Красная пирамида

Рик Риордан, 2010

Что вы знаете о семье Кейн? Меня зовут Картер Кейн. Мне четырнадцать лет, и вся моя жизнь вмещается в чемодан. Я объехал полмира вместе с моим отцом-археологом. У меня есть сестричка Сейди, которая живет в Англии. Думаете, тоска зеленая? А вот и нет! Если все обычные подростки получают в подарок на Рождество всякую ерунду, то мы с сестрой получили разгневанного египетского бога Сета, который готов поработить весь мир. Нашему папе зачем-то пришло в голову пробудить древних богов, и добром, как вы понимаете, это не кончилось. Теперь нам предстоит сразиться с приспешниками Сета, которых, поверьте мне на слово, великое множество, и навсегда загнать их властелина в мрачный Дуат. А еще мы с сестрой оказались наследниками фараонов, и в нас вселились божества: Гор и Исида… В общем, сумасшедшие приключения нам обеспечены!

7

Я роняю человечка головой вниз

Сейди

Честно говоря, иногда Картер ведет себя до того тупо, что мне просто не верится, что мы с ним родня.

Ведь ясно же: если кто-то говорит «я запрещаю делать то-то и то-то», это верный знак, что как раз именно этим и стоит заняться! Я прямиком направилась к дверям в библиотеку.

— Эй, погоди! — крикнул Картер. — Ты ведь не можешь просто взять и…

— Послушай, братец, — сказала я, — у тебя что, душа опять странствовала по неведомым мирам, пока Амос нам все объяснял? Ты слышал хоть слово из того, что он говорил? Повторяю для особо одаренных: египетские боги существуют на самом деле. Красный Властелин тоже, и он очень плохой. Возрождение Красного Властелина — это тоже очень, очень плохо. И к тому же очень скоро. Дом Жизни — это сборище вздорных престарелых магов, которые терпеть не могут нашу семейку, потому что наш папа, видите ли, посмел нарушить установленные ими законы. Кстати, кое-чему тебе стоило бы у него поучиться. В итоге мы — именно мы — имеем следующее: папа пропал неведомо куда, злобный и очень сильный бог собирается уничтожить мир, а новообретенный дядюшка, который мог бы нам помочь, спрыгнул с крыши — и, сказать по правде, я его за это не виню.

Тут я перевела дух (да, Картер, представь себе, мне тоже иногда нужно дышать) и продолжила:

— Я ничего не упустила? Ах да, еще у меня имеется братец, происходящий из древнего рода волшебников — великого, могучего и все такое, но он слишком трусоват, чтобы зайти в библиотеку. Так ты все-таки идешь или нет?

Картер растерянно заморгал, как будто я его ударила. Сказать по правде, наверное, отчасти оно так и было.

— Да я только… — промямлил он, — только подумал, что нам нужно действовать осторожно.

Мне стало ясно, что бедняга и в самом деле сильно напуган. Я его в этом не винила, и все-таки Картер меня удивил. В конце концов, он ведь мой старший брат. Он сильнее, умнее, и мир успел повидать куда больше моего — вон сколько они путешествовали с папой. Старшим братьям не полагается всерьез обижать сестер, а младшим сестрам позволено задирать их и лупить, как только вздумается, правда ведь? Но тут до меня дошло, что, возможно, я была чуть-чуть — самую капельку! — резковата с ним.

— Послушай, — заговорила я снова. — Мы ведь должны помочь папе, верно? А в этой библиотеке наверняка хранятся какие-нибудь мощные магические штуки. Иначе Амос не стал бы прятать их под замок. Ты ведь хочешь помочь папе?

— Ну да… само собой… — смущенно отозвался Картер, переминаясь с ноги на ногу.

Что ж, с этой проблемой мы разобрались. Правда, как только мы зашагали в сторону библиотеки, немедленно возникла следующая. Увидев, куда мы направляемся, Хуфу слетел с дивана, не выпуская из лап баскетбольного мяча, и тут же возник перед дверями библиотеки, злобно ворча и скалясь. Должна признать, павианы умеют двигаться на редкость быстро… и клыки у них просто огромные. Бедные розовые экзотические птички.

Картер не придумал ничего лучше, чем попытаться вступить с ним в переговоры:

— Хуфу, послушай, мы ведь не собираемся ничего красть. Мы просто посмотрим и…

— Агх! — рыкнул павиан, яростно стуча мячом об пол.

— Ох, Картер, никакого от тебя толку, — сказала я, отпихивая его локтем. — Хуфу, смотри-ка, что у меня есть… та-дам! — и я потрясла коробочкой кукурузных хлопьев, предусмотрительно прихваченной со стола, когда мы завтракали. — Называется «Чирио»! Кончается на «о», как ты любишь. М-м-м, вкуснятина!

