Структурные рассказы

Роман Александрович Денисов, 2023

Книга составлена из разных рассказов, образующих общую структуру. Каждый рассказ сам по себе полноценен. Но собранные вместе, произведения выстраивают единое целое, усиливая, в свою очередь, каждую её часть в отдельности.

1927

29 октября 1927 года в Москве, в доме №27 на Сивцевом Вражке, было найдено тело мужчины с признаками насильственной смерти.

Из протокола, составленного участковым надзирателем Арбатского отделения милиции П. С. Ноговым:

«Согласно сообщению гражданина Иванопуло Пантелея Филипповича, обратившегося в Арбатское отделение милиции о нахождении в его комнате трупа, я, Пётр Степанович Ногов, участковый надзиратель Арбатского отделения Московской милиции, прибыл на место, где обнаружил труп мужчины в следующем виде: тело лежит на правом боку на трёх стульях, лицом повёрнуто к спинкам. При осмотре тела на горле обнаружена глубокая поперечная рана, сделанная острым предметом. По документам, найденным в пиджаке, висящем на гвозде, вбитом в стену, убитым оказался Бендер Остап Ибрагимович. Одет в серые брюки, чёрные носки, белую рубашку и тёмно-синюю жилетку, нательного белья не обнаружено. На полу помещения, у входной двери, найдена бритва со следами крови, рядом полотенце, так же в крови. Комната представляет собой узкое прямоугольное помещение с окном. В комнате находятся 3 стула, одна табуретка, печка буржуйка, на ней медный чайник и две жестяные кружки. В углу комнаты скомканы два одеяла и газеты. На подоконнике обнаружены металлические таблицы с адресами жилтовариществ, пузырёк с чёрной краской, кисть и трафареты букв».

Следователь Волошин, прибывший на место происшествия позже Ногова на сорок минут, остался недоволен полуграмотным протоколом, о чём сказал, впрочем, в довольно вялой форме, участковому надзирателю. После спросил:

— А где домовая администрация?

— Так… нет её, — несмело ответил Ногов, — это общежитие студентов Химинститута.

— Комендант есть?

— Нет, только старший по дому гражданин Калачёв. Вот он.

Участковый тыкнул в сторону невысокого человека в полосатой блузе с влажным лицом.

Фотограф вспышкой освятил комнату. На секунду всё замерло.

Осмотрев место убийства и поговорив с экспертами, Волошин махнул рукой, всё, мол.

— В третий городской везите, — сказал медэксперт санитарам.

Проводив взглядом санитаров, в рыжих фартуках, поверх выцветших, когда-то синих халатов, он развёл руками перед следователем:

— Двух мнений быть не может.

Из показаний П. Ф. Иванопуло:

«Я приехал в Москву из Твери, где был в служебной коммандировке, в 9 ч. утра. В 9:50 я был уже в общежитии на Сивцевом Вражке. Дверь в мою комнату была не заперта, когда я её открыл, то обнаружил, что на стульях у стены лежит человек, а на полу лужа крови. Я подошёл посмотреть, что с ним, когда я приблизился вплотную, то увидел, что это Бендер Остап. Убедившись в том, что он мёртв, я сам пошёл в ближайшее отделение милиции, так как не нашёл дворника. Бендер проживал в моей комнате последний месяц и до этого в мае (сего года) несколько недель. Род его занятий я точно не знал, кажется, что-то связанное с коммерцией. Жил он со своим компаньоном, пожилым человеком, его имени и род занятий я так же не знаю. В последний раз я видел Бендера с его сожителем в конце мая».

Из показаний соседа по дому Н. Т. Колачёва:

«Последний раз я видел тов. Бендера 27 октября утром. Он заходил к нам в комнату за карандашом и кисточкой. Его сожителя я видел вчера, он выходил из уборной, что на первом этаже. Я с ним не общался после того инцидента, когда он посмел приставать к моей жене. Насколько я знаю, ни Бендер, ни его сожитель нигде регулярно не работали».

