На службе зла
Робин Эллакотт получает с курьером таинственный пакет – в котором обнаруживается отрезанная женская нога. Ее начальник, частный детектив Корморан Страйк, не так удивлен, но встревожен не меньше. В его прошлом есть четыре возможных кандидатуры на личность отправителя – и каждый из четверых способен на немыслимую жестокость. Полиция сосредоточивает усилия на поиске одного из этих четверых, но Страйк чем дальше, тем больше уверен, что именно этот подозреваемый ни при чем. Вдвоем с Робин они вынуждены взять дело в свои руки и погрузиться в пучины исковерканной психики остальных троих подозреваемых. Но таинственный убийца наносит новые удары, и Страйк с Робин понимают, что их время на исходе… «На службе зла» – дьявольски увлекательный роман-загадка со множеством неожиданных сюжетных поворотов, а также – история мужчины и женщины, пребывающих на перепутье как в профессиональном плане, так и в том, что касается личных отношений.
Оглавление
16
So grab your rose and ringside seat,
We’re back home at Conry’s bar.
За стеклянной дверью лавчонки на главной улице висело кухонное полотенце. На нем черными контурами изображались местные достопримечательности, но взгляд Страйка приковали стилизованные чайные розы — точно такая же некогда красовалась на мощном предплечье Дональда Лэйнга. Подойдя ближе, он прочел напечатанный по центру стишок:
It‘s oor ain toon
It‘s the best toon
That ever there be:
Here‘s tae Melrose,
Gem o‘ Scotland,
The toon o‘ the free[33].
Машину он оставил на стоянке у аббатства, чьи темно-кирпичные арки вырисовывались на фоне бледного неба. Вдали, к юго-востоку, виднелся прибавлявший изысканности и драматизма здешним видам трехглавый пик горы Эйлдон-Хилл, который Страйк отметил для себя на карте. Он взял в ближайшей кофейне рулет с беконом и съел за выносным столиком на открытом воздухе, потом выкурил сигарету и выпил вторую за день чашку крепкого чая, после чего можно было отправляться пешком на поиски некоего места под названием Wynd, которое Лэйнг шестнадцать лет назад, при поступлении на военную службу, указал как постоянное место жительства. Знать бы еще, думал Страйк, как это произносится: то ли Уинд, то ли Уайнд?
В солнечном свете маленький городок выглядел вполне процветающим. Страйк неторопливо шел по сбегавшей вниз главной улице в направлении центральной площади, где в цветочном вазоне высилась колонна, увенчанная единорогом. Единственный круглый камень мощеного тротуара увековечивал римское название «Тримонтиум»: Страйк догадался, что оно призвано отсылать к трехглавой горе.
Уинд он, похоже, прошел. Судя по карте в его мобильном, та улица должна была отходить от главной. Пришлось повернуть назад и найти справа узкий проход между двумя стенами, куда едва мог протиснуться пешеход. Эта щель вела в сумрачный внутренний двор. Старый семейный дом Лэйнгов сверкал ярко-голубой входной дверью, к которой поднималась короткая лесенка.
На стук почти сразу вышла миловидная темноволосая женщина, слишком молодая, чтобы приходиться Лэйнгу матерью. Когда Страйк объяснил цель своего приезда, она живо откликнулась, и говорок ее показался Страйку даже приятным:
— Миссис Лэйнг? Да она уж лет десять как съехала, если не больше.
Не успел Страйк огорчиться, как она добавила:
— На Динглтон-роуд теперь живет.
— На Динглтон-роуд? Это далеко?
— Да прямо по дороге. — Она указала себе за спину, направо. — А вот номер дома не скажу, простите.
— Ничего страшного. Спасибо, что подсказали.
Когда Страйк возвращался через ту же грязноватую щель на главную улицу, ему пришло в голову, что, не считая брани, которую молодой солдат бормотал ему в уши на боксерском ринге, он никогда не слышал, как Дональд Лэйнг разговаривает. Все еще работая под прикрытием по делу о незаконном обороте наркотиков, Страйк не мог позволить, чтобы его заметили с этой бородой у входа в штаб, поэтому Лэйнга после ареста допрашивали другие. Позднее, успешно раскрутив дело о наркотиках и сбрив бороду, Страйк давал показания против Лэйнга в суде, но когда тот, в свою очередь, стал отрицать, что связывал и истязал жену, самолет уже мчал Страйка прочь с Кипра. Пересекая рыночную площадь, Страйк спрашивал себя: не из-за местного ли говора люди охотно верили Донни Лэйнгу, прощали ему все грехи, относились к нему с симпатией? Сыщик где-то читал, что шотландский акцент используют в рекламе, чтобы подчеркнуть цельность характера и честность.
