Стальные останки

Ричард Морган, 2009

Рингил Эскиат, когда-то военный герой и прославленный ветеран, а теперь изгой и нищий, по просьбе семьи отправляется искать кузину, которую продали в рабство. Но преследуя ее похитителей, он натолкнется на тайну, которая окажется куда страшнее всего, что Рингил ожидал. Арчет – последняя из своей расы – думала, что после войны так и будет заниматься инженерным ремеслом, пока самый могущественный человек в Империи не послал ее расследовать нападение на приграничный порт. Вроде бы обычное дело, вот только местные утверждают, что нападают на них не бандиты, а демоны. Эгар Драконья Погибель, кочевник, когда-то служивший Империи, теперь впутался в городские неурядицы, мелкую свару между здравым смыслом и религиозным рвением. Но вскоре о распрях шаманов придется забыть, ведь его племени начинает угрожать нечто чуждое и очень опасное. Рингилу и двум его товарищам снова придется защищать Империю, которая должна им все, но не дала ничего. Защищать от древней силы, способной утопить весь мир в крови. Вот только с такими героями лекарство вполне может оказаться хуже любой болезни.

Глава 9

Когда он проснулся, было еще светло.

Несколько удивленный этим, зевающий Рингил побродил по дому в поисках слуг, нашел нескольких и приказал подготовить горячую ванну. В ожидании, пока приказ выполнят, он зашел в кухню, прихватил тарелку с хлебом и вяленым мясом и съел все, стоя у окна, рассеянно разглядывая через стекло тени на лужайке, растущие с приближением вечера. Кухонные слуги суетились вокруг в клубах пара, перекрикивались, старательно не обращая на него внимания, будто он был дорогой и хрупкой статуей, которую по неудобной причине поставили среди них. Он поискал взглядом девочку, которая принесла чай, но не увидел. Когда ванна была готова, Рингил вернулся наверх и отмокал в ней, пока вода не начала остывать. Тогда он вытерся полотенцем, не дожидаясь помощи, оделся, придирчиво выбирая вещи из нового гардероба, купленного на деньги Ишиль, прицепил Друга Воронов и надел шляпу с пером, а затем отправился гулять.

Луговины затопил пестрый янтарный свет. Повсюду были люди, которые прогуливались и наслаждались последним осенним теплом. На некоторое время Рингил удовлетворился тем, что просто слонялся среди них, не обращая внимания на взгляды, которые притягивал меч на спине, и позволяя последним остаткам крина покинуть тело в сиянии заходящего солнца. Высоко в восточном небе изгиб Ленты едва вырисовывался на синем фоне. Рингил поймал себя на том, что бездумно таращится на него, и тут из ниоткуда возникла идея.

«Шалак!»

Он спустился к заросшей мхом Луговинской набережной, где для желающих насладиться видом стояли столы и стулья, в ларьках продавали лимонад и пирожные по раздутым ценам, а небольшие лодки исправно подбирали и высаживали компании дорого одетых отдыхающих из районов выше по течению реки. В конце концов Рингил разыскал лодочника, который с неохотой согласился отвезти его вниз по течению, в Экелим, и легко запрыгнул на борт, пока тот не передумал. Он стоял на корме, глядя как берег удаляется и любуясь на Луговины, чувствуя на лице закатный свет, словно проникший сквозь витраж, и лишь смутно осознавая, что красуется. Он сел, поерзал на влажной доске, уделяя должное внимание новой одежде и Другу Воронов, пока не устроился более-менее удобно, и несколько раз моргнул — от взгляда на солнце перед глазами еще маячили пятна.

— Таких деньков в этом году маловато осталось, — заметил лодочник, работая веслами. — Говорят, нас ждет олдрейнская зима.

— Кто говорит? — рассеянно спросил Рингил. Олдрейнскую зиму предсказывали постоянно. Теперь, наверное, среди чтецов по внутренностям на рынке Стров это популярный способ предвещать злой рок, раз с войной покончено.

Лодочник охотно начал объяснять:

— Все так думают, мой господин. Рыбаки из гавани твердят, что в этом году серебряшку ловить трудно как никогда. От Хиронских островов идут холодные течения. И были знамения. Град размером с кулак. На болотистых равнинах к югу от Клиста на рассвете и закате видели странные огни, а ночью слышали лай черного пса. Брат моей жены — передовой дозорный на одном из китобойных судов Маджака Урдина, и он говорит, что им в этом году пришлось зайти дальше на север, чтобы выследить китовые фонтаны. В конце прошлого месяца они побывали за Хиронскими островами и видели, как огненные камни падали с Ленты прямо в воду. Той ночью был шторм, и…

И так далее.

