Война чудовищ

Роман Афанасьев, 2022

Что может заставить воина, ушедшего от мира, вновь взять в руки клинок? Множество вещей – любовь, ненависть, война. Сигмон ла Тойя, могучий воин со шкурой монстра, не долго наслаждался отшельничеством. Королевству Ривастан грозит страшная беда, оживают старые легенды о кровожадных упырях, и Сигмону снова придется взяться за меч. Грядет Война Чудовищ – великая битва со Старшими вампирами, решившими расширить свои владения за счет соседей, а над полем брани висит незримая тень северянина с птичьими глазами, каких не бывает у обычных людей…

Глава 1. СЛОВО ЧЕСТИ

Ночь заливала лес чернильными кляксами, завивалась меж густых кустов черными лоскутами, кутала кроны плотным покрывалом тьмы. В зыбком свете луны белели мертвые кости — изломанные ветви деревьев. Отравленные колдовством, мертвые и нагие, они переплетались щербатым узором, и только в самой глубине чащи расходились в стороны, открывая широкую поляну с выжженной землей, сквозь которую робко пробивалась чахлая зелень, умирающая от яда. Никто и никогда не бросил на нее даже взгляда — тот, кто попал на поляну уже не мог отвести глаз от башни, что высилась в центре мертвого круга.

Каменная громада, сложенная из шершавых черных камней, возвышалась над деревьями. Круглая, гладкая, темная, она напоминала жезл мага-великана, уронившего свое оружие в лес. Венчала ее острая игла, что возносилась над кронами столетних сосен и матово блестела в лунном свете подобно острию меча. Темные окна, похожие на бойницы, зияли пустыми провалами. Вход — узкий дверной проем, заполненный тьмой, — напоминал раззявленный в крике рот, навсегда застывший в безмолвной муке. Над входом белел череп — с клыками, каких не бывает у простого человека. Он смотрел на ночного гостя пустыми глазницами и терпеливо ждал, когда тот ступит на порог башни.

Тот стоял у самого порога, взирая на безмолвную каменную громаду. Знал — нужно войти, за тем и пришел сквозь кровь и пламя. И все же внутри болью билась жилка, крича: прочь, прочь от этого места! Он не хотел входить — чувствовал, как там, внутри башни, шевелятся черные тени, жаждущие теплой крови. Средь древних камней кипела жизнь, темная, истекающая злом и ненавистью — но жизнь. Ее он и должен оборвать. Но для этого нужно было сделать шаг вперед, а ему так не хотелось этого делать.

Волосы на затылке стали дыбом — холодный ветер, что пришел из темных глубин леса, подталкивал к башне. Рукоять меча холодила ладонь, и лезвие мягко светилось призрачным зеленым огнем. Пламя разгоралось все ярче и ярче, как путеводная звезда, что зовет за собой усталого странника. И ноги сами сделали шаг — вопреки его воле.

Темный провал двери дрогнул, раскрывая бездонную пасть и готовясь принять жертву. Человек покачнулся, попытался отойти, но ветер толкал в спину, клинок тянул вперед, и ноги сделали еще один шаг. Внутри проема забурлила тьма, выбрасываясь наружу темной слюной оголодавшего зверя. Ждала башня, ждали те, что бродили во тьме, ждал ветер… Все на свете хотели, чтобы человек сделал следующий шаг. Но он — не хотел.

Рука с клинком поползла вверх, закрывая лицо от алчного черного провала. Нужно отгородиться от него зеленым светом, только и всего. Просто заслониться, закрыться щитом от этой темноты и постараться отойти. Всего лишь шаг назад, один хороший рывок — и можно навсегда забыть об этом ужасе.

Клинок вспыхнул зеленым пламенем, и руку пронзила острая боль. Сотни маленьких иголочек впились в ладонь, впрыскивая в плоть жгучий яд. Рука вспыхнула огнем, вздрогнула, и боль кинжалом ударила в сердце. Меч ожил, дернулся и потащил его вперед, заставил сделать еще один шаг. В спину толкал ветер, помогая мечу. Человек сопротивлялся. Он боролся, не желая становиться игрушкой ожившей башни и пылающего клинка. Он хотел быть самим собой. Назад. Шаг назад…

Меч задрожал и прыгнул вперед, увлекая хозяина в черный проем двери. Тот распахнулся еще шире и выпустил каменные зубы, острые, как клыки вампира. За спиной восторженно взвыл ветер, ударил в спину мягким кулаком, бросил человека в черную пасть…

Сигмон закричал.

* * *

— Нет! — крикнул он, вскидывая руки. — Нет!

И открыл глаза.

Солнечный свет лился золотистым ручьем из распахнутого окошка, растекаясь по дощатому полу огненной лужицей. Сигмон приподнялся на локте и свесил ноги с кровати. Осмотрелся.

Стол. Табурет. Грязные стены. Маленькая комната на втором этаже таверны больше походила на стенной шкаф, но сейчас Сигмон был этому только рад. Лучи утреннего солнца заполняли ее целиком, растворяя в теплом сиянии ночные страхи.

— Опять, — пробормотал он. — Опять этот проклятый сон!

Тан встал с кровати и покачнулся. Ухватился рукой за резную спинку кровати и выпрямился, разминая затекшие мышцы. Болела голова, пульсируя старым нарывом. Тан выпил вчера столько, что должен был целый день проваляться в постели — полупьяный и больной. Но Сигмон знал: пара минут — и все пройдет. Его тело изгонит из себя яд, само очистит кровь. У чудовищ не бывает похмелья.

Сигмон подошел к столу, взял кувшин с водой и плеснул себе в лицо. Растер ладонями, смочил чешую на груди. И сразу стало лучше. Боль уходила. Он снова мог радоваться жизни. И радовался бы, если бы не этот сон, что преследовал его уже полгода. Нет, не каждую ночь. Иногда. Редко. Но даже одного раза в неделю хватало для того, чтобы Сигмон чувствовал себя больным и разбитым всю седмицу.

— Лучше бы похмелье, — простонал он и вылил остатки воды на голову.

Подхватив со стола истертое до дыр полотенце, он наскоро вытер голову и выглянул в окно.

День только начинался, но по улицам сновали прохожие, торговцы бойко расхваливали свой товар, а издалека доносился перезвон кузнечных молотов. Вегат — город мастеровых. Отсюда рукой подать до северного кряжа, богатого отменной железной рудой. В этом городке полно кузниц, здесь делают и оружие, и броню, и скобяные мелочи, и украшения — все, что только можно сделать из металла. Большой город, богатый. Быть может, именно здесь удастся что-нибудь узнать.

Тан отошел от окна и стал собирать разбросанную по комнате одежду. Надо одеться и спуститься в зал — позавтракать и попытаться разузнать хоть что-нибудь. Он приехал вчера, поздно вечером, и вместо того чтобы сразу начать расспросы, сел пропустить стаканчик вина. Потом второй. Потом… Тан застонал, припоминая вчерашний вечер. Хорошо хоть успел за комнату заплатить. Кажется, он дрался. Вроде бы. Не стоило столько пить. Но тогда, вечером, волной накатила тоска, такая мерзкая и липкая, что смыть ее можно было только вином. Он и смыл. Не просто пригубил, нет, утопил печаль в вине с головой, так, как топятся самоубийцы, кидаясь с моста в реку. Так, как он топил ее едва ли не каждый день.

Натягивая кожаные штаны, Сигмон мрачно подумал, что если бы он остался простым человеком, то давно умер бы от пьянства. Но к худу или к добру, человеком он не был. Чешуйчатое чудовище, наполовину человек, наполовину ящерица, вот кем он стал. Быстрый, сильный, ловкий и чудовищно злой на судьбу. Полтора года назад все было по другому. Была и сила и чешуя, но… Он был счастлив. И тогда казалось, что так будет продолжаться вечно. Но вечно — слишком хрупкое слово.

Он покачал головой и взялся за рубаху. Нет, прочь грустные мысли. Не сейчас. Стоит только пожалеть самого себя, немного похныкать, и тогда рука вновь потянется за стаканом вина. Нет, только не в такое солнечное утро. Оно этого не заслужило.

Заслышав в коридоре тихие шаги, тан замер. Потом быстро накинул колет и вколотил ноги в крепкие дорожные сапоги. Накинул на плечи толстую кожаную куртку, сшитую из сотни лоскутков, и прицепил к поясу ножны с большим охотничьим ножом.

В дверь постучали, и не робко, как это делают пареньки из прислуги. Нет, бухнули в доски сильно и уверенно, крепким кулаком. Сигмон прислушался — двое. Он слышал их хриплое дыхание и чуял запах дешевого пива.

Взгляд привычно нашарил дубинку, с которой он путешествовал последние полгода. Толстый кусок черного дерева длиной в три локтя, крепкий, как железо, и тяжелый, словно свинец. Не просто палка — оружие, что творит чудеса в умелых руках. Даже если не принимать во внимание кинжал, скрытый неизвестным мастером внутри крепкого дерева. Клинок редко покидал свое убежище — Сигмон умел обращаться с палкой и не желал другого оружия. Меча он не носил с тех самых пор, как расстался с эльфийским клинком. Его тан забросил в горящие развалины родового имения и дал себе слово больше не брать в руки меча.

В дверь снова постучали, да так что она затрещала, грозя соскочить с петель.

