Рыбки в пятнах света

Рику Онда (2007)

Герметичный триллер от лауреата остросюжетной премии № 1 в Японии — «Японской детективной литературы». Завораживающая психологическая дуэль в замкнутом пространстве. Хиро и Аки решили закончить отношения и разойтись навсегда. Из некогда общей квартиры вывезены все вещи, но сегодня она пустовать не будет — молодой человек и девушка проведут здесь последнюю ночь вместе. Сидя на татами и используя дорожный чемодан в качестве стола, они поговорят под напитки и вкусную еду, вспомнят прошлое. А в особенности — один его эпизод… Есть то, что связывает их сильнее, чем все остальное в совместной жизни. Глубокое чувство вины, отягощенное страшными подозрениями. Когда-то из-за них погиб человек. Не просто погиб, а был убит, уверены оба. И оба втайне считают убийцей друг друга. И в эту последнюю ночь главная цель каждого — во что бы то ни стало добиться от другого признания в убийстве… РОМАН ПЕРЕВЕДЕН С ЯПОНСКОГО. Роман в духе Канаэ Минато, «королевы иямису». Редчайший жанр — герметический психологический триллер. Повествование с двух точек зрения. Шокирующие повороты сюжета. Перевод Сергея Логачева. Награды Рику Онды: 2005 — Премия имени Йосикава Эйдзи для молодых писателей. 2005 и 2017 — Гран-при японской Ассоциации книготорговцев. 2006 — Премия Ассоциации писателей детективов, а также вхождение в шорт-лист премии имени Наоки Сандзюго. 2007 — Премия имени Сюгоро Ямамото. 2017 — Премия имени Наоки Сандзюго. «Яркий динамичный триллер, который играет как рыбка. …Здесь откровение за откровением падают словно камни, исчезая в глубине и оставляя лишь смутное ощущение потревоженной водной глади». — New York Times «Мастер-класс по созданию триллеров». — Daily Mail «Оригинальный, тревожный психологический триллер, полный мрачных твистов». — Independent

Глава 3

Пластиковый пакет, в котором я нес бутылку с зеленым чаем, был увесистым.

Открывая дверь, я почувствовал, что рука затекла — ручки пакета впились в пальцы. Почему продукты и напитки такие тяжелые?

Я узнал это, когда, окончив школу, уехал от родителей и начал жить самостоятельно. Денег не хватало, и для экономии приходилось готовить самому. Мне с детских лет не нравится вкус фастфуда, что для людей моего поколения редкость.

Картофель, лук, капуста, яблоки, растительное масло, консервированный тунец.

Эти продукты — как бы живые, поэтому и тяжелые. Я покупал их в ближайших супермаркетах и постепенно привык готовить. Занятие это мне нравилось, и еще я старался закупаться на оптовках, придумывал разные блюда.

Как-то раз я зашел к приятелю, с которым мы вместе ходили в студенческий клуб, и удивился тому, что узнал. Он был большим фанатом патинко^[2] и почти все товары первой необходимости брал в игровом салоне на свои выигрыши. Любил еду быстрого приготовления и дома жил только на сухой лапше, которую заливал кипятком, и всякой ерунде из пакетиков.

Из магазина он всегда приносил пакет с упаковками лапши, сладкими батончиками и другими снеками. Пакеты бывали набиты доверху, но оказывались удивительно легкими.

Это еда неживая, потому и мало весит, думал я, слушая, как приятель радостно рассказывает о только что выпущенном в продажу рамене в новой упаковке.

— Это ты?

Она смотрит на меня из темного коридора.

Живая женщина.

Я смотрю себе под ноги, чтобы не встретиться с ней взглядом, и, сняв обувь, прохожу в комнату. По сравнению с чувством легкости и свободы, которое я испытывал на улице, здесь полная тишина и даже дышится как-то тяжело.

— Купил сигареты?

— Угу.

Я хлопаю себя по грудному карману и киваю. Потом достаю из мокрого пакета бутылку с зеленым чаем и стеклянную бутылку минералки и ставлю на чемодан перед ней.

— О! Минералку купил. Тяжелая у тебя ноша.

— Да уж. Чуть руку не оттянул.

Я разжимаю затекшую руку. Ладонь пересекает красный след, оставленный руками пакета.

— На стенах почти ничего нет, — замечает она, откинувшись назад и опираясь руками о татами, и поднимает глаза к потолку.

