Час Купидона. Часть II. Тщетные терзания любви

Робин Каэри

Эта история всколыхнула королевский двор в апреле 1654 года, оставив золотой след на заре эпохи Короля-Солнца. Загадка Часа Купидона разгадана, но так ли это? В Лувре далеко не всё явное есть настоящее, за блеском парадных галерей и под пылью старинных гобеленов скрывается множество тайн и секретов. Час Купидона, так что же это на самом деле – шутливый розыгрыш или мистика?Роман в трёх частях. Это вторая часть.

Глава 2. Вечер в отеле Бельер

Вечер. Отель Бельер на Королевской площади

Тихо потрескивали фитили свечей в золочёном канделябре, их огонь наполнил комнату приглушённым тёплым светом и заставил ожить причудливые картины пляшущих теней на стенах. Хозяин комнаты, маркиз дю Плесси-Бельер, сидел на корточках перед камином и ворошил тяжёлой кованой кочергой поленья, едва успевшие разгореться. Его гость, маркиз де Лозен, устроился в глубоком кресле напротив и, подперев щёку рукой, в молчаливой задумчивости наблюдал за пляской огня в камине. В свободной руке он держал свёрнутый вчетверо лист с письмом, изобиловавшим неопрятными помарками и пятнами жира.

— Вы говорите, что этому тавернщику можно доверять? С чего бы? — спросил де Лозен и принялся обмахиваться бумагой, но почувствовав невыветрившийся запах стряпни, прекратил это и отложил лист на стоявший рядом с его креслом стол, на котором красовался стеклянный графин с вином, корзинка с грушами и блюдо с сыром, поданные к лёгкому незатейливому ужину.

— Папаша Мекано достаточно хорошо знает публику у себя в таверне. Многие из завсегдатаев — люди сведущие. Каждый в своём деле. Они-то и приносят папаше самый ценный товар — сведения, — пояснил дю Плесси-Бельер и поворошил кочергой угли.

— Слухи, стало быть, — усмехнулся Лозен.

— Нет. По части слухов у меня имеются другие источники. Папаша Мекано снабжает меня настоящими сведениями. Они стоят куда дороже, поскольку известны лишь узкому кругу лиц.

— А! Значит, этот товар не проверишь? — поддел его де Лозен.

— Мой дорогой Антуан, если я говорю, что сведения стоящие, то так оно и есть. Согласитесь же, секрет, подлинность которого можно проверить у любого встречного, уже и не секрет вовсе.

Не реагируя на открытое недоверие со стороны де Лозена, в ту самую минуту дю Плесси-Бельер являл собой олицетворение стоика, терпеливо излагавшего свои мысли, продолжая методично ворошить угли в камине, переворачивая их, чтобы пламя разгорелось жарче.

— Из этой записки следует, что некто, чьё имя слишком громкое для подобной переписки, нанимает актёров из труппы всем известного театра на улице Пти-Бурбон. Ходят слухи также, что этот человек намерен устроить грандиозное представление в своём замке. Где-то в провинциальной глуши. И он созывает туда гостей из всех известных салонов Парижа, — де Лозен повторил по памяти почти всё содержание записки.

— Именно так, — подтвердил дю Плесси-Бельер и с улыбкой обернулся к нему. — Это хорошие новости, я полагаю.

— И значит, что тут нет ничего такого, что угрожало бы лично актёрам?

— Думаю, что здесь только два мотива, — Франсуа-Анри встал и поставил кочергу на подставку возле каминной решётки, с фантазией и вкусом выкованной из толстых железных прутьев. — Первый мотив здесь вполне очевиден. Этот человек желает устроить представление, которое прогремело бы на весь Париж, чтобы о нём заговорили даже за его пределами. Он жаждет славы.

— Ну, это понятно. А каков же второй мотив, по-вашему? — де Лозен подался вперёд, следя за маркизом, который расхаживал по комнате.

— Второй мотив скрыт, что естественно, ведь он гораздо важнее. Впрочем, о важности мы можем судить с разных точек зрения. Итак, второй мотив, — Франсуа-Анри остановился возле стола и снял высокий колпачок с графина. — Кто-то пожелал лишить мэтра Вителли заслуженных лавров директора самой известной профессиональной труппы в Париже. Только представьте себе, что по окончании Великого поста, в то время как во всех театрах будут идти громкие премьеры, в театре Итальянской комедии не осталось достаточного количества актёров и актрис для новых постановок. Возможно, они смогут выкрутиться из этой ситуации, поставив что-нибудь из своего старого репертуара, может быть даже наймут актёров со стороны. Но репутация самой блистательной труппы будет потеряна навсегда.

