Час Купидона. Часть II. Тщетные терзания любви

Робин Каэри

Эта история всколыхнула королевский двор в апреле 1654 года, оставив золотой след на заре эпохи Короля-Солнца. Загадка Часа Купидона разгадана, но так ли это? В Лувре далеко не всё явное есть настоящее, за блеском парадных галерей и под пылью старинных гобеленов скрывается множество тайн и секретов. Час Купидона, так что же это на самом деле – шутливый розыгрыш или мистика?Роман в трёх частях. Это вторая часть.

Пролог. Часть 3. Ювелир из Марэ

Утро. Середина марта (за полмесяца до основных событий)

Лувр. Мастерская ювелира

Новые туфли, подаренные сестрицей Франсуазой, пришлись впору и были просто чудесные, если бы не маленький недостаток. Франсуа носил их всего лишь второй день, но уже успел натереть весьма ощутимую мозоль на правой пятке. Всё бы ничего, но именно то утро выдалось свободным от несения караула, и в запасе у маркиза была уйма времени для того, чтобы успеть пробежаться по дворцовым залам и галереям, собрать все последние новости, заглянуть в буфетную, захватить свежих булочек с конфитюром и отправиться в покои Людовика. Для воплощения этого нехитрого плана требовались только умение лавировать, пробиваясь сквозь толпу, и быстро бегать. Но из-за мозоли на пятке бегать и даже просто ходить становилось всё труднее. Удовольствие от свободы стремительно падало, а вот натёртая пятка начинала приносить ощутимые неудобства. А ведь утро казалось таким славным!

Чувствуя, что он больше не может игнорировать боль, Франсуа доковылял до ближайшей скамеечки. Он плюхнулся на сиденье, обитое голубым бархатом в тон таких же голубых шпалер, которые висели на стенах длинного коридора для прислуги. Положив одну ногу на колено другой, он принялся стягивать тесную туфлю, морщась и тихонько постанывая от боли, щипавшей в месте, где была натёрта мозоль.

— Что, ногу натёр? Бывает.

Простое обращение к нему, без полагавшихся по этикету вступительных приветствий, не смутило Франсуа, однако, тут же привлекло его внимание. Он поднял голову, оглянулся и увидел мальчика — примерно на год старше него. Тот сидел на широком подоконнике того же окна, на скамейку возле которого сел маркиз. Пышная копна чёрных волос сделалась бы предметом зависти всех придворных модников. Миндалевидные карие глаза — необычайно большие и чуть навыкате — внимательно смотрели из-под тёмных ресниц, отбрасывавших длинную тень на смуглые щеки, тронутые румянцем первого загара, по-видимому, обретённого за время долгих прогулок или в путешествии. Или на работе в саду? Следуя этой мысли, Франсуа присмотрелся к костюму незнакомца. Тот был одет в курточку и панталоны строгого покроя из дорогого бархата чёрного цвета, серые плотные чулки и великоватые с виду башмаки из блестящей чёрной кожи с большими серебряными пряжками и бантами из чёрных лент.

— Да. Ещё как натёр, — Франсуа вовсе не считал зазорным для себя ответить на вопрос незнакомого ему мальчика и продолжил попытку стянуть туфлю с ноги.

— Помочь? Может, я попробую?

Мальчик спрыгнул с подоконника и подошёл к маркизу. Не церемонясь, он встал на колено и протянул руки к туфле. Франсуа отодвинулся в сторону, не желая принимать одолжения, но дружеское участие оказалось, к тому же и настойчивым.

— Не дёргай так ногой. Это не поможет. Сейчас я стяну эту туфлю, — крепко ухватив подошву туфли правой рукой и, зажав левой рукой щиколотку маркиза, незнакомец осторожно потянул туфлю на себя и чуть было не откатился назад, упав на скользкий паркет, когда туфля наконец-то поддалась и соскочила с ноги.

