Лжепророк

Ричард А. Кнаак, 2007

От начала времен небесное ангельское воинство и орды демонов из глубин Преисподней ведут нескончаемое сражение за будущее всего сущего. Ныне это сражение развернулось и в Санктуарии – мире людей. Преисполненные решимости склонить человечество на свою сторону, силы добра и зла ведут тайную войну за души смертных. Это история Войны Греха – конфликта, который навсегда изменит судьбу рода людского. Детище владык Преисподней, Церковь Трех пала. Теперь путь к освобождению рода людского Ульдиссиану преграждает лишь Собор Света, возглавляемый покорившим сердца многих Пророком. Однако на самом деле Пророк – не кто иной, как ангел-отступник Инарий, полагающий сотворенный им мир бесспорным своим достоянием. Перед лицом коварного врага, готового скорее уничтожить Санктуарий, чем выпустить его из рук, Ульдиссиан не замечает других претендентов, стремящихся к власти над его миром. Теперь о существовании Санктуария известно и Преисподней, и Небесам… и непримиримые воинства демонов и ангелов не остановятся ни перед чем, дабы завладеть им.

Глава пятая

Обрадованный победой, Зорун Цин едва ли не по-мальчишечьи заулыбался. С помощью этого заклинания, методически разрабатывавшегося многие месяцы ради совсем другой цели, маг рассчитывал учинить в лагере переполох и тем отвлечь внимание асценийца, но на такой успех не рассчитывал даже в самых смелых мечтах. Воистину, он много, много могущественнее, чем полагал!

Совершенные убийства Зоруна не волновали ни в коей мере. Да, он точно знал, кто там, в повозках, и понимал, что гибель их без последствий не обойдется, однако с ним убийства мастера Фахина не свяжет никто. Скорее уж, обвинение падет на голову Ульдиссиана уль-Диомеда, а он, Зорун, этому всячески поспособствует. В конце концов, о могуществе и буйном нраве асценийца в столичном граде уже наслышаны.

Вдобавок, при сих обстоятельствах пленение отступника будет выглядеть особенно впечатляюще… если маг вовсе удосужится сообщить о нем совету кланов. В голове его уже зарождались новые мысли — планы, сулящие немалую, немалую силу.

Могущество, перед коим покорно склонятся все маги до одного.

Насколько Зорун мог судить, живых свидетелей происшедшего в лагере не осталось. Все получилось, как и было задумано. За Ульдиссианом он втайне, вынужденный держаться поодаль, наблюдал несколько дней, и их случайная встреча с купцом оказалась для бородатого заклинателя как нельзя кстати. Асцениец по собственной воле расстался со своим стадом, а дальше события развернулись в точности так, как Зоруну и требовалось.

Однако на всякий случай, ради пущей уверенности, маг велел сопровождающим его стражникам:

— Ступайте-ка, проверьте, не осталось ли там живых, да поскорее.

Повиновались стражники неохотно: проделанное магом явно пришлось им не по душе. Полудюжина воинов поспешила к обломкам повозок. Глядя им вслед, Зорун снова невольно задумался о том, что сможет сделать, чего достичь, располагая мощью, предположительно присущей асценийцу. Вот только неувязку со стражами в таком случае придется исправить…

Кусты слева дрогнули, затрещали под натиском великана, несшего в сторону мага нелегкий груз. Крохотную головку Терула Зорун узнал без труда.

— А-а, ты его взял! Великолепно, Терул!

Слуга, кряхтя, подтащил тело к хозяину. Наконец-то осмелившись сотворить свет, Зорун пригляделся к асценийцу поближе.

— Хм-м-м… на вид — ничего особенного. Обычный крестьянин, как о нем и говорят. Однако для нас — дороже золота, а, Терул?

Но великан смотрел мимо хозяина. Уродливое лицо его помрачнело, низкий лоб сморщился в очевидных раздумьях.

— Вернуться они могут не с добром, — внезапно объявил он.

