Город драконов

Робин Хобб, 2012

Долгий и трудный путь остался позади. Драконы и их хранители нашли легендарную Кельсингру, город, где некогда жили бок о бок Старшие-Элдерлинги, люди и драконы. Чудеса и сокровища Кельсингры ждут на другом берегу широкой и бурной реки, через которую не так-то просто переправиться. Лишь дракону под силу пересечь эту пропасть, но большинство драконов не умеют летать. Капитан Лефтрин отправляется вниз по течению, чтобы согласно уговору потребовать плату за то, что он и хранители увели драконов из Кассарика. Но капитан знает: в Совете торговцев есть предатели, польстившиеся на деньги Калсиды. Враги хотят добыть кровь и плоть драконов для исцеления калсидийского герцога, и они не остановятся ни перед чем.

Глава 1. Герцог и пленник

— Мы до сих пор не получили никаких известий, о величайший из величайших. — Посланник, преклонивший колени перед герцогом, с трудом сдерживал дрожь в голосе.

Герцог восседал на троне, опираясь на подушки, и наблюдал за гонцом. Лучшее, на что мог надеяться человек, принесший дурные вести, — это порка. А уж сейчас, когда речь шла о жизни и смерти властителя Калсиды, положение было и того серьезнее. Герцог ждал, что выдержка изменит гонцу.

Однако стоявший на коленях мужчина не поднимал глаз, упрямо вперившись взглядом в пол. Что ж, этот посыльный и раньше отправлялся на свидание с плеткой. Он знал, что придется пережить очередную порку, и заранее смирился со своей участью.

Герцог слегка повел пальцем — полноценное движение отнимало слишком много сил. Но его канцлер научился различать самые слабые знаки правителя и молниеносно на них реагировать. Он, в свою очередь, более выразительным жестом велел стражнику вывести посланника из зала.

Перестук легких сандалий гонца вплетался в глухой топот сапог стражников, спешно исполнявших приказ. Никто не решался произнести ни слова. Канцлер снова повернулся к герцогу и низко согнулся, коснувшись лбом коленей. Затем он медленно опустился на колени и наконец набрался смелости посмотреть на сандалии герцога.

— Я глубоко сожалею, что нам нечем тебя порадовать.

В тронном зале воцарилась тишина. Грубый камень, из которого были сложены стены огромного помещения, напоминал всем посетителям, что когда-то это место было частью крепости. С арочного потолка, выкрашенного в синий цвет полуночи, смотрели застывшие навеки звезды. Из прорезей высоких окон открывался вид на раскинувшийся вокруг город.

Во всей Калсиде не было ни единого строения выше цитадели герцога на холме. Когда-то на вершине стояла крепость, и под защитой ее стен круг черных камней, средоточие мощной магии, тянулся к небу. Люди до сих пор рассказывали сказки и легенды о том, как эти камни были повалены, а их злая сила побеждена.

Эти самые гигантские камни — с отчасти стертыми временем, а отчасти намеренно сбитыми с их поверхности древними рунами — теперь лежали вокруг герцогского трона, вровень с окружающими их серыми плитами пола. Черные камни указывали направления пяти сторон света. Согласно молве, под каждым из них имелась квадратная яма, где в древности заживо погребли врагов Калсиды, владевших магией. Расположившийся в центре трон напоминал всем, что герцог восседает там, где в былые времена нога человека не ступала без страха.

Герцог разомкнул губы, и паж, державший чашу с прохладной водой, мгновенно вскочил, метнулся вперед, упал на колени и протянул ее канцлеру. А тот, также передвигаясь на коленях, приблизился к властителю и поднес чашу к его губам.

Правитель Калсиды склонил голову и отпил воды. Когда он оторвался от чаши, еще один слуга возник поблизости и подал канцлеру лоскут мягкой ткани, чтобы тот мог промокнуть лицо и подбородок герцога.

Герцог позволил канцлеру вернуться на место. Теперь, утолив жажду, он был готов говорить.

— Значит, Эллик, до сих пор нет никаких известий от тех, кого мы отправили в Дождевые чащобы?

Канцлер сгорбился пуще прежнего. Подол одеяния из тяжелого красно-коричневого шелка лужей распластался вокруг него. Сквозь редеющие волосы виднелась кожа головы.

— Нет, наипрославленнейший. Со стыдом и великой грустью я вынужден сообщить тебе, что никаких известий от них пока не поступало.