Единственный замеченный Страйком паб находился немного дальше по улице, которая вела на Динглтон-роуд. Создавалось впечатление, что Мелроуз питает слабость к желтому цвету: на фоне оштукатуренных стен в глаза бросались кислотно-лимонные с черным створки двери и единственная оконная рама. Страйка, родившегося в Корнуолле, особенно повеселило в этом очень далеком от моря городке название «Портовая таверна». Он двинулся дальше вдоль по Динглтон-роуд, которая змеилась под виадуком, превращалась в крутой подъем, а вдали и вовсе исчезала из виду. «Недалеко» — понятие относительное, как не раз отмечал Страйк, потеряв ногу. После десятиминутного подъема он пожалел, что не вернулся на парковку за «мини». Дважды он спрашивал встречавшихся на пути милых и приветливых женщин, не знают ли они, где живет миссис Лэйнг, но ответа не получил. Покрываясь пóтом, он шагал мимо рядка одноэтажных белых домиков и увидел старика в твидовой кепке, гулявшего с черно-белой шотландской овчаркой.
— Извините, — окликнул его Страйк, — вы, случайно, не знаете, где тут живет миссис Лэйнг? Я номер дома забыл.
— Мессес Лэйнг? — переспросил собачник, разглядывая Страйка из-под густых бровей цвета перца с солью. — Как не знать, это ж суседка моя.
Слава богу.
— Через три дома, — старик ткнул пальцем, — где каменный кулодец.
— Большое вам спасибо, — сказал Страйк.
Сворачивая на подъездную дорожку перед домом миссис Лэйнг, он краем глаза заметил, что старик не сходит с места и провожает его взглядом, хотя собака рвется вниз по склону.
Домик миссис Лэйнг оказался чистым и респектабельным. На лужайке и клумбах поселились каменные зверюшки диснеевского типа. Входная дверь была сбоку, в тени. Только потянувшись к дверной колотушке, Страйк сообразил, что через считаные секунды может столкнуться лицом к лицу с Дональдом Лэйнгом.
Он постучал; прошла примерно минута. Старичок-собачник, повернувший назад, остановился у калитки миссис Лэйнг и беззастенчиво наблюдал. Страйк подумал, что старикан заподозрил неладное при виде здоровенного чужака и решил проверить, не замышляет ли тот какое-нибудь злодейство, но дело обстояло иначе.
— Дома она, — сообщил старик, когда Страйк раздумывал, не пора ли постучаться еще раз. — Только скуженная.
— Как вы сказали? — не разобрал Страйк и постучался вторично.
— Скуженная. Шалая. — Собачник приблизился на пару шагов. — Из ума выжила, — перевел он для англичанина.
— А-а… — До Страйка дошло.
В дверях показалась крошечная, усохшая старушка, с лицом землистого цвета, одетая в синий халат. Она полоснула Страйка снизу вверх безадресной злобой. Из старческого подбородка торчали жесткие волосины.
— Миссис Лэйнг?
Она молча буравила чужака хорошо знакомыми ему, некогда черными, хорьковыми глазками.
— Миссис Лэйнг, я разыскиваю вашего сына Дональда.
— Нету! — выкрикнула она с неожиданной горячностью. — Нету!
Попятилась и захлопнула дверь.
— Холера те в бок, — пробормотал себе под нос Страйк, невольно вспоминая Робин: уж она-то сумела бы подобрать ключ к строптивой старушонке.
Он медленно развернулся, пытаясь сообразить, с кем бы можно было побеседовать в Мелроузе (на 192.com ему определенно попадались другие Лэйнги), и едва не налетел на собачника, который прошел вслед за ним по дорожке и весь лучился осторожным любопытством.
— А ведь вы сыщик, — сказал он. — Тут самый, что сынка ее упек.
Страйк поразился, что его узнал совершенно незнакомый старик-шотландец. Когда дело доходило до нужных знакомств, его, с позволения сказать, слава имела очень бледный вид. Он ежедневно расхаживал инкогнито по улицам Лондона и почти никогда не ассоциировался в людском сознании с газетными репортажами о громких расследованиях, разве что его прилюдно окликал кто-то из знакомых или упоминал его имя в связи с каким-нибудь делом.