— Ничего себе! Вот досада-то, — пробормотал Франсуа, смущённо разглядывая чулок, покрасневший на пятке.

— Ничего себе! — отозвался его неожиданный помощник и с любопытством повертел в руках новенькую ещё туфлю.

— Эх, придётся босиком идти, — с горечью вздохнул Франсуа и боязливо потрогал многострадальную пятку. — Я эту туфлю не надену снова ни за какие плюшки.

Он и представить себе не мог, что чудесная и красивая с виду вещь могла нанести такой болезненный урон, не говоря уже о разодранном чулке, на котором расползлось багровое пятно.

— Катастрофа, — констатировал очевидный факт незнакомец и поднялся с пола.

— Ну, не то чтобы совсем уж беда, — поспешил возразить маркиз. Уж он-то повидал на своём веку неприятности и похуже.

Широко улыбнувшись, он поднялся со скамеечки, щеголяя туфлей на здоровой левой ноге. Галантно подбоченившись, он снял щегольскую шляпу и взмахнул ею перед собой.

— Франсуа де Виллеруа, — представился он и снова помахал шляпой, сопровождая это представление лёгким поклоном.

— А я — Жан, — мальчик шаркнул правой ногой, отставил её немного назад и отвесил неловкий поклон, взмахнув туфлей маркиза вместо отсутствовавшей у него шляпы. — Жан Морани.

Франсуа с любопытством рассматривал нового знакомого, пытаясь угадать по его облику: в которой из дворцовых служб он состоит? Наконец, сдавшись, он решил, что не будет чрезмерной невежливостью поинтересоваться вслух.

— Вы служите у королевы? Или у кого-то из придворных?

— Нет, — с достоинством ответил Морани и протянул туфлю. — Я не служу пока ещё. Я работаю в мастерской у моего деда. Он — ювелир и часовых дел мастер. У него своя лавка — это в Марэ. Может вы слышали про лавку мэтра Морани? Его во дворец пригласили от имени его светлости графа де Сент-Эньяна. Он — обер-камергер при дворе его величества.

— Ага, — просто и без особого пиетета перед перечисленными званиями и титулами Франсуа лишь понимающе кивнул и о себе добавил: — Я служу пажом в свите королевы. А мой отец — гувернёр.

— Кого же он опекает? — спросил Морани. Видно было, что он с трудом разбирался в иерархии придворных должностей, но это нисколько не удивило Франсуа. Ведь и он, в свою очередь, ничего не знал о ювелирах и владельцах лавочек в Марэ, хотя и бывал там довольно часто то в компании старших сестёр, то вместе с Людовиком, Луи-Виктором де Вивонном или Филиппом Манчини.

— Мой отец опекает короля, — с лукавой усмешкой ответил Франсуа. — Хотя чаще он, скорее, допекает. Ну, вы-то понимаете, каково это, когда тебя всё время воспитывают и воспитывают.

— Ну, — Жан честно попытался представить себе, что бы его дед — почтенный мэтр Абрам Морани — мог заняться столь неприбыльным и расточительным на время и силы делом: допекать кого-то.

— Нет, не знаю, — в свою очередь вполне честно признался он. — Мой дед учит меня ремеслу. И вообще, всему понемногу.

Жан махнул рукой, давая понять, что ничего существенного в том не было. Ну не рассказывать же незнакомому мальчику о том, как уважаемый часовых дел мастер проводит в задней комнатке своей мастерской ритуалы чтения святых писаний и молитв.

— А, понятно, — кивнул Франсуа. — А это интересно? Часы, надо же! Я, когда маленький был, то думал, что они волшебные и сами по себе работают.

— Это почти что так, — с умным видом ответил на это Жан. — Но не совсем. Часовщик должен завести механизм. А если нужно, то и почистить его. Это очень тонкая и кропотливая работа.