Имеются в виду следы от табачного дыма. Действительно, даже теперь, когда мебель вывезли, на стенах никаких отметин. На потолке тоже ничего в глаза не бросается, потому, наверное, что он отделан деревом.

— Я старался здесь не курить. Больше в сквер выходил или на улицу.

Она не курит. Девушки не любят, когда от волос и одежды пахнет табаком. Прежде я курил за выпивкой или когда хотел расслабиться после работы, а дома воздерживался.

Но в последний год курение вошло в привычку настолько, что теперь в день мне нужно целую пачку, а то и больше.

Да, это началось после того самого похода. Именно после него я начал курить намного больше. Сигареты стали предлогом для того, чтобы выйти из дома. Чем больше я курил, тем чаще удалялся с этим занятием в сквер. Теперь я понимаю, в чем заключалась причина моего неожиданного пристрастия. Я хватался за сигареты, чтобы сбежать от нее.

Она протягивает руку к пакету и, как обычно, начинает скатывать его в тонкий жгут, а потом завязывает из него бант. Пластиковые пакеты быстро накапливаются, и у нее привычка — сворачивать их и убирать сразу после похода за покупками. При виде ее машинально двигающихся пальцев мне вдруг представляется другая картина.

Я вижу, как женщина в голубой клетчатой рубашке сидит на корточках в траве.

В молчании она водит по траве руками.

Будто связывает ее в пучки. Ловушку готовит?

Для этого не нужно специальных инструментов. Достаточно, чтобы человек зацепился за что-то ногой. Убираются все следы западни, и перед вами картина смерти от несчастного случая. Все просто.

Когда я учился в лесной школе, у учеников была такая забава: вязать траву в пучки и так оставлять. Вроде безобидная шутка, но, когда затевали беготню, кто-нибудь обязательно об эти кочки спотыкался.

— Я сережку потеряла, — вдруг объявляет она.

— Сережку?

— Ну да. Наверное, выпала, когда мы паковали вещи.

Похоже, она не очень расстроена этим обстоятельством.

— Если с жемчугом, то прям как у Юмин^[3].

— Да нет, она не ценная. Из циркония.

Она приподнимает волосы, открывая левое ухо. На месте, где была сережка, видна крошечная дырочка. Почему-то при виде ее мне становится ужасно не по себе. Это малюсенькое отверстие в ухе кажется мне живым и будто распространяет вокруг бездушие и жестокость.

— Это какие серьги? Те, что ты всегда носишь?

— Они самые.

— Когда заметила?

— Утром сегодня.

Она все время носила одни и те же сережки — с невзрачными прозрачными камешками. Вот что она потеряла. Я непроизвольно окинул взглядом татами вокруг себя.

— Куда-нибудь завалилась, не иначе. Она же маленькая, в щель закатится — и не заметишь.

— Или упала в коробку, когда вещи собирали.

По ее тону можно понять, что она смирилась с потерей. И вдруг, будто о чем-то вспомнив, сказала:

— Ты сказал про Юмин. Про «Жемчужную сережку».

Она мельком взглянула на меня.

Я пожалел, что упомянул Юмин. Если подумать, наша ситуация точно такая же, как в ее песне.

— Я как-то поспорила с подругой об этой песне. Ты ведь знаешь слова?

— Угу.

В школе, в старших классах, у меня была подружка — большая фанатка Юми Мацутоя. Она все ее альбомы собрала. Я знал, что Юмин очень популярна, но не мог понять почему. Не такая уж она певица, чтоб восхищаться. Тогда подружка посоветовала мне первый альбом Юмин — «Жемчужная сережка». Девушка мне нравилась, поэтому я, хоть и без большого желания, но все-таки решил послушать. Тексты, мелодии и голос чуть ли не ультразвукового диапазона захватили меня. После этого я попросил у подружки другие альбомы Юмин. Так что «Жемчужную сережку» помню очень хорошо.

— Там есть такие слова, — говорит она и напевает:

Я бросила одну сережку под кровать.

О-о, жемчужная сережка.

Голос у нее не сильный, но слух хороший. Действительно, песня точно описывает нашу нынешнюю ситуацию. Как там дальше?

