пожалуйста, вы батюшка?

— Я откажусь, завтракал уже. — Григорий хотел поскорее покинуть его кабинет, но учтивость и вежливость требовали завершения диалога. — Вернуться в родной приход и нести службу там.

— Собираетесь вновь его восстановить Григорий Павлович? — С иронично скривленной гримасой было сложно догадаться, он сочувствовал или злорадствовал.

— Конечно Кирилл Афанасьевич, и хочу отметить вы прекрасно осведомлены. — Улыбаясь, Григорий скрывал насколько был поражен.

— Работа такая батюшка. — Довольный собой он начал застегивать китель.

— Понимаю, хотел бы вас попросить отправить меня вместе с сегодняшним этапом. — Выжидая паузу он ждал реакцию начальника.

— Вы кстати тоже неплохо знаете о наших планах святой отец, хотя к вам ходит слишком много народу и это совсем не удивительно. — Немного разочаровываясь, что за этот год он не смог завербовать такого ценного осведомителя, как тюремный священник, он немного осунулся.

— Вы разрешите? — Приходилось настаивать, без его согласия путешествие на специальном составе было бы невозможно.

— Конечно, вас поселят с конвойными в отдельном вагоне. Или же можете купить билет на этот же поезд и ехать отдельно. — Ехидно смотря на батюшку он прекрасно знал насколько плачевно его финансовое положение.

— Предпочту сэкономить если такая возможность имеется. — Григорий хотел скорее удалиться, находиться в одном помещении с этими человеком доставляло немалый дискомфорт.

— На том и решили, что-то еще Григорий Павлович? — Принимая кофе от секретарши, полковник Гуляев желал, как можно скорее добавить в него главный ингредиент.

— Нет, это все товарищ полковник. — Вставая Иващенко ждал напутствующего слова и позволения уйти.

— Тогда мне нужно заняться неотложными делами. — Его взгляд начинал блестеть, а дыхание сбивалось переходя на более тяжелое. Видимо настало время для очередной дозы горячительного. — А вы святой отец, проведете сегодня еще службу?

— Конечно Кирилл Афанасьевич, спасибо за гостеприимство. — Тепло улыбаясь заблудшей душе батюшка направился к выходу.

— И вам всего доброго Григорий Павлович. Сопроводительные документы будут у начальника конвоя. — Стараясь сказать последнее слово он с облегчением выдыхал, тяжелая форма алкоголизма не выходила из под контроля благодаря его положению, но тем не менее была тяжким бременем.

Полковник поднялся со своего места, чтобы пожать руку человеку который поддерживал веру и православный дух здесь в течении нескольких месяцев. Отец Григорий Иващенко выходя из кабинета услышал скрип дверцы в столе, той в которой хранились все презенты и топливо для полковника Гуляева. Спеша к себе в келью предстояло сделать очень многое. Раннее утро обязывало его начинать приготовления, чтобы перед обедом к нему пришли на службу заключенные и охрана, которая нуждалась в этом. Приготовления в старенькой комнате переделанной из какого-то бытового помещения, шло в обратном порядке, как и вчера. Прошлое помещение было закрыто, так как предыдущий служитель церкви собирался организовать побег. Завершив все приготовления, двери прохода отворились. Оставалось ждать пока заключенные вернутся с работы и перед обедом или после будут заходить, чтобы еще раз поговорить со своим батюшкой или просто пожать руку на прощание. Сегодня заявок на посещение содержащихся в отдельном крыле не было, но опасных личностей хватало и здесь. Пока наплыва не было к Григорию Павловичу проходили те кто в местах заключения не работают. Различные приступные элементы вели себя, как джентльмены и любили поговорить с человеком праведным и разносторонне развитым, а еще они часто играли в шахматы и нарды, но сегодня эту традицию пришлось оставить. Недолгие разговоры за чашкой чая, пожелания успехов, здоровья и всех благ. Батюшку любили и уважали на столько, на сколько он был честен и открыт со своими прихожанами. Самое личное и откровенное он оставлял при себе даруя поддержку и советы основанные на опыте святых старцев. Вскоре помещение опустело и матерые волки оставили священника в одиночестве разбирать подарки принесенные благодарными преступниками.

— Григорий Павлович! — Резкий голос из глубины продольного коридора заставил осечься. — Не навестите одного постояльца, он кстати тоже отправляется сегодня с вами?

