День рождения семьи

Роза Шорникова, 2010

В центре повествования – несколько поколений одной семьи. Герои – реальные люди, каждый со своим уникальным характером, со своей судьбой. В сложном переплетении и взаимодействии событий, происходящих как в семье, так и в стране на протяжении почти целого века, воссоздается облик времени, эпохи. Каждая глава посвящена одному герою, проявляя ситуации на протяжении всей его жизни. Вместе с тем истории, рассказанные в отдельных главах, прочно связаны друг с другом и рисуют картину жизни всей семьи, подчеркивая необходимость и незыблемость семейных традиций.

Антонина

Сегодня Антонина решила сделать генеральную уборку. В доме и так всегда был полный порядок, но Тоня постоянно придумывала себе дела. Жили они с сестрой Таськой в старом отцовском доме. Соседские мужики помогали, чем могли. Кто доску подобьет, кто крышу починит. Свет не без добрых людей, как говорится. А так, по хозяйству, девушки управлялись сами.

Тоня была младшей. На несколько минут. Но этих минут хватило, чтобы нерасторопная акушерка ее вначале не заметила, а потом и вовсе уронила. И сделала на всю жизнь калекой.

Росла она маленькой, хрупкой девочкой. Говорить начала намного позже своей сестрички-блезняшки. И ножка одна была чуть короче другой. А потом — еще беда. Где-то годикам к трем на спинке появился небольшой горбик, который с возрастом все увеличивался и делал ее похожей на гороховый стручок. В школе ее так «стручком» и дразнили, если, конечно, Таська не слышала. Потому что слово это, сказанное в адрес сестры, приводило ее в такую ярость, что обидчики сразу же разбегались в разные стороны.

Когда девочки закончили «семилетку», родители уехали на заработки, да так и сгинули в необъятных просторах Севера. Продолжать учебу в городе было некогда. Остались в деревне. Тася на ферму пошла, а Антонина по хозяйству хлопотала.

Так и жили бы, если б не этот Пашка. «Ох, окрутит он Таську, как пить дать, окрутит, — грустила Тоня. — Столько девок вокруг, закрыв глаза, за ним побежали бы. Так нет. Таська ему понадобилась! Конечно, Таська у нее — красавица! Коса вон какая, почти до пят. Добрая, умная. А он что? Детдомовский, ни кола, ни двора. Да это бы еще полбеды. Шаловливый больно, балабол, одно слово. Ни одной юбки не пропустит. Да и Таське, вроде бы, он приглянулся. К Пантелеймонихе сходить, что ли? Может, отвадит?»

Тоня, стоя на коленях, сосредоточенно терла одну и ту же половицу, перебирая в уме, что можно было бы еще предпринять, чтобы отлучить этого несносного Пашку от сестры.

Она поднялась с колен, прополоскала в ведре тряпку и с силой отжала ее. «Надо воду сменить», — подумала Тоня, взяла ведро и вышла на улицу.

— О, Господи, что же это делается-то? — воскликнула Тоня, увидев с крыльца подходящих к калитке Тасю с Пашкой. — Совсем сдурел парень! Средь бела дня, в обнимку! Ни стыда, ни совести нету!

— Тонечка, это — мы! — завидев сестру, громко крикнула Таська.

— Радость-то какая, только этого дурня мне здесь и не хватало, — проворчала Тоня и, прихрамывая, спустилась со ступенек.

Она вылила воду под огромную яблоню, поставила ведро на землю и стала вытирать руки о передник. Таська и Пашка расположились на лавочке около крыльца. Они сидели, прижавшись друг к другу. Пашка одной рукой обнимал девушку, а другой — нежно перебирал ее, уже успевшие загрубеть от тяжелой работы, пальцы.

Тоня со вздохом отвернулась, взяла грабли, которые были прислонены к дереву, и начала собирать сухие листья.

— Тонечка, оставь ты это. Иди к нам!

— Вам и без меня хорошо, — Тоня яростно скребла пожелтевшую траву, внутренне почувствовав, что произошло что-то непоправимое.

— Нет, Тонечка, — Таська подбежала к ней, — мне без тебя очень плохо!

Она отставила грабли в сторону и обняла сестру.

— Как же мне без тебя-то? — Таська крепко прижала ее к себе, проведя рукой по уродливой спине.

— А как же он? — кивнула Тоня на Пашку.

— И без него не могу, — Таська посмотрела на парня, потом снова повернулась к сестре, — расписались мы. Муж он мне.

— Как муж? — Тоня отступила на шаг и посмотрела ей в глаза. — Когда? Зачем ты?

— Люблю я его. Он — хороший. Поверь мне, Тонечка!