Столь длинных, законченных фраз Зорун от него, пожалуй, еще не слышал. Прямое, без экивоков, замечание Терула лишь подтверждало его недавние опасения. Приглядевшись к силуэтам стражников, ищущих среди обломков хоть одного живого, маг принял решение.

— Да. Интересно, смогу ли я возобновить заклинание…

С этим Зорун склонился к знаку, начертанному на мягкой земле. Часть линий оказалась стерта его подошвой, однако исправить это не составляло труда. Вот силы он уже поистратил изрядно, но отчего-то чувствовал: на еще один, последний удар их хватит.

Подняв над фигурой посох, Зорун Цин начертал в воздухе нужный символ. Заклинание он разработал так, чтоб в случае надобности обходиться без долгих напевов, ибо любой шум вполне может привлечь внимание жертвы — или, в данном случае, жертв.

Вязь рун вдоль древка посоха слегка замерцала. Мгновением позже засветились и руны, вписанные в фигуру.

Со стороны повозок донесся шорох листвы. Судя по темным силуэтам стражей, те ничего не заподозрили.

— Джата, — прошептал Зорун.

По его слову уцелевшие лианы и ветви снова, как прежде, склонились вниз, с убийственной точностью потянулись к шестерке солдат.

Первый из стражей не успел даже вскрикнуть. Лианы захлестнули, оплели его горло и рот, а ветви потащили наверх, в листву. Ближайший из товарищей стражника обернулся к нему…

Но тоже был схвачен ветвями. Этот сумел закричать, призывая на помощь, и криком предостерег остальных. Один из стражей метнулся к товарищу, однако тот уже исчез в пологе листьев.

Старший над полудюжиной махнул рукой в сторону Зоруна, и все четверо с вполне очевидными намерениями устремились к нему. Однако двое из них угодили в лапы ветвей, не успев сделать и шагу, а третьему посчастливилось разве что немногим больше. Стражники принялись рубить подлые ветви, но острота клинков не слишком им помогла.

Последним исчез старший, на прощание обругав Зоруна так, что даже маг покраснел до кончиков ушей. Затем лианы, обвившие его шею, натянулись так, что страж задохнулся насмерть.

Еще миг, и деревья увлекли трупы наверх, в гущу листвы. Брошенные поодаль от места засады, они быстро станут поживой лесных зверей, а уж те не оставят от стражей ни косточки. Естественно, их бесследное исчезновение Зорун тоже возложит на плечи Ульдиссиана, а доказать свою невиновность асценийцу, опять-таки, случая не представится.

Вполне удовлетворенный, маг опустил посох, стер подошвой начертанное и вдруг пошатнулся, охваченный слабостью. Подобное напряжение сил не прошло даром даже для него.

По счастью, державшийся рядом Терул успел его подхватить. С помощью великана маг взгромоздился в седло, а слуга его поднял с земли недвижное тело Ульдиссиана уль-Диомеда.

Глотнув вина из небольшого меха, Зорун Цин кивнул. Ночное предприятие в самом деле прошло просто великолепно: жертву удалось изловить куда проще, чем он себе представлял. Подумав об этом, маг поклялся впредь не скромничать, сверх меры преуменьшая собственное величие.

Вдобавок, Зорун окончательно решил не сообщать об успехе совету магов. Этим он попросту объяснит, что Ульдиссиан ждал его появления, что асцениец, движимый безумием, истребил и купеческий караван и благородных стражей совета. Да, в глазах советников все это будет выглядеть поражением, каковое весьма и весьма их обрадует, однако Зорун-то знает, в чем правда, а остальное неважно. В конце концов, с чего бы вдруг отдавать столь ценную добычу тем, кто лишь перессорится из-за нее безо всякого толка? Уж лучше пусть Ульдиссиан уль-Диомед остается в руках человека, знающего, к чему применить его пресловутую силу.

— Едем, Терул, — велел Зорун, развернув коня и предоставив слуге, также прыгнувшему в седло, вести за собою, к столице, коня с навьюченным на него асценийцем.

Вернуться в Кеджан так, чтобы этого не заметил даже совет, труда не составит: он им, в конце концов, не кто-нибудь, а Зорун Цин.

