Данни, чемпион мира

Роальд Даль, 1975

Смогут ли Данни и его папа перехитрить подлого мистера Фундукка?.. Всякий мальчик хотел бы жить, как Данни. Ещё бы, у него вместо дома цыганская кибитка, он самый юный из всех юных автомехаников, а его лучший друг – собственный папа, который знает столько чудесных историй! Но однажды ночью Данни вдруг узнаёт страшную тайну о своём папе, которую тот скрывал от сына целых девять лет. И вот, неожиданно для себя, Данни оказывается вдохновителем и организатором невероятного заговора против чванливого Виктора Фундукка, местного богатого землевладельца. Если у них всё получится, Данни станет чемпионом мира!

2

Большой и Добрый Великан

Мой папа, вне всякого сомнения, был самый расчудесный и восхитительный папа на свете. Ни у одного мальчика не было такого папы. Вот вам его портрет:

Те, кто не знал его близко, могли подумать, что он человек серьёзный и угрюмый, — но нет, он таким не был. На самом деле он был ужасно весёлый. А серьёзным он выглядел потому, что никогда не улыбался губами. Он улыбался одними глазами. Глаза у него были ярко-голубые, они вспыхивали, когда он думал о чём-нибудь смешном, и, если всмотреться, было хорошо видно, что в зрачках пляшут крошечные золотые искорки. Однако губы его при этом не шевелились.

Я был рад, что папа улыбается одними глазами. Это значило, что он никогда не улыбался мне фальшивой улыбкой, потому что глаза не станут искриться, если ты не искришься сам. Улыбка ртом — совсем другое дело. Её можно запросто подделать: изогнул губы, и всё. И, кстати, я понял, что настоящая улыбка ртом невозможна без улыбки глазами, так что, если кто-то улыбается вам одними губами, а глаза остаются прежними, — будьте настороже. Он точно притворяется.

Моего папу вы бы не назвали образованным. Вряд ли он за всю свою жизнь прочитал хотя бы два десятка книг. Зато какой он был рассказчик! Каждый вечер он сочинял мне новую сказку, а самые лучшие превращались в сериалы с продолжением.

Одна из них, которая растянулась на полсотни вечеров, если не больше, была про Большого и Доброго Великана, сокращённо БДВ. Этот БДВ был втрое выше обычного человека, и ладони у него были размером с тачку. Он жил в огромной подземной пещере недалеко от нашей заправки и выбирался наружу, только когда темнело. А в пещере у него была порошочная фабрика, где он производил больше сотни разных видов волшебных порошков.

Когда папа рассказывал сказки, он иногда расхаживал по комнате взад-вперёд, размахивая руками и шевеля пальцами. Но чаще он сидел на краешке моей койки и говорил очень тихо.

— Большой и Добрый Великан делает свои волшебные порошки из детских снов, — рассказывал он.

— А как? — спросил я. — Как он их делает, папа?

— Сны, мой мальчик дорогой, — это очень загадочная вещь. Они летают в ночном воздухе, как крошечные облачка, и ищут спящих.

— А сами они при этом заметны? — спросил я.

— Нет. Они совершенно невидимы.

— Тогда как же Большой и Добрый Великан их ловит?

— Вот именно, — сказал папа. — Тут-то и начинается самое интересное. Понимаешь, в чём дело: сон, когда он пролетает в ночи, издаёт очень тоненькое жужжание, даже зудение, такое тихое, что ухо обычного человека его не различает. Но БДВ слышит его отлично. У него фантастический слух.

Мне нравилось, как папа пристально смотрел куда-то вдаль, когда рассказывал свои истории. Лицо у него делалось бледное, неподвижное и отрешённое, и он не замечал ничего, что было рядом.

— БДВ, — продолжал он, — слышит поступь божьей коровки, когда она ползёт по листу. Он слышит, как под землёй перешёптываются на бегу муравьи. Слышит, как вскрикивает от боли дерево, когда дровосек наносит удар топором. Вокруг нас, мальчик мой, целый мир звуков, которых мы не слышим, потому что наши уши недостаточно чутки.

— А когда он поймает сон, что тогда? — спросил я.

— Тогда он бросает его в стеклянную банку и плотно затыкает пробкой, — ответил папа. — У него в пещере тысячи таких банок.

— А плохие сны он тоже ловит? Не только хорошие?

— Да, — сказал папа. — Он ловит и те, и другие. Но порошки делает только из хороших.

— А с плохими что он делает?

— Он их взрывает.

Не могу вам передать, как я любил папу. Когда он сидел рядом со мной на моей койке, я дотягивался до него и брал за руку, а он обхватывал мою ладошку своими длинными пальцами и крепко сжимал.

— А когда порошки готовы, что он потом с ними делает? — спросил я.

— Тёмной-тёмной ночью, — сказал папа, — он крадётся по улицам и ищет дома, в которых спят дети. БДВ такой высокий, что может заглядывать в окна второго и даже третьего этажа, и, когда он видит, что в комнате спит ребёнок, он открывает свой чемодан и…

— Чемодан? — переспросил я.

— У БДВ всегда при себе чемодан и труба, — объяснил папа. — Длинная и узкая, как фонарный столб. А в чемодане он носит порошки. Так вот, он открывает чемодан, выбирает самый подходящий порошок… высыпает его в трубу… просовывает трубу в открытое окно… и дует… и порошок разлетается по комнате… и ребёнок его вдыхает.

— И что тогда? — спросил я.

— И тогда, Данни, ребёнку начинает сниться восхитительный и поразительный сон… и когда в этом сне наступает самый восхитительный и поразительный момент… тогда волшебный порошок делает своё дело… и сон перестаёт быть сном… и становится явью… и вот ребёнок уже не спит в своей кроватке… он теперь там, где происходят события его сна… и он участвует в этих событиях… уже по-настоящему. А дальше я расскажу тебе завтра. Уже поздно. Спокойной ночи, Данни. Засыпай, мальчик.

Папа поцеловал меня, прикрутил фитиль нашей маленькой керосиновой лампы, и она погасла. Он уселся перед дровяной печкой, которая излучала в тёмной комнате ровное и красивое красное сияние.

— Папа, — шепнул я.

— Что?

— А сам ты видел Большого и Доброго Великана?

— Один раз, — сказал папа. — Всего один раз.

— Видел?! Где?

— Я стоял за нашей кибиткой, — сказал папа, — и была ясная лунная ночь, и я посмотрел вверх и вдруг увидел, как с вершины холма сбегает кто-то невероятно высокий. Он бежал вприпрыжку, гигантскими шагами, а за ним развевался чёрный плащ, как будто птичьи крылья. В одной руке у него был чемодан, а в другой — труба, и когда он добежал до высоченной живой изгороди на краю поля, то попросту через неё перешагнул.

— А ты испугался, папа?

— Нет, — ответил папа. — Только изумился. Это было странно, но не страшно. А теперь спи. Спокойной ночи!