— Кто там? — крикнул Сигмон, подхватывая дубинку.

— Стража! — рявкнули из-за двери. — Ты, что ль, охотник Сигмон?

— Я, — отозвался тан, пытаясь припомнить, что он болтал вчера вечером за стаканом вина.

— Давай, натягивай свое шмотье. Тебя ждет городской глава.

— Меня? — искренне удивил тан. — Городской глава?

— Ты чо, глухой? — рявкнул второй стражник. — Быстро вытряхайся из комнаты! А то отправишься к его светлости как есть, с голым задом!

— Иду, — откликнулся Сигмон, быстро осматривая комнату — не забыл ли чего.

— Ну!

Тан подхватил свою дубинку и распахнул дверь. Крепкая рука ухватила его за плечо и вытащила в коридор.

— Потише! — огрызнулся тан.

Стражников оказалось двое — крепкие толстомордые ребята в кольчугах, раздобревшие на казенных харчах.

— Шагай, — буркнул один из них, и Сигмон послушно двинулся к лестнице.

— А что его светлости от меня надо? — спросил он, не оборачиваясь.

— Ну, как же, — отозвался басом стражник. — Ты же охотник на вампиров? Вот его светлость и хочет поручить тебе одно дельце. Тут вишь, как говорит писарь, проблема у нас образовалась.

Сигмон ла Тойя, что вчера с пьяных глаз назвался охотником за вампирами, беззвучно застонал и стал спускаться по лестнице.

* * *

Глядя на заплывшие жиром щеки, на второй подборок уютно устроившийся в кружевах, Сигмон подумал, что городской глава больше похож на купца, чем на графа Рорнора де Виля, что двадцать лет назад проложил себе дорогу к власти мечом. Тан слышал об этой истории — в одном из кабаков, по дороге в Вегат. В те времена молодой и отчаянный граф из обедневшего рода, рано оставшийся сиротой, приехал в город искать лучшей доли. Вскоре, он возглавил одну из шаек громил, которыми кишел город мастеровых. Потом подгреб под себя всех остальных, действуя и словом и клинком. Уговорил и городской совет купцов, а потом занял место городского главы, заручившись расположением герцога Гэмила Сеговара.

Теперь же, рассматривая сильно располневшего Рорнора, тан видел перед собой купца, что сражался нынче не клинком, а толстым кошельком.

Подстать хозяину и комната: большой светлый зал, богато украшенный коврами, статуями и картинами, больше напоминал купеческий дом, чем зал совета в городской ратуше. Граф восседал за огромным столом, уставленным закусками и кувшинами с вином — видно, предпочитал разговаривать о делах за едой. Сам Сигмон, как и положено просителю, стоял в центре комнаты, перед столом, и под изучающим взглядом городского главы чувствовал себя весьма неуютно.

— Что же, — вяло сказал граф, закончив осмотр гостя, — выглядишь ты крепким. Как там тебя?

— Охотник Сигмон, ваша светлость, — живо отозвался тан, решивший не отступать от роли простолюдина. Он не боялся называться настоящим именем — Сигмонов в Ривастане в достатке. Достаточно опустить имя предков, и станешь одним из многих.

— Охотник… — пробормотал Рорнор, запуская пятерню в блюдо с нарезанной ветчиной. — И на кого ты охотишься?

— На всех, кто отличается от людей, ваша светлость.

— Вот, значит, как, — пробормотал граф, берясь за кубок.

Тан не ответил. Он не собирался облегчать задачу Рорнору и ждал, что тот сам заведет разговор о вампирах. Слишком уж часто при его словах о кровососах люди отворачивались и кашляли в кулак, пытаясь сдержать усмешку.

Городской глава одним махом выпил кубок вина, зажевал ветчиной, не отрывая взгляда от гостя. Тот молчал. Граф рыгнул и отвел взгляд.

— Вот что, — сказал он. — Есть для тебя дело, охотник.

— Слушаю, ваша светлость.

— На южной окраине пропали два мастера. Хорошие мастера, рукастые да башковитые. Полезные. Ты пойди их поищи. Разузнай, что к чему. Потом поговорим.

— А стража-то на что? — бросил тан, не собираясь заниматься чужими заботами. — Их это дело, по околотку шнырять.

Граф грозно сдвинул брови, бросил на гостя злой взгляд.

— Не дерзить! — велел он. — Цепи в нашем городе крепкие!

— Прошу прощения, ваша светлость, — неохотно отозвался тан, решив, что еще один побег из темницы ему совершенно не нужен, — человек я грубый, с людьми общаюсь редко. Все больше по лесам, в одиночку. Одичал немного.

— То-то, — буркнул граф. — Сделаешь, что сказано. Поможешь разобраться с делом, получишь плату. Будешь бузить — примеришь на себя оковы. Понял?

— Точно так, ваша светлость, — покорно отозвался Сигмон. — Но все же, позвольте заметить, в страже я не служил и сыску пропавших не обучен. Другое у меня ремесло. Так что вряд ли окажусь полезен, ваша светлость.

— Ишь, — буркнул граф, — как про цепи разговор, так сразу и дикость вся прошла. Ни при чем тут стража. Для тебя дело, в самый раз.

Тан переступил с ноги на ногу и сделал вид, что жутко заинтересован словами графа. Тот помялся немного, покрутил в пухлых руках опустевший кубок, и продолжил:

— Пропали они ночью. Говорят, обстоятельства исчезновения весьма таинственны. Стража сделала все что потребно, но ничего не нашла. И есть такое мнение у людей знающих, что на южной окраине объявился упырь. Видели его в ту самую ночь недалеко от дома одного из мастеров.

— Упырь? — хмыкнул тан. — Люди часто видят то, чего нет на самом деле, ваша светлость. Не проще ли нерадивой страже списать все на чудовище, да на том и успокоиться?

Рорнор нашарил среди тарелок лист пергамента, поднял его к самому носу и прочитал:

— Был темен ликом, двигался быстро и бесшумно. Лицо как серая терка, ноздреватая и шершавая, похож на покойника, клыки до нижней губы, глаза красные, горят. Волос на голове мало, редкие, похожие на истертое мочало.

Тан прикрыл глаза. Точное описание вампира в облике, готового к нападению. Горожане в самом деле видели вампира — на свою беду и на радость самому тану. Похоже, ему удалось напасть на след. Не зря он шел сюда, в Вегат, ловя малейшие слухи о появлении вампиров. Тщательно, очень тщательно тан отделял кабацкие враки от правды и наконец пришел по следам в город мастеровых. И вот, удача, сразу и наткнулся на то, что искал. Тогда, в Ташаме, ему сказали, что одинокий упырь ушел на север. И тан двинулся следом. Догнал?

— Э, — бросил граф, — ты заснул, что ли, охотник?

— Никак нет, ваша светлость, — отозвался тан.

— Встречался с вампирами?

— Так точно.

— Похож наш упырь на твою дичь?

— Очень, ваша светлость.

— Вот тебе и работа, охотник, — рассудил Рорнор, наливая в кубок вина. — Приступай.

— Десять золотых, — отозвался Сигмон, зная, что, не потребуй он плату, будет выглядеть не охотником, а бродячим дурнем с длинным хвастливым языком.

— Что? — искренне удивился граф. — Как десять?

— За упыря, что людей жрет, десятка — обычная ставка, — пояснил тан, припоминая истории, что слышал в кабаках.

— Жаден ты, охотник, сверх меры, — упрекнул гостя городской глава. — Того упыря даже не видел. Ты сначала дело сделай, потом поговорим о деньгах.

— Десять золотых, ваша светлость, — отрезал тан. — Договоримся заранее, как есть, было и будет. И половину вперед, на расходы.

— Пять за все, — бросил граф и в его глазах зажегся огонек торговца, не желающего упускать выгоду.

— Девять, — уступил Сигмон, искренне забавляясь.

— Шесть! — пухлые щеки графа пошли красными пятнами.

— Восемь, — отозвался тан. — Только для вас, ваша светлость. Восемь после работы и никакого задатка.

— Без задатка? — задумчиво пробормотал де Виль, поглаживая подбородок. — Идет. За срочность. Нынче же ночью идешь на охоту и завтра ко мне на доклад.

— Зачем такая спешка? — осторожно осведомился тан. — Не могу обещать, что выслежу упыря за одну ночь. Хитрые они, бестии.

— А ты постарайся, — не попросил, а приказал граф. — Не желаю, чтобы тут у меня под боком гнездо упырское появилось. Один — куда ни шло, много не сожрет. Но ведь он, подлец, перекусает мне мастеров да в нежить обратит. Нет, охотник, берись за дело прямо сейчас.

— Не обратит, — Сигмон ухмыльнулся. — Один упырь и будет.

— Да ну? — нахмурился Рорнор. — Может, когда раньше так и было. А сейчас время неспокойное. Упыри по всей границе появились, так и лезут из чащобы, плодятся на глазах. Вон, в Свечном, что у северного кряжа, тоже один появился, зимой еще. Через неделю их там уже десяток собрался, еле вывели, мага специально выписали у герцога.

— Слухи это, — отмахнулся Сигмон, — не верьте, ваша светлость. У страха глаза велики. Не бывает такого. Или сразу десяток упырей в город пришел, или стража от испуга простых людей под горячую руку в упыри записала. Только вампиры по десятку не ходят. Не так их много, как кажется.