— Кони солдат, — отрывисто пророкотал Терул.

— Хм-м-м, — протянул маг, вновь подивившись смекалке слуги.

Да, как ни удивительно, Терул снова оказался прав. От лишних коней следовало избавиться, иначе советники могут задаться вопросом: отчего, дескать, все шесть коней живы-здоровы, хотя всадники сгинули?

Разумеется, эта задача была куда проще всех прежних. Сунув руку в кошель, Зорун достал из него небольшую трубочку, поднес ее кончик к губам и дунул.

Конь впереди вздрогнул и замертво рухнул наземь. Столь же легко пали еще два. К тому времени, как на них кто-нибудь набредет, трупы под действием снадобья в крови истлеют почти целиком. Все будет выглядеть так, словно Ульдиссиан уль-Диомед заодно со всеми прочими безжалостно истребил и коней. Этакий штрих лишь придаст убедительности рассказу, уже сложенному Зоруном для глупцов из совета.

— Неплохо выйти должно, а, Терул? Как по-твоему, оценит совет магов спасение того, что возможно было спасти?

Терул согласно крякнул.

Усталый, однако крайне довольный собой, Зорун Цин пришпорил коня. Терул подхватил под уздцы коня, везшего Ульдиссиана, и, напоследок с ухмылкой взглянув в сторону неподвижного пленника, тронулся следом за магом.

* * *

Тем временем в неведомом месте, вполне настоящем, и в то же время несуществующем, над необъятной черной бездной взвихрились мириады огней наподобие звезд. Окажись здесь хоть кто-нибудь, способный увидеть те звезды, он мог бы узнать в каждой чешуйку, блестящую, словно зеркало.

В каждой из этих чешуек он мог бы увидеть мгновение собственной жизни — от рождения и далее, до зрелых лет, а может, и до самой кончины. В чудесных чешуйках отражалась жизнь всякого, когда-либо рожденного на Санктуарии.

Принадлежали же те чешуйки тому, кого некоторые — если б увидели их выстроившимися именно так — приняли бы за дракона, однако драконом он был отнюдь не простым.

Звали его Траг’Ул, а существовал он с тех самых пор, как беглые ангелы с демонами создали Санктуарий. Квинтэссенция созидания, украденная ими, дабы сотворить себе мир-убежище, заключала в себе и его существо. Рос сей мир — рос и он, и судьба его была связана с Санктуарием в той же мере, что и судьбы населявших Санктуарий людей.

Вот потому-то, а еще зная, чем грозят Санктуарию Преисподняя и Небеса, великий змей не без колебаний взял в ученики родного сына Инария, и после того, как Древний, звавшийся Линарианом, отказался от прежнего имени, нарек его Ратмой. Учился Ратма весьма охотно, и Траг’Ул поделился с ним знанием, недоступным даже ангелам с демонами. Ну, а во время учения, на протяжении многих столетий, оба они зорко следили, чтоб Санктуарий не склонился бесповоротно к той либо другой стороне того, что Траг’Ул называл Равновесием. По сути, Равновесие являло собой паритет, равенство соотношения мировых начал. Склонение к абсолютному злу повлекло б за собою страшные бедствия, поворот к полному отсутствию зла — застой и разложение. Всему этому оба безоговорочно предпочитали «золотую середину», сосуществование добра и зла в равных пропорциях, без явного преобладания одного над другим.

Но самое главное, поддержание Равновесия означало сокрытие существования этого мира от взора Небес. Владыки Преисподней о нем уже знали, однако демонов сдерживал не только Инарий, но и дракон, а вот если в схватку ввяжутся ангелы…

— Ратма, у меня к тебе разговор, — сказал Траг’Ул в темноту.

Под мириадами движущихся звезд вмиг появился некто, закутанный в плащ.

— Я здесь.

— Нужно готовиться к немыслимому.

— Вот как? Я в том пока не уверен.

Нечасто, нечасто дракону за всю его долгую жизнь случалось оказаться захваченным врасплох…

— И отчего же?