— Мне-то что? Тебе жить, — вдруг как-то смиренно произнесла Тоня и, повысив голос, уверенно добавила, — только знай, Таська, в обиду я тебя не дам!

— Милая ты моя, дорогая моя сестричка! То я тебя защищала, а теперь — ты меня. Только от Пашки не надо защищать. Он — свой. Понимаешь? Наш. Я такая счастливая!

Они подошли к скамейке. Пашка сидел, закинув ногу на ногу, лихо потягивая папироску.

— Ну что, наговорились? — сказал он, вставая навстречу девушкам.

— Смотри, Пашка! Не балуй! — Тоня сурово посмотрела на него снизу вверх.

— У тебя побалуешь, — Павел обнял прижавшуюся к нему Таську.

— А я тебе не пугало. Ты вон за Таськой смотри. Ладно, пошли в дом. Ноги вытирай! Да окурки где попало не раскидывай!

— Не буду, Тонечка!

— Какая я тебе Тонечка? Нашелся шустрый какой.

— Ладно, Тонечка, не сердись. Привыкнет. Все будет хорошо. Пойдем, Пашенька, — ласково проговорила Таська.

— Посмотрим, посмотрим, — не унималась Антонина, расставляя по местам стулья и расстилая на чистый пол домотканые половики. — Сейчас на стол соберу. Проголодались, поди.

Тарелки и рюмки поставили прямо на выскобленный добела стол. Посередине дышала горячим ароматом огромная чугунная сковорода с жареной картошкой и грибами. Рядом в алюминиевых мисках лежали овощи с огорода и прошлогодние соленья.

Тоня достала из шкафчика бутыль домашней «сливовки» и наполнила граненные маленькие рюмки. Все молчали.

— Тонь, ты б поздравила нас что ли? — протянул Пашка, крутя в руке рюмку с вином.

— Правда, Тонечка, скажи что-нибуь, — в тон ему проговорила Таська.

Тоня взяла свою рюмку и встала. Потом, смутившись за свой маленький рост, снова села на стул. Посмотрела на сестру, перевела взгляд на Павла. «А, вроде бы, и ничего, симпатичный. Может, и сладится все. Дай-то, Бог!»

— Да, ладно, чего уж тут говорить. Живите, коль надумали. От родителей наших благословляю вас!

— Спасибо! — в один голос отозвались молодые.

Все выпили.

— Ешьте, пока горячее, — Тоня принялась раскладывать по тарелкам картошку. — Знала бы, пирогов напекла. Эх, не такую свадьбу хотела Таське устроить!

— Вкусно как! — проговорила Таська, поддевая на вилку и отправляя в рот маленький опенок. — А пирогов завтра напечем, Тихон Матвеевич придет, девчонок позовем.

— И Ваську с Гришкой надо позвать. Дружки, как-никак.

— Про дружков забудь! — Тоня вновь приняла строгий вид. — Какие теперь дружки? У тебя жена есть!

— Тонечка, ну что ты? Пусть придут. Веселее будет!

— А, как хотите. Дело ваше! Давай еще выпьем!

— Вот это по-нашему! — оживился Пашка.

Они выпили. Тоня поставила на стол рюмку и посмотрела на сестру. Русые волосы, выжженные жарким летним солнцем, мягкими волнами вились вокруг разрумянившегося лица. Глаза излучали бесконечную любовь и счастье!

Тоня встала, подошла к комоду и вытащила из ящика маленькую резную шкатулочку. Открыла ее и достала колечко. Такое тоненькое, как ниточка, что казалось, вот-вот порвется. Затем подошла к Пашке.

— На, надень жене. Так положено. Серебряное оно. В городе купила.

Пашка неуклюжими пальцами взял кольцо, зачем-то повернул его другой стороной и надел на безымянный палец правой руки Таськи.

— Ну вот, теперь — так! — Тоня вернулась на свое место, взяла рюмку и залпом выпила. — Ох, и горькая, зараза! — сказала она, поставив рюмку на стол. Потом подняла глаза на молодых, — горько мне. Горько!

Пашка нежно поцеловал Таську. Напряжение немного спало. Молодость и вино сделали свое дело. Пашка рассказывал про свой детдом. Вспоминали смешные случаи из деревенской жизни. Вечер пролетел нзаметно.

— Ну все, спать пора, — сказала Тоня, собирая со стола. — Завтра дел много.

Таська с Пашкой смущенно переглянулись.

— Вы здесь располагайтесь, а я в сени пойду. Потом решим, как размещаться будем. Мне, Пашка, привыкнуть к тебе еще надо. Спокойной ночи! — и она вышла из дома.