— Агх-агх! — тут же заворчал Хуфу, но теперь скорее нетерпеливо, чем злобно.

— Хочешь? — проворковала я. — Тогда забирай их и иди обратно на диван, понял? И сделай вид, что ты нас не видел.

Я швырнула коробку в сторону дивана, павиан тут же кинулся следом и ловко поймал ее прямо на лету. После чего с довольным ворчанием вспрыгнул на каминную полку и принялся жадно потрошить упаковку, пытаясь заглотить все хлопья разом.

Картер покосился на меня с невольным восхищением.

— А откуда у тебя…

— Некоторые из нас умеют думать наперед. Ладно, теперь давай откроем двери.

Легко сказать. Двери были сделаны из прочного дерева, да еще обмотаны толстыми стальными цепями с висячими замками. По-моему, для библиотеки это был перебор.

Картер выступил вперед и попытался воздействовать на двери поднятием руки. Но хотя накануне перед входом в дом он выступил очень эффектно, сегодня фокус не сработал.

Тогда он попробовал по старинке подергать и потрясти замки и цепи, но тоже не добился успеха.

— Плохо дело, — приуныл он, отступая.

Я снова почувствовала ледяное покалывание в затылке. И мне в голову тут же пришла одна идея, как будто кто-то нашептал мне ее на ухо.

— Что за слово произнес сегодня Амос за завтраком, когда показывал свой трюк с блюдцем?

— Для того чтобы склеить его снова? — переспросил Картер. — Хи-нем или что-то в этом роде.

— Да нет, другое. Которое используется для разрушения.

— А-а. Кажется, ха-ди. Но только, чтобы его использовать, нужно знать магию и иероглифы, а мы их не знаем. И даже тогда…

Я направила на дверь руку с двумя вытянутыми пальцами и прижатым к ним большим, как будто изображая пистолет. Странный жест — я никогда не делала его раньше, и громко произнесла:

— Ха-ди!

Возле самого большого замка вспыхнули ярким золотом линии иероглифов.

И тут дверь рванула. Картер упал на пол. Обрывки цепей и обломки дерева просвистели над его головой, разлетевшись по всему Большому Залу. Когда пыль немного осела, Картер осторожно поднялся, стряхивая с себя мелкие щепки. Меня вроде не задело. Пышка с довольным мяуканьем вертелась у моих ног, как будто ничего особенного не произошло.

Картер растерянно уставился на меня.

— Как это ты…

— Понятия не имею, — призналась я. — Зато теперь библиотека открыта.

— А тебе не кажется, что ты слегка перестаралась? Готов поспорить, дядя нас по головке не погладит…

— Да ладно тебе! Просто потом еще поколдуем немножко, чтобы склеить все как было!

— Ох, нет уж, давай ты больше не будешь колдовать, — поежился Картер. — Нас же чуть не убило этим взрывом.

— А, так ты думаешь, что это заклинание можно применить и к человеку…

— Нет! — воскликнул он, опасливо отступая назад.

Забавно было видеть, как он испугался, но я постаралась сдержать улыбку.

— Ну что, айда в библиотеку?

Вообще-то Картер зря трусил. Сказать по правде, я сейчас не смогла бы повторить заклинание, даже если бы захотела. Я и на ногах-то едва держалась от внезапно нахлынувшей слабости.

Шагнув вперед, я оступилась, но Картер успел меня подхватить.

— Эй, ты в порядке?

— В полном, — с трудом выговорила я, хотя на самом деле голова у меня кружилась, а ноги подкашивались. — Просто устала что-то… и проголодалась.

Как будто в подтверждение этих слов в животе у меня забурчало.

— Ты же только что позавтракала.

Я помнила об этом, но все равно чувствовала себя так, словно не ела целый месяц.

— Да ничего страшного, — отмахнулась я. — Переживу как-нибудь.

Картер скептически покосился на меня и переключился на другую тему.

— Иероглифы, которые начертила ты, были золотого цвета. А у папы и Амоса они получались голубыми. Интересно, почему?

— Может, у каждого мага свой цвет, — предположила я. — Твои, наверно, будут такими розовенькими…

— Ага, очень смешно.

— Ладно, колдунишка, — сказала я. — Пойдем внутрь.

Библиотека оказалась настолько потрясающей, что я даже забыла про свое недомогание. Начать с того, что она оказалась намного больше, чем я ожидала. Такое огромное круглое помещение, глубоко врезанное в сплошную скалу, как гигантский колодец или шахта. Это было очень странно, учитывая, что весь особняк располагался на крыше складского здания, но в этом месте вообще мало что вязалось с реальностью.