Плащ Ратмы затрепетал вокруг его ног, словно являя собою продолжение мыслей Древнего.

— Если на Небесах прознали о Санктуарии, то почему не нахлынули туда всем скопом? Мешкать им, на мой взгляд, резона нет.

— Присматриваются к Инарию и Преисподней, оценивают расстановку сил.

— Разумно… однако не забывай об охотнике, об Ахилии. Он, как тебе известно, пытался покончить с Ульдиссианом.

— Тем более вероятно, что он во власти твоего отца, а потому оптимизм твой мне непонятен.

Звезды прянули в стороны и вновь образовали созвездие, напоминавшее длинное тело змееподобного существа из древних легенд.

— Отец здесь ни при чем. Теперь я знаю это наверняка. Знаю, где он и чем занят. И точно могу сказать: это не он.

— Тогда мы с тобой возвращаемся к тому, что о Санктуарии известно и Небесам.

Ратма приподнял брови.

— Или лишь одному из их августейших владык.

— Лишь одному?

Звезды вновь перестроились. Траг’Ул ненадолго умолк, взвешивая услышанное.

— Лишь одному? — повторил он. — Но кто из них явится сюда втайне вместо того, чтоб немедля сообщить об измене Инария Ангирскому Совету? Среди них таких не найти.

— И все же один такой есть. Тот, кто был для отца ближе всех, точно родная кровь, хотя крови ни в ком из них нет ни капли. Да, Траг, я вполне могу считать его дядюшкой: в понимании ангелов, они с Инарием братья.

— Быть не может… Тираэль?

Оба утихли, словно бы ожидая, что ангел откликнется на зов, появится перед ними воочию. Когда же Ратма, наконец, нарушил молчание, голос его зазвучал едва слышно — по крайней мере, для человеческого уха.

— Да, Тираэль. По-моему, Ангел Справедливости явился сюда в одиночку, дабы единолично решить судьбу преступного брата… а заодно и всего Санктуария.

* * *

Ульдиссиан очнулся. По крайней мере, описать происшедшую с ним перемену лучше он не смог. На самом же деле он пребывал где-то на полпути между ясностью разума и бесчувствием. Туман в голове обескураживал, не позволял сосредоточиться.

Но, несмотря на помутнение мыслей, в одном Ульдиссиан был уверен твердо.

Несомненно, он угодил в лапы Инария.

Кто еще мог с такой легкостью поймать его в западню, сын Диомеда даже не представлял… и поэтому объявившийся перед ним человек показался Ульдиссиану страннее некуда. Лицом незнакомец был смугл, с ухоженной длинной бородой, но больше всего внимания привлекал его взгляд, легко, как ничто иное, пронзивший туман в Ульдиссиановой голове.

— Ты слышишь меня, Ульдиссиан уль-Диомед? Ты меня слышишь? Я держал тебя без сознания всю дорогу назад, а теперь ты должен прийти в чувство настолько, чтобы откликнуться.

Ульдиссиан и хотел бы ответить, однако язык словно отяжелел, и челюсть тоже не слушалась. Сумел он только кивнуть, и этого незнакомцу в долгополых одеждах оказалось довольно.

— Прекрасно! Знай же: в плен ты взят мною. Мною, великим Зоруном Цином!

Казалось, он полагал, что Ульдиссиан должен знать его, и, убедившись в обратном, был несколько обескуражен.

— Все они пред тобою в страхе, — презрительно хмыкнув, продолжал Зорун Цин, — однако на деле изловить тебя оказалось проще простого. Порой мне даже думается, стоило ли затевать все это, стоило ли идти на обман и предательство…

Ульдиссиан вновь попытался сказать хоть слово и вновь ничего не добился.

— Будь покоен, друг мой, скоро ты заговоришь! Прежде, чем я решу, как быть дальше, мне нужно многое о тебе выяснить.

За спиной чародея возник некто огромной величины. Отчего-то этот звероподобный гигант заинтересовал Ульдиссиана куда сильнее, чем тот, кто взял его в плен.