Из показаний Соседки по дому Е. П. Колачёвой:

«Сожителя тов. Бендера звали Ипполитом Матвеевичем, фамилии я не знаю. Он однажды, после Первомая, пригласил меня в ресторан. Там он сильно напился и стал приставать ко мне, я от него еле вырвалась. Потом я всё рассказала мужу, и он с ним строго поговорил. Этот Ипполит Матвеевич говорил, что он научный работник и врал, что ему 38 лет. Где он работает и чем занимается мне точно не известно. Знаю только, что они оба интересовались мебелью, один раз я с ними даже встретилась в Музее Мебели».

Из показаний дворника Ф. Г. Антипова:

«Я этим жильцам помогал с дровами, буржуйку помог достать и наладить. Жильцы они были смирные, чтобы шум, или безобразие какое, так этого не было. А паспорт я не спрашивал у них, известное дело — общежитие, кого только здесь нет и уже не один год».

Идя поздно вечером из УГРО домой, Волошин смотрел на цветные вывески нэпманских магазинов и думал, как это будет совмещаться с лозунгами и плакатами будущего юбилея Октября. Поперёк Рождественки повесят кумачёвую растяжку, а в пивной с остроумным названием «Новое Элитарное Пиво» сделают скидку на всё питьё.

Поравнявшись с упомянутым заведением, Волошин с удивлением услышал звуки флейты, доносившиеся из полуподвального помещения пивной. «Странно», — подумалось ему. Обычно из кабацких дверей и окон доносилась балалайка, или гармоника, реже гитара. Следователь приостановился. Верно — флейта. Он впервые услышал её на концерте в филармонии год назад, бесплатные билеты туда распространяли у них в управлении и ему достался один. Поначалу не хотел идти, а как вслушался, так и стал по возможности посещать любые концерты. В то время, как его сослуживцы ходили в кино, цирк, а летом на футбол, он предпочитал музыку, ему, парню из рабочих, это казалось волшебством.

Из дверей пивной вышла Дунька, известная на Кузнецком хипестница.

— Здравствуйте, гражданин-товарищ, как раскрываемость? — спросила она, красиво улыбаясь.

— Здравствуй, Дуня, кто это там на флейте играет?

— Жмур в пальто, — ответила девица и пьяно засмеялась.

— В реформаторий¹ бы тебя, — шутливо погрозил Волошин.

— Опомнились, так его давно закрыли!

Следователь жил в Большом Кисельном переулке, в коммунальной квартире; комнату он получил не так давно, переехав из Шаболовских бараков. Случай, как нарочно, разместил в бывшей квартире купца Борисова столь непохожих людей. Тут жили: в прошлом присяжный поверенный, депутат второй Государственной думы от Прогрессивной партии Зотов, работница фабрики «Техноткань» комсомолка Катя Цыбина, бывший декан философского факультета Московского Университета, теперь заведующий библиотекой рабочего клуба Глебов, старуха неизвестных занятий, представлявшаяся всем Ефимовной и служащий «Главсахара» Адамян со своей женой, разбитой параличом.

Резная, крашеная в коричневый цвет, дверь подъезда пропустила Волошина в небольшой вестибюль, украшенный растительным орнаментом. Широкая лестница, с причудливо изогнутой решёткой, подняла на третий этаж, к высокой квартирной двери. Она хранила следы ударов разных предметов, от каблуков сапог до топора, были на ней и отверстия от пуль. В передней, превращённой в небольшой склад, тускло горела лампочка. «Зотов забыл», — подумал Волошин, отирая сапоги о входную тряпку. За передней тянулся тёмный коридор, с зеленоватым проблеском в конце — это светилась общая кухня. Зайдя к себе в комнату, он сменил сапоги на домашние тапочки, повесил пальто и кепку на вешалку у двери. В ванной комнате, сохранившей первоначальную плитку, почти без утрат, вымыл руки, умылся, наполнив мраморную раковину голубоватой водой. В мутноватом зеркале отразилось лицо усталого человека. Волошин прошёлся взглядом по изразцам керамики и в который раз умилился красоте линий и цвета.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Реформаторий — уникальное исправительное учреждение медико-педагогического характера, функционировал в Москве в 1918-19 гг. Предназначался для молодых (17-21 год) людей.