Кофеварка

Ринат Валиуллин, 2023

«Кофеварка» – это роман-мозаика, в котором смешались комедия, драма, детектив и руководство к действию. Тысячи людей ежедневно сидят за чашкой кофе и рассказывают друг другу тысячи своих историй: терпких, насыщенных, ароматных, обжигающих, оставляющих горечь сожаления или приятное послевкусие. Никто даже не подозревает, как кофе смешивает множество историй в одну.

Гриша и Маша

— Кофе хочешь? — спросил он, когда они проходили мимо кофейного киоска.

— Да, возьми мне капучино. Здесь хороший? А то в прошлый раз одно молоко налили. Будто я у них не кофе просила, а горячее молоко.

— Хорошо, слушай, у меня денег нет. В универе опять зарплату задерживают.

— А что же тогда предлагаешь? — вздохнула Маша. — Пора бы тебе на работу, Гриня, устроиться, на другую. А не клянчить по мелочам у жены.

— Я работаю над этим.

— Ну, за это тебе никто не заплатит. Мужчине без работы никак нельзя. Что бы ты делал без меня? Ладно, угощаю.

— То есть без тебя можно, а без работы нет.

— Работа и женщина для мужчины — это одно и то же.

— Ну, конечно, в каждой женщине есть что-то от работодателя. Сначала она тебя спрашивает: «Чем ты занимаешься?», потом берет в штат, говорит: «Для тебя есть вакансия: ты будешь заниматься мной».

— Вот здесь было смешно. Да, занимайся, в свободное от работы время, — протянула она ему стакан с капучино.

— Ты запрещаешь мне делать то, что я хочу.

— Нет, я запрещаю тебе слоняться без дела. Мужику без дела нельзя. Я же тебе говорю, без бабы можно, а вот без дела нельзя. Ты понимаешь?

— С трудом. Запреты — это основная причина всех преступлений, а запретные плоды — это оружие.

— Хватит философствовать. Мне без разницы, можешь взять это свое оружие и ограбить банк, но чтобы деньги в доме были. Зачем ты мне нужен без денег?

— А как же любовь?

— Какая такая любовь?

— Большая, — сложил из ладошек сердечко Гриша.

— Ну раз ты меня так любишь, то выключи, пожалуйста, эту музыку.

— Скажи лучше — я запрещаю тебе слушать эту музыку.

— У нас есть запрещенная музыка? О чем ты говоришь?

— Конечно, рэп.

— Это, по-твоему, рэп? У нас нет рэпа, нет рока, настоящие рэперы умирают до сорока, а нашим уже по пятьдесят. Не может быть старых поэтов, потому что в определенный момент поэты хотят получать за стихи чеки. И чем больше, тем хуже стихи. Поэзия становится бизнесом. Здесь поэзия поэзией быть перестала. Нашим рэперам мне все время хочется сказать: «Подтяни же штаны. Ты же идешь по улице с мамой».

— Ты слишком сурова.

— А ты мякиш.

— Мама меня так никогда не называла, — усмехнулся Гриша.

— А как она тебя называла?

— Да по-разному: Гришаня, в хорошем настроении, а если испачкал штаны — Гринюха, если двойка — Григорюшка или Горя ты моя Горя.

— Любила не по-детски.

— Как бы я хотел сейчас идти по улице с мамой.

— Вместо меня?

— Да при чем здесь ты. Хватит уже себя обожествлять.

— Ты сегодня смелый прям не на шутку.

— Нет. Любвеобильный.

— Так бы сразу и сказал.

— Знаешь, однажды мы шли из садика по людной улице, я держался за мамину сумку, но в какой-то момент отвлекся, отпустил сумку, потом снова догнал маму и схватился за знакомую сумку, а там с высоты на меня тетя: «Такой маленький, а уже по сумкам шаришься, сейчас милицию вызову». Для меня это был шок: «Где мама? Это же ее сумка».

— Ну, прямо «Мамонтенок ищет маму». Ищешь маму, а там слониха. Как же ты ее нашел?

— Не знаю, что на меня нашло, я как заору на всю улицу: «Мама, эта тетя украла нашу сумку!» Через мгновение, когда улица остановилась, когда у моих ног уже обрушился целый мир, мать нашлась.