— Ну надо ведь! — разволновался старик. — Мы с благуверной моей приятельствуем с Маргарет Беньян. — Видя замешательство Страйка, он пояснил: — С матерью Роны.
Покопавшись в своей необъятной памяти, Страйк извлек сведения о том, что жену Лэйнга, ту самую, что лежала, привязанная к кровати, под окровавленной простыней, звали Рона.
— Как Маргарет увидала вас в газетах, она сразу так нам и скузала: «Вот же он, который нашу Рону спас!» Вы свую работу честно сделали, правда ведь? Фу, Валли! — громко приструнил он не в меру бойкую колли, тянувшую его гулять. — Ой, да, Маргарет утслеживает все, что про вас пишут, все статьи. Это ведь вы тогда нашли убийцу девушки-манекенщицы… и писателя того излувили! Маргарет никугда не забудет, что вы для ее дочки сделали, никугда.
Страйк пробормотал что-то нечленораздельное, надеясь, что это сойдет за признательность в адрес благодарной Маргарет.
— А кукие у вас дела со старой миссис Лэйнг? Не иначе как он еще что-то отчебучил, Донни, точно?
— Да вот пытаюсь его разыскать, — уклончиво ответил Страйк. — Не знаете, он, случаем, не вернулся в Мелроуз?
— Врать не буду, но, по моему рузумению, тут его нет. Приезжал он пару лет назад мамашу пруведать, а с той поры носу не кажет. Город-то маленький: кабы Донни Лэйнг приехал, уж мы бы знали, а то как же?
— А как вы считаете, миссис… Беньян — я правильно помню? — не согласилась бы…
— Да ей счастье с вами пузнакомиться, — взволнованно проговорил старик. — Нет, Валли, — обратился он к собаке, тянувшей его за калитку. — Хутите, я с ней сузвунюсь? Она в Дарнике живет, в суседней деревне. Что скажете?
— Вы меня очень выручите.
Страйк зашел вместе со стариком в соседний дом и подождал в безупречной чистоте маленькой гостиной, пока хозяин с придыханием говорил что-то в трубку под недовольный скулеж собаки.
— Она сама подъедет, — сообщил старик, прикрывая трубку ладонью. — Вы не вузражаете прямо тут пубеседовать? Милости просим. Жена чай пудаст…
— Спасибо, но у меня еще дела есть, — выдумал Страйк, не надеясь на полезную беседу в присутствии этого говорливого свидетеля. — Вам не трудно узнать: быть может, у нее найдется время пообедать со мной в «Портовой таверне»? Скажем, через час?
Неугомонность колли склонила чашу весов в пользу Страйка. Мужчины вышли из дома и двинулись обратно. Собака так натягивала поводок, что Страйку приходилось идти под гору быстрее, чем было для него комфортно. Только на подходе к рыночной площади он вздохнул с облегчением, когда смог распрощаться со своим новым знакомцем. Старик оживленно помахал и направился к реке Твид, а Страйк, теперь слегка прихрамывая, спустился дальше по главной улице, чтобы убить время до обеда.
У подножья холма он заметил еще один всполох кислотно-желтого с черным и понял, откуда взялись эти цвета на фасаде «Портовой таверны». Не обошлось здесь и без чайной розы: вывеска сообщала о местонахождении городского регби-клуба. Засунув руки в карманы, Страйк остановился перед низким парапетом и стал разглядывать ровное, бархатистое голубовато-зеленое поле, окруженное деревьями, сверкающие под солнцем желтые регбийные столбики, трибуны справа, мягко-волнистые холмы вдали. Поле обихаживалось с благоговением, как святое место; для такого маленького городка это было невероятно впечатляющее спортивное сооружение.
Глядя поверх бархатистой травы, Страйк вспомнил Уиттекера, вонючего, дымящего сигаретой в углу сквота, и лежащую рядом с ним Леду, которая раскрыв рот слушала его бредни, доверчивая и голодная, словно птенец, готовая, как сейчас понимал Страйк, проглотить любую чушь, которую нес Уиттекер о своей тяжелой жизни. В глазах Леды школа «Гордонстаун» мало чем отличалась от тюрьмы «Алькатрас»: стоило ли удивляться, что ее утонченного поэта выгоняли на улицу под дождем среди суровой шотландской зимы, толкали, вываливали в грязи. «Милый, зачем же регби… О, бедный малыш… тебя заставляли играть в регби!»