— Чёрт, — пробормотал де Лозен, прикрыв лицо ладонью. — И кто же это? Всё тот же человек, чьё имя вы упорно избегаете называть?

— Вероятнее всего, что да. Это он. Мне кажется, что довольно логичным будет воспользоваться ситуацией и поймать в силки сразу двух зайцев, — ответил на это дю Плесси-Бельер, разливая вино в два высоких бокала тёмного синего стекла и подавая один из них де Лозену.

— Можем ли мы остановить этого человека? Помешать ему? — с неожиданным спокойствием спросил де Лозен и через вино в стакане посмотрел на оранжевые лучи клонившегося к закату солнца, которые пробивались сквозь молодую зелень в саду и неплотно задёрнутые гардины. — Или всё это сойдёт ему с рук?

— Возможно, — с долей сомнения отозвался Франсуа-Анри. — Возможно нам удастся помешать его планам. Но действовать нужно тонко. Так, чтобы скандал ненароком не вынудил стороны и вовсе свернуть все дела.

— А если поставить в известность двор? Короля? Кардинала? Королеву, наконец! Почему бы не рассказать им обо всём и не потребовать официального разбирательства? Ведь вы знаете, как и любой при дворе, что у каждого за душой найдётся хоть один, даже самый маленький грешок. Преступление, наконец! Если это тот человек, то уж он-то наверняка не безгрешен. Невозможно, вы слышите? Это просто невероятно оставаться незапятнанным, возведя своё положение и состояние до такой высоты!

Не прерывая потока рассуждений, дю Плесси-Бельер слушал, лишь скептично приподняв левую бровь. Его собеседнику было бы трудно распознать по выражению его лица, что именно он думал в ту самую минуту: была ли в его мыслях ирония по поводу всего происходящего и насколько серьёзно он воспринимал это?

— Я думаю что, если изменить что-либо уже поздно, то мы можем воспользоваться промахами нашего противника с пользой для дела и к всеобщему удовольствию. И не только, — произнёс Франсуа-Анри, смакуя вино маленькими глотками.

— Это как же? — де Лозен залпом осушил бокал и со стуком, пожалуй слишком резко, опустил его на стол.

— Можно надоумить короля и весь двор отправиться на это грандиозное представление, — улыбнулся дю Плесси-Бельер.

— Двор? Да какой же должен быть этот его особняк в глуши, чтобы вместить толпу придворных? И что же? Там что ли театр на сотни зрительских мест, в котором можно разместить всех гостей, по-вашему?

— Я полагаю, речь идёт далеко не о камерном представлении в гостиной или на лужайке, — спокойно ответил дю Плесси-Бельер. — Вам налить ещё, друг мой? — спросил он как бы между прочим. — Да, и я думаю, что там, где затеяли эту постановку, есть и театр, и сцена, достойная тех актрис, которых они уже переманили к себе. И даже место для музыкантов. Раз уж они похитили дирижёра труппы мэтра Вителли.

— Да ну? — недоверчиво протянул де Лозен, но тут же кивнул в ответ на предложение долить ещё вина.

— Так что, да. Места будет достаточно. Но вот в чём вопрос: готов ли этот человек принять весь двор и самого короля? И не на один день, а на два или три вечера кряду, — тут в синих глазах полковника блеснули весёлые огоньки.

— О, вот это коварство! — оценил его задумку де Лозен и даже привстал с кресла, чтобы взять вино из рук Франсуа-Анри.

— Да. Но оно всего лишь достойно нашего противника. Всё-таки это его, а не меня следует считать автором этой затеи, — иронично приподняв брови, ответил дю Плесси-Бельер, и по морщинкам, залегшим в уголках его губ, было заметно, что он не жаловал коварную сторону этого плана.

***

Царапающий стук в дверь оповестил молодых людей о необходимости прервать беседу.

— Месье маркиз, — шепнул мажордом, заглянув в чуть приоткрытую дверь.

— Я же просил не беспокоить нас, — скорее вопросительным тоном ответил ему Франсуа-Анри и сделал знак войти. — Что ещё?

— Письмо для вашей милости.