— Да? — засомневался городской глава и почесал нос. — Что-то ты темнишь, охотник. Цену себе набиваешь?

— Никак нет, ваша светлость.

— Ладно. Ступай. Принимайся за работу тотчас. И завтра жду с докладом, а лучше сразу с головой упыря.

— Уже иду, ваша светлость, — живо отозвался тан, с облегчением расправляя затекшую спину.

— Упокой упыря. И деньги твои. Мое слово.

— Я освобожу город от упыря, — пообещал тан. — Даю слово.

— Договорились, охотник.

Сигмон поклонился, повернулся и направился к выходу.

— И вот еще что, — бросил Рорнор в спину гостю, — ты уж постарайся. Упокой упыря. И если случайно человека какого зацепишь по ошибке — не пугайся. Прощу. Лучше пару невиновных извести, чем одного вампира упустить. Понял, охотник?

Тан резко обернулся и глянул на городского главу с ненавистью. Да так зло, что тот откинулся на спинку кресла.

— Понял, — тихо сказал Сигмон, — как не понять, ваша светлость.

— Вот и ступай, — велел городской глава, нашаривая кубок с вином.

Тан вышел из зала, сжимая кулаки. Городской глава! Он должен о людях заботиться, каждого ценить, любого привечать да оберегать. А просит, чтобы охотник убивал всех, кто под руку подвернется. Сигмон сжал зубы. Он не убийца. Не чудовище. И пальцем никого не тронет, даже того вампира, что случайно забрел так далеко на север. Всыплет ему, конечно, для разума, и отправит домой, в Дарелен. Чтобы сидел и не высовывался. Ведь, судя по повадкам — юнец, младший в роду, что отправился искать приключений на свою серую задницу. А если он двоих мастеров уморил, то так его нужно отделать, чтоб до следующего века не оправился. Но убивать…

Сигмон вздрогнул, вспоминая меч, пылающий зеленым огнем, теплый фонтан крови, что плеснул в лицо… Нет. Больше никогда. Тан подумал — может, его поиски наконец окончены, но тут же придушил в себе надежду. Чтобы не сглазить. Сколько раз так ошибался! И глядя в серое ноздреватое лицо, его сердце в очередной раз обливалось горячей кровью… Нет.

В таверну он так и не вернулся. Отправился сразу в южный квартал, задержавшись только на выходе из городской управы, чтобы взять квиток, подтверждающий, что охотник исполняет поручение городского главы. В городе много стражников. И Сигмон не собирался с ними ссориться.

* * *

Солнце запуталось в верхушках западного леса, и на город мастеровых легла тень. Вечер не стал помехой для мастеров — звон кузнечных молотов разносился по округе тугой волной. Сегодняшнее задание нужно выполнить в срок, и не беда, если темнота опустится на широкие улицы — у горна всегда светло и жарко. Темнота кузнецам нипочем. И птицам.

Черные крылья упруго резали вечерний ветер, заставляя его тихо шептать. Городская ворона, самая обычная, каких двенадцать на дюжину, облезлая и поджарая, как голодающий пес, кружила над южным кварталом города мастеров. Птичьи глаза привычно отмечали мусорные кучи, где можно поживиться помоями, но крылья несли ее все дальше и дальше. Пожалуй, в другое время она бы отправилась на север, к кварталу скорняков, благоухающему сырыми шкурами, где всегда можно чем-нибудь поживиться. Но сегодня вечером не до еды. Она и сама не знала, почему ветер несет ее к кузницам. Но вот внизу мелькнула тень, и птичьи глаза мигнули, на мгновенье наполнившись разумом.

Крылья сложились, и птица камнем упала к земле, словно не ворона, а ястреб. Заложив крутой виток вокруг остроконечной крыши лавки медикуса, ворона вылетела на узенькую улочку, взмахнула крыльями и опустилась на деревянный конек кузницы. Утвердилась на нем, переступила с ноги на ногу и зыркнула в темноту. Очень хотелось каркнуть, но горло вдруг сдавило невидимой силой. Голова сама по себе повернулась в сторону, а черный глаз выхватил из темноты зыбкую тень.

Человек. Затаился на краю крыши, словно голодная рысь на ветвях дерева. Ждет. Под ним зыбко колеблется черный полог темного переулка. Все в порядке. Все идет как должно — ворона знала это наверняка.

Взмахнув крыльями, она тяжело вспорхнула с крыши кузницы и стала подниматься над городом. Осталось только слетать к маленькому неприметному домику на самой окраине, и тогда можно будет спокойно отправляться к помойке в квартале скорняков — на вечернюю трапезу.

* * *

Сигмон осторожно взялся за край крыши и взглянул вниз. Невысоко — всего один этаж. Для него сущий пустяк — как высокая ступенька для человека. Но сколько выгод в таком положении! Тот, за кем ведется охота, и не подумает посмотреть наверх: будет опасливо озираться, с подозрением осматривать темные углы, обходить стороной раскидистые кусты. И никогда не взглянет наверх — люди отвыкли бояться летающих хищников. И вампиры. Сигмон не раз в этом убеждался и потому заранее присмотрел себе местечко для засады.

Быстро темнело, и тан радовался, что предусмотрительно забрался на крышу заранее. На город опустились густые сумерки, и кровосос вполне мог выйти на охоту пораньше, не опасаясь солнечных лучей. Сигмон не мог себе позволить спугнуть добычу, поэтому забрался на крышу маленькой скобяной лавки сразу после обеда и затаился, как мышь под веником. Ни одна живая душа его не заметила, даже сам владелец лавки. Тан давно научился быть невидимым и неслышимым — бродячая жизнь быстро этому учит. И если бы он выслеживал человека, то, пожалуй, и не стал бы забираться на крышу — управился бы и на земле. Но сегодня он охотился на вампира и не хотел рисковать. Слух упырей ничуть не хуже, чем его собственный, а живую кровь они чуют издалека.

Желоб дождевого стока едва слышно хрустнул и Сигмон замер. Медленно отнял руку от желоба. Быстро окинул взглядом место охоты и попытался найти изъян в своем плане. Не получилось. Его чутье просто кричало: все случится здесь — так же, как вчера.

Днем Сигмон прошелся по этой улочке в сопровождении стражи — городские мордовороты нипочем не хотели отпускать приезжего бродить в одиночку по их владениям. Не доверяли. Высмеивали. Ревновали. Но при том сами боялись упыря до холодного пота и не мешали тану вынюхивать след. Они провели его по всей округе, и только тут, у этой лавки, он на миг замешкался. Почуял кровь — так ясно, словно сам ее пролил. Из переулка пахло смертью и жизнью, кровью и тленом. Тан чувствовал след кровососа, да так отчетливо, что, будь он собакой, шерсть у него на загривке встала бы дыбом. Но он не подал виду, что обеспокоен. Просто откашлялся и двинулся дальше. Потом все уладилось просто — тан легко отделался от стражников, сказав, что идет в таверну на обед. Те не стали его провожать, им предстояло обойти весь южный квартал. Сам Сигмон успел даже перехватить жареной колбасы в ближайшем трактире, а потом спокойно вернулся туда, откуда раздавался зов крови.

Самое что ни на есть подходящее место для вампирской охоты. Узенькая улочка, несколько домов. Рядом, на пятачке, три кузни. Это не замызганная окраина города, нет. Вампир не станет кормиться с краю, довольствуясь объедками как бродячий пес, прячась от каждого шороха. Гордость не позволит. Но и не схватит жертву посреди главной площади — если только не лишился рассудка. Нет, кровосос выберет самое обычное, ничем не примечательное место, где никогда не происходило ничего волнительнее потасовки пьяных подмастерьев, и просто возьмет то, что нужно. Подойдет и заберет жизнь, мимоходом, легко и свободно, как человек срывает цветок. Без лишнего беспокойства и волнений. Если это упырь, что наслаждается смертью жертвы.

Сигмон еще раз оглядел задний двор. Да. Все так и есть. Именно по нему должен будет пройтись припозднившийся мастер, чтобы немного срезать дорогу. Будет идти из кузни, напрямик, задними дворами. Тут до улицы рукой подать, и лишь в одном месте, между стеной лавки и широким кустом, царит тень. Темная полоса, глубокая как море, заметная даже вечером. Узенькая — сделай всего один шаг, и ты снова на виду. Но тан знал: этот шаг станет для жертвы последним. Человек просто нырнет в тень и уже не выйдет из нее. Именно так и случилось с тем мастером, что проходил тут вчера. И с тем, что свернул в этот дворик позавчера. Его хватились не сразу, и показалось, что оба мастера пропали одновременно. Но тан знал: вчера и позавчера. Он чуял их кровь.

Но тут таилась и загадка — Сигмон не ощущал смертного запаха. Люди не погибли. Это бывает — не всякий вампир убивает свою жертву, вовсе не все из ночного народа проявляют бессмысленную жестокость. Тан знал таких вампиров, и очень надеялся, что его поиски окончены. Но, с другой стороны, куда подевались мастера, если остались живы? Отлеживаются после кровопускания в каком-нибудь темном углу? Нет, чушь, чушь. Собачья, развесистая…

Вдалеке раздались шаги, и Сигмон скосил глаза. Идет человек — уверенный и усталый. Мастер возвращается из кузницы задними дворами, решив срезать дорогу — точно так, как тан и предполагал. Ну что же, осталось только подождать немного и все станет ясно.