От платформы у входа, на которой мы оказались, на три этажа вниз спускалась лестница. Пол, стены и купол потолка были покрыты многоцветной росписью, изображающей людей, богов и чудовищ. Похожие картинки я видела в папиных книжках (ладно, признаюсь, иногда, оказавшись в книжном магазине на Пиккадилли, я забредала в отдел Древнего Египта и листала книги, написанные папой, — не потому, что они меня особенно интересовали, а просто чтобы почувствовать его присутствие), однако книжные иллюстрации всегда казались блеклыми и смазанными. А здесь они были яркими и сочными, как будто их только что нарисовали.

— Как красиво, — сказала я.

Потолок был разрисован под звездное небо, однако оно оказалось не просто однообразно синим. Приглядевшись, я поняла, что на куполе изображена фигура женщины, которая лежала, свернувшись на боку. Ее темно-синее тело, руки и ноги украшали звезды. Пол библиотеки был расписан похожим образом, только на нем изображалась зелено-бурая земля в форме мужского тела, с лесами, холмами и городами. На груди мужской фигуры извивалась голубая лента реки.

Как оказалось, книг в библиотеке не было. И привычных полок тоже не было: вместо них вдоль стен высились похожие на соты сооружения, в каждой ячейке которых покоилось что-то вроде пластикового цилиндра.

По четырем сторонам света располагались пьедесталы, на которых торчали глиняные статуи примерно в половину человеческого роста, изображающие людей в юбках и сандалиях, с глянцевито-черными волосами и черной подводкой вокруг глаз.

(Картер говорит, что это особая сурьма для глаз под названием «кохль». Подумаешь, эрудит!)

Одна из фигур держала в руках палочку для письма и свиток, другая — какой-то ящик, третья — странный предмет, похожий на крюк с короткой рукоятью, и только у четвертой руки были пусты.

— Сейди, смотри.

Картер указал на длинный каменный стол в центре библиотеки. Прямо на нем лежала папина рабочая сумка.

Картер рванул вниз по лестнице, но я успела схватить его за рукав.

— Эй, не спеши. А вдруг здесь ловушки?

— Какие еще ловушки? — нахмурился он.

— Разве в египетских гробницах не принято устанавливать ловушки на воров?

— Ну… разве что иногда. Но здесь не гробница, и к тому же их чаще защищали с помощью всяких проклятий — жгучей порчи, ослиного морока…

— О, какая прелесть. Звучит просто захватывающе.

Картер поскакал по ступенькам дальше. Очень непривычно — обычно я сама везде лезу вперед, но на этот раз я решила, что если уж нас поджидает какое-нибудь мерзкое проклятие вроде жгучего кожного зуда или нападения магического осла, то пусть первым будет Картер.

Однако до самой середины зала с нами так и не случилось ничего интересного. Картер подтянул к себе сумку и открыл ее. Я зажмурилась на мгновение, снова ожидая каких-нибудь ловушек или проклятий, но все прошло гладко. Брат вынул из сумки странный расписной ящик, который мы видели у папы в Британском музее.

Это было что-то вроде длинной деревянной шкатулки, в которую поместился бы французский батон. Крышка была разрисована такими же картинками, как стены в библиотеке, — фигурки богов, чудовищ и людей в странных позах, как будто они шагают боком.

— Почему египтяне так странно двигались? — заинтересовалась я. — Все время боком, расставив руки и ноги. Неуклюжие какие-то.

Картер смерил меня взглядом, который означал «Боже, какая же ты дура».

— Это просто манера рисования такая. В реальной жизни, естественно, они так не ходили.

— Ну и зачем же тогда их так рисовали?

— Египтяне думали, что изображение человека наделено магической силой. Поэтому руки и ноги всегда рисовали полностью, из опасения, что иначе в загробном мире человек может воскреснуть без органа, который не попал на рисунок.

— А почему тогда лица всегда изображены в профиль? Люди на египетских рисунках никогда не смотрят прямо. Что же тогда, в загробном мире у них останется только пол-лица?

На этот раз Картер замялся с объяснением.

— Наверно, они боялись, что если изображение будет смотреть прямо на зрителя, оно получится чересчур живым. И попытается вселиться в тебя…

— Слушай, а есть хоть что-нибудь, чего египтяне не боялись?

— Младших сестер, — тут же ответил Картер. — Когда от их трескотни уже спасения не было, египтяне просто скармливали их крокодилам.

Я прямо оторопела на секунду. Надо же, у моего братца, оказывается, тоже есть чувство юмора. Придя в себя, я ткнула его в бок:

— Да открой ты уже этот чертов ящик.

Первое, что он извлек из него, был комок какой-то белой массы.

— Это воск, — сообщил Картер.