Рингил сошел на берег в Экелиме. В его голове все еще звучал рассказ лодочника, словно эхо. От бухты он направился по Тележной улице, запоздало надеясь, что Шалаку за последние десять лет не взбрело в голову переехать. Пробираться через беспорядочную толпу, которая собралась ранним вечером, было непросто, но покрой и ткань новой одежды помогали ему прокладывать путь. Люди не хотели навлечь на себя неприятности, даже в этой части побережья. По углам улиц парами стояли городские стражники, наблюдая за толчеей и нервно поигрывая длинными деревянными «дневными» дубинками; если бы возник спор, они усмотрели бы в наряде Рингила то же, что остальные. Он, как богач, был бы оправдан за недостаточностью улик, а его противника утащили бы в переулок, чтобы преподать короткий урок хороших манер, воспользовавшись дубинками.

Дойдя до угла Тележной и Ворванной, Рингил сдержанно усмехнулся. Не стоило тревожиться о том, что здесь теперь что-то иначе. Спустя десять лет жилище Шалака изменилось не больше, чем взгляды священника. Каменный фасад был таким же потертым, темные будто кофе окна так же тускло освещались изнутри, и тот же насупленный карниз опускался так низко над входной дверью, что посетитель, который в детстве хорошо питался и вырос высоким, был обречен удариться о него лбом. Тот же загадочный знак болтался снаружи на ржавом железном держателе:

«Войди и узри».

Давным-давно, еще до войны, на этой табличке были написаны другие слова: «Войди и оглядись — быть может, что-то выберет тебя», — заключенные в круг таинственных и, как всегда подозревал Рингил, фальшивых олдрейнских символов. А потом начались пятидесятые, война и драконье пламя, пришельцы-завоеватели из морских глубин. Безобидная приманка для любителей, увлеченных Исчезающим народом, за чей счет Шалак зарабатывал себе на жизнь, превратилась в заявление о колдовских намерениях, граничащее с государственной изменой. Люди говорили, что олдрейны исчезли, уйдя на запад, а с запада теперь пришли Чешуйчатые. Шалаку пару раз били стекла сердитые толпы, на улице его забрасывали камнями чаще, чем он мог сосчитать, а Комитет по защите общественной морали снова и снова требовал от него объяснений. Он усвоил урок. Вывеску сняли, символы стерли со всех поверхностей внутри лавки, и любые намеки на магическую сущность предметов, которые Шалак продавал, сменили листовки с объяснением, что о мудрости олдрейнов ничего не известно наверняка, никто в нынешнем поколении не видел живого двенду, рассказы о них, скорее всего, — детские волшебные сказки, и только. Рингил всегда подозревал, что Шалака глубоко ранила необходимость писать все эти тексты — какими бы ни были увлечения клиентов, сам торговец искренне верил в Исчезающих и их магию. Но когда он с юношеским нахальством затронул эту тему, Шалак в ответ болезненно улыбнулся и выдал несколько банальностей, положенных хорошему гражданину.

«Мы все должны чем-то жертвовать, Рингил. Это война. Если это будут все мои страдания, я не стану жаловаться».

«Ох, да ладно тебе! — Рингил сорвал записку с первой попавшейся резной штуковины и взмахнул ею. — Что это за дерьмо? “Никто в нынешнем поколении не видел двенду”? Хрень какая, Шал. Никто в нынешнем поколении не видел Хойрана во плоти, но я что-то не заметил, чтобы из-за этого закрывались храмы. Банда гребаных лицемеров!».

«Люди боятся, Рингил. — Под левым глазом Шалака красовался свежий синяк. — Их можно понять».

«Они овцы, — ярился Рингил. — Тупые гребаные овцы».

С этим Шалак не стал спорить.

Он и сам за прошедшие годы почти не изменился. В короткой бороде виднелись седые, а не серебристые волосы, шевелюра над морщинистым лбом несообразно поредела, но в остальном то же, немного скорбное лицо клерка оторвалось от переплетенной в кожу книги, когда Рингил открыл дверь в маленький магазин и нырнул внутрь.

— Чем могу служить, благородный господин?

— Для начала можешь избавиться от высокопарных обращений. — Рингил снял шляпу. — А после попытайся меня узнать.

Шалак моргнул. Снял очки для чтения и уставился на гостя. Рингил поклонился, шаркнув ногой.