Не хрустнула ветка, не зашуршала одежда, не сгустились тучи. Просто из темноты потянуло холодком, и пальцы Сигмона крепче сжали черное дерево дубинки. Упырь здесь. Он пришел. Выскользнул из-за дома, притаился в тени, а теперь, почуяв добычу, выдал себя.

Тан бесшумно втянул носом ночной воздух и попытался рассмотреть того, кто таился в чернильной темноте заднего двора. Пальцы дрогнули. Два. Два кровососа! Проклятье! Говорили же только об одном, откуда взялся еще один? Неужели из-за его ошибки теперь все пойдет не так как нужно?

Сигмон забеспокоился и пошевелился. План разваливался на глазах. Минуту назад он был уверен, что успеет перехватить одного упыря, но двоих разом… Не успел тан как следует удивиться, как вдруг почувствовал еще одно касание. Легкое, мимолетное, словно след весеннего ветерка в летнюю ночь. Третий! Три упыря таились в тени. Два неуклюжих, воняющих тленом упыря и третий — легкий и загадочный, умело прятавший свою сущность. Старший.

Тан даже привстал, уже не заботясь о том, что его заметят. Пусть. Он трепетал, не в силах поверить в то, что его поиски окончены. Это было бы слишком просто. Но этот третий… Да, он похож.

Все случилось очень быстро. Мастеровой — широкоплечий мужик в прожженном искрами кафтане — скользнул по двору, стараясь побыстрее миновать глухие задворки. Навстречу ему из глубокой тени шагнули два темных силуэта. Один из них коснулся плеча кузнеца, тот рванулся назад, с неожиданной силой вырываясь из смертельных объятий. Ему это почти удалось, но второй упырь схватил его за шею, и тело мастера сникло, безвольно повалилось в пыль. Упыри склонились над ним, а из темноты к ним вышел третий — легко и бесшумно, как призрак. И только тогда тан очнулся.

— Арли! — крикнул он.

И прыгнул в темноту.

* * *

Граф Эрмин де Грилл опустился на корточки и сунул в чадящий камин длинную кочергу с деревянной ручкой. Стараясь не обращать внимания на удушливый дым, он начал ворочать кочергой направо и налево, сражаясь с затухающими угольями так яростно, словно они были изменниками. По чести говоря, советник короля даже не догадывался, что нужно сделать, чтобы этот проклятый камин перестал чадить и вел себя как положено законопослушному очагу. Но просьба короля — это воля монарха, не больше и не меньше.

— Что там, Эрмин? — осведомился Геордор, отвернувшись от стола.

Этим вечером король зажег сразу три свечи, стараясь не думать о том, что свет могут заметить снаружи. Проклятые карты, что принес маршал, были сплошь усеяны мелкими значками, и в полутьме секретной комнаты король никак не мог их разобрать. А еще проклятый камин душит гарью, словно шпион-отравитель.

— Пока ничего, ваше величество, — мрачно отозвался граф, тыча кочергой в огромный кусок только что принесенного им угля.

Король кашлянул и склонился над картой восточного герцогства. Иссохший палец с пожелтевшим старческим ногтем скользил по хитросплетению стрелок и черточек, а Геордор бормотал про себя проклятия. Дышать становилось все труднее. Наконец он не выдержал.

— Эрмин, хватит. Стало только хуже. Невозможно дышать!

Граф с отрешенным видом поднялся на ноги и аккуратно прислонил кочергу к железной решетке. Потом скрестил руки на груди, испачкав сажей ворот свежей сорочки, видневшейся из-под темно-зеленого камзола, и взглянул на монарха.

— Послушай, Эрмин, — сказал Геордор, заметив в глазах графа немой укор, — неужели ты не можешь найти человека из прислуги, которому мы смогли бы доверить тайну этой комнаты?

— Нет, ваше величество, — отозвался де Грилл. — Больше того. Я бы хотел уменьшить число тех, кто знает о вашем убежище. Один удар кинжалом…

— Перестань, — король нахмурился. — Это уже не так смешно, как раньше.

Граф коротко поклонился и замолчал. Король посмотрел на карту, прикрыл глаза, а потом снова взглянул на графа.

— Как там последыш? — спросил он. — Ты его нашел?

— Да, ваше величество, — тихо отозвался Эрмин. — Я знаю, где он.

— Ты уже отдал ему приказ?

— Еще нет, сир. Нам еще не довелось поговорить.

— Вот как? Поторопись с этим, Эрмин. Времени остается все меньше. Западные гарнизоны отправляются на восток — решение принято и его не отменить. Армия будет идти долго. Это не так просто — переправить войска с одного края страны на другой. И все же… С кровососами нужно управиться как можно скорее. Я хочу знать, что они замышляют. Пока у меня есть еще время отдать приказ и оставить на восточной границе резервные силы. Но это ослабит восток, а там нам нужны все наши силы, все — до последнего отряда. Я хочу, чтобы последыш немедленно отправился в Дарелен.

— Да, сир. Понимаю.

— Где он сейчас?

— В городе Вегате, сир.

— Это недалеко от Дарелена. Хорошо. Пусть немедленно отправляется на границу. Слышишь, Эрмин, немедленно.

Король нахмурился, словно припомнил нечто важное, что упустил из виду.

— А как ты заставил его слушаться? — спросил он. — Ведь вы же еще не разговаривали?

— Он сам захочет этого, сир, — отозвался граф, и его губы тронула едва заметная улыбка.

— Ты уверен?

— Верьте, мне, сир. Все устроится как нельзя лучше.

— Хорошо.

Король нахмурился и склонился над картой. Камин погас, и дышать стало легче. Из окна, приоткрытого старым копьем, пополз вечерний холод. Король, углубившийся в планы обороны, составленные маршалом, поежился и стал нащупывать одеяло. Заслышав за спиной шорох, он вскинул голову.

— Ты еще тут? Эрмин, ступай. Я сказал — немедленно. Сделай все, чтобы он отправился к упырям.

Граф моргнул обоими глазами словно птица, и Геордор поморщился — он терпеть не мог, когда Эрмин вел себя как измененный. Надо напомнить ему об этом. Еще раз.

Но де Грилл коротко поклонился и пропал в темном углу. Король посмотрел ему вслед, покачал головой и снова склонился над картами. Сегодня он не мог позволить себе лечь спать. Сегодня, завтра, послезавтра…

Мирное время кончилось. Близилась война.

* * *

Сигмон упал в пыль и присел, коснувшись земли коленом. Уже на лету он все понял и даже успел застонать от разочарования. Опять.

Двое упырей неуклюже терзали упавшего кузнеца и только приподняли головы при появлении тана. Третий подался назад, спрятавшись от света луны в темном уголке, и замер, наблюдая за незваным гостем. Но, перед тем как вампир исчез, Сигмон успел рассмотреть его лицо. Вампир не принял облик упыря, и тан увидел лицо юноши, едва разменявшего третий десяток лет. Юноши злого, испорченного, со злорадной усмешкой на устах.

Тан медленно выпрямился, сжал зубы и переложил дубину в правую руку, сжав ее, словно меч. Взглянул на мастерового, распростертого в пыли, и сжал зубы. Он слишком долго медлил, не был готов к появлению других упырей и — опоздал.

— Пошли прочь, — с отвращением бросил тан упырям, что стояли на коленях у тела кузнеца.

И только заслышав его голос, голос живого человека полного теплой крови, упыри кинулись на него. Разом, с земли, без всякого предупреждения, как оголодавшие волки. Тан успел почувствовать волну злобной радости, исходящей от Старшего, что притаился в темноте, а потом скользнул навстречу упырям.

Эти двое двигались неуклюже, словно разучились ходить. Слишком медленно по сравнению с Сигмоном. Оба попытались принять облик, но вышло у них плохо, неумело, и теперь их лица напоминали оплывшие восковые маски. Скорее всего, это были Младшие — вампиры с примесью человеческой крови, вампиры-недоделки, что почти не отличались от простых людей. Сигмон ничуть не опасался их, просто не хотел, чтобы эти двое помешали его разговору с третьим — настоящим Старшим вампиром.

Он легко увернулся от цепких рук и пустил в ход дубинку. Всего лишь еще одно сражение. Небольшая потасовка. Руки легко вспомнили привычные движения и распрямились со щелчком, как гномий механизм, заученно нанося удар.

Один из упырей с рычанием повалился на землю — взмах Сигмона раздробил ему колено. Второй получил тычок в грудь и опрокинулся навзничь. Сдавленно захрипел — крепкая дубина сломала ребра.

Тан повернулся к темному углу, где притаился Старший вампир. Он и не думал помогать сородичам — ждал, чем закончится схватка.

— Выходи, — велел тан. — Твоя охота окончена.

Вампир бесшумно выступил на лунный свет. Длинный черный плащ, так любимый всеми упырями, скрывал его худую фигуру, высокий воротник подчеркивал вытянутое лицо с худыми скулами, а на лоб падал черный, как смоль, локон. Старший. Настоящий вампир. Скорее всего — один из младших сыновей какого-то Дареленского рода.

«Далеко забрался, подлец», — подумал Сигмон.

— Человечек, — прошипел юнец, тонко, неумело, подражая кому-то из старших. — Быстрый человечек.

— Намного быстрее, чем ты думаешь, — предупредил тан. — Но не бойся. Ответишь на мои вопросы и можешь убираться в Дарелен. Я тебя отпущу.