— Потрясающе.

Я тоже полезла в шкатулку и вытащила на свет деревянную палочку для письма, палитру с углублениями для красок и несколько пузырьков с самими красками — черной, красной и золотой. Ага, набор доисторического художника!

Снова настала очередь Картера. Ему достались несколько мотков бурой бечевки, маленькая эбонитовая фигурка кошки и толстый рулон бумаги. То есть не бумаги, а папируса. Я вспомнила, что когда-то папа объяснял мне, как египтяне изготавливали его из стеблей речного растения — до бумаги они так и не додумались. Листы папируса были грубые и жесткие на ощупь, и я невольно заинтересовалась: как же бедные египтяне обходились в смысле туалетной бумаги? Если они делали ее из папируса, то неудивительно, что у них такая странная походка.

Напоследок я вытащила из шкатулки небольшую восковую фигурку.

— Жуть, — не удержалась я.

Это был маленький, грубо вылепленный человечек — как будто тот, кто его сделал, очень спешил. Руки у него были скрещены на груди, рот широко открыт, а ноги оказались обрезаны на уровне колен. Вокруг пояса фигурки была обмотана прядь человеческих волос.

Пышка вспрыгнула на стол и внимательно обнюхала человечка. Чем-то он ее очень заинтересовал.

— Больше там ничего нет, — разочарованно сказал Картер.

— А на что ты рассчитывал? У нас и так отличная добыча: кусок воска, рулон древнеегипетской туалетной бумаги, уродливая статуэтка…

— Я надеялся найти что-то, что бы объяснило, что случилось с папой. Или как нам вернуть его обратно. Или хотя бы кто был тот огненный человек, которого он вызвал из камня…

Я подняла восковую статуэтку и сказала ей:

— Ты слышал, что сказал мой брат, мелкий корявый тролль. Ну-ка говори, что тебе известно.

Вообще-то я просто шутила. Но восковой человечек внезапно размяк и стал теплым, как живое существо. И сказал:

— Отвечаю на зов.

Я взвизгнула и уронила его на стол, так что он упал прямо на голову. А кто бы на моем месте не испугался?

— Ой! — отреагировал на это человечек.

Пышка подскочила обнюхать его, и коротышка залопотал на каком-то неведомом наречии. Возможно, на древнеегипетском, уж не знаю. Когда это не подействовало, он снова перешел на английский и завопил:

— Пошла вон! Я тебе не мышь!

Опомнившись, я подхватила Пышку и ссадила ее на пол.

Картер во все глаза таращился на человечка, и лицо у него было почти такое же белое и перекошенное.

— Кто ты такой? — наконец выдавил он из себя.

— Кто я? Шабти, конечно! — ворчливо отозвалась фигурка, ощупывая свою слегка помятую голову. Он по-прежнему походил на поделку трехлетнего ребенка, только теперь это была ожившая поделка. — Хозяин называет меня Клецкой, но я нахожу такое прозвище оскорбительным. Мне больше приличествует имя Высшая-Сила-Сокрушающая-Врагов!

— Отлично, Клецка. Приятно познакомиться, — сказала я.

Кажется, человечек нахмурился, хотя судить о выражении его бесформенной физиономии было трудновато.

— А ты вообще не должна меня включать! Это может делать только хозяин.

— Хозяин — это мой папа? — догадалась я. — То есть Джулиус Кейн?

— Да, именно он, — пробурчал Клецка. — Ну и что, вы довольны? Я исполнил свою службу?

Картер тупо уставился на меня, но я, кажется, начала понимать, что к чему.

— Итак, Клецка, — обратилась я к человечку, — я включила тебя, когда взяла в руки и отдала приказ: «Говори, что тебе известно». Правильно?

Клецка с возмущенным видом сложил на груди корявые ручки.

— Поиграть со мной решили, да? Конечно, правильно. Но на самом деле включать меня способен только мой хозяин. Уж не знаю, как это удалось сделать вам, но когда хозяин про это узнает, он разорвет вас на мелкие кусочки.

Картер прочистил горло.

— Послушай, Клецка, твой хозяин — это наш отец, и он пропал. Его куда-то забросили с помощью магии, так что нам нужна твоя помощь…

— Хозяин исчез? — Клецка расплылся в такой широченной улыбке, что я побоялась, как бы у него голова пополам не треснула. — Значит, я наконец свободен! Пока, сосунки!

Он ринулся к краю стола, но забыл, что у него нет ног, и тут же шлепнулся носом вниз. Это его не остановило: он бодро пополз, подтягиваясь на руках и радостно вопя: «Свободен! Свободен!»