— Ещё? Давайте же его сюда! — дю Плесси-Бельер протянул руку, но мажордом остался за дверью, не спеша отдать письмо, и скосил недоверчивый взгляд в сторону де Лозена.

— Слуга, принесший письмо, ждёт вашего ответа, — шёпотом пояснил вышколенный слуга и наконец отдал письмо маркизу.

Вскинув брови в удивлении, тот одним небрежным движением руки вскрыл печать из красного сургуча и развернул сложенный вчетверо лист плотной бумаги. При чтении послания лицо маркиза несколько раз меняло своё выражение от весёлой ухмылки до недоумения и даже сомнения. Он перечитал письмо дважды, прежде чем снова обратить внимание на мажордома.

— Ответ ожидают на словах или также письмом? — спросил он, вчитываясь в последнюю строчку. — У нас остаётся не так уж много времени. Сказать точнее — у нас совсем нет времени.

— У нас? — переспросил де Лозен, и на его лице не осталось ни следа от вежливого безразличия.

— Да. Тут говорится о приглашении на большую репетицию. Это балет «Купидон или тщетные усилия любви». Вы наверняка тоже приглашены участвовать в этой постановке. Думаю, что вас ожидает такое же послание, Лозен. И вам предложат роль.

Лозен с удивлением уставился на друга — не шутил ли тот. Но дю Плесси-Бельер оставался бесстрастным и как будто успел позабыть о приглашении, увлекшись собственными мыслями.

— Так что же там насчёт роли-то? Кажется, что после успешного дебюта Виллеруа в роли Купидона, мне уже не достанется ничего интересного. Ну не Сатира же, в самом деле, танцевать.

— Его величеству требуются не только актёры, но и зрители, — пояснил свои последние слова Франсуа-Анри и, сложив лист вчетверо, спрятал его в шкатулке для бумаг.

— Ах вот оно что! — вздохнул с видимым облегчением де Лозен и потянулся. — Ну что же, коли так, то мне пора. Наверняка я застану на своей квартире такое же послание или что-то вроде того. Вряд ли оно будет запечатано красным сургучом, — он не скрывал, что догадался, от кого именно было письмо, которое передали дю Плесси-Бельеру. — Ну, разве что с припиской относительно того, сколько человек из гвардейской роты я могу взять с собой в качестве самых искренних и горячих поклонников юных танцовщиц кордебалета. Граф де Сент-Эньян обычно очень пунктуален по части организации подобных мероприятий и даёт весьма определённые указания.

— Да, внимание публики будет не лишним, — кивнул полковник и повернулся к двери. — Итак, передайте посланнику, что я и маркиз де Лозен будем в Лувре в назначенный час. И я выполню всё, что мне предложено сделать.

Де Лозен собрался уходить, и маркиз из деликатности не задерживал его дольше. Ведь он помнил какими переживаниями терзалась очаровательная молодая актриса в ожидании новостей, а главное — своего пылкого любовника. В том, что побывав в своей квартире с тем, чтобы переодеться и проверить прибывшую почту, де Лозен отправится прямиком на улицу Пти-Бурбон — дю Плесси-Бельер нисколько не сомневался. А сам маркиз де Лозен, видя понимание на лице друга, не счёл необходимым опровергать или подтверждать его догадки. Получив почти исчерпывающие ответы на все свои вопросы и достаточно сведений для того, чтобы успокоить оставленную ими в состоянии, близком к панике, мадемуазель Стансу, он хотел успеть вернуться к ней в театр до наступления темноты.

— Не забудьте заглянуть и к мадам герцогине, — с улыбкой напомнил дю Плесси-Бельер, провожая маркиза к двери. — Она ждёт вас с новостями.

— Какими новостями? — Лозен не сразу понял, о чём шутил его друг, но заметив красноречивый жест барабанивших по дверному косяку пальцев, широко улыбнулся и кивнул. — Ах да! Ну конечно же! Я загляну к её светлости. Эй, любезный! — щелчком пальцев он подозвал дожидавшегося в коридоре мажордома. — Передайте герцогине, что я желаю передать ей моё почтение.

— Сию минуту, ваша милость!

Когда шаги мажордома и де Лозена затихли на лестнице, Франсуа-Анри отошёл от двери и, заломив руки за голову, трижды пересёк комнату, расхаживая взад и вперёд. Он подошёл к венецианскому окну, выходившему во внутренний дворик особняка, где был посажен сад с небольшим лабиринтом из стриженых кустов самшита и жасмина. Всё это было скрыто от любопытных прохожих за кованой решёткой ограды и непроницаемой высокой стеной из аккуратно постриженных кустов боярышника.