— Механизм? Внутри часов есть что-то ещё? — не скрывая любопытства, воскликнул Франсуа. Его голубые глаза загорелись неподдельным интересом. Он даже позабыл про снятую с ноги туфлю, и про натёртую в кровь пятку, и испорченный чулок тоже.

— А хотите посмотреть? Сегодня мэтра пригласили во дворец, чтобы он взглянул на Купидона.

— На кого? — Франсуа вдруг густо покраснел и опустил глаза. Маркиз всегда сгорал от смущения при упоминании о роли, которую он исполнял в королевском балете, наделавшем немало шума не только при дворе, но и во всех парижских салонах.

— На Купидона. Это знаменитые часы. Они всё время стояли в приёмной королевы или в одной из галерей дворца, — вот теперь Жан открывал для своего нового знакомого нечто новое.

— А можно? Разве там не караулят гвардейцы? Нас-то они пропустят? — спросил Виллеруа, испытующе глядя в глаза — вот тут новичок в дворцовых порядках точно попался! Никто не может пройти в королевские покои, минуя гвардейцев, стоявших в карауле у дверей, и целую армию придворных и лакеев.

— Так ведь дед не прямо там, в приёмной королевы, работает, — с видом превосходства хмыкнул Жан и позволил себе усмешку над невежеством королевского пажа. — В Лувре есть особая комната, где работают ювелиры. Это дворцовая мастерская. Вот туда и перенесли Купидона. Идёмте. Если хотите, конечно же.

— Ага! — полный энтузиазма Виллеруа шагнул вперёд и тут же обнаружил, что был бос на одну ногу, и это значительно мешало ему при ходьбе.

— Хм. Так далеко не уйдёшь, — Жан с сомнением посмотрел на туфлю в руке маркиза.

— Ай, не беда! Я и вторую тоже сниму. Так проще, — Франсуа снова сел на скамеечку и потянул за вторую туфлю. Также как и первая, она не сразу поддалась — так что ему пришлось изрядно попыхтеть.

Тем временем Жан снял свои широченные, похожие на сабо, туфли и поставил их перед Франсуа.

— Одень пока что. Они удобные и совсем не жмут. Можно дойти до мастерской. А там я что-нибудь придумаю.

— Придумаете? А что? — полюбопытствовал Франсуа, но без раздумий принял это предложение.

— Мой дядюшка, мэтр Джакоппо Морани, — башмачных дел мастер. Он научил меня кое-чему, когда я ещё в Лионе жил.

— Так вы из Лиона! — обрадовался Франсуа. — И мы оттуда! То есть наша семья. Мы — де Невили.

— Как? Вы из семьи де Невилей? — на лице Жана отразилось удивление, смешанное с восхищением, и он тут же перешёл на почтительное обращение к представителю семьи де Невилей. — Так значит губернатор Лиона — ваш родственник? О, это ведь очень уважаемый человек. Так и знайте! Мой дед будет так рад встрече с вами. Он говорил, что герцог де Невиль служит при дворе, и он когда-нибудь представит меня его светлости. Но нужно ждать. Встретить герцога почти невозможно, ведь он чрезвычайно важный человек и всегда крайне занят.

— Ага, — проговорил Франсуа, думая о своём. Он надел туфли и покрутил по очереди стопами, пробуя, свободно ли туфли сидели на обеих ногах. К его удивлению, кожаные, широкие туфли с тупыми носками оказались очень лёгкими, почти невесомыми и такими мягкими, что облегали ноги, как ласковые ладони.

— Ну как? Хорошо сидят?

— Да. И даже не скользят на пятке, — подтвердил Франсуа и сделал несколько шагов. — Ага! Можно ходить. Но как же вы?

— А ничего страшного. У меня крепкие чулки. Они выдержат спуск по лестнице. Да тут совсем недалеко, — Жан указал на дверь в соседний коридор.