Правда, далеко уползти он не успел: я схватила его и быстро сунула обратно в папин волшебный ящик. Клецка завозился, пытаясь выбраться наружу, но стенки ящика были слишком высоки, чтобы он мог дотянуться до края. Наверно, так и было задумано, решила я.

— Ловушка! — голосил коротышка. — Опять ловушка!

Мое терпение быстро иссякло.

— Да замолчи ты наконец. Теперь я твоя хозяйка, а ты должен отвечать на мои вопросы.

Картер вопросительно поднял бровь.

— А почему именно ты решила им покомандовать?

— Потому что мне хватило ума активировать его.

— Да ладно, ты же просто прикалывалась!

Игнорировать выпады братца — один их моих особых талантов. К нему я и прибегла.

— Так, Клецка, а теперь объясни мне для начала: что такое «шабти»?

— А ты выпустишь меня из ящика, если я скажу?

— Ты обязан ответить на мой вопрос, — заявила я. — И выпускать тебя я не собираюсь.

Клецка вздохнул.

— Шабти означает «отвечающий». Это тебе мог бы сказать и самый глупый из рабов.

Картер щелкнул пальцами.

— Ну конечно! Я вспомнил! Египтяне имели обыкновение изготавливать такие восковые или глиняные фигурки, чтобы они прислуживали умершим в загробном мире. Когда хозяин их позовет, они оживают и принимаются выполнять его поручения. В общем, покойник может спокойно расслабляться, а шабти будут за него работать до скончания времен.

— Вот они, люди, — сухо отозвался Клецка, — сами прохлаждаются без дела, а мы вкалываем за них. И кстати, прислуживание хозяину в загробном мире — это лишь одно из назначений шабти. Маги охотно пользуются нами и при жизни. Честно говоря, без нас они вообще ни с чем справиться не могут. И наконец, если вы сами такие умные, то зачем спрашиваете?

— А почему папа отрезал тебе ноги? — поинтересовалась я.

— О, это тоже одна из любимых забав людей. Угрожать бедным восковым фигуркам, калечить их. Мой верзила-хозяин отрезал мне ноги, чтобы я не мог убежать от него или же возродиться в здоровом обличье и убить его. Маги — такие подлые существа… Уродуют несчастных шабти, чтобы подчинить своей власти. А все потому, что они нас боятся!

— Значит, если бы он создал тебя полноценным, ты бы ожил и попытался убить его?

— Вполне возможно, — согласился Клецка. — Ну так что, мы закончили?

— Ничего подобного, — отрезала я. — Говори, что случилось с нашим папой?

— Да откуда же мне знать? — пожал плечами Клецка. — Я только вижу, что в ящике не хватает его жезла и посоха.

— Правильно, — согласился Картер. — Посох он превратил в змею, но ее испепелили. А жезл… это такая штука, похожая на бумеранг?

— Бумеранг? — озадаченно переспросил Клецка. — О боги Вечного Египта, что у тебя на плечах вместо головы, парень? Тыква? Перепутать магический жезл с каким-то бумерангом!

— Жезл разнесло в щепки, — сказала я.

— Расскажи, как это случилось, — потребовал Клецка.

И Картер рассказал ему как на духу, что произошло в музее. Я не была уверена, что нам стоило болтать об этом, но решила, что вряд ли статуэтка высотой в ладонь сможет нам сильно навредить.

— Но это же чудесно! — внезапно вскричал Клецка.

— Что же тут чудесного? — удивилась я. — Полагаешь, наш папа остался жив?

— Нет, — отчеканил Клецка. — Он наверняка уже покойник. А вот то, что пять богов, рожденных в Дни Демонов, получили свободу, — это отличная новость! И любой, кто вступит в поединок с Красным Властелином…

— Погоди, — остановила я его. — Я ведь велела тебе рассказать, что произошло!

— Ха! — выпалил Клецка. — Я обязан рассказывать только то, что знаю. А домыслы и предположения — это совсем другое задание. На этом я объявляю свою службу законченной!

И он снова превратился в безжизненный комок воска.

— Эй, подожди! — я снова схватила его и потрясла. — Давай, изложи мне свои домыслы и предположения!

Никакой реакции.

— Может, у него какой-нибудь таймер встроен, — выдвинул идею Картер. — Например, он может включаться только раз в день и не больше. А может, ты вообще его сломала.

— Картер, предложи что-нибудь полезное! Что нам теперь делать?

Он оглядел статуи, стоящие на четырех пьедесталах.

— А может, это…

— Другие шабти?

— По крайней мере, попробовать стоит.

Может, конечно, эти статуи и были отвечающими, но мы не смогли добиться от них ни слова. Чего мы только ни делали: поднимали их в воздух, пока задавали вопросы (хотя они были тяжеленные), указывали на них пальцем, отдавали им приказы, просили по-хорошему… Ничего не помогало.