— Не, не мякиш. Видимо, размяк, пока со мной жил. Устроился поудобнее и размяк. По крайней мере, ты же не был таким.

— Каким? — посмотрел не по-детски на Машу Гриша.

— Пастеризованным.

— Ты сегодня в ударе, но с кем не бывает.

— Я же говорю, ты опять без настроения?

— Нет, просто скучно.

— Хочешь, я напьюсь? — рассмеялась собственной дерзости Маша.

— Пива?

— Я вижу, как ты розовеешь, Гриша. Тебе не надоело одно и то же?

— Что именно?

— Одно и то же пиво, целыми днями. Ради чего? Ради того крутого парня, каким ты был лет десять назад.

— Пью я не для того, чтобы показать, какой я правильный парень. Для меня алкоголь способ избавиться от вопроса, кто я такой, зачем я, есть ли во мне смысл? Кстати, может, зайдем в магазин за пивом, все закончилось.

— Давай деньги.

— Я же тебе говорю, забыл карточку.

— Ну что ты за мужик? С тобой невозможно расслабиться. Почему я должна тебя обеспечивать?

— У меня сейчас нет прибыли. И это проблема.

— Нет, твоя самая большая проблема не отсутствие денег, а сбитый прицел. Нет общей цели, высшей цели. Именно ее ты должен восстановить, если хочешь к чему-то прийти.

— Домой, куда я еще могу прийти, — зашли они в подъезд. — А тебе не кажется, что, когда человек приспосабливает свою жизнь только для того, чтобы накосить как можно больше капусты, он обнажает убогость своих целей.

— Какая светлая мысль. Ладно, пиво заработал, я купила вчера, поищи в холодильнике.

— Ты золото, Маша.

— Знаю! Черт! Когда ты уже уберешь из-под ног это полено?

— Это не полено, это ты.

— Хватит меня деревом оскорблять.

— Ты еще не знаешь, как оно нас отблагодарит.

— Я знаю, Гриня, ты умный парень, преподаватель. Ты же видишь, твоя работа в университете сегодня ни черта не приносит. Придумай что-нибудь. И убери полено. Хорошо?

— Хорошо, но по твоим глазам я вижу, что плохо. Ты меня осуждаешь.

— Осуждаю? О чем ты говоришь, ты даже вина своей даме купить не можешь.

— Ты права, для тебя только цветы. Ты слышишь?

— Про цветы?

— Нет, за стеной. Этот женский голос, один женский голос, полный упреков и обид. И молчание ему было ответом. Как же вы все похожи.

— А, эта, никогда не здоровается, то ли муж у нее немой, то ли очень терпеливый.

— Нет у нее никакого мужа, сбежал уже давно. Теперь она воспитывает собаку, я бы тоже давно сбежал, если бы не ошейник.

— Ну, ты красавчик. Ты собрался сбежать? Жена, дети и ипотека, все на тебе висит. Только сначала напиши доверенность на случай побега.

— Опять замолчала. Я же говорю, вы все похожи.

— А вы чуть что не так, брови домиком и давай играть в молчанку.

— Не надо обобщать, — прошел Гриша на кухню и открыл холодильник.

— Ну что, побегал? Быстро домой.

— Не волнуйся, Маша, от холодного пива еще ни один мужик не уходил. Вот, слышишь, собака подтверждает.

В этот момент за стеной залаяла собака соседки.

— Так они и общаются. Всегда смешно видеть, когда люди на полном серьезе разговаривают со своими четвероногими друзьями. Первые думают, что вторые их понимают, — дернул чеку на банке Гриша.

— Сразу видно — интеллигентные люди.

— Чувствую, ей тоже придется за винишком самой идти.

— Ты же сам тоже с котом постоянно общаешься.

— Мы с ним только ржем иногда над другими.

— Ты хочешь сказать, Васька тебя понимает?

— Нет, конечно, но делает вид.

— Весь в тебя.

— Знаешь, что у тебя общее с кошкой?

— Опять пошлость какую-нибудь задумал.

— Нет. Это гибкость. — Холодное пиво легло прямо на душу Гриши.

— О чем ты говоришь, я на фитнесе сто лет не была.

— А что так?

— Времени нет. Как же я задолбалась в этой берлоге. Думала, что создана для спа, для джакузи, нет, мля… не заслужила.