Письмо, полученное им от Людовика, радовало заманчивым предвкушением весёлого розыгрыша, и в то же время озадачивало из-за необходимости сохранить всё в полной тайне. Из письма следовало, что у короля были собственные планы на репетицию, далёкие от того, что он намеревался представить почтенной публике. Кроме того, в его затее должны были принять участие не только дю Плесси-Бельер, но и ещё несколько лиц из близкого окружения Людовика, а это означало, что успех предприятия во многом зависел от каждого и, даже не от кого-то отдельно взятого, а ото всех его друзей вместе.

Кроме самого письма с приглашением на репетицию, маркиз получил ещё и коротенькую записку от крёстной с просьбой навестить её в ближайшее время. Само по себе королевское приглашение послужило бы удобным поводом для того, чтобы появиться при дворе, но это привлекло бы к нему излишнее внимание. Франсуа-Анри решил не пользоваться им, ведь визит амбициозного молодого человека к пожилой придворной даме был более подходящим предлогом. И самое главное, что со стороны это — и в самом деле — выглядело так, будто он визит с целью заручиться рекомендациями и ценными советами у опытной статс-дамы, не более того. Франсуа-Анри сразу же подумал, что именно благодаря везению или благоприятному стечению обстоятельств, он получил прекрасную возможность завуалировать задуманный королём розыгрыш. Все увидят то, что он явился во дворец к мадам де Ланнуа, а вовсе не к королю. Это плюс. Но как успеть проделать всё и успеть до начала репетиции? Это следовало обдумать. К тому же дорогая крёстная ждала его не столько ради того, чтобы занять свободный досуг пересказами придворных сплетен и новостей. Она ждала от него отчёта о расследовании того деликатного поручения, которое возложила на него от имени Анны Австрийской.

Франсуа-Анри не услышал, как в комнату вошла его мать — герцогиня де Руже. Она подошла к окну и встала рядом с ним.

— Вы кажетесь расстроенным в последнее время, мой дорогой.

— Вам это только кажется, матушка, — ответил он и прижал к губам ласкавшую его щёку ладонь матери.

— Ах Анрио, вам ещё многому нужно научиться. И прежде всего искусству маскировать переживания. Вы совсем не умеете скрывать их от женских глаз. А мы умеем быть проницательными, мой дорогой. Больше, чем вы себе представляете.

— Нет, матушка, я не умею притворяться, — согласился маркиз и задержал её ладонь чуть дольше возле своих губ. — Ваши глаза видят всё в моей душе. Это, несомненно.

— Так всё-таки что тревожит вас, Анрио? — спросила Сюзанна де Руже, заглядывая в глаза сына, — такие же синие, как у неё.

— Это связано с тем, что с некоторых пор я чувствую себя парией в обществе, — заговорил после некоторого молчания Франсуа-Анри, уловив в материнском взгляде лучики безотказной и безусловной любви.

— Как? Но отчего же? О нет, вам это только кажется, мой дорогой. А ну-ка! Расскажите мне всё, молодой человек. Кто это отказал вам в визите? Где вас не желают принимать? Это дама? — она покачала головой. — Или это всё из-за частых походов в театр Итальянской комедии? Да? Ведь я угадала? Так знайте же, мой дорогой, — это всего лишь ревность. Только она. И к сожалению, вам придётся проявить терпение, если уж вы пользуетесь успехом у дам. Все обожают вас, но и ревнуют вместе с тем. Мы, женщины, дорогой мой, такие же собственницы, как и вы, мужчины. Мы не любим, когда нас вынуждают делиться победами. И тем более, нашими сокровищами, — она лукаво улыбнулась. — Нашими трофеями.

Слова матери вызвали приятное тепло в душе маркиза, ему было лестно услышать это. И не просто от матери, которая любила его без памяти, а из уст самой Сюзанны де Руже маркизы де Брэ дю Плесси-Бельер, чьё мнение является непререкаемым и абсолютным в литературных кругах и в высшем обществе Парижа. И то обстоятельство, что она заблуждалась как в отношении его побед, так и о причинах его беспокойства, — было лестным для него. Ведь это означало одно: он всё-таки усвоил и весьма успешно главное правило успеха в обществе — не быть, а казаться!