И, может, ты ее найдешь,

Когда девчонка к тебе переедет,

Совсем скоро…

А она тем временем продолжает с невозмутимым видом:

— Женщина расстается с мужчиной, последний раз заходит к нему и бросает под кровать свою жемчужную сережку. Так ведь в песне?

— А зачем? — с безразличным видом отвечаю я вопросом на вопрос, не желая отдавать инициативу.

— Вопрос в том, осталась у этой женщины другая сережка или нет. Здесь у нас с подругой мнения разошлись.

— То есть?

Я все еще не улавливаю, что она имеет в виду.

Она открывает новую банку пива, делает глоток. К вину ее пока не тянет.

— Я считаю так: он подарил ей сережки с жемчугом, когда между ними все было хорошо, и вот теперь она глядела на них и думала, что же будет дальше. Она знала, что они скоро разойдутся и восстановить ничего нельзя. Его мысли уже заняты другой, поэтому она думает, что больше никогда не наденет эти сережки. И мужчина не станет носить то, что подарила ему женщина, с которой он расстался, какой бы дорогой ни была эта вещь и как бы она ему ни шла. Правда ведь?

Она вдруг заглядывает мне в глаза. Я вымученно улыбаюсь и киваю.

По ее лицу тоже пробегает улыбка, и она продолжает:

— Поэтому она решила избавиться от сережек. Скорее всего, она направилась к месту, с которым у нее были связаны вспоминания — например, на берег моря или туда, где он их ей подарил, — и выбросила там одну сережку. Потом поехала к нему в последний раз и оставила другую под кроватью. И у нее больше нет сережек. Как-то так.

— А-а, теперь понял.

Она меня убедила.

— То есть она забросила ему под кровать сережку, которая у нее оставалась единственной?

— Именно.

Она кивает, довольная моей понятливостью.

— Но подружка настаивала, что обычно люди считают так, как в песне: «Я бросила одну сережку под кровать».

— Получается, другая у нее осталась? Тоже может быть.

— Понятно.

Это все, конечно, интересно, но у меня ее дискуссия с подругой вызывает смешанные чувства. С одной стороны, забавно, что они пытались разобраться в этой истории, но меня пугает, как много эмоций девушки тратят на обсуждение слов из песен Юмин. Помню, когда вышел двойной альбом с ее хитами, я куда-то ехал по работе в синкансэне^[4], и в вагоне женщины немного постарше меня слушали эти песни. Каждая была погружена в свой мир. Мне даже стало как-то не по себе.

— Но дальше же еще есть строчка, — продолжает она хмуро. Похоже, ей не понравилось, что я вроде как согласился с ее подругой. Она пропела:

Когда теряешь половину,

Другая становится не нужна.

И добавила:

— Это значит, какой смысл оставлять одну, если вторая уже потеряна. Разве не так?

Я качаю головой:

— Эти слова можно понять и по-другому: если я оставила с ним половину своего сердца, то я — уже не я. Вот такая незатейливая интерпретация.

— Хм. А ты романтик. Не ожидала.

Она пристально смотрит на меня. Видно, что я ее по-настоящему удивил.

— Можно годы прожить с человеком, и все равно всего про него не узнаешь, — бормочет она, будто разговаривая сама с собой.

Не узнаешь… Конечно, невозможно понять о человеке все. Легче, наверное, довольствоваться тем, что о нем известно. Потому что человек сам себя толком не знает. Вот о ней я ничего не знаю, хотя прежде мне казалось, что знаю. А теперь больше не уверен.

Раньше каждый из нас считал другого своей половиной. Я думаю, так оно и было какое-то время.

Она, не отрываясь, глядит в окно, а я с левой стороны смотрю на нее в профиль как на некий загадочный объект.

И мне вдруг приходит в голову мысль: а что там у нее с правым ухом? Такая же крошечная, похожая на пятнышко дырочка, как на левом?

Если одна сережка из пары, которую она все время носила, пропала, что стало с оставшейся?

— А что с правой сережкой? — спрашиваю я. — Выбросила?

С усмешкой она закрывает правое ухо и не спеша поворачивается ко мне:

— А ты как думаешь?

Это проверка.

Она действительно хочет узнать, что я думаю.

«Когда теряешь половину, другая становится не нужна», — слышится в голове шепот того человека.

Примечания

2

Популярные в Японии игровые автоматы.

3

Псевдоним популярной японской певицы и автора песен Юми Мацутоя.

4

Японский скоростной поезд.