Зорун оглянулся назад.

— Терул! Подай сюда тот черный ларчик с третьей полки. Живей!

Слуга Зоруна двинулся выполнять приказание, но прежде взглянул Ульдиссиану в глаза. Как ни хотелось пленнику заговорить, он знал: все старания окажутся тщетны.

— Терул показался тебе страшным на вид? — спросил маг, приняв оживление Ульдиссиана за испуг. — Поверь: в мире немало вещей куда более страшных. О нем ты, асцениец, не тревожься… тревожиться тебе надлежит в первую очередь на мой счет.

С этим он поднял только сейчас замеченный Ульдиссианом посох и что-то забормотал. Руны на посохе вспыхнули.

В ушах Ульдиссиана эхом отдался пронзительный вопль. Лишь спустя пару секунд сын Диомеда понял, что кричит он сам. Все тело внезапно охватила невыносимая боль, как будто с него дюйм за дюймом сдирают кожу.

— Это всего лишь ощущение, мнимость, — пояснил маг, — но вскоре она станет явью. Сия демонстрация предпринята, дабы подвигнуть тебя к откровенным ответам на любой мой вопрос. Понятно?

— Д-да!

Обретенный дар речи Ульдиссиана ничуть не обрадовал: все затмевала собою боль. Вдобавок, туман в голове не позволял сосредоточиться ни на чем, кроме Зоруна Цина. Сын Диомеда до сих пор не знал даже, где находится — разве что каменный пол под обутой в сандалию ногой чародея сумел разглядеть.

Зорун Цин взмахнул посохом, и боль унялась. Откуда-то слева явился тот самый великан, Терул, с тем самым ларчиком, что требовал его господин. Впрочем, ларчик слуга хозяину не отдал, а просто остановился, держа его перед Зоруном.

Бородатый маг поднял крышку ларца, откинув ее в сторону Ульдиссиана, с нетерпением отыскал внутри нечто крохотное и, стиснув вещицу в ладони свободной руки, кивком велел Терулу закрыть ларчик.

— Убери на должное место, — велел он великану.

Терул удалился, а Зорун разжал кулак и показал лежащее на ладони Ульдиссиану.

Ульдиссиан ахнул бы от неожиданности, да только пленитель, похоже, снова лишил его дара речи. Что за штука в руке чародея, он знал — и, скорее всего, куда лучше, чем сам Зорун.

То был небольшой осколок точно такого же кристалла, из каких состоял Камень Мироздания.

Вправду ли он отколот от сей чудовищной реликвии, Ульдиссиан сказать не мог, знал лишь одно — подобные кристаллы ему больше нигде не встречались. Если перед ним вправду осколок Камня, украсть его из подземелий горы Арреат могла только Лилит, или кто-либо из Древних, или кто-то из демонов с ангелами. Возможно, он — часть одного из кристаллов, парящих в воздухе вокруг главного и постоянно бьющихся друг о дружку, а может, был украден еще при сотворении Камня Мироздания — как знать, как знать…

Да и какая разница? Главное — он здесь, в руках Зоруна Цина.

— Вижу, ты чувствуешь заключенную в нем мощь? Любопытно. Возможно, совет на твой счет не так уж и ошибается. Нравится тебе мой камешек? Достался он мне ценой дюжины жизней, а в течение десяти лет, истекших до того, как я узнал о нем, очевидно, унес вдвое больше! И все — мастера магии либо их доверенные. Древен он невероятно, уж это-то мне известно… и при том крайне полезен для моих чар, в чем ты еще убедишься.

С этими словами маг опустился на корточки. Проводив его взглядом, Ульдиссиан впервые заметил край некой магической фигуры, вычерченной на полу мелом. Скорее всего, эта фигура и держала его в узде. Стоило Зоруну поместить малиново-алый кристалл поверх одного из вписанных в нее символов, от прикосновения кристалла символ вспыхнул и замерцал.

— Тебе лучше всего быть со мной как можно откровеннее, — посоветовал Зорун, поднявшись. — Этот камень усиливает воздействие любых моих чар… в том числе и причиняющих тебе боль.