А когда семнадцатилетний Страйк (у которого вздулась разбитая на ринге губа) тихо фыркнул над своими тетрадками, Уиттекер вскочил и заорал мерзким голосом: «Я тебе посмеюсь, тупица!»
Уиттекер не терпел, когда над ним смеялись. Ему было потребно — нет, необходимо как воздух — преклонение; страх и даже ненависть он считал показателями своей власти, но насмешка указывала ему на превосходство других, а потому была невыносима.
«Попляшешь у меня, гнида тупая! Дослужился, видишь ли, до старосты, командир дебилов. Заставь его богатенького папашку денег дать, — переключался он на Леду, — отправим этого гаденыша в „Гордонстаун“!»
«Успокойся, милый! — приговаривала Леда и, напустив на себя строгий вид, требовала: — Не смей, Корм!»
Страйк встал из-за стола и принял стойку, готовый — нет, даже твердо решивший — дать по морде Уиттекеру. Оставался последний шаг, но мать, вклинившись между ними, развела их в стороны своими хрупкими, со множеством колечек руками.
Страйк поморгал, и яркое, залитое солнцем игровое поле, место невинных и волнующих состязаний, обрело прежнюю четкость. В нос ударил запах листьев, травы и теплого асфальтового шоссе. Медленно развернувшись, Страйк направился в сторону «Портовой таверны», чтобы поскорее выпить, но предательское подсознание еще не закончило свою работу.
Вид этого гладкого регбийного поля вызвал еще одно воспоминание: на него несется черноволосый, черноглазый Ноэл Брокбэнк, с «розочкой» из пивной бутылки в руке. Брокбэнк был массивен, мощен и быстр: крайний нападающий. Страйк помнил, как занес кулак, выстрелил им вдоль зазубренного бутылочного горлышка, как впечатал удар в тот самый миг, когда зазубрина коснулась его шеи…
Перелом основания черепа — так сказали медики. Кровотечение из уха. Тяжелая черепно-мозговая травма.
— Йопта, йопта, йопта, — бормотал Страйк в такт своим шагам.
Лэйнг, вот кто тебе нужен. Лэйнг.
Под металлическим галеоном с ярко-желтыми парусами Страйк вошел в дверь «Портовой таверны». Вывеска внутри гласила, что это единственный паб в Мелроузе.
Обстановка сразу подействовала на него благотворно: теплые цвета, сверкающее стекло, надраенная латунь; ковер с приглушенным коричнево-красно-зеленым лоскутным рисунком, натуральный камень стен. Повсюду — свидетельства спортивного помешательства местных жителей: черные доски с расписанием предстоящих матчей, несколько огромных плазменных экранов, а над писсуаром (которым Страйк охотно воспользовался после многочасового воздержания) — маленький, вмонтированный в стену телевизор, на случай если пузырь переполнится в критический момент игры.
Помня про обратную дорогу до Эдинбурга в неудобном хардэйкровском «мини», Страйк взял себе полпинты «Джона Смита», устроился на кожаном диване лицом к стойке и приступил к изучению заламинированного меню в надежде на пунктуальность Маргарет Беньян — он только что осознал, как сильно проголодался.
Она появилась буквально через пять минут. Хотя он уже забыл, как выглядела ее дочь, а саму миссис Беньян не видел ни разу в жизни, она с порога выдала себя выражением лица — настороженным и вместе с тем ищущим. Страйк поднялся из-за стола, и она неверной походкой двинулась вперед, обеими руками сжимая ремешок большой черной сумки.
— Значит, это действительно вы, — задыхаясь, выговорила женщина.
Лет шестидесяти, невысокая, хрупкая, очки в металлической оправе, плотные кудряшки химической завивки.
Страйк протянул большую ладонь и пожал слегка дрожащую, холодную, узкую женскую руку.
— Ее отец сегодня в Хэвике, прийти не сможет, но я ему звонила, он просил передать: мы никогда не забудем того, что вы сделали для Роны, — на едином дыхании проговорила она и села на диван рядом со Страйком, не сводя с него благоговейно-тревожного взгляда. — И никогда не забывали. Мы читаем все, что пишут о вас в газетах. Как мы переживали, когда вы потеряли ногу! А уж то, что вы сделали для Роны… То, что вы сделали… — Ее глаза вдруг наполнились слезами. — Уж как мы были…
— Я тоже рад, что сумел…
Найти ее ребенка голым на окровавленной простыне? Разговоры с родственниками жертв о том, что пережили их любимые, были самой тягостной частью его работы.