У Франсуа отлегло от сердца, как только он сообразил, что им предстояло пройти по невидимым для большинства придворных коридорам. Не очень-то хотелось попасться на глаза кому-нибудь в парадном зале или в галерее в этих огромных чёрных туфлях.

— Ну что же, идём! — полный энтузиазма позвал он нового друга и зажал шляпу под правой рукой, а снятые туфли нёс в левой руке. — Я готов идти.

— Вот интересно же. При дворе всё так необычно, — говорил Морани, придерживая перед маркизом дверь.

— А чего необычного? Разве здесь не такие же люди, как и везде? — удивился Франсуа.

— Не совсем. Но я не о людях. Я — о дворце. Здесь так красиво. Эти статуи, картины. А вы видели старинные гобелены? А часы! В Лувре огромная коллекция часов. Я их все видел!

— Да? — как-то обескуражено проговорил Франсуа, про себя подумав о том, что рассмотрел всего несколько гобеленов, да и только затем, чтобы узнать: не спрятаны ли за ними ниши с потайными дверьми?

— Да, да, — увлечённо продолжал свои рассуждения Жан. — Вот в Большой Приёмной стоят огромные напольные часы, а в приёмной королевы есть часы с боем — в них встроена башенка с колокольчиками и они отзванивают каждые полчаса. Только те часы, которые стоят в личных покоях короля, мне пока не довелось увидеть.

— Там Аполлон в колеснице, — подсказал Франсуа, нередко прятавший печеньки в колеснице солнечного бога.

— Да, он самый! Но для вас это всего-навсего Аполлон и квадрига лошадей. А ведь это самые ценные часы во всей Франции. И самые старинные! — перечисляя эти подробности своему новому знакомому, Морани, с видом наставника, поднял указательный палец к потолку.

— Снова рассказываете о дворцовых чудесах, мастер Жан? — с ехидцей в голосе спросил проходивший мимо лакей из службы Королевского дома и подмигнул Франсуа.

— Да, месье Бонфлёр. Рассказываю. А что мэтр Морани, он всё ещё в мастерской?

— Да. Я только что отнёс ему завтрак. Если вы поспешите, то успеете перехватить горячих булочек, пока масло ещё растоплено, — ответил лакей прежде чем скрыться за поворотом, и Франсуа вдруг ощутил страшный приступ голода.

— Если успеем. Хорошо бы! — сказал он, стараясь заглушить ворчливое бурчание в животе. — А то я ещё не завтракал сегодня. В корпусе нас отпустили сразу же после утренней поверки. А до дворцового буфета я не успел добежать.

«Как и к королевскому завтраку» — с сожалением подсказал ему внутренний голос.

***

— Это здесь? — Франсуа недоверчиво покосился на неказистую дверь, когда они остановились в конце длинного коридора.

На двери не было обычной надписи мелом, которую дворцовый кастелян наносил в соответствии с распоряжением обер-камергера двора. Отсутствовала и позолоченная ручка со встроенным замком, а вместо неё на блестящей медной панели висело медное кольцо с зеленоватыми пятнами — следами окисления. За него-то Жан и подёргал, громко постучав в дверь.

Этот грубый стук разбудил бы и кладбищенского сторожа после ночного дежурства, однако в ответ не последовало ни единого звука.

— Может, двери перепутали? — спросил Франсуа. Ему трудно было поверить, что почтенного ювелира из Марэ, прибывшего во дворец по приглашению самого графа де Сент-Эньяна, устроили в комнатке размером с чуланчик, в котором хранилась мелочь и разный скарб для чистки мебели, посуды или столового серебра.

— Он просто очень занят, — шёпотом пояснил Жан, но про себя он уже не был уверен, что выбрал правильную дверь.

Он повторил попытку постучать и оглянулся, когда из-за двери послышалось приглушённое ворчание и шаркающие шаги.

— Кто? — донёсся изнутри старческий голос.

— Это я — Жан! — отозвался Морани-младший и посмотрел на своего спутника. — Со мной Франсуа.