В приступе разочарования я уже хотела применить к ним полюбившееся заклинание ха-ди — хоть душу отвести, глядя, как они разлетятся вдребезги, — но к тому времени мне уже совсем стало худо от голода и слабости, и я решила, что колдовать мне пока вредно для здоровья.

От нечего делать мы решили пошарить в ячейках вдоль стен. Пластиковые цилиндры оказались чем-то вроде контейнеров для пневмопочты, которой иногда еще пользуются в банках. Внутри каждого такого контейнера лежал свернутый папирусный свиток. Некоторые из них выглядели совсем новыми, а другие, наверно, были написаны тысячу лет назад. Каждый цилиндрик был подписан иероглифами и (повезло!) по-английски.

— «Книга Небесной Коровы», — прочел Картер. — Что за дурацкое название… А у тебя там что? «Повесть о Небесном Барсуке?»

— Нет, — отозвалась я, разбирая надпись. — «Книга о свержении Апопа».

Пышка в углу разразилась громким мяуканьем, а когда я взглянула на нее, задрала хвост торчком и зашипела.

— Что это с ней? — насторожилась я.

— Не знаю. Странная кошка, что с нее взять… Вообще-то Апопом звали исполинского змея, — припомнил Картер. — Египтяне считали его воплощением зла и связывали с ним всяческие бедствия.

Пышка развернулась и опрометью помчалась вверх по ступенькам обратно в Большой Зал.

Картер пожал плечами и принялся за следующий свиток.

— Сейди, взгляни-ка сюда, — позвал он меня через минуту. В руках он держал довольно длинный лист папируса, весь исписанный строчками иероглифов. — Можешь хоть что-нибудь прочесть?

Я сосредоточенно уставилась на письмена и с удивлением обнаружила, что прочесть их никак не получается — кроме разве что самой верхней строчки.

— Только вот это место. Наверное, название свитка. Здесь говорится… Кровь Большого Дома. И что бы это значило, по-твоему?

— Большой Дом, — задумчиво пробормотал Картер. — А как эти слова звучат по-египетски?

— Пер-о. Ой, это же означает «фараон», верно? Но я думала, что фараон — это титул правителя!

— Так и есть, — кивнул Картер. — Но буквально это слово переводится с древнеегипетского как «большой дом». Вроде как дворец, наверно. Или как в Америке говорят «Белый дом», имея в виду президента. Тогда, вероятно, этот свиток называется «Кровь фараонов» и здесь идет речь о правителях всех династий, а не об одном каком-то человеке.

— Ну и зачем нам нужна сейчас вся эта генеалогия? И кстати, почему я не могу прочесть остальное, что здесь написано?

Картер напряженно уставился на упрямые строки и вдруг ахнул:

— Это же все сплошные имена! Гляди, все иероглифы вписаны в картуши.

— Э-э… прости, куда они вписаны?

В жизни не слышала такого слова. И звучит как-то сомнительно…

— Это такие овальные рамки, — пояснил шибко грамотный братец. — Они символизируют защитную ограду, оберегающую носителя имени от злой магии. — Тут он воззрился на меня. — А заодно, наверно, от магов, которые могли бы их прочесть.

— Ну ты и придумаешь, — фыркнула я. Но, посмотрев на свиток внимательнее, я поняла, что он был прав. Все остальные слова были обведены картушами, и мне никак не удавалось понять, что они означают.

— Сейди, — сказал вдруг Картер снова, — смотри. — Он ткнул пальцем в картуш в самом конце длинного перечня, где была, наверное, не одна тысяча имен.

Я увидела овал с двумя простыми знаками внутри: что-то вроде корзины и зубчатой волны.

— Я знаю этот иероглиф, — объявил Картер. — Он читается как КН. Кейн. Это наша фамилия.

— А тебе не кажется, что для нашей фамилии букв немножко не хватает?

Картер помотал головой.

— Да нет, египтяне всегда писали только согласные. А гласные добавлялись при чтении в зависимости от контекста.

— Вот чудаки-то. Но тогда это слово может означать КОН, или ИКОНА, или ОКНО, да еще кучу всего.

— Возможно. И все равно это наша фамилия, я точно знаю. Однажды я попросил папу написать, как будет «Кейн» по-древнеегипетски, и он изобразил именно такой иероглиф. Но с какой стати имя нашей семьи оказалось в этом списке? И при чем здесь «кровь фараонов»?

Ледяные иглы снова впились в мой затылок. Я вспомнила утренний разговор с Амосом — про то, что каждый из наших родителей происходит из очень древнего рода. Наши с Картером глаза встретились, и, судя по тому, как у него вытянулось лицо, мы успели подумать об одном и том же.