— Да, кстати, матушка, до меня дошли слухи о празднике, готовящемся в одном из поместий нашего с вами общего друга, — как бы невзначай произнёс Франсуа-Анри, назвав их общим другом человека, которого в глубине души ненавидел до такой степени, что пожалел бы испачкать свою шпагу его кровью.

— Так вы о Никола Фуке, мой милый? — с чувством лёгкого подозрения спросила мадам де Руже.

— Конечно же. Именно о нём, — постаравшись придать своему голосу как можно больше легкомыслия, подтвердил маркиз.

— Так это же всем известные планы, — улыбнулась герцогиня, подразумевая, конечно же, узкий круг лиц из числа завсегдатаев её собственного салона, а также лиц, полезных виконту де Во в его финансовых и придворных делах.

— И что же это за праздник? Могу ли я рассчитывать на приглашение? Или всё это касается только круга избранных?

— А приглашения и не рассылались вовсе, — простодушно ответила мадам де Руже, не уловив подвоха в вопросах сына. — Это всего лишь маленький праздник в честь окончания Великого поста и только. Виконт соберёт гостей в своей новой резиденции.

— А, — коротко, как и следовало, чтобы показать, что не был удивлён или заинтересован, отозвался на это Франсуа-Анри, устремив взгляд в темнеющее небо.

— Я, конечно же, поговорю с виконтом. Напомню, чтобы он не забыл о приглашении лично для вас, мой дорогой. И если вы хотите встретить там кого-то определённого, — она улыбнулась, подумав о блестящей возможности представить сына семейству герцога д’Эсте, чьи супруга и две дочери давно и настойчиво выказывали интерес к молодому полковнику, прославившемуся в военной кампании своего отца, маршала де Руже.

— А кто ещё будет приглашён? Мне было бы приятно видеть не только этих подпевал из числа бумагомарак, — Франсуа-Анри ловко сыграл на увлечении матери изящными искусствами и, особенно, высокой поэзией. Прекрасно зная о покровительстве, которое Сюзанна де Руже оказывала молодым дарованиям из мира поэзии и драматургии, он попробовал разыграть простую комбинацию для претворения в жизнь собственного плана.

— Ну конечно же, туда прибудут и другие гости. Да вот те же герцоги де Навайль и де Тремуйль. И я напомню виконту о том, чтобы он не забыл про маршала де Грамона и его сына, графа де Гиша. И про его дочь, конечно же. Катрин де Грамон — она такая душечка! Весьма одарённая и прекрасно воспитанная юная особа.

— Как, и де Грамоны будут приглашены? — приподнял бровь Франсуа-Анри. — Тогда, я предположу, что и маршал де Невиль не останется в стороне, не так ли? А как насчёт ещё одной персоны, — он с задумчивым видом посмотрел на кончики пальцев. — По идее, кто заполучит внимание юного короля, тот заручится и дружбой всей его свиты. Я бы поставил на Людовика. И на Филиппа также. Это беспроигрышный вариант, если вы понимаете, о чём я.

— Это не мне судить, — тон Сюзанны де Брэ вдруг похолодел. — Её величество наверняка будет возражать против того, чтобы её драгоценные чада покинули Париж на целых два дня.

— А празднества рассчитаны на так долго?

— Вообще-то на три дня.

— И гостей разместят в замке Во? Но это должен быть настоящий дворец. Там должно быть не менее двадцати, если не больше комнат с полагающейся мебелью и всеми требуемыми для комфортного ночлега удобствами.

— Эта или другая достаточно вместительная резиденция, — коротко ответила на это предположение о возможностях виконта де Во герцогиня и с лёгким недовольством поджала губы. — Я не знаю насчёт всего королевского двора, но для вас и для ваших друзей я непременно получу приглашения. И кого же конкретно вы желаете увидеть там? Ну же, мой милый, к чему скрытничать? Это кто-то из дам? Она представлена ко двору? Или какая-нибудь очаровательная парижаночка? Ну же, мой дорогой, скажите же! Или это одна из примадонн Итальянской комедии? Ах милый Анрио, мне-то вы можете открыться без утайки.

— Я не знаю пока ещё, — на удивление изобразить простодушие ему удалось очень легко, и Франсуа-Анри не пришлось притворяться: ведь кроме одной юной особы, вот уже несколько месяцев никакая другая женщина не занимала его мысли.