Ледяной шторм

Роберт Баллантайн, 1859

Молодой моряк Фред Эллис готов обойти вдоль и поперек весь земной шар, чтобы отыскать без вести пропавшего отца. Хорошо, что рядом с ним суровые морские волки с китобойного судна «Дельфин». Вместе они способны вступить в борьбу с дикой природой и прорваться к желанной цели даже сквозь ледяной ад. Шотландский писатель и художник Роберт Майкл Баллантайн (1825–1894) – автор популярных романов, полных этнографического материала, морской романтики и приключений.

Глава III

Путешествие. — «Дельфин» и его экипаж. — Льдины перед носом. — Полярные картины. — Виды с верхушки мачты. — Первый кит. — Необыкновенный восторг.

Вот мы благополучно выплыли в голубое море, предмет восторга для моряков и страха для земледельцев.

Море, море, море, холодное,

Голубое, широкое, вечно свободное!

— Я думаю, — заметил однажды Боззби Синглетону, когда во время бури они стояли на шкафуте, наблюдая, как пена брызгала под носом корабля, между тем как он храбро рассекал волны Атлантического океана, — я думаю, что наш шкипер не совсем обычный человек. Он вник в самую сущность дела, и я сам слышал, как он говорил вчера старшему лейтенанту о своем намерении отправиться прямо к Бафинову заливу искать капитана Эллиса, прежде чем плыть на обычное место китовой ловли. Вот что я называю понимать сущность дела: потому что, как видите, он подвергается немалому риску засесть между льдинами и пробыть там во все время ловли.

— Он прекрасный человек, — сказал Синглетон. — С каждым днем он мне больше нравится, и я вполне надеюсь, что он примет все меры к отысканию нашего пропавшего друга; боюсь только, что шансы наши слишком незначительны, потому что, хотя мы и знаем место, которое капитан Эллис намерен был посетить, но мы не можем сказать, в какую часть Ледовитого океана занесли его льдины и морские течения.

— Это так, — подтвердил Боззби, придавая своему левому глазу и щеке такое выражение, которое свидетельствовало о его напряженной чуткости и проницательности, — но я уверен, что если бриг или его экипаж можно найти, то капитан Гай непременно найдет их.

— Я совершенно согласен с вами… Были вы когда-нибудь прежде в тех морях, Боззби?

— Нет, сэр, никогда; впрочем, мой сводный брат был у Гренландии на китовой ловле; сам я был только на линии южных морей.

— На какой это линии, Боззби? — спросил Дэви Соммерс, дюжий парень лет пятнадцати, бывший на корабле помощником баталера.

Но Боззби не обратил внимания на этот вопрос и продолжал разговор с Синглетоном.

— Я могу вам представить самый обстоятельный дневник моего путешествия по южным морям, — сказал Боззби, смотря глубокомысленно в морскую глубину. — Однажды, когда я был около пятнадцати миль к юго-западу от мыса Горна, я…

— Обед готов, сэр, — сказал сухопарый, высокий и живой человек, проворно подходя к Синглетону и снимая шляпу.

— Мы поговорим с вами об этом когда-нибудь в другое время, Боззби. Капитан любит точность. — Говоря это, молодой лекарь сошел в каюту, оставив старого моряка курить трубку в уединении.

Здесь мы можем остановиться на несколько секунд, чтобы описать наш корабль и его экипаж.

«Дельфин» был крепкий, новый, хорошо оснащенный корабль, могущий поднять около трехсот тонн, специально построенный для китовой ловли в северных морях и вмещавший сорок пять человек экипажа. Корабли, которым предстоит бороться со льдинами, должны быть построены прочнее тех, которые плавают только по чистому морю. «Дельфин» соединял в себе прочность с вместительностью и легкостью на ходу. Нижняя часть его кузова и боков была обложена двойными тимберсами и снаружи обшита крепкой железной обшивкой, между тем как с внутренней стороны пиллерсы и перекладины так были устроены, что давлению, сообщаемому какой-нибудь одной части корабля, противодействовал весь его корпус; а его нос, где удары льдин бывают всего чаще и всего опаснее, обшит был доской необыкновенной толщины и крепости. И во всех других отношениях корабль этот был снаряжен и снабжен всем нужным лучше купеческих кораблей. Из других подробностей, касающихся этого корабля, достойно замечания было только воронье гнездо, прикрепленное к вершине фок-мачты, где, во время китовой ловли, помещался человек и высматривал китов. Главными лицами на корабле были: капитан Гай, сильный, серьезный и практичный американец; старший лейтенант, мистер Больтон, здоровый, дородный англичанин и мистер Сондерс, младший лейтенант, степенный, широкоплечий, худощавый шотландец, который был необыкновенно высокого мнения о собственном достоинстве и обладал беспредельной силой аргументации, можно сказать, обезоруживающей. Мивинс, баталёр, был, как мы уже выше заметили, дюжий, высокий и дельный малый, живого и веселого нрава, предмет насмешек товарищей, но, как человек сильный и надежный, пользовавшийся их уважением. Молодой лекарь, Том Синглетон, с которым мы недавно познакомили читателя, был высокий, худой, но хорошо сложенный молодой человек очень веселого нрава. Он был всегда откровенен и обходителен. Он никогда не позволял себе насмехаться над другими, редко острил, в товарищеской компании был несколько застенчив и говорил мало; но зато для мирной беседы с глазу на глаз не было на корабле человека, равного Тому Синглетону. У него было испанское красивое лицо, курчавые, коротко остриженные черные волосы и едва пробивавшиеся усы, нежные и черные, как брови прекрасной андалузиянки.

Было бы непростительно не внести в наш список повара, Давида Миззля. Это был коренастый и толстый мужчина, жирный, как любой из пудингов собственного его приготовления. Взглянув на него, вы сейчас же заподозрите его в том, что он съел половину приготовленной им свиньи, и его плутовской, трудно скрываемый смех, в котором принимали участие все части его лица, начиная от конца его широкого подбородка, до самой верхушки его плешивой головы, подтвердят ваше подозрение. Миззль лишился волос слишком преждевременно, так как он был совсем еще молод, и когда его спрашивали о причине, то он обыкновенно приписывал это тому обстоятельству, что он очень долгое время занимается поваренным искусством, так что излишний жар, которому он подвергался, сжег его волосы. Экипаж состоял из крепких молодых парней, большей частью более или менее привычных к китовой ловле, и нескольких гарпунщиков, широкоплечих силачей, если не великанов.

Начальником этих гарпунщиков был приземистый, коренастый и здоровый, лет тридцати пяти, мужчина, почти выросший на море среди занятий китовой ловлей в северных и южных морях. Никто не знает, какой стране принадлежит честь произведения его на свет, — да и сам он не знал об этом, хотя сохранял самые живые воспоминания о своем детстве, проведенном среди зеленых холмов, деревьев и ручейков. Он послан был в море с одним иностранным капитаном в таком возрасте, когда еще не мог узнать название своей родины. Позже он ушел с корабля и, таким образом, потерял всякую возможность узнать, кто он таков; впрочем, как он сам выражался, он не слишком-то интересовался этим; он знал только то, что он — «он сам», а этого для него было довольно. По незначительной особенности его произношения, как и по некоторым другим признакам, догадывались, что он, должно быть, ирландец, — предположение, которое он тем охотнее поддерживал, что чувствовал некоторую привязанность к сыновьям и особенно к дочерям Эмеральда Эйля, даже женился на одной из последних, ровно за полгода до отплытия на китовую ловлю.

Конец ознакомительного фрагмента.