— Стало быть, нельзя ожидать и скорого прибытия драконьей плоти или крови, так? — Герцог и сам прекрасно знал ответ, но пожелал принудить Эллика его озвучить.

Голова канцлера опустилась почти до самого пола.

— О, блистательный, к своему стыду и смятению, должен признать, что до нас пока что не дошло известий о поставках подобного рода.

Герцог какое-то время обдумывал сложившееся положение вещей. Ему было слишком тяжело держать веки полностью открытыми, да и громкая, отчетливая речь требовала невероятных усилий. Многочисленные золотые кольца, обильно украшенные драгоценными камнями, едва держались на его костлявых пальцах, и руки его с трудом могли подняться под их тяжестью. Роскошная мантия не скрывала чрезмерную худобу властителя Калсиды. Он чахнул с каждым днем, он умирал, а все вокруг смотрели на него в ожидании. Он должен был подобающим образом ответить Эллику, ни в коем случае нельзя демонстрировать придворным слабость.

— Так сделай что-нибудь, чтобы изменить положение к лучшему, — тихо произнес он. — Разошли гонцов ко всем возможным торговым партнерам, о которых нам известно. Отправь им особые дары, побуди их быть беспощадными. — Он не без труда вскинул голову и повысил голос: — Полагаю, Эллик, не стоит лишний раз напоминать, что если я умру, то и тебя похоронят вместе со мной?

Его слова должны были прозвучать грозно, заполнить весь зал, но вместо этого он услышал лишь то, что услышали его слуги — раздраженный вскрик старого, умирающего человека. Недопустимо, чтобы такой властитель, как он, не имел престолонаследника! Герцог сейчас вовсе не должен был говорить сам, пусть бы его преемник и законный представитель кричал на придворных, принуждая их к немедленному повиновению. Вместо этого ему приходится чуть ли не шептать угрозы, шипеть, словно старая беззубая змея.

Как же до этого дошло? А ведь у него были сыновья — и много, даже слишком много. Некоторые оказались настолько честолюбивыми, что попытались свергнуть отца. Кого-то он отправил на войну, кого-то в пыточные застенки — за непочтительность. Нескольких благоразумно отравил. Эх, если бы он знал, что болезнь унесет не только выбранного им наследника, но и последних троих сыновей, то, возможно, сохранил бы еще кого-нибудь про запас… Но кто же думал, что все так обернется?!

И теперь он остался лишь с одной-единственной никчемной дочерью: тридцатилетней, бездетной, обладающей мужскими повадками и таким же складом ума. Трижды вдова, не способная дать ребенку жизнь. Женщина, читающая книги и сочиняющая стихи. Абсолютно бесполезная для него и, пожалуй, даже опасная ведьма. А в его собственном теле больше не осталось силы, чтобы сделать ребенка какой-нибудь женщине.

Нет, это невыносимо. Он не может умереть, не оставив наследника, чтобы имя его обратилось в прах на жерновах истории. Пусть ему доставят чудесное снадобье — драконью кровь, которая вернет ему здоровье и мужскую силу. Тогда он обзаведется дюжиной наследников и предусмотрительно оградит их от всех возможных несчастий.

Кровь дракона. Такое, казалось бы, простое лекарство, однако никто до сих пор не смог добыть его.

— Если мой господин умрет, горе мое будет так велико, что лишь погребение вместе с ним сможет успокоить меня, о милосерднейший.

Льстивый ответ канцлера вдруг показался герцогу жестокой насмешкой.

— Помолчи уж, Эллик. Подобное пустословие лишь раздражает меня. Что толку понапрасну твердить о своей преданности? Где драконья кровь или плоть, что спасет меня? Вот что мне нужно, а не твои глупые восхваления. Здесь что, не осталось ни одного человека, готового послужить своему герцогу? — Это потребовало неимоверных усилий, но на сей раз его голос звучал достойно. Когда правитель Калсиды пристально осмотрел присутствующих, ни один не осмелился встретиться взглядом со своим господином.

Все в ужасе съежились, и герцог намеренно дал подданным время вспомнить о сыновьях, которых держал в заложниках, о сыновьях, которых никто из них не видел уже много месяцев. Он позволил людям помучиться несколько долгих мгновений, гадая, живы ли их наследники, а затем спокойно спросил:

— Есть ли новости от отряда, который мы отправили проверить слухи о драконах, замеченных в пустыне?

Канцлер застыл, явно пребывая в растерянности.