–…оказать ей помощь.
Миссис Беньян высморкалась в платочек, извлеченный со дна черной сумки. Страйк понимал: она принадлежит к тому поколению женщин, которые не имеют привычки заходить в паб, а тем более покупать за стойкой спиртное, если с ними нет мужчины, способного взять на себя эту тягостную обязанность.
— Позвольте, я для вас что-нибудь закажу.
— Только апельсиновый сок, — всхлипнула она, промокая глаза.
— А из еды? — настаивал Страйк, мечтавший взять себе пикшу в пивном кляре и жареный картофель.
Оставив бармену заказ, он вернулся к миссис Беньян, и она спросила, что привело его в Мелроуз, разом выдав причину своей нервозности:
— Он ведь не вернулся? Донни? Или вернулся?
— Насколько я знаю — нет, — ответил Страйк. — Его местонахождение мне неизвестно.
— Как по-вашему, он имеет какое-то отношение… — Голос ее упал до шепота. — Мы прочли в газете… мы увидели… что кто-то прислал вам… прислал…
— Я вас понял, — сказал Страйк. — Не знаю, имеет ли он к этому какое-нибудь касательство, но хотелось бы его найти. Мне представляется, что после освобождения он заезжал сюда проведать мать.
— Ну, это лет пять назад было, — сказала Маргарет Беньян. — Появился на пороге, силой ворвался в дом. Это сейчас у нее Альцгеймер. А тогда она не смогла его остановить. Хорошо, соседи позвали его братьев, те собрались и его вышвырнули.
— Подумать только.
— Донни — самый младший. У него четверо братьев. С ними со всеми, — добавила миссис Беньян, — шутки плохи. Джейми в Селькирке живет, так он примчался как ураган, чтобы Донни от материнского дома отвадить. Говорят, отмутузил его до потери сознания.
Сделав дрожащими губами крошечный глоток сока, она продолжила:
— Мы об этом понаслышке знаем. Друг наш, Брайан, с которым вы сегодня познакомились, сам видел на улице драку. Четверо на одного, все орут, горланят. Кто-то вызвал полицию. Джейми получил предупреждение. Да с него как с гуся вода, — рассказывала миссис Беньян. — Братья к себе его, Донни то есть, на пушечный выстрел не подпускали, а к матери тем более. Выгнали его из города… Я тогда перепугалась, — продолжала она. — За Рону. Он всегда грозился, что после освобождения ее отыщет.
— И отыскал? — спросил Страйк.
— А то как же, — тоскливо ответила Маргарет Беньян. — Мы знали, что он свою угрозу выполнит. Рона переехала в Глазго, нашла работу в турагентстве. И все равно он ее выследил. Полгода она жила в страхе, что он появится, — так оно и вышло. Пришел вечером к ней в квартиру. Правда, нездоровилось ему. Не то что раньше.
— Нездоровилось? — резко встрепенулся Страйк.
— Не помню, что у него было, артрит что ли, да и Рона подтвердила, что разнесло его. Выследил он ее, стало быть, и вечером приперся, но, слава богу, — истово вставила миссис Беньян, — с нею жених ее был. Беном зовут, — добавила она, и ее бледные щеки зарделись торжествующим румянцем, — и он полицейский.
Она сообщила об этом так, словно считала, что Страйку приятно будет послушать историю про человека из своего великого сыскного братства.
— Сейчас-то они женаты, — продолжала миссис Беньян. — Деток только нет, потому что… ну вы сами знаете…
Внезапно у нее из-под очков хлынули слезы. Перед ней ожил кошмар тех давних дней, будто на стол перед ними вывалили ведро помоев.
–…Лэйнг в нее нож воткнул, — прошептала миссис Беньян.
Она исповедовалась ему, как врачу или священнику, открывая гнетущие тайны, какими не поделиться с подругами, а он уже знал худшее. Когда Маргарет Беньян вновь стала рыться в сумке в поисках носового платка, Страйк вспомнил пятна крови на простынях, содранную кожу на запястье. Слава богу, мать не могла заглянуть к дочери в голову.