Маг поднял посох. Руны на древке вновь засветились.

Ульдиссиан закричал. На сей раз ему показалось, будто его выворачивает наизнанку. Никаких внешних изменений он в себе не замечал, однако все старания одолеть боль пропали впустую.

Утихла боль столь же внезапно, сколь и началась. Пожалуй, Ульдиссиан уронил бы голову на грудь, но чары мага не позволили даже этого.

Кеджани хмыкнул.

— Все, что ты чувствуешь, асцениец, может произойти с тобою взаправду. Я в самом деле могу вывернуть тебя потрохами наружу. Мощь камня это вполне позволяет: сие проверено мною на опыте.

Маг помолчал, дожидаясь, пока суть сказанного не проникнет в затуманенный разум Ульдиссиана как можно глубже.

— Сказать откровенно, ничего сложного в этом…

И тут к нему подбежал Терул. Его вмешательству Зорун ничуть не обрадовался, однако слуга, по всей видимости, принес какие-то срочные вести.

— Эти, в балахонах, — проворчал великан. — Наверху…

Миг — и недоумение на лице мага сменилось пониманием.

— Члены совета? Это ты хочешь сказать?

Терул истово закивал крохотной головой.

Зорун огладил безукоризненно, волосок к волоску, уложенную бороду.

— Явиться сюда насчет стражников они не могли, так как рассказу об обстоятельствах их гибели поверили. Тебе они о причине визита хоть слово сказали?

В ответ Терул только пожал плечами.

— Бестолочь! Недоумок! Что ж, с этим нужно разобраться немедля.

Досадливо фыркнув, Зорун взмахом руки отослал великана прочь. Однако перед уходом чародей вновь обратился к Ульдиссиану:

— Таким образом, у тебя, асцениец, есть время упорядочить в голове все сведения, каковые ты мне изложишь. Советую приготовиться к моему возвращению как следует: уж тогда-то допрос начнется всерьез.

Отвернувшись, маг скрылся из виду. Оставшийся на месте Терул замер, глядя хозяину вслед… а после с ним произошла крайне странная перемена. Выражение лица его сделалось куда более осмысленным, в глазах вновь засияли искры знакомого Ульдиссиану разума — разума необычайной остроты.

Склонившись, Терул подхватил с пола багровый кристалл. Жуткого вида лицо слуги исказилось в алчной ухмылке. Вблизи Ульдиссиан сумел разглядеть в нем кое-что новое — пару весьма необычных ссадин, а может, ожогов, у левого уха, темных, с виду казавшихся совсем свежими.

— Мефисто мне улыбается, — пророкотал слуга, подняв взгляд на пленника.

Сделавшаяся куда более гладкой, речь его тоже совсем не вязалась с крохотной головой — приметой скудости ума.

Очевидно, невдалеке раздался какой-то шум, которого Ульдиссиан не услышал: Терул, сделав паузу, бросил взгляд вбок. Удостоверившись, что ничего дурного шум не предвещает, великан вновь повернулся к Ульдиссиану. Казалось, глаза его смотрят в самую душу пленника, и тут сын Диомеда окончательно убедился: этот Терул далеко не так прост, как полагает маг, Зорун Цин…

И, может статься, куда опаснее для Диомедова сына, чем сам чародей.

— Да, даже это тело, при всей его звериной мощи, выгорит слишком быстро, — посетовал Терул. — Я думал, оно продержится намного дольше, но, вероятно, тут как-то сказывается недоразвитый мозг. Любопытно было бы вникнуть в вопрос сей поглубже… но, разумеется, после.

О чем идет речь, Ульдиссиан знать не знал, однако такой поворот разговора ему ничуть не понравился. Попробовал он сосредоточиться на собственных силах, но символы на полу дурманили голову, не позволяя прибегнуть к дару. Чары врага оставляли ему лишь возможность слышать стоявшего перед ним, и не более.