— Конечно Сергей, идем. — Молодой парень, с приятными чертами лица, доброй улыбкой и немного топорщащимся ушами ждал батюшку в коридоре.

В дальних уголках «Рассвета» томились самые ужасные жители учреждения. Опасные не только для обычных людей ставших их жертвами, но и для всех окружающих. Этих субъектов мечтали прикончить, где-нибудь за станком в промышленной зоне или любом другом месте с точно таким же исходом. Ставшие героями криминальных хроник и многих сюжетов передач их с тщательностью прятали от других. Постояльцы мечтали прервать их жизни, взглянуть в глаза этих животных прежде, чем острая заточка оборвет никчемное существование. Главные лица массовых убийств, насильники детей, людоеды и маньяки. Те кто сейчас ждал пересылки в свой последний чертог, те кто действительно заслуживал испытать немного страданий до встречи с творцом. Григорий шел по коридорам и слышал, как за многочисленными дверьми они скреблись ногтями и стонали, другие угрожали или таились, чтобы напугать или наброситься. Препроводив в отдельную комнату и заперев дверь сержант взвел оружие. Ожидая пока преподобный закончит аудиенцию Сергей будет в этой комнате, вместе с еще одним вооруженным конвойным и капитаном сопровождавшим особо-опасного. В клетке сидел страждущий, вставать он не собирался. Странный, изогнутый и сгорбленный, такой, что его можно было попросту не заметить.

— Заключенный Шматько Валентин Романович. Осужден на пожизненный срок, по статьям массовое убийство с особой жестокостью, похищение и нанесение тяжких телесных повреждений. Признан вменяемым… хотя это еще нужно проверить. — Сергей смотрел на этого изверга с огромной злостью, этот мужчина человеком точно не был. — Отец Григорий, я буду рядом. Вам же советую к этому ублюдку не приближаться.

Конвойный отошел в сторону с отвращением взирая на только-что названного маньяка. Внутри комнаты была небольшая клетка, внутри в наручниках сидел старик. Лысый череп ниже висков перерастал в грязные сальные локоны свисавшие до плеч. С виду очень старый и худой, абсолютно седые брови с изрезанными морщинами лицом и руками. Его взгляд навсегда отпечатывался в памяти. Холодный и жесткий, потерявший весь блеск радужной оболочки, выцветший от постоянного пребывания в темноте. Медленно он обводил помещение глазами, никакой нервозности или озабоченности. Отсутствие эмоции и движений, как статуя проклятого, он лишь водил глазами на доли секунды задерживаясь на окнах, замках, охраннике, оружии. Изогнутый его профиль гордо взирал снизу. Григорий Павлович сел напротив, чем полностью захватил его внимание. Старик начал медленно подаваться головой вперед, чем машинально вызывал обратную реакцию у проповедника. Сила исходившая от него ясно давала понять, что перед тобой очень опасный человек, который убивал и убьет вновь.

— Здравствуйте, вы хотели поговорить? — Стараясь сохранять спокойствие в голосе, Григорий Павлович начинал беседу с преступником.

— Я хотел посмотреть на сколько ты свят батюшка. Знаешь ты немного лучше, чем я представлял себе. Знаешь, если бы я был сейчас не в клетке, то наверное вырвал тебе глотку или глаз. — Его лицо и мимика были абсолютно неподвижны, словно гипсовая маска с глазами дьявола и еле шевелящимися губами. — Не злись батюшка, просто я соскучился по ощущениям когда смотришь в лицо из которого уходит жизнь, как наркотики которых я никогда не пробовал, но думаю тяга такая же. Знаешь я хотел бы слышать бешенное биение твоего сердца, прежде чем оно затухнет.

— Вы хотели сказать именно это? Позвали для того, чтобы угрожать смертью и говорить все то ужасное, что теплиться в вашей голове? Никаких сожалений, хоть что-нибудь хорошее в вас осталось? — Иващенко старался пробудить в нем совесть, оживить хоть что-то, чтобы не слышать этот аморальный фарс, который тот мог бы с легкостью исполнить.

— Сожаления, нет, откуда? Я убийца, и это мой крест, я рожден лишать жизни и наводить ужас, но позвал я вас не для этого святой отец. — Его лицо было так же неподвижно, но тон и громкость голоса менялись.