«Что, Эллик, не знаешь, как выкрутиться? — злорадно подумал герцог. — Ты помнишь, как в былые времена мы плечом к плечу шли в атаку? А теперь посмотри, во что превратились могущественный правитель и его бравый военачальник: дряхлый старик и раболепствующий слуга. Как только ты принесешь мне необходимое снадобье, все снова станет как прежде. Почему ты подводишь меня? У тебя есть собственные амбиции? Ты замышляешь что-то против своего господина? Я должен убить тебя?»

Он пристально смотрел на канцлера, но глаза Эллика были опущены. Потеряв терпение, герцог рявкнул:

— Отвечай! Есть новости или нет?

Эллик поднял взгляд, и герцог увидел в его серых глазах ярость, скрытую под раболепием. Да, они скакали рядом слишком долго и сражались бок о бок слишком часто, а потому могли читать мысли друг друга. Эллик знал каждую уловку герцога. Когда-то этот человек, бывший правой рукой властителя, старательно подыгрывал ему во всем, но теперь он уже стал уставать от этого. Канцлер глубоко вздохнул:

— Как и прежде, ни слова, мой господин. Но драконы прилетают к воде нечасто, и мы приказали отряду оставаться на месте, пока их усилия не увенчаются успехом.

— Что ж, по крайней мере, мы пока не получили донесения об их неудаче.

— Нет, великолепнейший, еще есть надежда.

— Надежда? Ты, возможно, и надеешься, а я — требую! Скажи, Эллик, ты надеешься, что твое имя переживет тебя?

Бедный канцлер буквально застыл от ужаса: герцог знал его самое уязвимое место.

— Да, господин, — прошептал он.

— Ведь у тебя есть наследник, и не один?

— Да, милосерднейший, небеса благословили меня. У меня двое сыновей. — Герцог с удовлетворением отметил, что голос Эллика дрогнул.

— Хм… — Правитель Калсиды попытался прочистить горло, но закашлялся, что породило суету среди слуг: ему тут же принесли бокал прохладной воды и чашку горячего чая; один паж в ожидании застыл рядом с белой салфеткой в руке, а другой предлагал ему стакан вина.

Едва заметным жестом герцог разогнал их всех. Он хрипло вздохнул.

— У тебя двое сыновей, канцлер. Поэтому ты и надеешься. Но у меня нет сына. И здоровье мое угасает, хотя поправить его так просто. Принеси мне лекарство из крови дракона — это все, о чем я прошу. Однако я до сих пор не получил чудесное снадобье. А теперь скажи: разве это справедливо, что у тебя есть все основания надеяться на то, что твой род продолжится в веках, а я умру, не оставив наследника? Разумеется, нет.

Под взглядом своего господина канцлер как будто уменьшался. Он весь сжался и съежился, его голова упала на преклоненные колени, бедняга словно бы стремился стать невидимым, дабы избежать внимания герцога.

Тень улыбки тронула губы правителя Калсиды.

— Ладно, сегодня можешь оставить сыновей при себе. А вот что будет завтра? Трудно сказать, но мы с тобой оба будем надеяться на хорошие новости.

— Сюда! — Кто-то поднял тяжелое полотнище, служившее дверью.

Тонкий луч света на мгновение пронзил тьму, чтобы тут же смениться желтым светом лампы. В соседней клетушке заскулил и завозился двухголовый пес. Сельден задумался: когда бедное создание в последний раз видело дневной свет, настоящий дневной свет?

Это искалеченное существо уже было здесь, когда появился Сельден. А ведь с тех пор, как он сам в последний раз чувствовал прикосновение солнечных лучей, прошли месяцы, возможно, даже год. Дневной свет — враг всего таинственного. Дневной свет мог разоблачить все диковинки и чудеса, выставленные в шатре на базаре на потеху зевакам: показать, что на самом деле это либо просто уродцы, либо подделки. Дневной свет мог открыть, что даже экспонаты с претензией на подлинность находились в плачевном состоянии.

Такие, как он сам.

Свет фонаря приблизился, и от вспышки желтого света его глаза заслезились. Сельден отвернулся и зажмурился, но даже не попытался встать. Он точно знал длину цепей, прикованных к лодыжкам, и уже опробовал на них свою силу, когда его еще только привезли сюда. За прошедшее с тех пор время они нисколько не ослабели, в отличие от него самого. Сельден лежал неподвижно и терпеливо ждал, пока посетители уйдут, но те задержались напротив его загона.

— Это он? Я думал, дракон будет крупнее! А он не больше обычного человека.

