Малыш Николя в школе

Рене Госинни, 2004

В книгу вошли новые истории из жизни Николя – симпатичного мальчугана, полюбившегося уже многим читателям. Вместе со своими приятелями Эдом, Жоффруа, Руфюсом, Мексаном и Альцестом он выдумывает забавные игры, проказничает на уроках и переменках (за что, конечно, получает наказание), гоняет в футбол, ссорится с друзьями и тут же мирится, ведь совершенно невозможно долго находиться в ссоре со своими лучшими друзьями… Много интересного происходит в жизни Николя и его весёлой компании! Обо всём – в этой замечательной книжке.

Тёплые воспоминания

У нас сегодня за ужином будет гость. Вчера папа пришёл очень довольный и сказал маме, что случайно встретил на улице своего старого друга Леона Лабьера, которого не видел сто лет.

— Леон, — объяснил папа, — мой друг детства, мы вместе ходили в школу. Сколько у нас с ним тёплых воспоминаний! Я его пригласил завтра на ужин.

Папин друг должен был прийти в восемь, но мы уже в семь были готовы. Мама меня как следует вымыла, одела в синий костюм и причесала, вылив на голову полно бриллиантина, потому что иначе у меня сзади на голове торчит хохолок. Папа надавал мне кучу советов, сказал, что я должен вести себя хорошо, что мне не надо говорить за столом, если меня не спрашивают, и что мне стоит внимательно слушать, что говорит его друг Леон, который, по папиным словам, очень крутой и здорово устроился в жизни, и что это было видно ещё в школе, и таких людей сейчас уже нет, и тут позвонили в дверь.

Папа пошёл открывать, и вошёл толстый мужчина с очень красным лицом.

— Леон! — закричала папа.

— Дружище! — закричал мужчина, и они стали лупить друг друга по плечам, но вид у них был очень довольный; у папы совсем не такой вид, когда они толкаются с месье Бледуром — это наш сосед, он очень любит дразнить папу.

Потом папа повернулся к маме, которая вышла из кухни и широко улыбалась.

— Это моя жена, Леон. Дорогая, это мой друг Леон Лабьер.

Мама протянула руку, и месье Лабьер стал трясти её руку и говорить, что он рад. Тогда папа показал мне, что надо подойти, и сказал:

— А вот и Николя, мой сын.

Месье Лабьер сделал очень удивлённый вид, свистнул и сказал:

— Да он же совсем взрослый! Просто мужчина! Ты ходишь в школу?

И он провёл рукой по моим волосам, чтобы их взъерошить, для смеха. Я заметил, что маме это очень не понравилось, особенно когда месье Лабьер посмотрел на свою руку и спросил:

— Чем вы поливаете голову этому карапузу?

— Правда, на меня похож? — спросил папа очень быстро, чтобы мама не успела ничего ответить.

— Да, — сказал месье Лабьер, — вылитый ты, только волос побольше, а живота поменьше.

И он засмеялся.

Папа тоже засмеялся, но не так сильно, а мама сказала, что можно выпить аперитива.

Мы уселись в гостиной, и мама подала всем аперитив; мне аперитива не досталось, зато мама позволила взять оливки и солёное печенье, а я их очень люблю. Папа поднял свой стакан и сказал:

— За наши общие воспоминания, старый добрый Леон!

— Мой старый друг, — сказал месье Лабьер и сильно хлопнул папу по спине, так что папа уронил стакан на ковёр.

— Ничего, — сказала мама.

— Да это сейчас высохнет, — сказал месье Лабьер, потом выпил свой аперитив и посмотрел на папу: — Забавно видеть тебя в роли старого папаши.

Папа уже снова наполнил свой стакан и отодвинулся немного подальше на случай новых хлопаний; он поперхнулся и сказал:

— Ну не такой уж и старый, не надо преувеличивать, мы с тобой одного возраста.

— Э, нет, — сказал месье Лабьер, — вспомни-ка, в классе ты был старше всех!

— Может быть, сядем за стол? — спросила мама.

Мы сели за стол, и месье Лабьер, который сидел напротив меня, спросил:

— А ты что молчишь? Тебя вообще не слышно!

— Нужно, чтобы вы меня спросили, тогда я смогу говорить, — ответил я.

Тут месье Лабьер начал хохотать без удержу, стал совсем красным, ещё краснее, чем перед этим; он изо всех сил хлопал ладонью, но на этот раз по столу, и стаканы делали: дзинь-дзинь… Когда он закончил смеяться, то сказал папе, что я невероятно хорошо воспитан, а папа сказал, что это нормально.

— Сам-то ты, если я правильно помню, вёл себя кошмарно, — сказал месье Лабьер.

— Бери хлеб, — сказал папа.

Мама принесла закуску, и мы начали есть.

— Ну что, Николя… — спросил месье Лабьер, потом проглотил то, что у него было во рту, и продолжил: — Ты хорошо учишься?

Раз меня спросили, я мог ответить.

— Пф-ф, — сказал я.

— А вот твой папа тот ещё был экземпляр! Помнишь, старина?

Папа отодвинулся от удара. Вид у папы был не такой уж довольный, но месье Лабьер всё равно засмеялся.

— Помнишь, как ты вылил пузырёк чернил в карман Эрнесту?

Папа посмотрел на месье Лабьера, посмотрел на меня и сказал:

— Пузырёк чернил? Эрнесту?.. Не помню такого.

— Да как же! — закричал месье Лабьер. — Тебя ещё на четыре дня отстранили от занятий! А история с рисунком на классной доске, помнишь? То же самое было!

— Не хотите ещё кусочек ветчины? — спросила мама.

— А что это за история с рисунком на классной доске? — спросил я папу.

Папа стукнул по столу и закричал, что он советовал мне вести себя за ужином хорошо и не задавать вопросов.

— История с доской — это когда твой папа нарисовал карикатуру на учительницу, а она вошла в класс, как раз когда он заканчивал рисунок! Учительница ему три «ноля» поставила! — рассказал месье Лабьер.

Я решил, что это очень смешно, но по папиному лицу понял, что лучше мне сейчас не смеяться. Я сдержался, чтобы посмеяться потом, у себя в комнате, только это было совсем не легко.

Мама принесла жаркое, и папа стал его резать.

— Сколько будет семью восемь? — спросил меня месье Лабьер.

— Пятьдесят шесть, месье, — ответил я (вот повезло — как раз сегодня мы это проходили в школе!).

— Браво! — закричал месье Лабьер. — Ты меня удивляешь, потому что твой папа в арифметике…

Конец ознакомительного фрагмента.