— Отпустишь? — зловеще осведомился вампир. — Я не ослышался? Ты отпустишь меня?

— Ты достаточно долго пробыл в этом городе, — ответил тан. — Пора тебе уходить. Ночь в разгаре. Ты найдешь коня, что согласится нести упыря, и уберешься прочь из города. Но прежде ты ответишь на мои вопросы. Иначе…

Упырь недослушал — прыгнул вперед, мгновенно приняв облик чудовища с серым лицом, длинными клыками и острыми когтями. Он целил в горло, но тан успел увернуться. Этот танец был хорошо ему знаком.

Юнец оказался проворнее родичей, но он был молод и неопытен. Упырь слишком привык к беспомощным жертвам и даже не думал, что получит отпор.

Для начала тан сломал ему правую руку ударом дубины. Потом, нырнув под удар левой, обхватил за торс, приподнял кровососа и бросил о землю. Угостил хорошим пинком в ребра, а потом навалился на него и заломил руки за спину. Сигмон был просто сильнее упыря, он мог разорвать этого юнца голыми руками, как соломенную куклу, но сейчас тан не хотел новых смертей. Он хотел, нет, он жаждал получить ответы на вопросы.

— Итак, — сказал он, прижимая шипящего юнца к земле, — вопрос первый. Ты знаешь Арли де Сальва?

Упырь не ответил — забился в пыли, пытаясь вывернуться из хватки Сигмона, но тот держал крепко. Не первый раз ему приходилось сдерживать упыря. За последние полгода ему встретилось много несговорчивых вампиров, из которых приходилось выбивать ответы. И этот юнец оказался, пожалуй, самым слабым из них.

— Ладно, — сказал тан, ощупывая сломанную руку упыря, что уже начала срастаться. — Не знаешь, где Арли?

Вампир прошипел что-то неразборчивое, и этот ответ Сигмону не слишком понравился.

— Второй раз будет больнее, — честно предупредил тан. — Я…

Удар в спину застал его врасплох и смел тана с пленника. Он успел только разжать руки и кувыркнуться по земле, выпустив из рук дубину.

Боль расползалась по чешуйчатой шкуре горячим пятном, но еще больнее было оттого, что прозевал удар. Поднимаясь на ноги, тан пылал от ярости. Такого просто не должно было случиться. Он так увлекся пленником, что прозевал новую атаку… И чуть не прозевал следующую.

Оба Младших ринулись в бой одновременно. Сигмон в растерянности уворачивался от их ударов, не понимая, что происходит. Они должны валяться на земле, корчась от боли, как простые люди, но их раны исцелились — совсем как у настоящих вампиров. Такого просто не могло быть.

— Взять его! — крикнул юнец, поднимаясь с земли. — Взять!

Тан увернулся от удара когтистой руки и отступил. Юнец, пылая гневом, кинулся в бой, намереваясь взять реванш за свое унижение. Его вела ярость, и ошеломленный Сигмон не успел отойти.

От удара он отлетел в сторону, чувствуя, как наливаются кровью царапины на лице. И это отрезвило его. Один, двое, трое? Какая разница? Сейчас добраться бы до дубины…

И, когда они навалились втроем, он начал действовать.

Тан Сигмон ла Тойя никогда не умел драться на кулачках. Вернее умел, но не считал это подобающим занятием. Вот благородный клинок — другое дело, а кулаками только позорить военную честь. Но тот Сигмон остался далеко в прошлом, и его юношеские убеждения редко вспоминал тан нынешний. Этому не раз приходилось драться кулаками. И с осмелевшими упырями, и с пьяными солдатами, и с завсегдатаями шумных кабаков, где он останавливался пропустить стаканчик другой. И всякий раз Сигмон радовался, что больше не носит с собой клинок. Иначе его руки снова обагрились бы кровью…

Первому вампиру он отвесил прямой удар в лицо — точный и сильный. Под костяшками кулака хрустнули кости, и упырь кувырком полетел на землю. Второй успел ухватить Сигмона за плечо, но тот легко перехватил цепкие руки, дернул за них и швырнул врага прямо под ноги Старшему. Тот перепрыгнул через Младших, замешкался, и тан подсек ему ноги, повалив в общую кучу.

Потом Сигмон шагнул в сторону и подхватил оброненную дубинку. Обернулся.

Упыри поднимались — удары Сигмона не причинили им особого вреда, и они не собирались отступать. Юнец исходил злобой, он жаждал крови Сигмона, и его воля гнала в бой озверевших от запаха свежей крови Младших.

На этот раз Сигмон не стал церемониться. Схватка и так слишком затянулась.

Вампир даже не успел вскинуть руки и повалился на землю с расколотой головой — черное дерево дубинки по крепости не уступало железу. Второй Младший успел царапнуть Сигмона по плечу, но тан выхватил из дубинки скрытый кинжал и одним ударом вогнал его в лоб упыря на всю длину.

Сталь с каплей эльфийского серебра прожгла голову вампира насквозь, как кислота алхимика, и упокоенное тело рухнуло к ногам тана.

Юнец даже не пытался напасть. Он был молод и горяч, но вовсе не глуп. Когда второй упырь рухнул на землю, Старший бросился бежать.

Сигмон догнал его в два прыжка и ударил по ногам дубиной. Вампир кубарем покатился по земле.

Извиваясь в пыли, юнец шипел гадюкой, и все пытался цапнуть тана за сапог. Но Сигмон поставил ногу на грудь вампира и поднес к его лицу кинжал с эльфийским серебром.

— Последний шанс, — сказал Сигмон.

— Отпусти меня! — зашипел вампир, сверкая угольями глаз. — Теперь я узнал тебя, узнал! Ты — Узник Дарелена!

— Вот как? — равнодушно отозвался тан. — Приятно знать, что тебя помнят.

— Я был там, — отозвался упырь. — Тогда, в зале, когда ты разделался с Тератом. Я из рода Нако и был на твоей стороне, Узник. Не убивай меня!

— Ага, — сказал Сигмон, убирая ногу с его груди. — Вот и ответ. Значит, ты знаешь Арли де Сальва.

— Знаю, — согласился вампир, меняя облик упыря на человеческий. — И я расскажу тебе все, что хочешь, только спрячь серебро!

— Я тебе уже давал шанс ответить на вопросы, — напомнил Сигмон, не убирая клинок от лица упыря.

— Тогда я тебя не узнал, — отозвался юнец, пытаясь выдавить из себя приветливую улыбку. — Если бы ты назвался, Узник, я бы сам все рассказал тебе. Я знаю, что ты ищешь.

— Правда? — Сигмон приподнял бровь. — Ну что же, я смотрю, ты умнеешь на глазах. Впрочем, я догадывался, что так и будет. Кинжал у носа творит настоящие чудеса со здравомыслием и простых людей, и упырей. А теперь — рассказывай.

Вампир лежал на спине, не отводя взгляда от острого клинка, что едва не касался кончика его носа. Его гнев угас, и бравада сменилась отчаянным страхом. Сигмон чувствовал, что юнец по-настоящему напуган, и больше его именем, чем эльфийским серебром. Пожалуй, нужно было представиться. Быть может, тогда обошлось бы без лишней крови.

— Арли де Сальва, — тихо сказал вампир и облизнул разбитые губы, — ты ищешь ее, Узник?

Сигмон шевельнул кистью, и клинок вспыхнул огнем, поймав на острие лунный свет.

— Я слышал, что ее видели в Ташаме, — быстро сказал упырь. — Она жила там одна, не решаясь вернуться к брату. Говорят, он очень сердит на нее, Узник. За то, что она ушла к тебе.

Сигмон знал этот город. Ташам стоял на самом краю дикого леса, отделявшего Ривастан от вольного графства Дарелен. Через него шла единственная верная дорога через лес. Большой торговый город, город таможенников и пограничной стражи. В нем легко затеряться.

— Я был там недавно, — сказал тан. — И никого не нашел.

— Она прячется, — отозвался юнец. — Наверно, она скрывается и от брата и от тебя.

— Около Ташама я встретил одного вампира из клана Крата, — задумчиво произнес тан. — Сначала он был не слишком общителен. Но потом разговорился — совсем как ты. И он сказал, что Арли не появлялась в городе.

Снова вспыхнул клинок, играя со светом полной луны.

— Он солгал, — быстро проговорил юнец. — Или сам не знал. Говорят, она ни с кем не общается, даже с родней.

— А ты, выходит, знаешь? — с угрозой осведомился Сигмон, покачивая кинжалом.

— Я рассказал тебе все, что слышал! — с отчаяньем произнес вампир, не отводя взгляда от сверкающего клинка. — Прошу тебя, отпусти меня!

Рука Сигмона замерла. Упокоить упыря — дело благое. Раньше он так и поступил бы — полгода назад, когда только пустился в путь, исполненный злобы на весь мир. Но теперь… Он не испытывал ненависти к ночному племени. Для него они были всего лишь еще одним народом, еще одной расой — вроде эльфов или гномов. В конце концов, его Арли тоже вампирша. Да, они убивают людей. Но не чаще, чем люди убивают друг друга. И он обещал отпустить этого юнца, если тот ответит на его вопросы. На его руках кровь горожан, но на руках самого Сигмона крови несравненно больше. К тому же два упыря уже упокоены. Кто он такой, чтобы судить этого молодого дурака? Он сам — чудовище с чешуйчатой шкурой, чьи лапы по локоть в крови.