— Он нож ей туда воткнул… они пытались… ну вы понимаете… лечиться… — Миссис Беньян судорожно всхлипнула; тут перед ними появились тарелки с едой. — Зато они с Беном всегда отпуск чудесно проводят, — отчаянно зашептала она, вытирая мокрые щеки и приподнимая очки, чтобы промокнуть глаза. — И стали заводчиками… заводчиками… немецких овчарок.
Даже проголодавшись, Страйк не сразу смог взяться за нож и вилку после разговора о судьбе Роны Лэйнг.
— Но у нее ведь был ребенок от Лэйнга? — спросил он, вспомнив слабый плач младенца рядом с истекающей кровью, обезвоженной матерью. — Ему сейчас должно быть… сколько?
— Он у…умер, — прошептала миссис Беньян, роняя капли с подбородка. — В младенчестве. С рождения слабеньким был. Это случилось через два дня после того, как Донни посадили. А Донни… Донни… позвонил ей из тюрьмы и сказал, что знает: это, мол, она ребенка убила… убила… а он выйдет и за это ее прикончит…
Страйк на мгновение положил свою широкую ладонь на плечо безутешной женщины, а потом встал из-за стола и направился к молоденькой барменше, наблюдавшей за ними с раскрытым ртом. Для такого субтильного создания, какое сидело с ним рядом, бренди был бы чересчур крепким, но тетя Джоан, к примеру, которая была лишь немногим старше миссис Беньян, всегда верила в целебные свойства портвейна. Страйк взял одну порцию и вернулся со стаканом к своей собеседнице:
— Вот, выпейте.
Наградой ему стали новые потоки слез, но после многократных утираний промокшим носовым платком она все же выдавила: «Вы очень добры» — и пригубила портвейна, моргая покрасневшими глазами и слегка всхлипывая.
— У вас есть какие-нибудь соображения, куда мог отправиться Лэйнг после появления у Роны?
— Да, есть, — прошептала она. — Бен навел справки по своим каналам, через службу контроля за УДО. Судя по всему, отправился он в Гейтсхед, только не знаю, надолго ли.
Гейтсхед. Страйку вспомнился Дональд Лэйнг, найденный по интернету. Значит, он перебрался из Гейтсхеда в Корби? Или это разные лица?
— Как бы то ни было, — заключила миссис Беньян, — к Роне с Беном он больше не совался.
— Еще бы, — сказал Страйк, берясь за нож и вилку. — Соваться туда, где полицейский и немецкие овчарки… он себе не враг.
Ее, вероятно, приободрили и утешили эти слова; с робкой, слезливой улыбкой она попробовала макароны с сыром.
— Они поженились совсем молодыми, — отметил Страйк, пытаясь собрать любые сведения, которые проливали бы свет на связи и привычки Лэйнга.
Маргарет Беньян кивнула, сглотнула и ответила:
— Слишком молодыми. Она стала с ним встречаться в пятнадцать лет, и мы, конечно, этого не одобряли. Про Донни Лэйнга разное болтали. Одна девочка говорила, что он взял ее силой на дискотеке юных фермеров. Это сошло ему с рук: полиция сочла, что улик недостаточно. Мы пытались Рону предостеречь, что он до добра не доведет, — вздохнула мать, — да только она еще сильней упрямилась. Она у нас всегда своевольной была, Рона.
— Вы хотите сказать, что он уже обвинялся в изнасиловании? — уточнил Страйк.
Рыба с картофелем оказалась приготовлена отменно. Народу в пабе прибывало, чему Страйк был только рад, потому что они с миссис Беньян больше не привлекали внимания барменши.
— Вот именно. Семейка у них — не приведи господь, — сказала миссис Беньян с чопорным провинциальным снобизмом, который Страйк хорошо знал по собственному детству. — Эти братья — сплошное хулиганье, с полицией не в ладах, а Донни хуже всех. Родные братья его терпеть не могли. Да и мать недолюбливала, если честно. А еще ходили слухи, — в порыве откровенности добавила она, — что отец-то ему не родной. Родители вечно собачились, расходились, и где-то мать его нагуляла. Болтают, кстати, что с местным полицейским. Уж не знаю, правда это или нет. Полицейский куда-то переехал, а мистер Лэйнг в семью назад вернулся, но Донни всю жизнь шпынял, я точно знаю. На дух его не выносил. Говорят, знал, что Донни не от него. А парень крупный уродился. Прямо великан. Его в младшую семерку взяли…
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги На службе зла предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
