Рабы и цивилизация

Роман Анатольевич Шилов, 2021

Все начинается с того, что в один обычный день, незнакомец покупает себе рабыню – Вику. Вика, осознающая свою судьбу, ждет от него соответствующего поведения. Но незнакомец, представившись Николаем, промышляет какими-то непонятными для нее делами, попутно стараясь сломать шаблоны рабского сознания и открыть личность своей новой подруги. Обстановка заставляет Николая спасти еще одного раба – Витю. Николай затягивает рабов в опасную игру с погонями и стрельбой, обещая им взамен счастливую жизнь в правильной цивилизации.

Мир не увидел бы эту книгу, если бы у меня не было таких замечательных родных и друзей.

Большое спасибо всем Вам — кто верил и поддерживал!

Особую благодарность выражаю:

— Наталье Викторовне Кузнецовой, самому душевному человеку, согласившейся помочь с корректурой.

— Наталье Юрьевне Березиной, дизайнеру с большой буквы и создателю обложки.

I

По снежному насту, заплетаясь в ногах, мелькала тень. Тень то ускорялась, то замедлялась. Этой тенью был человек по имени Виктор. Он был вымазан в саже, его одежда была безнадежно засаленной. Только хорошо приглядевшись, по крою одежды можно было догадаться, что на нем одет военный желтоватый бушлат и светлые ватные штаны. Коленки на штанах были неумело зашиты. Руки Вити были голыми и расцарапанными в кровь. Глаза высказывали безразличие к холоду и последним часам его жизни. И только уголки его губ нервно напрягались и расслаблялись, словно он ими дышал. На вид было очень трудно определить его возраст. Чумазое лицо, скомканные грязные волосы и глубокие морщины судьбы намекали на его приличный возраст, но в тоже время было что-то в его лице совсем детское. Долго всматриваясь в глаза Вити, можно было разглядеть затерянное детство в суровой действительности. Сейчас он полузамерзший, усталый плелся на край Акульей бухты к своему другу Юре, чтобы отогреться и прийти в себя.

Землянка, в которой жил Витя на другом краю Акульей бухты, обвалилась под тяжестью мокрого снега, почти похоронив его в своем убранстве. На какой-то миг Виктору показалось, что за ним пришла смерть. Он почувствовал тоже самое, когда рядом с ним умерли его родители, задохнувшись от угарного дыма буржуйки. Лежа, придавленный снегом и бревнами, служившими ранее перекладинами потолка, Виктор вспоминал лето. Как тепло летом, как хорошо. Он только и жил летом. Жизнь зимой похожа на борьбу за выживание. Лежа под завалом, он совсем не мог двигаться ни влево, ни вправо. Оглядеться он тоже не мог. Поначалу холодный снег жег щеку, затем стало привычно. Виктор уже знал, какого это привычно. Юра часто говорил ему: «Ничего, привыкнешь». Вот и сейчас показалось Виктору, если бы с ним рядом был Юра, то он бы сказал ему: «Ну ничего, Вить! Привыкнешь! Все будет хорошо». «Конечно можно жить и так, лежа, придавленным снегом и палками», — рассуждал он. И после безрезультатных попыток сдвинуться Виктор так и решил сделать — просто лежать и привыкать к своему положению, он даже попытался заснуть.

К сожалению, сон не шел. Тем более одежда Вити впитала сырость и стало совсем некомфортно. Наверху послышались какие-то шорохи. Виктор не мог из своего положения посмотреть кто это, но всем своим нутром чувствовал, что его пришли проведать старые друзья. Они всегда появлялись, когда Витя давал слабину. Стоит только немного приболеть и прилечь на пару дней, как они присылали гонца проведать его. Дикие псы часто захаживали к землянке Виктора. «Ну отлично, этого мне еще не хватало, чтобы был съеден шавками». Витя попробовал еще раз пошевелиться и, надавив плечом влево, почувствовал свободу. Тужась, чтобы просунуть руку влево, он до хруста в оставшихся двадцати зубах запустил ее в свободное пространство, и конструкция над ним немного поддалась. Нащупав рядом с собой какую-то поварешку из его скромного кухонного набора, он поставил ее так, что немного подпер над собой завал из палок, снега и пленки. Понемногу Витя стал выползать из завала. У него получилось долезть до стены — стыка земли с крышей, там было небольшое пространство, позволяющее сесть на корточки. Отдышавшись, Витя стал голыми руками разбирать крышу изнутри, отдирать пленку, куски рубероида и прочий мусор, используемый им в качестве материала для герметизации. Так он пару раз наколол руку обо что-то острое. Вскоре он увидел яркие зимние звезды над своей головой. И наконец-то Витя совсем вылез из злополучной западни. Сколько он пролежал и провозился с побегом из завала, было совсем непонятно. В свете звезд он осмотрел свое убранство и взгрустнул от предстоящих трудов по восстановлению своей землянки. Он бы так стоял достаточно долго и может быть сразу приступил к работе, если бы не холод, который, напомнив о себе, ударил одним махом по всему его телу от пят до лба. Сказывалась промокшая одежда. Снег был весенним, сырым и липким. Витя, опомнившись, дотронулся до головы и выругался, не обнаружив на ней шапки. Единственное, куда он мог сейчас податься, это был друг Юрий. Повернувшись в сторону тропы, он заметил бродячего пса с большим рыжим пятном на спине. «Пришел, Гонец! Передай своим, что хрен вы меня возьмете!» — крикнул псу Витя. Пес по-трусливому немного повертел головой, явно огорчившись живому Вите, и скрылся среди деревьев.