— Ты уйдешь из города, — велел тан. — Прямо сейчас. И никогда сюда не вернешься. А если узнаешь, что сюда собирается кто-то из твоей родни, то скажешь ему, что он рискует встретить тут охотника на упырей.

— Да! — горячо согласился вампир, почуяв, что у него есть шанс унести ноги. — Уйду прямо сейчас! Даю слово чести!

Сигмон выпрямился и опустил руку с кинжалом.

— Убирайся, — бросил он.

Юнец вскочил на ноги и бросился бежать, даже не отряхнувшись и не оправив изодранный плащ.

Тан смотрел ему вслед. Если бы только упырь обернулся, чтобы улыбнуться или бросить насмешливый взгляд… У серебряного кинжала был плохой баланс — из-за массивной деревянной рукояти, что служила частью дубинки. Его трудно было метать. Но Сигмон к нему привык, и пару раз серебряная молния, что вылетала из его руки, обрывала жизнь слишком самонадеянного упыря.

Но юнец удирал во все лопатки, даже не пытаясь сохранить остатки достоинства. Он был слишком напуган и, похоже, не лгал.

Когда упырь растворился в темноте, Сигмон вернул кинжал в дубинку и та снова стала единым целым. Ташам. Не так уж далеко. Задание выполнено, он сдержал слово и освободил город от вампиров. Есть и два доказательства — вон, валяются в пыли. Пожалуй, городской глава останется доволен. Сигмон покачал головой — жаль, не успел спросить у юнца, откуда взялись эти двое и почему нынче Младшие так похожи на Старших. Ну и пес с ними. Показать графу — и в землю. Пусть даже не заплатит ничего, пусть. Но стоит ли возвращаться в Ташам? Мальчишка мог и соврать. Следы одинокого вампира вели сюда, в Вегат. Но тут… Похоже, он видел всех вампиров города мастеров. Нужно идти дальше. Или стоит немного задержаться?

Вдалеке, у перекрестка с одиноким масляным фонарем, появились две странные фигуры. Толстяк, подпоясанный громадным мечом и тощий проныра ростом с карлика. Сигмон вскинулся, готовясь к новой схватке, но тут же вздохнул. Стражники. Всего лишь люди. Он обернулся, бросил взгляд на двух упырей, что лежали в пыли, и пожал плечами. Потом. Все потом.

— Стража! — крикнул он, и фигуры под фонарем засуетились, словно застигнутые врасплох за чем-то неприличным. — Стража! Сюда! Я поймал упырей!

Стражники замерли. Пошептались немного. Потом толстяк толкнул низкорослого в плечо, и оба осторожно, маленькими шажками, стали приближаться к Сигмону.

* * *

Голую столешницу из тесаных досок украшал только бронзовый подсвечник с одинокой свечой. Ее света едва хватало, чтобы превратить темноту в легкие сумерки. Комната выглядела так же бедно, как и стол: дощатый пол с щелями, куда можно просунуть палец, стены, пустые и холодные, обшарпанный комод в заплетенном паутиной углу… Да и сам дом с соломенной крышей больше напоминал хижину.

Человек, сидевший за столом и смотревший на свечу, был похож на засохшую ветку дуба. Глубокие морщины, обветренная кожа, неряшливые, всклокоченные волосы. Камзол писца, с истертыми на локтях рукавами, измят и растрепан, словно в нем спали. Следы от чернил на бледных пальцах выглядят родимыми пятнами, навсегда облюбовавшими сухую морщинистую кожу. Взгляд — тусклый и отрешенный — устремлен на свечу. Ни звука, ни движения… Человек ждал.

Хлопнула входная дверь, но он даже не пошевелился. И только когда у стола появилась темная фигура, закутанная в разодранный плащ, человек поднял глаза.

— Ты обманул меня, Талатос, — прошипел молодой вампир. — Это не охотник!

Человек не отвел взгляда. Поджал губы и сухо бросил:

— Ты сказал ему то, что я велел?

Упырь снова зашипел и с яростью хлопнул ладонью по столу.

— Сказал! — бросил он. — Но я лишился двух братьев! Ты в этом виноват! И только ты!

— Он поверил? — невозмутимо спросил человек, не замечая ярости упыря.

— Откуда мне знать! Я едва ноги унес, он чуть не упокоил меня!

— Ты останешься в городе, пока он не уедет на юг, — спокойно сказал человек. — Возможно, ты еще понадобишься.

— Останусь? — удивился вампир. — Я тебе понадоблюсь? Да ты спятил, слизняк!

— Иначе я выдам твое убежище городскому главе. Помнишь? Мы об этом уже говорили.

— Не вздумай меня пугать, человечек, — прошипел вампир. — Даже не мечтай меня испугать. Когда ты нашел меня в Вегате, тебя спасло только чудо. Мне было интересно поиграть в эти человеческие игры, но теперь все кончено. Узник Дарелена в городе. И он угрожал мне. Я уезжаю. Сейчас же.

— Ты уедешь только тогда, когда уедет он.

Упырь рассмеялся, запрокинув голову к низкому потолку. Человек не вздрогнул. Лишь в его пустых глазах отразился огонек свечи.

— Это было очень забавно, — сказал юнец. — Все складывалось так интересно… Шпион и охотник. Много еды, много развлечений… Но дело зашло слишком далеко. Я потерял обретенных братьев и провалил свое дело. Мой повелитель будет недоволен. Очень. Но тут у меня хотя бы есть оправдание — Узник Дарелена. А ты… — Вампир снова улыбнулся, наклонил голову, и длинные клыки тронули нижнюю губу. — А ты мое последнее развлечение.

Он бросился вперед, так и не надев личину упыря. Человек откинулся на стуле, уклонился от первой атаки, и в его руке блеснул серебряный кинжал. Он взмахнул рукой — быстро и умело.

Человек был опытным бойцом, прошедшим не одну сотню сражений и схваток один на один. Он мог бесшумно убить человека в большой комнате, полной людей, и удалиться незамеченным. Мог легко справиться с опытным фехтовальщиком, мог померяться силой с любым мастером клинка в Ривастане. Но ему еще никогда не приходилось сражаться с вампиром.

Серебряный клинок взмыл к потолку, кувыркнулся и упал в темный угол. Оторванная кисть осталась висеть на его рукояти, а пальцы, усеянные чернильными пятнами, так и не разжались.

Кровь брызгами легла на пустую столешницу, упырь довольно засмеялся и склонился над человеком, что распростерся на столе. Но тот так и не вскрикнул. Ни разу.

* * *

Даже стылой весенней ночью в караулке было тепло и уютно. Обычно здесь сидели три стражника — денно и нощно несли дежурство при городской ратуше. Охраняли они городского главу, его советников, законников и прочую мелочь вроде писцов и счетоводов, что делали вид, будто управляют городом. Днем стражники иногда гоняли настойчивых просителей или обуянных гордыней посетителей, а ночью следили за тем, чтобы никто не пробрался в ратушу. Но сейчас в караулке никого не было — не считая самого тана.

Десятник и два стражника остались снаружи, в коридоре, и даже не пытались вернуться в свое законное обиталище. Еще бы — там, на полу, у самой лавки, лежали два упокоенных упыря. Такое соседство нельзя назвать желанным, особенно если на дворе ночь.

Тан плотнее закутался в теплый плащ и прикрыл глаза. Можно спокойно поспать до утра. Будить городского главу, пусть даже по такому важному поводу, никто не собирался. Конечно, весточку ему отправили — пусть порадуется, едва открыв глаза. Но будить… себе дороже.

Соседство с упырями ничуть не беспокоило тана — они упокоены и уже не встанут. А мертвяков — любой расы — он не боялся. Сигмон только плотно прикрыл единственное окно тяжелыми ставнями, чтобы свет солнца не испепелил тела упырей. Они по-прежнему оставались в недоделанном облике и выглядели еще страшнее, чем раньше. Но это не пугало Сигмона, это его радовало: графу де Вилю будет на что посмотреть. У него не останется никаких сомнений — охотник сдержал слово.

Тело несчастного кузнеца отнесли к гробовщику — тому с утра тоже предстояло потрудиться. Тан очень жалел о том, что не успел спасти человека, но не винил себя в этой смерти. Вампиров оказалось слишком много. Сигмон просто не успел. При таком раскладе он ничем не мог помочь бедняге. Еще одна жертва — просто еще одна жизнь, — так думал тан. Года два назад он бы не смог уснуть, мучался бы всю ночь, пытаясь убедить себя в том, что это он во всем виноват. Но сейчас… В последнее время тан на многое смотрел иначе, чем раньше.

Закрывая глаза, Сигмон успел подумать, что денек будет не из легких, а потом сразу уснул.

Он оказался прав. Пробуждение нельзя было назвать приятным — в комнату вихрем ворвался десятник и ухватил его за плечо. Рука стражника осталась целой только потому, что Сигмон проснулся прежде, чем его коснулись, и успел понять, где он и что происходит.

Взъерошенный и полусонный, злой как голодная собака, он поднялся и поплелся за стражником в зал совета. Солнце поднималось над городом, но в ратуше было еще тихо и пустынно. Похоже, городской глава явился на свое место необычно рано.