— Какой Франсуа? Почему ты не один? — мэтр Морани явно не собирался отпирать дверь и впускать в мастерскую какого-то там Франсуа.

— Он из семьи де Невилей, которые из Лиона! — пояснил Жан, и тут же послышалось скрежетание и лязг отодвигаемого засова. Дверь задрожала и наконец с трудом отворилась.

— Месье Франсуа де Невиль? — спросил пожилой господин в чёрном аккуратном камзоле с широким отложным воротником чёрного же цвета, с тонкой лентой кружев такого же чёрного цвета. Блестящие карие глаза смотрели в лицо Франсуа с нескрываемым интересом, а густые поседевшие почти целиком брови медленно поползли вверх.

— Неужели маркиз де Виллеруа собственной персоной?

— Доброе утро, мэтр, — Франсуа вежливо поклонился старику, гадая про себя: почему чёрный цвет в его одежде оказался предпочтительнее благородного серого, королевского синего или хотя бы коричневого?

— Прошу вас, проходите. Здесь моя временная мастерская. Не салон в Марэ для приема высоких гостей. Зато мы находимся в стенах Лувра — в королевском дворце!

Этот аргумент никогда ещё не приходил в голову Франсуа, когда ему доводилось видеть откровенно убогие комнаты, в которых ютилась прислуга и даже некоторые из придворных. Но, видимо, у мэтра Морани была своя точка зрения. Да и близость к сильным мира сего могла очаровывать поначалу — Франсуа не раз замечал такое восхищение у тех своих друзей в пажеском корпусе, которые прибыли из провинции. Сам-то он рос при дворе сызмальства и потому считал само собой разумеющимся тот факт, что почти каждое утро у него начиналось с придворной рутины.

— Мы ненадолго, — как бы извиняясь, проговорил Жан, уловив в голосе мэтра нотки любопытства.

— Присаживайтесь, молодые люди! Располагайтесь за столом. Мне как раз прислали завтрак. Прямиком из дворцового буфета. Булочки, сыр, немного вина, паштет. Даже горшочки с маслом и с конфитюром. Только представьте себе! Надеюсь, вам можно пить вино, месье маркиз? Я могу предложить вам лимонной воды.

Франсуа закивал головой, почувствовав аппетитные запахи от прикрытого льняной салфеткой блюда. Его новый друг продолжал смотреть в его сторону с удивлением, смешанным с благоговейным почтением.

— Ну что же, тогда разделим эту трапезу вместе, — радушно предложил мэтр Морани и помахал рукой застывшему в дверях внуку. — Ну, молодой человек, чего же вы стоите? Ставьте кружки на стол. Да не на тот, не на рабочий стол! Вот же рассеянный какой! И кувшин с вином ставьте. И графин с лимонной водой не забудьте. Здесь подают превосходное вино, судари мои. Немного разбавлено водой, но это не портит аромат и букет. Да и молодым головам от него помех не будет. И нам в грехи не зачтётся, — эту фразу он произнёс с особым значением, заглянув в медальон, приколотый к отвороту камзола.

Жан, не проронив ни слова, выставил на стол три глиняных кружки, предварительно обтерев их белым полотенцем, которое достал из комода. Оттуда же он вытащил неглубокие миски и деревянную доску для сыра. Франсуа, не пожелав оставаться в стороне от всего интересного и вкусного, присоединился к нему и с завидной ловкостью, выдававшей богатый опыт, разрезал надвое булочки и принялся щедро намазывать их не успевшим застыть горячим маслом, после чего разложил на мисках и капнул по ложке конфитюра на каждую. Затем он взял нож с длинным тонким лезвием, который Жан достал всё из того же комода, и нарезал несколько тонких пластин сыра.