— На самом деле он высокий. Просто это незаметно, когда он так свернулся.

— Я почти не вижу его там, в углу. Мы можем войти внутрь?

— Не стоит заходить туда, куда достанет его цепь.

Посетители замолчали, затем заговорили тише. Сельден не пошевелился. То, о чем они говорили, нисколько его не интересовало. Он потерял способность испытывать смущение или унижение. Ему все еще не хватало одежды, но в основном из-за холода. Иногда, между показами, тюремщики бросали ему одеяло, но частенько они забывали это делать. Почти никто из служителей не понимал его языка, так что просить их было бесполезно.

До затуманенного сознания Сельдена медленно дошло, насколько необычно то, что мужчины, обсуждавшие пленника, говорили на знакомом ему языке. Калсидийский был языком его отца, и Сельден выучил его в тщетной попытке произвести на родителя впечатление. Юноша не пошевелился и не подал вида, что все понимает, но начал прислушиваться.

— Эй! Эй ты, драконий парень! А ну-ка, встань! Дай господам посмотреть на тебя!

Сельден мог бы проигнорировать приказ, но тогда они бросили бы в него чем-нибудь, чтобы заставить двигаться, или начали бы крутить ворот, натягивая цепь, — словом, ему придется самому подойти к задней стене, или же его отволокут туда силой. Тюремщики боялись его и, похоже, впрямь не считали человеком. Они всегда закручивали цепь, когда приходили выкидывать солому, которая устилала пол его загона. Сельден вздохнул, разогнулся и медленно встал на ноги.

Один из посетителей ахнул:

— И впрямь высокий! Только посмотри, какие длинные ноги! А хвост у него есть?

— Нет. Хвоста нет. Но он весь покрыт чешуей и сверкает как бриллиант, если вывести его на дневной свет.

— Ну так выведи. Интересно будет посмотреть на него на свету.

— Нет, ему это не нравится.

— Лжец, — сказал Сельден четко. Затем фонарь ослепил его, но он продолжил обращаться ко второй из тех фигур, которые мог различить. — Он не хочет, чтобы ты видел, что я болен. Он не хочет, чтобы ты заметил, как тут надо мной издеваются, увидел, что моя лодыжка вся в язвах от цепи. Но больше всего он не хочет, чтобы ты понял: я такой же человек, как и остальные.

— Он умеет говорить! — Посетитель выглядел скорее пораженным, чем испуганным.

— Да, но у тебя ведь хватит благоразумия не слушать его, верно? Он же наполовину дракон, а всем известно, что драконы способны навести на людей чары и заставить их поверить во что угодно.

— Я не дракон! Я человек, такой же, как и вы, но измененный по воле дракона. — Сельден попытался убедить собеседника, но ему не хватало сил.

— Видишь, как он лжет? Мы не отвечаем ему. Если позволишь ему вовлечь себя в беседу, мигом попадешь под его чары. Без сомнения, именно так дракон и соблазнил его мать. — Служитель прочистил горло. — Итак, я показал тебе товар. Вообще-то, мой хозяин не хочет продавать его, но говорит, что выслушает твое предложение, раз уж ты проделал такой путь.

— Дракон соблазнил мою мать?! Что за бред! Столь дикой и нелепой выдумке не поверит даже ребенок! И ты не можешь продать меня, поскольку мной не владеешь! — Сельден поднял руку и попытался прикрыть глаза от яркого света, чтобы рассмотреть говорившего, но это не помогло.

На его слова даже не ответили, на него вообще не обратили внимания. И внезапно он понял: язык тут ни при чем, они просто не хотят видеть в нем что-то, кроме дорогостоящей диковинки.

А эти двое как ни в чем не бывало продолжили разговор.

— Ты же знаешь, что я всего лишь посредник и покупаю его не для себя. Твой хозяин просит очень высокую цену. Мой доверитель богат, но недаром говорят, что богачи гораздо скупее бедняков. Если я потрачу его деньги, а человек-дракон разочарует покупателя, мне придется худо.

Перед слезящимися глазами Сельдена расплывались два силуэта. Два человека, которых он даже не знал, спорили о том, сколько стоит его жизнь. Он сделал к ним шаг, волоча через заплесневелую солому свою цепь.

— Я болен! Вы что, не понимаете этого? Неужели в вас не осталось ни капли порядочности? Вы держите меня здесь в оковах, кормите полусгнившим мясом и черствым хлебом, я месяцами не вижу дневного света… Вы убиваете меня!