— О нет, — запротестовала я. — Только не это.

— Да, наверняка это какой-то розыгрыш, — согласился он. — Не слышал, чтобы кто-то вел семейные летописи с такой глубокой древности.

И все равно я разволновалась так, что у меня во рту пересохло. Со вчерашнего дня с нами успело случиться столько самых невероятных вещей… но только сейчас, увидев в древнем свитке наше имя, я наконец начала верить, что все это связанное с Египтом безумие имеет под собой реальные основания. Боги, маги, чудовища. И наша семья — неразрывно связанная с ними с незапамятных времен.

А еще с самого завтрака, когда я узнала, что папа собирался вернуть маму с того света, меня стали одолевать мысли, не дававшие мне покоя. Нет, папин замысел меня не ужаснул. Конечно, от него веяло безумием — и гораздо больше, чем от шкафа с мамиными фотографиями в гостиной у бабушки с дедушкой. Помнится, я говорила о своем решении не цепляться за прошлое, раз уж маму все равно не вернуть. Так вот — сколько бы я себя ни обманывала, с шести лет я мечтала только об одном: увидеть маму снова. Узнать по-настоящему, какая она — как она смеется, как разговаривает. Возиться вместе с ней на кухне, ходить по магазинам — одним словом, делать все то, что обычно делают мамы и дочки. Хоть бы разок побыть с ней, чтобы потом было что вспоминать. Кажется, это чувство, которое я все пыталась прогнать, было надеждой. Конечно, я знала, что за эту надежду мне придется платить новой болью. И все равно: если бы я знала, что существует хоть малюсенький шанс вернуть маму, я не задумываясь взорвала бы ради этого сколько угодно Розеттских камней.

— Ладно, давай поищем еще, — сказала я, чтобы отвлечься от своих мыслей.

Покопавшись в свитках еще пару минут, я наткнулась на папирус с изображением богов с головами животных: их было пять, стоящих в ряд, а над ними изогнулась дугой усеянная звездами женская фигура. Папа, кажется, упоминал каких-то пятерых. Уж не они ли это?

— Картер, — позвала я. — Кто это такие, не знаешь?

Он подошел, глянул на мой свиток и страшно оживился.

— Ну точно! — вскричал он. — Пять богов… а над ними их мать Нут, богиня неба.

И он указал рукой на синекожую женщину на потолке — явно ту же самую, что и на свитке.

— А она здесь при чем? — заинтересовалась я.

Картер нахмурился, припоминая.

— Это как-то связано с Днями Демонов и рождением пяти богов… Но эту историю я слышал от папы очень давно, почти ничего не помню. Кажется, этот свиток написан иератическим письмом. Это такая иероглифическая скоропись. Попробуй, может, у тебя получится прочесть?

Я послушно потаращилась на папирус, испещренный длинными строками округлых значков, но вскоре сдалась: кажется, моя фирменная разновидность безумия позволяла читать только классические иероглифы.

— Вот бы отыскать здесь тот же текст, только на английском, — сказал Картер.

Услышав за спиной треск, мы дружно обернулись и так же дружно разинули рты. Одна из глиняных статуй — та самая, у которой ничего не было в руках, — соскочила со своего пьедестала и направилась прямо к нам. Мы с Картером поспешно попятились, уступая ей дорогу, но статуя, не обращая на нас внимания, прошагала к стене позади нас, вынула из одной из ячеек контейнер со свитком, затем вернулась к Картеру и застыла, протягивая ему свою добычу.

— Ух ты! — восхитилась я. — Шабти-поисковик. Глиняный библиотекарь. Удобная штука!

Нервно сглотнув, Картер принял из глиняных рук свиток.

— Э-э… спасибо.

Статуя молча вернулась к своему пьедесталу, вскочила на него и застыла, снова превратившись в безжизненного глиняного истукана.

— А мне, пожалуйста, — сказала я, обращаясь к шабти, — сэндвич и чипсы!

Увы, ни одна из статуй не стала поспешно срываться с места, чтобы удовлетворить мою просьбу. Видимо, приносить в библиотеку еду было запрещено.

Картер тем временем открыл контейнер, развернул папирусный свиток и тут же вздохнул с облегчением:

— Так и есть, это английский перевод.

Он бегло пробежал глазами по тексту, потом стал вчитываться внимательнее, все больше и больше хмурясь.

— Что-то ты не весел, — заметила я.

— Это потому, что я наконец вспомнил ту историю. Про пять богов. И знаешь, если папа в самом деле выпустил их на свободу… в общем, это плохо.

— Погоди, — попросила я. — Можно с самого начала?

Картер шумно вздохнул.