— Бедный Дуррам, — продолжал Терул. — Он прослужил мне куда больше, чем я смел надеяться, однако я понимал: с какой быстротой сквозь джунгли ни мчись, догнать тебя не удастся. Думал перехватить невдалеке от столицы — знал ведь, что Кеджан ты стороной не обойдешь, но в спешке только сжег тело жреца раньше времени.

Весьма и весьма рассудительный тон Терула внушал нешуточную тревогу — тем более, что лицо великана искажалось сильней и сильней. На миг в его искаженных чертах мелькнуло нечто знакомое… но под воздействием чар, затуманивших голову, проблески воспоминаний тут же угасли.

Должно быть, тревогу во взгляде Ульдиссиана великан уловил, но истолковал ее неверно.

— Неминуемого возвращения этого дурня не бойся. Грехов за ним вскроется куда больше, чем он думает… а все — благодаря самомнению, подхлестнутому мной, усилившим все его чары, — склонив голову набок, признался Терул. — И, дабы ты не подумал, будто я все это время только болтаю попусту, обрати внимание: начертанное у твоих ног мало-помалу меняется согласно моим намерениям.

Едва великан произнес это, Ульдиссиан почувствовал токи могучих сил, захлестнувших его, сковавших волю куда надежнее прежнего, затуманивших разум настолько, что ввались сейчас сюда целое войско, он бы этого и не заметил.

Казалось, во всем мире для него больше нет ничего, кроме Терула, кроме этого устрашающего слуги… говорящего с Ульдиссианом так, точно знакомы они далеко не первый день.

И Ульдиссиан в давнем знакомстве с ним отчего-то не сомневался. Вновь принялся он бороться с чарами меловых символов на полу, призвав на помощь всю силу мускулов, всю силу дара и разума — только б добиться чего-нибудь, хоть какой-нибудь малости.

Терул приподнял кустистую бровь. В темных глазах великана блеснули искорки зависти.

— Какая мощь… да, должен признать, выбрав тебя, эта сука не просчиталась.

Его слова усилили тревогу Ульдиссиана во сто крат против прежнего. Сомнений быть не могло: речь идет о Лилит… однако откуда Терул знает о демонессе?

Напрягши память, сын Диомеда сумел припомнить, что говорил великан чуть раньше о жреце по имени Дуррам, о том, что добрался сюда, воспользовавшись… его телом. Выходит, на самом деле перед ним вовсе не Терул и даже не живое существо! Выходит, великан одержим неким злокозненным духом!

Нет, не одержим. Одержимость подразумевает, что слуга остается там, в собственном теле, а эта тварь, по всему судя, поглотила дух Терула целиком. Целиком, не оставив от великана никакого, совершенно никакого следа.

И вот теперь злонамеренный призрак вознамерился сделать то же самое с ним, с Диомедовым сыном…

В этот миг глаза великана расширились, заблестели от радости.

— А-а, вот все и готово! — протянул он, одарив Ульдиссиана жуткой ухмылкой. — С этим-то камешком, да с исправленным начертанием мне волноваться не о чем. Твое тело не выгорит, как эти два. Я вновь обрету целостность! И в твоем теле создам новый великий культ, иерархом коего, Примасом, стану сам! За это Мефисто щедро меня наградит. Быть может, сделает повелителем всего рода людского!

Его тон снова напомнил Ульдиссиану кого-то знакомого. Вспомнить бы только, кого…

— К тому же, в твоем теле будет намного уютнее, чем в шкуре кого-нибудь, вроде… ну, скажем, мастера Итона из Парты.

Пленник невольно разинул рот. Теперь-то вся страшная правда стала предельно ясна.

Видя, что, наконец, узнан, Терул захохотал.

— Да, Ульдиссиан уль-Диомед, я так хотел, чтоб ты узнал меня, чтоб понял, кто тебя поглотит!

Будь у него такая возможность, Ульдиссиан замотал бы головой в ужасе и недоверии. На его взгляд, страшнее, чудовищнее, да и то ненамного, могло бы оказаться разве что воскресение Лилит или ее братца.

В Терула вселился дух верховного жреца ордена Мефиса… дух Малика.