— Ванны с шампанским нет, это правда. Но… Твое главное украшение — это гибкая система личных ценностей, словно ожерелье из бриллиантов, которое при каждом повороте судьбы сверкает новыми гранями.

— Ну что за бред, ты как старик, который пытается говорить о сексе.

— Ты же сама хотела спа. Ты права, хватит говорить, надо заниматься. Кстати, ты получаешь удовольствие от секса?

— С тобой?

— А что, есть еще варианты?

— Варианты есть, сил нет.

— Жаль, а то о тебе могли бы говорить: она всего добилась через постель.

— А что плохого? Получить приятное с полезным. Я же даже через постель добиться ничего не могу. Какое удовольствие, когда приходишь домой как собака?

— И лаешь, и лаешь, и лаешь. Еще немного — и соседка тоже подумает, что я разговариваю с собакой, — рассмеялся Гриша.

— Не лаю. Скулю.

— В таком случае скажи мне, как тебе удается так хорошо выглядеть, лет на десять моложе меня.

— Так я моложе на десять лет.

— Я думал, ты ответишь: «У меня часы отстают».

— Нет, не отстают, часы только тикают, как мина замедленного действия. Смотрю на себя в зеркало, боже! Разве о такой мине я мечтала?

— Конечно, нет. Ты мечтала о принце. Думаешь, с ним радости от секса было бы больше?

— По крайней мере, можно было бы брать не удовольствием, а деньгами.

— И снова деньги.

— А ты не слышишь. Словно мы живем в одном доме, но в разных подъездах и разговариваем через вентиляцию.

— Да слышу, слышу. Я хотел тебе сказать, что я нашел тему. Я собираюсь открыть мастерскую по изготовлению деревянных сувениров.

— Деревянных? Гробов, что ли?

— Сувениров.

— Ты шутишь?

— Нет, у меня отец этим занимался.

— Значит, генотип, — рассмеялась она.

— Видимо, он же Гена.

— А деньги откуда?

— Отец дачу продал.

— Геннадьевич, так ты решил стать Страдивари?

— Он же вроде скрипки делал.

— Ну да, из дерева же. Я недавно слышала, его скрипку за десять миллионов продали на аукционе.

— Так он же итальянец.

— Надо было мне дуре за итальянца в свое время выходить.

— У тебя был итальянец?

— Да, то есть потом оказалось, что турок.

— Официант из турецкого отеля?

— Ты откуда знаешь?

— Классика жанра. Только не рассказывай мне это, я сейчас начну ревновать.

— Это было давно.

— Я считал тебя уникальной.

— Не останавливайся, считай дальше.

— До скольких?

— До свидания. До нашего первого свидания.

— Прошлое не считается.

— А я тебе о чем?

— А я тебе о чем?

— О чем?

— О том, что ты сексуальная сейчас, мне ревностно думать, какой сексуальной ты была раньше.

— Я знаю. Жизнь всегда хотела меня поиметь.

— Жаль, что я не первый.

— Надеюсь, не последний.

— Я не понял, — чуть не подавился пивом Гриша.

— Не будешь последним по жизни, — вздохнула жена.

— Хорошо, ты будешь мною гордиться.

— Только давай без этого пафоса. Какая мне разница, что о тебе говорят на двадцатой странице, если я вижу тебя все время на обложке.

— Где ты видела сейчас обложки, журналов больше нет.

— Ненавижу, когда ты тупишь.

— Ты права, сканворды остались.

— Да, загадок просто перебор. Ну так что ты решил мастерить?

— Да куй его знает.

— Куй, говоришь? — рассмеялась жена. — Значит, опять какая-нибудь куйня? Знал бы ты, как мне хочется мастериться.

— Мастерись, но только без мата, все будет хорошо, не волнуйся.

— Хочешь сказать, будешь и дальше бить баклуши?

— Бить не буду, даже не проси!

— В тебе тоже есть что-то сексуальное. Они, кстати, тоже из дерева.

— Кто?

— Баклуши.

— Да? А я и не знал.

— Это заготовки для деревянных ложек.

— Думаешь, мне с ложек начать?

— С ножек, начни с ножек.

— У тебя красивые ноги.

— Ты хочешь, чтобы я взяла тебя на работу? Так ты точно ничего не заработаешь. Это я тебе гарантирую.