Голодные взоры мальчишек говорили сами за себя: никого не пришлось приглашать к столу дважды. Но прежде, чем сесть вместе с ними, мэтр Морани, с благоговейным почтением, укрыл белым полотном стоявшие на рабочем столе часы с легко узнаваемой золочёной фигуркой Купидона, целящегося из лука в ничего не подозревающих жертв.

— Итак, месье маркиз, что же привело вас в мою скромную мастерскую? — спросил мэтр Морани после того, как с превеликим аппетитом были съедены первые, самые горячие булочки, и на лицах сотрапезников отразилось сытое блаженство.

— Я ногу натёр. Жан помог мне туфлю снять с ноги, — просто и без утайки Франсуа рассказал об обстоятельствах их знакомства и, проглотив между делом ещё один кусочек сыра, потянулся к кружке, чтобы запить лимонной водой.

— А. Вот оно как. Да, Жан прослужил в подмастерьях у моего младшего сына — Жака Морани. Как видно, не зря.

— Да, дядюшка Джакоппо не раз говорил, что новую обувь разнашивать нужно. Он даже специальные колодки придумал для того, чтобы подгонять уже готовые туфли точно по размеру ноги, — горделивый тон Жана вызвал лёгкую смешинку у маркиза из-за того, что рот говорившего был до отказа набит сыром и сдобой.

— Да, так-то оно так. Новые туфли, новые башмаки — ко всему надо привыкать, — глубокомысленный тон мэтра Морани с кружкой вина в руке звучал особенно философски.

— Так я вот и подумал, — продолжил Жан, после того, как запил съеденные куски большим глотком лимонной воды. — Я тут видел деревянные болванки. Их можно приладить: немного обточить и вставить в туфли Франсуа, — тут он густо покраснел и под внимательным взглядом деда покосился на самого Франсуа. — Месье маркиза, то есть.

— Ой, а можно? Правда же? — управившись с очередной булочкой, обрадовано спросил тот, пропустив мимо ушей титул, который заменил в разговоре его собственное имя. — Ох, я буду так признателен вам за это. А то ведь до крови пятку стёр! И чулок запачкался. Но то не беда, чулок-то у меня много в запасе. А вот туфли жаль. Они красивые. И совсем новые ещё. Мне их сестрица подарила.

Оба Морани переглянулись между собой, и дед кивнул внуку на комод, в ящиках которого хранились инструменты и даже необходимые материалы для разного рода работ.

— И не берите в голову, месье, — заговорил мэтр, а Франсуа так отчаянно закивал головой, что тот забыл про титул и назвал его просто по имени. — Месье Франсуа, вы тут немного подождите. Посидите со мной. Жан всё сделает в считанные минуты. За час он точно управится.

С завтраком было покончено довольно скоро, и мэтр убрал наполовину опустевший кувшин с вином и блюда с остатками булочек, масла и сыра в сервант. Кружки и миски были составлены на краю стола и накрыты салфеткой. И вот широкий обеденный стол в мгновение ока превратился в рабочий стол башмачных дел мастера.

Старший Морани вернулся к своей работе, а его внук с сосредоточенным и серьёзным видом взялся за растяжку туфель. Виллеруа присмотрелся к его работе, потом к работе мэтра и, сделав вполне очевидный выбор в пользу секретов часового механизма, пересел за рабочий стол ювелира.

— Можно я посмотрю? — попросил он разрешения, тогда как мэтр Морани сосредоточил всё внимание на маленькой, круглой пластинке, похожей на половинку от медальона, к которой были прикреплены тонкие зубчатые колесики разных размеров.

— Смотрите, молодой человек, — проговорил мэтр, не отрывая взгляда от пластинки. — Эти шестерёнки требуют чистки и смазки. Когда их работу ничто не нарушает — они могут бежать вместе со временем хоть до скончания веков. Но мельчайшая пыль — пшик! И всё. Остановка часов. Да, да, пыль! Именно это может привести к катастрофе.

— Катастрофа? — прошептал Франсуа. Он приподнялся на табурете и едва ли не запрыгнул на стол, чтобы рассмотреть всё как можно ближе.