Витя шел к Юре без единой мысли, что он мог пойти еще к кому-то. Юра был единственным не только другом, но и ближайшим жителем в Акульей бухте. Юрий был достаточно пожилым человеком и застал еще Акулью бухту в виде цветущего города. Юным он прибыл сюда по распределению в качестве капитана буксира на Акулье море. И всю жизнь Юра исправно таскал по морю баржи с топливом. Здесь прошла его юность, зрелость, а теперь проходит и старость. Несмотря на все уговоры переехать в какой-нибудь заброшенный дом или землянку, он отказывался, продолжая вести полуголодное существование в своей квартире в одном из заброшенных бетонных многоэтажных домов. Его квартира на втором этаже отапливалась двумя самодельными печками, но и это не помогало сделать зимой температуру теплее, чем десять градусов, поэтому Юрий всегда носил свою любимую шубу. Да, зимой Акулья бухта уныла и мертва. Зато весной в ней просыпается жизнь. Город окутывает зелень, тепло и цветы. Добравшись до вмерзшей в местный ландшафт пятиэтажки, Витя попытался зайти в подъезд, но дверь была закрыта. Тогда он решил обойти дом и кинуть снежком в окно. Сначала наст выдерживал Витю, затем он начал проваливаться, утопая в нем по пояс. С ревом зверя Витя упирался голыми руками на снег и, вылезая из снежного плена, делал еще пару шагов, и снова проваливался. Дойдя до нужного окна, он уже был обессиленным с ужасной одышкой. Немного передохнув и набравшись сил, он слепил голыми руками снежок и кинул в окно. Хоть тут ему повезло, и он попал с первого раза. В скором времени в форточке раздался хриплый голос: «Кто»?

— Дядя Юр, это я!

— А ты чего как поздно? Случилось что?

— Дядя Юр, холодно… замерз я!

— Давай к подъезду, я сейчас открою.

Витя пошел обратно к подъезду, но сил уже не было, поэтому он упал на колени и пополз из последних сил в сторону подъездной двери.

Обессиленный, Витя давно уже потерялся во времени. Он не заметил сколько полз до двери, но, судя по лицу Юры, это было гораздо дольше ожидаемого.

— Ты что пьяный? Юра светил фонарем на Витю из щели полуоткрытой двери подъезда. — Один? Витя смог только что-то прохрипеть непонятное в знак согласия. Юрий развязал веревку, на которую закрывал подъездную дверь и впустил Витю во внутрь. Витя тяжелыми шагами прошел сразу в квартиру и сел на пуфик, покрытый разным тряпьем и шерстью домашних животных.

Вскоре в квартире появился хозяин. Юрий, закрыв входную дверь осветил Витю фонарем.

— Что случилось?

— Землянка обвалилась… еле вылез…

— Ты весь синий! Раздевайся, я тебя разотру!

Витя нехотя стал послушно раздеваться. Юрий в целях экономии батареек выключил фонарь и зажег деревянную лучину. Достав весеннюю самогонку, сделанную из весенних трав соответственно, начал растирать Витю. После оказания первой помощи, Юрий скомандовал одеваться, выдав что-то из своего гардероба, и начал хлопотать за горячий чай, которым был обычный травяной сбор из растений Акульей бухты.

Виктор с замиранием в сердце рассказал все, что с ним случилось. Юрий слушал, не перебивая, и только позволили вставить от себя комментарий про псов.

—

Всегда считал псарню бесполезными животными. Даже волки куда более порядочнее, благороднее что ли — санитары леса, жрут слабых. А псам все равно! Для простой забавы могут просто растерзать. А тут тебя в чувство привели, можно сказать спасли!