— Ладно. Значит, так. Богиня неба Нут была женой бога земли, Геба.

— Это вон тот дядька на полу? — и я потопала по изображению коричнево-зеленого мужчины с нарисованными на нем лесами, холмами и реками.

— Точно, — кивнул Картер. — Короче, Геб и Нут хотели иметь детей, но царь всех богов Ра — он же бог солнца — услышал пророчество, что один из детей Геба и Нут однажды свергнет его с престола. Ну вот, и как только он узнал, что Нут беременна, то перетрусил и запретил ей рожать в любой день и в любую ночь года.

— Это что же ей теперь, оставаться беременной на веки вечные? — возмутилась я. — Садизм какой-то!

— Но Нут придумала, как выкрутиться, — продолжал Картер. — Она предложила богу луны по имени Хонсу сыграть с ней в кости. Каждый раз, когда Хонсу проигрывал, он должен был отдавать Нут частицу лунного света. Хонсу продул несколько раз подряд, и Нут выиграла достаточно лунного света, чтобы создать из него пять новых дней, которые она поставила в самый конец года.

— Ну что за бред? — фыркнула я. — Как лунный свет может быть ставкой в игре? И как, скажите на милость, можно создавать из него дни?

— Слушай, это же миф, — пресек мои протесты Картер. — Согласно египетскому календарю, год включал триста шестьдесят дней, наподобие того, как круг делится на триста шестьдесят градусов. А дни, созданные Нут, оказались лишними и не вмещались в обычный календарь.

— Их и назвали Днями Демонов, — догадалась я. — То есть этот миф объясняет, почему в году триста шестьдесят пять дней. И надо полагать, ее дети родились…

— Именно в эти пять дней, — закончил за меня Картер. — Пять детей, по одному ребенку в день.

— Ну и объясни, как это можно рожать в день по ребенку?

— Сейди, они же боги, — укоризненно сказал Картер. — Они еще и не на такое способны.

— Хорошо, хорошо. Продолжай.

— Само собой, когда Ра обо всем узнал, он здорово взбесился, но было поздно. Дети уже появились на свет. Их звали Осирис…

— Тот самый, которого разыскивал папа.

— Ага, и еще Гор, Сет, Исида и… — Картер сверился со свитком, — и Нефтида, все время забываю, как ее звали.

— А тот огненный хмырь в музее сказал: «Ты выпустил всех пятерых».

— Точно. Может, они были в заточении все вместе, а папа об этом не знал? Это же логично — если они родные братья и сестры, вероятно, и призвать их в мир можно только всех вместе. Беда только в том, что один из этой семейки, Сет, по-настоящему гнусный тип. Самое злое божество египетской мифологии. Бог хаоса и пустынных бурь.

Я поежилась.

— А к огню он, случайно, не имеет отношения?

— Смотри сама.

Картер ткнул пальцем в одну из фигурок на картинке — божество имело тело человека и звериную голову, только я никак не могла понять, что за зверь имелся в виду. Собака? Муравьед? Злобный кролик? Но кто бы он ни был, покрывающие голову волосы и одежда бога были ярко-красного цвета.

— Красный Властелин, — пробормотала я.

— Тут важно еще кое-что, — хмуро продолжал Картер. — Эти пять дней — так называемые Дни Демонов — считались в Египте несчастливыми. В эти дни полагалось вести себя очень осторожно, носить обереги и не приниматься ни за какие важные или опасные дела. И помнишь, в Британском музее папа сказал Сету что-то насчет того, что его остановят до того, как закончатся Дни Демонов.

— Ты что же, думаешь, что он имел в виду нас с тобой? — поразилась я. — Что это мы должны остановить типа вроде Сета?

Картер, помедлив, кивнул.

— И если египетские Дни Демонов соответствуют последним пяти дням нашего современного календаря, то они должны начаться 27 декабря. То есть послезавтра.

Шабти, как мне показалось, смотрел на меня выжидающе, но я понятия не имела, что делать дальше. Дни Демонов, злобный кролик с красными волосами… Что еще мне предстоит узнать, пока моя голова не лопнет от избытка невероятного?

Но самое кошмарное — это тоненький голосок у меня в голове, который настойчиво твердил: «Это не невозможно. Это наш долг. Чтобы спасти папу, мы должны победить Сета».

Интересно, как бы выглядел мой список дел, которые необходимо сделать за рождественские праздники. Увидеть папу — вычеркиваем. Обзавестись небывалым могуществом — готово. Следующий пункт — победить злобное божество хаоса. Бред, да и только.

Внезапно сверху донесся громкий треск, как будто в Большом Зале упало что-то тяжелое. Тревожно закричал Хуфу.

Переглянувшись, мы с Картером бросились к лестнице.