— Зачем же? — Понять его было сложно, да и есть ли у него чувство реальности. Он за решеткой уже десять лет и неизвестно соображает ли вообще, или же только грезит мечтами об очередном убийстве.

— Твой приход отче, я помню, как он горел, какой запах и какие сладкие голоса запертых в огне людей. Помнишь? Я смотрел со стороны, как ты бился в агонии у заваленного входа. — Впиваясь своим взглядом в глотку Иващенко, он немного улыбался видя, как батюшка каждый раз сглатывает от его слов. — Как же это неописуемо ужасно: гарь, плач, лопающиеся щеки и отслаивающаяся кожа, и я с топором, жду пока кто-нибудь выберется, чтобы раскроить ему череп.

— Ты!? — Григорий Павлович поднялся, но в этот же миг солдат положил ему руку на плечо. — Ты бредишь сумасшедший, ты все это вычитал, услышал, придумал. — Нервы сломались, как и весь ментальный барьер строившийся десятки лет.

— Не надо батюшка, сидите на месте! Этот ублюдок пудрит вам мозги! — Сергей смотрел на него не понимая, как он смог вывести Григория из себя.

— Точно, а еще я изнасиловал твою сестру в ноябре две тысячи шестого. — Сержант застыл держа руку на преподобном, Григорий Павлович почувствовал дрожь исходившую от того. Немая паника расходилась по помещению. Второй конвойный подошел к клетке сзади и ударил прикладом автомата по решетке. Громкий звон пробудил священника и солдата, убийца сидел даже не шелохнувшись. — Это я тоже придумал Сережа, как же ее звали, Аля, Аня, Маня, точно Галя, Галина Матроскина! — Его смех разнесся по помещению вызывая дрожь в поджилках и холод по спине, ощущение накапливаемого ужаса.

— Сержант! Проводите отца Григория в келью! Выполнять! — Капитан который был приставлен за этим заключенным и со столицы не покидал его, приказным тоном он заставил этих двоих шевелиться и начать движение в сторону выхода. — Больной ублюдок, если бы тебя можно было расстрелять, как в советские времена ты бы не болтал всю эту чушь.

— Чушь, да посмотри в их лица Пронин, это правда с которой им придётся жить до конца жизни и теперь у них есть лик этой правды, мое лицо и голос! — Встав так резко и быстро он обхватил решетки просовывая голову так сильно что его лицо покрылось ссадинами. — Я убью тебя легавый, выпушу кишки и станцую на твоих органах.

— Заткнись придурок. — Навидавшийся разного рода маньяков и убийц похуже этого, капитана Пронина так просто было не испугать. Разрядив ему электрошок в промежность и вырубив Шматько он сел на стул, чтобы перекурить и подумать об увиденном.

Дверь закрылась и оба застыли вопросительно смотря друг на друга. Молодой солдат переведенный в пенитенциарную систему и пятидесятилетний мужчина священник. Каждому из них напомнили открыв незажившую рану. Данный факт был в их истории, но откуда он мог знать об этом. Мысли проносились локомотивом, вместе с ним и понимание, что данные события были освещены средствами массовых информаций в свое время. Краткосрочная стабилизация психологического состояния вернула их в реальность.

— Идемте? — Матроскин смотрел на батюшку стараясь отодвинуть все сказанное и сослаться на новости.

— Согласен Сереж. — Выдыхая и двигаясь шаткой походкой по коридору они не могли перестать думать об этом человеке и всем том, что он сказал.

Святой отец и конвойный сержант покинули коридор с особо-опасными и направились каждый по свои комнатам. Им необходимо было прийти в себя и осознать, что произошедшее с ними давным-давно, не имеет никакого отношения к этому недочеловеку. Отправление этапа было назначено на после полудня, а значит можно было начать сборы. Иконы и священные писания укладывались в отдельную квадратную сумку, свечи, ладан и кадило было убрано в другой. Главная книга в нагрудный карман. Остальные вещи он заберет из съёмной квартиры предоставленной администрации тюрьмы. Весь путь у них будет занимать сутки и один час, а сейчас сборы и только сборы, хоть времени еще и было предостаточно, но располагать им следовало более чем рационально. Ждать его никто не будет, а ехать нужно обязательно