Витя, немного отойдя от всего случившегося, подошел близко к печке. В свете горящих дров виднелись его исцарапанные руки. Затем он облокотился в угол, где на батарее сушилась его одежда. В многоквартирном доме Юры давно не было центрального отопления. Оставшиеся батареи грелись от пары печей. Юра как добропорядочный житель протестовал и не разрешал срезать трубы с батареями, хотя за это железо он мог получить хороший прибыток. А так во всех других домах отопление уже давным-давно было срезано и обменено на хлеб.

Юрий, громко цокая языком, достал из закромов печенье с пряниками. Такими угощениями он раскидывался достаточно редко. Из-за того, что оно давно ждало этого часа, десерт был дубовым. Грызть их было опасно, можно было остаться без зубов. Но так было еще интереснее, так как приходилось размачивать его в чае.

— Да Витек, не повезло тебе… Родиться бы тебе годов так на тридцать раньше, когда была цивилизация. Закончил бы школу, потом профессию получил полезную. А там семью завел, детишки… А не вот это вот все! Выжидать и выживать. С цивилизацией оно все же проще, чем сейчас. На то она и цивилизация.

— А где эта цивилизация?

— Ушла….

— Куда ушла?

— Далеко из этих мест. Мне очень обидно, Вить, с болью в сердце думать о том, что я ее никогда больше не увижу. Но еще горче думать о том, что и ты ее больше не увидишь. Эх! Мне бы силы! Сейчас с меня уже ничего не взять.

— Ты что Юран?

— Да, Вить! Я сломался. Как-то произошло это резко. Вчера я еще верил в будущее и имел на то право, так как чувствовал свои силы. А сегодня утром встал, сварил перловки, поел. Сижу и чувствую, как глаза мои блекнут, щелчок — и уже не сил ни надежды. Честно говоря, ждал тебя весь день. Тошно было одному.

— А я весь день за беличьими орехами охотился. Под конец дня только нашел нормальное дупло. Орехов море. Обрадовался, кушать будет что, и вот тебе на… Все сейчас под снегом мокнет. Завтра буду разгребать, успеть бы крышу еще сделать. Если метель будет, то еще и откапывать придется.

— Перебирайся ты ко мне, вдвоем сподручнее. Сколько раз я тебе говорил?!

— Спасибо, Юр! С удовольствием поживу какое-то время у тебя. Но свой дом есть свой. Пока бы только вещи спасти. Да и привык я в землянке, и у меня теплее.

Витя посмотрел на друга и немного одернулся. Глаза Юры действительно стали блеклыми и почти безжизненными.

Юрий встал, прошел на кухню, сопя себе что-то под нос. Потом вернулся. Сел на кровать и заскулил словно раненый кабан, молящий о пощаде перед последним ударом Вити на охоте.

—

Юр?! Ты что?!

—

Ох Витя, Витя! Прости меня пожалуйста!

—

За что?

—

За мысли мои, за мысли!!!

—

Ты о чем, Юран?!

—

Думалось мне, что если будем мы вместе и рядом, то ты обо мне позаботишься на старость лет. Вместе, оно понимаешь, крепче! Легче! Но это я думал, когда силы были и страсть к жизни. А сейчас, вроде бы, пришла это старость с бессилием, но уже ничего не хочется, даже помощи! Мне по моей человеческой глупости даже мыслишки не приходило о борьбе.

—

Какой борьбе?

—

Какой? Ну посуди, кто ты такой сейчас? Обмерший, чумазый мальчишка без дома, семьи и рода! Так? Признайся честно!

—

Так…

—

Живешь в сырости и голоде. День прошел и хорошо.

—

Юран! Так ясно дело, что день прошел и хорошо!

—

Ты думаешь, что спать на кровати с чистым бельем, пить воду из-под крана в ухоженном доме — это фантастика и удел богатых?!

—

Как говорится, «не жили богато — нечего начинать».

—

Нет, Вить! Это норма! Это нормально! Нормально для цивилизации, для человека. А мы с тобой словно навозные черви выживаем в этом заброшенном городе.

—

Где родился, Юр, там и пригодился!

—

Нет, уезжать тебе надо!

— Куда?

—

Искать жизнь! Цивилизацию!

—

Да ладно, Юр! Куда я уеду?! у меня хозяйство как-никак, да и тебе кто дров наколет на зиму?

—

Думается мне, что следующей зимой дрова мне будут уже не нужны.

—

Хватит тебе, Юр! Ты что раскис?! Никуда я не поеду!

