Начало — это конец
Накидку-риду и все незащищенные части тела Тарика покрывал толстый слой песка. Темно-гнедой жеребец блестел от пота, в уголках губ уже начала собираться пена.
С каждым проходящим часом ворчание Рахима становилось все громче.
Однако Тарик уже видел на горизонте городские стены Рея. А потому отказывался останавливаться.
— Во имя всего святого, давай поедем чуть медленнее, — прокричал Рахим уже в который раз за последние пять минут.
— Ты волен поступать, как пожелаешь. Но стоит снизить темп, как ты выпадешь из седла. И станешь отличной закуской для стервятников, — бросил Тарик через плечо.
— Но мы скачем, будто спасаясь от пожара, уже два дня кряду!
— И в результате почти добрались до пункта назначения.
— Не пойми меня неправильно, — заявил Рахим, натягивая поводья и пуская лошадь легким галопом, — я переживаю за Шази так же сильно, как и ты. Но ты не сумеешь никому помочь, если окажешься полумертвым от голода и усталости.
— Как только доберемся до поместья дядюшки Резы, можно будет отдохнуть и принять ванну, — ответил Тарик. — Но сначала нужно попасть в Рей. Я должен… — и он пришпорил жеребца.
— Чрезмерная обеспокоенность тоже до добра не доведет, — крикнул вдогонку Рахим. — Если кому и удастся выжить вопреки всем обстоятельствам, так это Шази.
— Она не должна была вообще оказаться в подобной ситуации, — сказал Тарик, осадив скакуна, чтобы поравняться с другом.
— Ты в этом не виноват.
— Думаешь, все дело в чувстве вины? — взорвался сын эмира.
— Я не знаю, в чем дело. Только вижу, что ты считаешь себя обязанным исправить ситуацию. А я считаю себя обязанным поддержать тебя. И Шази.
— Прости, — уже тише произнес Тарик. — Не следовало срываться на тебе. Я отдал бы все на свете, лишь бы предотвратить произошедшее. Одна мысль о ней…
— Хватит. Не мучай себя.
Несколько минут они скакали молча, но затем Тарик признался:
— Я действительно чувствую себя виноватым.
— Знаю.
— И ощущал те же эмоции после смерти Шивы.
— Но почему?
— Потому что не представлял, что сказать Шази после гибели ее лучшей подруги. После гибели моей двоюродной сестры. Я больше не находил нужных слов. Не мог утешить никого. Мама была ужасно расстроена. Тетя… тут, думаю, никто не смог бы помочь, никто не сумел бы предотвратить то, что случилось с ней. А Шахразада… она тоже словно утратила дар речи.
— Меня это особенно встревожило, — печально согласился Рахим.
— Мне следовало догадаться уже тогда. Я должен был заметить, что она что-то замышляет.
— Такое под силу лишь прорицателям, прозревающим будущее. Мы все о чем-то сожалеем. Я хотел бы быть не бесполезным третьим сыном, а богачом с красавицей-женой… с грудями, как спелые дыни, и ногами длинными, как дороги в пустыне.
— Рахим, я не шучу. Я должен был понять, что Шази затевает нечто подобное.
— Я тоже не шучу, — нахмурился тот. — Ты не можешь предвидеть грядущее. И ничего неспособен поделать с прошлым.
— Тут ты ошибаешься. Я могу вынести урок на будущее. — Тарик пришпорил жеребца, и тот устремился вперед, превращаясь в размытую темную полосу на фоне пустыни. — Чтобы подобное никогда больше не повторилось!
* * *
Уже наступило утро, когда Тарик и Рахим наконец оказались в изысканном поместье Резы бин-Латифа, которое находилось в самом сердце Рея. Они спешились и принялись оглядываться. В центре двора блестел овальный фонтан из глазурованной темно-синей мозаики. Земля была выложена терракотовыми плитками, искусно вырезанными в форме шестиугольников. Зеленые лозы винограда обвивали колонны. У основания арок виднелись небольшие клумбы с фиалками, гиацинтами, нарциссами и лилиями. Фонари из сплава меди и железа украшали стены, ожидая темноты, чтобы продемонстрировать истинное великолепие.
И все же, несмотря на всю красоту дома, повсюду ощущалась атмосфера печали. Чувство ужасной потери, которую не могла заполнить никакая роскошь.