— Алиш? Нет, погоди… Рингил?! Рингил Эскиат? Это действительно ты? — Шалак спрыгнул со стула, бросился к Рингилу и схватил его за руки. — Клянусь зубами Хойрана! Что ты здесь делаешь?

— Пришел тебя навестить, Шал.

Шалак закатил глаза и отпустил Рингила.

— О, умоляю. Ты же знаешь, что моя Риша выцарапает тебе глаза, если увидит, как ты со мной заигрываешь. — Но было видно, что он польщен. — Нет, в самом деле — зачем ты вернулся?

— Это длинная и не очень интересная история. — Рингил уселся на край стола, заваленного камнями причудливой формы, полудрагоценными самоцветами и металлическими штуковинами непонятного назначения. — Однако мне не помешал бы совет.

— От меня?

— Трудно поверить, да? — Рингил выбрал из кучи спутанный моток железной проволоки, в центре которого виднелся некий символ. — Где ты это взял?

— Нашел. Какой тебе нужен совет?

Рингил с театральным видом огляделся по сторонам.

— Угадай с первого раза.

— Тебе нужен совет… про олдрейнов?! — Шалак состроил гримасу, потом тихонько рассмеялся. — Что с тобой приключилось, Гил? На тебя свалилось ненужное богатство? Я думал, такому, как ты, больше по нраву кириатские штучки.

— Мне другие кириатские штучки не нужны. — Рингил двумя полусогнутыми пальцами ткнул в навершие, выглядывающее из-за плеча. — Так или иначе, я не собираюсь ничего покупать. Мне просто нужно узнать твое мнение по парочке вопросов.

— И?

— Если нужно убить двенду, как это лучше сделать?

Шалак от изумления разинул рот.

— Чего?!

— Да ладно. Ты меня услышал.

— Хочешь узнать, как убить двенду?

— Ага. — Рингил раздраженно заерзал и потянул за нитку, торчащую из новой, да, новенькой куртки. И где только Ишиль нашла такого криворукого портного… — Ага, так и есть.

— Да не знаю я. Сперва надо, знаешь ли, разыскать двенду, которого собираешься убить. Никто в…

–…нынешнем поколении не видел Исчезающих. Да-да. Я помню. Но давай предположим, что я и впрямь его разыскал. Вообразим, что он мне мешает. Как мне его убрать, Шал? — Рингил дернул головой, указывая на навершие Друга Воронов. — Это подойдет?

Шалак поджал губы.

— Сомневаюсь. Придется действовать с неимоверной быстротой.

— Ну, вообще-то мне случалось ее проявлять…

Он не стал уточнять, что эти «случаи» относились к делам давно минувших дней. Были еще всякие байки и военные легенды, но кто еще — кроме него в постоялом дворе Джеша, с растущей усталостью — их теперь рассказывал?

Шалак повернулся, окидывая взглядом забитую товаром лавку. Потер лоб, увернулся от свисающей с потолка коллекции деревянных ветряных колокольчиков, скорчил рожу.

— Дело в том, Гил, что мы мало знаем о двендах. Я хочу сказать, все эти вещи в моем магазине — большей частью барахло…

— Серьезно?

Торговец бросил на него угрюмый взгляд.

— Ладно, ладно. Я зарабатываю на жизнь, пользуясь намеками и полуправдами относительно того, во что люди отчаянно хотят верить. Не надо мне об этом напоминать. Но в центре всего этого есть вещи, в которых даже кириаты не сумели разобраться. Они, знаешь ли, когда-то сражались с двендами за обладание этим миром. Но если прочесть их анналы, выяснится, что они толком не понимали, с кем воюют. Там встречаются упоминания о призраках, оборотнях, одержимости, камнях, лесах и реках, которые оживали, повинуясь олдрейнскому приказу…

— Ох, прекрати, Шал. — Рингил покачал головой. — Ты же не настолько наивен. Мне нужно обоснованное мнение, а не болтовня, которую я мог бы услышать от любого придурка на рынке Стров.

— Ты его и услышал, Гил. Мое обоснованное мнение. Кроме устных преданий и нескольких рунических каракулей на каменных столбах вдоль западного побережья, у нас нет ничего, повествующего о том, какими олдрейны были на самом деле, кроме хроники Индират М’нал. Это единственный достойный доверия источник. Все прочее, написанное кириатами на данную тему, опирается на него. А в Индират М’нале говорится, помимо прочего, что двенды могли управлять водой, камнем и деревом, оживляя их.

Конец ознакомительного фрагмента.