—

А ты подумай над этим хорошенько. Что тебя держит? Страх?! Парень ты крепкий! Бояться ничего не надо! Сам дойти — дойдешь до Центрального, а там можно хоть куда-то получше перебраться. Не зря же слухи ходят, что там нормально живут. Главное — не попасться к плохим людям в лапы.

—

Насчет людей, зря сомневаешься, всем лбы поразмолочу!

—

Да к плохим людям можно попасться не только, так сказать, физически, они тебя могут и делом, и словом, языком в беду втянуть. А ты парень доверчивый…

—

Это тебе так кажется!

—

Ну-ну!

—

Ну что ты, старый, хандришь?!

—

Чай будешь еще?

—

Давай! Ты, кстати, на ярмарку не собираешься?

—

Нет, я сейчас туда не дойду. Другое дело бы летом, попробовал бы сходить с большим удовольствием.

—

У меня тут проволоки медной накопилось нормально. Думал, сходить, обменять. Даже если сейчас на новую землянку потрачу для смотки бревен, остаток нормальный будет.

—

Сходи, поспрашивай насчет Центрального. Центральным лет двадцать правда назад, заведовал знакомый мой, полковник Ершок. Мужик крепкий был, справедливый, жалко умер. Был бы жив, конечно, то по моей мольбе пристроил бы. Эх раньше надо было… не думал я о тебе, о себе думал…

—

Брось ты эти сопли, Юран! Скоро лето! Придет к нам в бухту весна, теплый ветер, будем с тобой вечерами гулять по набережной. Будем устраивать арастракратические завтраки, любуясь восходами и закатами.

—

Аристократическими, — поправил его Юрий. Но Витя сделал вид, что не заметил и продолжал: — Вспашем, засеем с тобой дворы пшеницей. Я буду пахать, а ты играть на гармошке. Квас поставим, как мы с тобой любим, чтобы поядренее! А потом сенокос. Как представлю себя с косой в траве по пояс, так мурашки по коже бегут. Косишь траву! Раз! Раз! Раз! И словно куда-то проваливаешься в даль! Да! И все-таки мне надо дом рубить. Хватит этих землянок. Поставим с тобой хороший, большой сруб шесть на шесть, и чтобы три окна спереди! Ох, какая красота будет. Загляденье. Ко мне в дом переедешь, хватит этих ледяных кирпичных, рассказывая о своих планах, не

заметил, как Юра расплакался.

—

Ох, Витя! Не поверишь, как мне этого хочется, как мне жить хочется! Но мое отжито. Тебе надо думать о себе. Один ты тут долго не протянешь. Да, даже со мной. Выживают не одиночки, а общество. Пока молодой, надо вгрызаться зубами в жизнь.

—

А если я себе жену куплю? Или работника?

—

Ооооох… ты быстрее себя продашь, чем накопишь на жену или работника.

Чтобы как-то перевести разговор в более спокойное русло, Виктор задал отвлеченный вопрос:

—

Как ты думаешь, после зимы, «Мощного» будет видно?

—

«Мощного»? Думаю, что только нос. Его осенним штормом хорошо потрепало и выбросило прямо на волнорез, где песок намыло. В свое время там была приличная глубина… А теперь, одним словом, повезло, носом уперся в волнорез, боком на мель. А так с кормы вода доставала палубных орудий. Если сбросит с волнореза, то точно уйдет под воду. Надеюсь, «Мощный» просто так не сдастся.

—

А почему его назвали «Мощным»?

—

Не знаю… так на заводе решили. Ну а вообще, по количеству палубных орудий и калибру, артиллерийская мощь этого корабля соответствует названию.

Вите нравились рассказы Юрия о кораблях и морях. Да и Юрий сам словно просыпался, рассказывая о разных морских приключениях, переплетая их с фантазийными небылицами. Действительно, ему очень нравилось вспоминать свои молодые годы. Он прошел большой путь от капитана буксира до капитана танкера «Юркий». Выйдя на пенсию, он пережил развал флотилии и прочие корпоративные стычки, отказался от переезда, решив остаться рядом с морем. Все корабли, стоящие в бухте, он знал не только по именам, но и по техническим характеристикам и особенностям. В том числе знал и последние командные составы. При Юре в бухте оставалось семь различных судов. Бесхозные они понемногу сдавались перед природой. Несколько буксиров, после обрыва сгнивших швартовых канатов, унесло в открытое море. Другие корабли затонули тут в бухте. Последним держался сторожевой корабль «Мощный», оправдывая свое название. Наблюдая за развалом города и порта, Юрий вел что-то вроде «Портового журнала», каждый год описывая состояние уцелевшей техники, проводя условную инвентаризации, он записывал потери. Запись о «Мощном» должна была по идее закончить этот Портовый журнал.