Тарик посадил Зорайю в импровизированную клетку в дальнем конце двора. Птица недовольно заклекотала, устраиваясь на незнакомом насесте, но сразу успокоилась, как только получила еду.
Рахим стряхнул с себя слой песка и сложил руки на груди.
— Проклятая птица окажется сытой раньше меня? И где справедливость в этом мире?
— Вижу, за прошедшие несколько лет мало что изменилось.
Тарик обернулся, заслышав знакомый голос. Под одной из завешенных лозами арок стоял его дядя.
Оба юноши вышли вперед и склонили головы, прижимая кончики пальцев ко лбу, чтобы выразить почтение хозяину дома.
Реза бин-Латиф приблизился. На лице его была печальная улыбка. Темные волосы на голове поредели еще больше с того момента, когда они виделись в последний раз. Аккуратно подстриженные усы теперь казались еще более седыми. Морщинки возле глаз и рта, свидетельствующие о веселом нраве, углубились и отражали в корне неправильные эмоции…
Улыбка же выдавала, что душу дяди терзали призраки прошлого.
Лицо скрывалось под маской, надетой убитым горем человеком, чья горячо любимая семнадцатилетняя дочь ушла из жизни… а спустя три дня за ней последовала и жена. Жена, которая не вынесла потери единственного ребенка.
— Дядя, — поприветствовал Тарик, протягивая руку.
— Вы добрались очень быстро, дорогой племянник, — тепло сказал Реза бин-Латиф, сжимая его ладонь. — Я не ждал вас по меньшей мере до завтрашнего дня.
— Что с Шази? Она… еще жива? — Едва дождавшись кивка дяди, Тарик горячо воскликнул: — Тогда…
— К этому моменту все жители Рея знают про нашу Шахразаду, — прервал его Реза, и его печальная улыбка стала гордой. Рахим подошел ближе и сжал свободную руку друга. — Еще бы: единственная жена халифа, которая пережила не один, а целых два рассвета.
— Как я и говорил, — выдохнул Рахим. — Шази особенная.
— Но как? — спросил Тарик, ощущая, что его впервые за последние два дня покидает напряжение.
— Никто не знает, — ответил Реза. — Город так и гудит от слухов. Большинство считает, что халиф влюбился в юную жену. Но мне так не кажется. Убийцы, подобные ему, неспособны… — Он осекся, лицо исказилось от ярости.
— Я должен вывести Шази из дворца, — тихо произнес Тарик, наклоняясь к дяде и крепче сжимая его руку. — Ты мне поможешь?
— Что ты задумал? — спросил Реза, внимательно изучая решительное выражение лица и стиснутую челюсть племянника.
— Собираюсь вырвать сердце этого чудовища.
— То, что ты планируешь, называется государственной изменой, — дядя в ответ так сильно сжал ладонь Тарика, что тот поморщился.
— Я знаю.
— Чтобы преуспеть, нужно силой проникнуть во дворец или… развязать войну.
— Да, понимаю.
— Тебе не осуществить задуманное в одиночку, Тарик-джан, — тихо сказал Реза. Племянник выдержал его взгляд, ничего не ответив. — Ты готов начать войну ради Шахразады? Вне зависимости от того, продолжит ли она… выживать?
— Наш так называемый правитель заслуживает смерти за ту боль, которую причинил нашей семье. Я не позволю ему забрать хоть что-то еще у меня… и всех остальных, если уж на то пошло. Пора нам отнять у него самое ценное. Если для этого придется захватить власть… — Тарик глубоко вдохнул. — Ты поможешь мне, дядя?
Реза бин-Латиф осмотрелся по сторонам, разглядывая прекрасный дворик, в каждом уголке которого таились призраки прошлого. Смех дочери теперь недосягаемо парил в небе. Прикосновение жены просачивалось сквозь пальцы, точно песок.
Он не мог попрощаться с ними. Воспоминания о любимых, пусть и выцветшие, пусть и мучительные, были единственным, что у него осталось. Единственным, за что стоило сражаться.
Реза перевел взгляд на сына эмира Назира аль-Зийяда, на наследника четвертой по величине и богатству крепости Хорасана. На вельможу царских кровей.
Тарик Имран аль-Зийяд — это шанс восстановить справедливость.
И снова вернуть воспоминания, наполнить их жизнью.
— Идем со мной.