— Да. Ведь если остановятся часы — это неминуемо приведёт к катастрофе, — пояснил мэтр Морани, не заметив ничего странного в поведении мальчика. Он достал палочку из золота, тонкую, как швейная игла, и обмакнул её в густую жидкость прежде, чем аккуратно коснуться ею всех пластин и колесиков, а затем он осторожно обвёл кончиком иглы зазубрины и края шестерёнок.

— Регулярная смазка. И чистота. Вот что требуется часам для безупречной работы.

— Неужели всё так просто? — восхитился Франсуа, уже представив себе, как вскроет часы в кабинете Людовика и самостоятельно разберётся в их механизме. А ведь можно и так подлить этого волшебного масла, чтобы стрелки бежали скорее. И тогда скучные часы учебных занятий будут пролетать со свистом! Окрылённый этой мыслью, маленький выдумщик уже видел себя Властелином Времени, щедро одаривающим всех желающих минутами и часами, сэкономленными на учёбе. Или даже днями!

— Э нет, всё далеко не так просто, — усмешка мастера вернула маркиза из мира его воздушных фантазий на землю. — Только самые исключительные часы могут показывать точное время всегда. Этим-то они и важны, и ценнее всех остальных часов. И всё же, — он с сожалением посмотрел на лежавшую перед ним пластину с зубчатыми колёсиками, на одном из которых была видна неглубокая царапина.

— Всего-навсего мелкая песчинка, соринка, пыль может нарушить работу даже таких великолепных часов.

— И что же, это всё? — Франсуа с любопытством рассматривал едва заметную царапину.

— Нет, для Купидона это не всё, — торжественно заявил мэтр Морани. — Ведь не зря же господин обер-камергер обратился за помощью к лучшему из часовых дел мастеров в Марэ. Ко мне.

Это прозвучало довольно пафосно и громко, но у Франсуа не возникло ни тени сомнения в том, что могло быть иначе.

— Я могу изготовить деталь, которая не только заменит утраченную. О, сделаю так, что она улучшит ход часов! Не будь я Абрамом Морани!

И он принялся собирать остальные части механизма внутри позолоченного куба, оставив место для последней пластины. Франсуа всё это время с интересом наблюдал за каждым его движением, запоминая последовательность всех действий.

— А вот и ваши туфли, господин маркиз! Готово!

Пока Франсуа был занят наблюдениями за работой ювелира, Жан успел загнать в его туфли деревянные колодки и растянуть кожу, не оставив ни малейших повреждений.

— Неужели всё? — обрадовался маркиз и соскочил с высокого табурета. — А можно мне примерить их?

Хотя натягивать туфли не пришлось с таким же трудом, как снимать их, но всё же натёртая пятка дала знать о себе. Видя страдания, отразившиеся на лице Франсуа, Жан отыскал небольшой кусок материи и корпию, чтобы сделать небольшую повязку поверх мозоли. Правда, для того, чтобы обмотать щиколотку на ноге, маркизу пришлось спустить чулок.

— Вот теперь всё, — констатировал завершение работы Жан и с довольным видом посмотрел на деда.

— Вижу, что уроки Жака не прошли даром, — одобрительно кивнул тот, но вместо награды для внука, протянул маркизу маленький медальон, который достал из недр своего саквояжа.

— Ой, это что же? Это мне? Они настоящие? — восхищённый диковинным подарком, Франсуа и не подумал о том, мог ли он принять столь ценную вещь в дар?

— Это карманные часы, месье маркиз. Я сделал две пары одинаковых часов. Одна пара у моего внука, — мэтр кивнул в его сторону. — Жан, ты объяснишь месье де Виллеруа как работают эти часы?

— Конечно! — согласился юный Морани и улыбнулся Франсуа, почувствовав небольшое, пусть и недолговечное, превосходство над маленьким придворным.