7-й ЭТАЖ
Красотка в легинсах молча вышла из лифта. Невоспитанная, могла бы и попрощаться.
Я видел, как она подошла к двери квартиры № 40.
Верно сказал один мой приятель: хорошее настроение — это промежуток между ожиданием неудачи и неудачей.
— Деда! Ты где там?
Дверь, обитая стародавним дерматином, хлопнула о дверной косяк. Девушка, быстро скинув кроссовки-сникерсы, побежала в комнату, потом на кухню и наконец забежала в ванную.
В ней, в той же беспомощной позе, сидел старик. Он беззвучно плакал. Увидев внучку, он секунду смотрел на неё мокрыми глазами, потом сделал движение, прикрывая срамное место.
— Ну как же ты так, деда-а.
— Да вот, совсем ослаб я…
Внучка сняла с дверного крючка большое мохнатое полотенце, которое она подарила деду на Новый год, и не глядя на него, протянула. Старик, как мог опоясал себя им.
Девушка помогла вылезти немощному, и пока он одевался, поспешила на кухню приготовить чай.
— А если б я не пришла? — говорила внучка уже за чаем. — Мама сказала, что можно и в другой раз, но я как чувствовала. Печенье, лекарства твои привезла. Знаешь, дед, я тебе мобильный куплю, ты его всегда рядом держи. Понял?
— А мама почему не смогла?
Девушка чуть замялась
— Она занята сегодня… уборка.
— Ясно.
Помолчали.
— Ну а ты как? Как учёба?
Внучка отхлебнула питьё из щербатой дулёвской чашки.
— Нормально. Ну и жильцы у тебя тут, сейчас в лифте пристал один скотч малярный, я ему от балды отвечала, а он всё равно лип. Будь я парнем, на первой секунде поняла бы, что ловить нечего. Да и воняло от него какой-то бормотухой.
Пётр Кондратьевич смотрел на внучку. Он дал ей синий цвет глаз, у всех остальных родственников были зелёные, болотные, серые, и только у него синие. Сейчас старик глядел в её глаза, как в зерцало прошлого, и думал, как постепенно время своим ластиком стирает его из жизни. Но это бы ничего, не страшно, страшно, что потом оно возьмётся за неё.