Он принял охотника в том же зале, где они разговаривали в прошлый раз. Сам граф выглядел не лучше охотника — под глазами набухли мешки, заспанная физиономия в рубцах от подушки, на подбородке щетина. Судя по всему, он получил весточку о поимке упырей, едва поднявшись с постели, и сразу отправился в ратушу.

На этот раз стол перед графом был пуст. Пухлые руки де Виля беспокойно мяли грязный платок, и тану стало ясно, что Рорнору не хватает стаканчика хорошего вина.

— Что, — сказал он, увидев тана, — дело выгорело?

— Так точно, ваша светлость, — отозвался Сигмон. — Два упыря упокоены и дожидаются своей участи в караулке.

— Даже так? — удивился граф. — Двое? А больше никто не пострадал?

— Кузнец, — неохотно признался Сигмон. — Я не успел выдрать его из лап упырей.

— А он где?

— Стражники отнесли его к гробовщику. Решили пока не отдавать семье — до вашего распоряжения, ваша светлость.

— Разумно, — Рорнор кивнул и расправил плечи. — Ну что ж, взглянем на твою добычу, охотник! Эй, стража! Несите сюда эту падаль!

— Нет! — вскинулся тан, и десятник замер в дверях, с тревогой глянув на графа.

— Это еще почему? — осведомился тот.

— Здесь слишком светло, — пояснил Сигмон. — От солнца упыри превратятся в прах. Если вы хотите взглянуть на них, ваша светлость, то лучше вам самому пройти в караулку.

Сигмон знал, что Младшим не страшен свет — они были почти людьми и не боялись солнца. Но после ночного сражения тан уже не был уверен в том, что это Младшие. Если бы это было так, они не встали бы после его ударов. Но они встали, их раны затянулись, а кости срослись — как у Старших. Тан не знал, что и думать, а потому решил не рисковать. Если трупы исчезнут, перед городским главой не оправдаешься. Еще решит, что его водят за нос, да бросит наглеца охотника в темницу. А еще раз подтверждать свое прозвище Сигмон не собирался.

Граф помрачнел, недовольно нахмурился, но потом тяжело поднялся из-за стола. Его чуть повело в сторону, и тан понял, что де Виль отлично провел вечер. Неудивительно, что его не осмелились потревожить среди ночи, пусть даже ради хорошей новости.

Граф неторопливо прошествовал мимо Сигмона и остановился в дверях.

— Побудь тут, — велел он и вышел.

Стражник остался в зале, мрачно поглядывая на тана. Тот спокойно стоял на месте, сложив руки на груди. Рорнор, похоже, не доверял ему. Пусть сам убедится, что упыри — не выдумка.

Граф вернулся быстро. Даже слишком быстро. Трясясь как студень, он ввалился в зал, прижимая скомканный платок к побелевшим губам. Чуть ли не бегом вернулся в кресло и с облегчением откинулся на мягкую спинку.

— Какая гадость, — буркнул он, утирая губы. — Нечисть поганая.

Он спрятал платок и глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя. На губах Сигмона против его воли появилась усмешка. Городской глава, похоже, оказался не так крепок, как про него рассказывали в тавернах.

— Ладно, — решительно сказал Рорнор, откладывая платок. — Теперь-то уж все кончено?

— Прошу прощения, ваша светлость?

— Это все упыри? Больше никого не осталось?

Сигмон прикрыл глаза, вспоминая темную фигуру, что растворилась в ночи. Юнец. Но он поклялся словом чести, что никогда не вернется.

— Я избавил ваш город от упырей, — сказал тан. — Я сдержал свое слово.

Городской глава немедленно надулся, словно Сигмон его в чем-то упрекнул.

— Речь шла об одном вампире, — буркнул он. — Больше десятки не дам.

— Мы сошлись на восьми, — напомнил тан, догадавшись, что именно так расстроило графа. — Значит, шестнадцать.

— Десять, — отрезал Рорнор. — И то придется вынуть из своего кармана.

— Ладно, — согласился тан, внезапно почувствовав, что ему совершенно не хочется торговаться и дразнить графа.

От такой торговли стало мерзко на душе, и Сигмону захотелось быстрее покончить с этим разговором. Конечно, лишние деньги не помешали бы, но и десятка — неплохо. Сейчас он уже думал только о Ташаме. Нужно вернуться. Вот только проверить еще один городок севернее города мастеров — и в Ташам. Только не сразу. Нельзя нестись туда сломя голову, так можно спугнуть удачу. Нет, лучше сделать вид, что он не поверил юнцу. Глупая примета, но отгоняет дурной глаз. Она столько раз выручала Сигмона, что он уже и со счета сбился.

Глухо звякнув, на стол лег мешочек с деньгами.

— Забирай, — велел граф. — Здесь ровно десять.

Отложил заранее, понял тан. Значит, получив весточку о двух упокоенных упырях, Рорнор сразу решил, сколько он за них заплатит. И торговаться на этот раз граф не собирался.

Тан сгреб со стола мешочек и сунул в карман.

— Можешь идти, — разрешил городской глава. — Эй, охотник, подожди! Ты надолго в городе?

— Нет, ваша светлость, — отозвался Сигмон. — Сегодня же уеду.

Граф провел пальцем по носу, — красному, распухшему, в синих прожилках, собрался что-то сказать, но вдруг приложил ладонь к виску и обмяк.

— Ладно, — простонал он и махнул рукой. — Ступай.

Сигмон коротко поклонился и вышел из зала, оттерев плечом в сторону десятника, все томившегося в дверях.

Ратуша потихоньку оживала. В коридорах появились писцы в долгополых кафтанах, заляпанных чернильными пятнами. Начинался обыкновенный городской день.

Спустившись по лестнице, тан вернулся в холл. У дверей караулки толпился целый отряд стражников — человек десять, не меньше. Они что-то вполголоса обсуждали, бросая косые взгляды на плотно прикрытую дверь. Сигмон пошел быстрее. Как бы не начали расспрашивать. Задерживаться в ратуше не хотелось.

Навстречу вывернулся молодой паренек, почти мальчишка, в распахнутом камзольчике. Он вихрем пронесся по залу и чуть не сшиб Сигмона с ног. Тот обернулся и, глядя вслед пареньку, что уже пересчитывал ступеньки лестницы тяжелыми сапогами, вздохнул. Гонец. Когда-то и он так бегал. В точно таких же сапогах.

Сигмон отвернулся и зашагал к выходу, твердо решив не отвечать на вопросы стражников, если прицепятся с разговорами. Ему надо вернуться в таверну, расплатиться за номер и забрать коня. Ворон. Часть его прежней жизни, единственный друг, что остался у него. Нотхейм хорошо обращался с жеребцом и ничуть не удивился, когда однажды утром тан вернулся в замок барона и забрал коня. Это случилось полгода назад, посреди зимы. С тех пор, как тан в последний раз видел жеребца, прошло больше года, но Ворон сразу его узнал и ласково ткнулся мордой в плечо. Казалось, он только и ждет, чтобы снова отправиться в дальний путь со старым хозяином. И его ожидания оправдались.

— Охотник! — ревом разнеслось по ратуше. — Вер-р-р-рнуть!

Тан вздрогнул. Крик настиг его в дверях, когда он собирался шагнуть в лучи весеннего солнца.

Стражники, застигнутые врасплох криком городского главы, пялились на него во все глаза. Еще миг, и они очнутся, подступят толпой, хватая за руки…

Хорошо бы сбежать прямо сейчас, с тоскою подумал Сигмон. Если он останется, то застрянет в городе надолго. Граф будет придумывать для него все новые и новые поручения, пока охотник не взбунтуется. А его ждет Ташам. Его ждет Арли.

Сигмон прикрыл глаза и напомнил себе, что дал слово. Сжав кулаки, он развернулся и решительным шагом направился к лестнице. Ладно. Еще раз. Только один единственный раз.

Стражники расступились перед ним, пропуская охотника в холл. Тан подумал, что должен вернуться в зал и узнать, что там стряслось, в этом проклятом городке, но этого не понадобилось. Граф сам выскочил ему навстречу — сбежал по лестнице, раскрасневшийся, как помидор. Казалось, еще миг, и его хватит удар.

Потрясая бумажкой, зажатой в левой руке, он набросился на Сигмона, ухватил его за ворот и хорошенько встряхнул.

— Слово давал?! — проревел он. — Давал?

— Давал, — признал тан. — Что случилось, ваша светлость?

— Упырь! — прорычал городской глава. — Еще один! Жертву нашли только что, это мой лучший писарь!

— Упыри не ходят по утрам, — напомнил Сигмон, не желая взваливать на себя еще и расследование убийства.

— Это случилось на рассвете, — ответил граф. — Когда ты уже дрых в караулке!

Сигмон сжал зубы, сдерживая рычание. Юнец. Он поклялся, что уберется из города, но не обещал, что больше не будет убивать. Маленькая мразь! Тан почувствовал, как к горлу подступает комок. Надо было его упокоить. Всего один удар кинжалом, и человек остался бы жив, а город стал свободен от упырей. Уже двое. Нынче он стал причиной смерти двоих людей. И ведь тан должен был знать, что вампиров нельзя жалеть. Удар клинком — вот и все, что они заслуживают. Но Арли…

— Иди, — велел граф, — и не возвращайся без упыря!

Тяжело засопев, он выхватил из руки тана мешочек с деньгами и отпустил ворот его куртки.