— Моему доверителю нужны доказательства, прежде чем он потратит столько золота. Не буду ходить вокруг да около: за ту цену, что ты просишь, следует позволить мне отправить ему что-нибудь в знак подтверждения честных намерений. Если этот парень и впрямь тот, за кого его выдают, твоему господину заплатят сполна. И все будут довольны.

Последовала долгая пауза.

— Я передам твои слова хозяину. А сейчас не хочешь ли промочить горло? Мы с тобой заслужили выпивку.

Мужчины уходили, и фонарь раскачивался в такт их шагов. Сельден рванулся, и цепь натянулась до предела.

— У меня есть семья! — кричал он им вслед. — У меня есть мать! У меня есть брат и сестра! Я хочу домой! Пожалуйста, отпустите меня домой, пока я не умер здесь!

Лишь короткая вспышка дневного света стала ему ответом. Они ушли.

Он закашлялся и обхватил себя руками, чтобы сдержать боль. Выплюнув мокроту на солому, Сельден задумался: была ли там кровь? Слишком темно, чтобы сказать точно. Он чувствовал только, что кашель стал сильнее.

Юноша неуверенно проковылял назад к куче соломы, на которой спал. Опустился на колени, а затем лег. Каждая косточка в его теле болела. Он потер отекшие глаза и снова закрыл их. Зачем он позволил этим людям втянуть себя в абсолютно бесполезный спор? Не проще ли смириться и спокойно ждать смерти?

— Тинталья, — сказал он тихо и мысленно потянулся к драконице.

Раньше она чувствовала, когда Сельден искал ее, позволяла прикоснуться к своему разуму. Но с тех пор, как Тинталья нашла себе пару, он утратил связь с ней. А ведь Сельден почти боготворил синюю драконицу, восхищался ее великолепием и слагал о ней песни.

Песни. Сколько времени прошло с тех пор, как он пел для Тинтальи, с тех пор, как он пел вообще? Он любил ее и верил, что это взаимно. А ведь окружающие предупреждали его. Все говорили о драконьих чарах, о трансе, который драконы используют, чтобы порабощать людей, но Сельден никому не верил. Он жил, чтобы служить Тинталье. Но хуже всего было то, что даже сейчас, лежа здесь, на грязной соломе, как брошенная ручная зверушка, Сельден знал: если вдруг драконица найдет его, будет достаточно одного взгляда, чтобы он снова сделался ее преданным слугой.

— Вот кем я стал. Вот в кого она меня превратила, — тихо произнес юноша.

Ответом ему была тишина. И только в соседней клетушке заскулил двухголовый пес.

Седьмой день месяца Надежды, седьмой год Вольного союза торговцев

От Кима, смотрителя голубятни в Кассарике, — Рейалу, исполняющему обязанности смотрителя голубятни в Удачном

Изволь передать своим наставникам, что я считаю чрезвычайно неприятным, когда мелкую сошку вроде тебя уполномочивают выдвигать против меня столь отвратительные обвинения. Полагаю, что временное исполнение обязанностей смотрителя голубятни в отсутствие Эрека вскружило тебе голову и заставило вообразить себя важной персоной, тогда как на самом деле ты всего лишь подмастерье.

Я также советую мастерам из гильдии Голубиной почты в Удачном хорошенько присмотреться к твоим семейным связям и обратить внимание на то, что твои родственнички завидуют мне черной завистью, поскольку я получил повышение и был назначен на должность смотрителя голубятни в Кассарике. Полагаю, именно в этом и кроются истоки столь подлых наветов.

Я категорически отказываюсь связываться с торговцем Кандралом по означенному вопросу, поскольку сам никаких жалоб не получал. Уверен, что, если бы у этого человека действительно имелись какие-либо претензии, он бы не преминул высказать их мне лично. Я подозреваю, всему виной не воск или печать, а неосторожное обращение с почтовыми футлярами для конфиденциальных сообщений в голубятне Удачного. Видимо, подмастерье, который принимает птиц из Трехога и Кассарика, — то есть ты — крайне нерадив и неумел.

Если у гильдии Голубиной почты в Удачном есть претензии к тому, как послания обрабатываются служащими в Кассарике, я предлагаю им направить в наш городской Совет торговцев официальную жалобу с просьбой провести расследование. Не сомневаюсь, что Совет откажет вам в этом, поскольку полностью доверяет смотрителям местной голубятни и не захочет понапрасну оскорблять служащих, выдвигая против них столь возмутительные обвинения.

Ким