— Это останется у меня, — сказал городской глава. — Получишь, только когда все вампиры будут уничтожены.

Сигмон медленно наклонил голову, соглашаясь с графом.

— Я его поймаю, — сказал он глухо. — И упокою. Даю слово.

Он резко развернулся и пошел к выходу, не желая больше разговаривать с Рорнором.

— Эй, — крикнул граф, — стража! Проводите его к дому Талатоса. И проследите, чтобы не сбежал.

В спину тяжело задышали стражники. Сигмон поморщился, сжал кулаки и вышел на свет приветливого весеннего солнышка.

* * *

Как тан и предполагал, денек выдался не из легких. Тяжелый, честно говоря, день. Намного хуже, чем мог предположить Сигмон.

Упырь не сразу ушел из Вегата. В этом тан убедился, едва вошел в скромный домик писца, больше напоминавший хижину. Стражники, что увязались за ним, разом рванули на улицу, а сам Сигмон склонился над истерзанным телом.

Упырь не собирался утолять голод. Нет. Он выместил на человеке всю свою ярость и злость, растерзал писца в клочья, и, судя по всему, долго не давал жертве умереть. Упырь забавлялся. В то самое время, когда тан мирно спал, уверенный в том, что исполнил свой долг, чудовище из ночных кошмаров терзало беззащитного человека.

Руки Сигмона сжались в кулаки. Вот это действительно его вина. Он должен был догадаться, что после унижения вампир не уйдет просто так. Проклятое племя. Почему при слове «вампир» он все время думает об Арли, а не об этих чудовищах? Большинству из них мало забрать жизнь человека. Нет, им нужны боль и страх, страдания, они смакуют их как хорошо выдержанное вино… Упыри. Тан поднялся на ноги, отряхнул колени и вышел из дома.

Найти следы ночного гостя оказалось легко. После убийства, ничуть не таясь, он вернулся на крошечный постоялый двор, где остались его вещи, сполна расплатился, купил коня и был таков. Стражники помогли тану — просто из шкуры лезли, чтобы доказать, что они не струсили, не сдали и хоть сейчас готовы в бой с нечистью. Они прочесали округу мелким гребнем. Нашли следы кровососа и свидетелей. Все люди говорили одно — загадочный постоялец уехал из города перед рассветом. И гнал коня так, словно за ним гнались все демоны нижнего мира.

Сигмон не сомневался: упырь стремился как можно дальше отъехать от города и переждать день в чаще леса. Наверняка, он не раз так поступал, раз целым и невредимым добрался до города. И сейчас он пустился в обратный путь.

Самым трудным было отделаться от графа. Он не хотел верить, что упырь ушел из Вегата. И не хотел отпускать охотника в погоню. Его смогли убедить лишь стражники — в дело вмешался даже сотник, что не поленился лично допросить свидетелей. Только после беседы с ним Рорнор неохотно поверил в то, что упырь ушел, и с превеликим трудом Сигмону удалось убедить его в том, что кровосос не вернется в город, пересидев день в лесу. Тут его ждал разозленный до белого каления охотник на вампиров. Сам Сигмон был уверен — юнец не вернется. Он слишком боится Узника Дарелена. Напакостить напоследок — это вполне в его духе. Но вернуться и снова сойтись лицом к лицу — нет.

И все-таки Рорнор отпустил его. Денег, конечно, никаких не дал, обещал, что расплатится, когда охотник принесет ему голову последнего упыря, но всем было ясно, что это пустые слова. Обозленный ходом дел, граф не собирался платить охотнику, но Сигмону было на это наплевать. Его сейчас волновала только дорога, уходящая на юг — к Ташаму. Он даже не стал тратить время на извинения, уверения и прощания. Просто повернулся и припустил бегом к таверне, не желая терять ни минуты драгоценного времени.

Только когда сторожевая башня на краю Вегата скрылась в темноте, Сигмон смог вздохнуть с облегчением. Ворон шел легкой рысью, и тан привычно покачивался в седле, подбадривая жеребца каблуками сапог. Вот и еще один город остался за спиной. Он снова в пути, снова ищет то, что потерял прошлой зимой и никак не может найти. Все так же, как всегда. Но и чуть по иному. К глухой тоске, что холодным комом залегла под сердцем, добавился гнев — затаившийся до поры до времени. Именно он и звал Сигмона в путь, заставлял подгонять Ворона и крепче сжимать поводья. Тан должен настигнуть вампира, что посмеялся над ним, а потом упокоить его.

Сигмон мчался по лесному тракту, все крепче сжимая поводья. Знал, что догонит упыря — тому просто некуда деться, ведь на юг ведет единственная дорога. И тогда он сдержит свое слово. Если юнец собрался вернуться в Дарелен, то он никуда не свернет — до самого Ташама. Конечно, кровосос мог податься в леса, пойти напрямик, голодая и таясь, как дикий зверь, но Сигмон был уверен: юнец так не поступит. Нет, он со всех ног кинется прямиком в Дарелен, в родное гнездо, под защиту Старших. Будет мчаться по дороге, останавливаясь днем, только когда у него не будет другого выхода, потому что знает — за ним летит разъяренный Узник Дарелена, принявший облик охотника на вампиров. Нет, юнец не свернет с пути и не задержится — ни на миг. Потому что знает, что произойдет, когда охотник догонит его.

Сигмон тоже это знал. И поэтому страстно желал этой встречи. Он дал слово. И сдержит его.

* * *

Гробовщик Мерг вернулся в контору только к вечеру, когда солнце утонуло в густых вершинах западного леса. Настроение у него было отвратительным — день выдался весьма беспокойным. Не задался с самого утра. Сначала его разбудили стражники и заставили по кускам собирать несчастного писца из ратуши. То еще развлечение, честно говоря. Такого безобразия он еще не видел, хотя и занимался покойниками без малого полвека. От несчастного почти ничего не осталось и Мергу пришлось разложить его останки по кадушкам со льдом. Кадушек потребовалось штук десять. Едва он управился с этой работенкой, как пришлось возвращаться в ратушу и докладывать о работе самому графу де Вилю. Запыхавшийся Мерг, едва переставлявший ноги от усталости, описал все в красках, с мельчайшими подробностями. И получил немалое удовольствие, наблюдая за тем, как медленно зеленеет лицо графа.

После этого Мерг побрел домой, надеясь хоть немного отдохнуть. Но там его ждала новая напасть — родственники кузнеца, что желали забрать тело. Кузнеца стражники принесли прошлой ночью, велели никому не отдавать, и Мерг положил его в ледник — глубокий холодный подвал, где он обычно держал мертвяков, готовых к погребению. Новых распоряжений от стражи не поступало, и потому Мерг отправил родственников к сотнику. С большой руганью, конечно. Но больно уж не хотелось ему оказаться крайним в этой истории, если вдруг выяснится, что граф не отменил своего распоряжения. Родственники кузнеца ушли, но вскоре вернулись. Без разрешения. Снова поругались с Мергом, оторвав его от скромного обеда. Тот, обозлившись, погнал их прочь. В конце концов они убрались, грозя дойти до самого графа Рорнора. И ведь дошли.

Ближе к вечеру прибыл гонец — Мерга снова вызывали в ратушу. Гробовщик проклял все на свете и потащился на вызов, нарочно не торопясь, отдыхая на каждом шагу. Шестой десяток — не шутка. Он уже не мальчик, чтобы бегать туда-сюда.

Пока дошел, пока граф разобрался, в чем дело — стало темнеть. С родичами кузнеца договорились, что тело вернут утром — уже набальзамированное и готовое к погребению. Граф неожиданно расщедрился и даже оплатил похороны — из маленького кожаного мешочка. При этом он злорадно улыбался.

Вернулся Мерг домой уже в сумерках. Все тело болело, словно гробовщика колотили дубинками, голова кружилась, в желудке бурчало от голода, а в подвале его ждала работа. Нужно разобраться с телом кузнеца, и управиться с этим необходимо до утра. Конечно, возиться с ним жуть как не хотелось, но ведь он обещал его родным, что все устроит. А пара золотых, полученных от графа, звякали в кармашке, напоминая, что срочная работа очень хорошо оплачивается.

Переведя дух, Мерг запалил фонарь, со стоном поднялся и отправился в подвал, чтобы оценить предстоящую работу. Насколько он помнил, ее не должно быть много. Кузнец не слишком пострадал от лап упырей, в отличие от писца. Пара укусов и только. Может, удастся справиться с этой работой до полуночи.

Крышка подвала легко откинулась, и Мерг стал спускаться по деревянным ступеням. Подъемник для тел — деревянная доска на веревках — был опущен. Его соорудил еще дед Мерга — чтобы не утомляться, таская покойников наверх. Как-никак семейное дело требовало вложений капитала. Вот, на старости лет пригодилось.

Нащупав ногою пол, гробовщик поднял фонарь повыше и по-старчески прищурился. Он никак не мог рассмотреть тело. Вроде оно должно лежать тут, с краю. Неужто свалилось с подъемника?

Когда навстречу ему из темноты потянулись костлявые руки, Мерг икнул и закрыл глаза. Почувствовав ледяное касание, он успел только подумать: ну вот и все, слава небесам. Отмучился.

Город спал, убаюканный добрыми вестями о поимке упырей. Крик старого гробовщика никто не услышал.