Развод, сосед и другие приключения

Рената Окиньская, 2020

Выйти замуж сразу после знакомства? Легко! Развестись, обнаружив, что волнующий мужчина на поверку оказался капризной принцесской? Запросто! Пуститься во все тяжкие в поисках нового счастья? Не вопрос! Ирина страстно мечтает о любви. Она ищет свой идеал, ошибается, разочаровывается, но не сдается. Она жизнелюбивая и где-то легкомысленная, иногда наивная или слишком доверчивая, но она верит, что ее счастье где-то рядом. И она находит его, пусть и совсем не там, где искала. В этой истории есть все: страсть, ревность, дружба, неудачные свидания, романтические приключения, обаятельные главные герои… И, самое главное – счастливое окончание. Легкий и приятный роман для хорошего настроения.

Она открыла окно. Шел дождь. Ирина подставила ладонь под капли, они упруго стучали по коже, щекотали пальцы и, собираясь в струйки, стекали к локтю.

Девятый этаж — не сбежать. И балкона в этой маленькой однокомнатной съемной квартире нет — к соседям не перелезешь. Железная дверь заперта снаружи, ключей нет, а мобильник он унес с собой. Так же, как и роутер. Забрал из дома все наличные деньги, а из ее сумочки вытащил банковскую карту.

И все равно, сегодня она уйдет! Уйдет, и никогда не вернется, что бы он ни говорил, как бы ни просил, чем бы ни пугал ее. Разведется, переедет на другой конец города и постарается навсегда забыть о нем. Вот только она боялась, что он будет ее искать. Ирина была твердо уверена: у ее мужа поехала крыша.

***

Они с Виктором поженились семь месяцев назад, а до этого полгода встречались. На самом деле, еще тогда, в первый раз, стоило ей только увидеть его на вечеринке у Светки, и она поняла, что уйдет отсюда не одна. Внутренним чутьем узнала, что с этим человеком будет связана ее судьба, правда, и предположить не могла, что все вот так закончится.

В тот вечер они ушли от Светки вместе. Подруга потом говорила, что ни у кого из всей компании не возникло ни малейших сомнений, как они проведут эту ночь — слишком уж откровенно было все написано на их лицах. Ирина этому верила. Она вспоминала, что когда он пригласил ее на танец, у нее кружилась голова. От его близости, от пронзительного ощущения пробивающейся щетины на щеке, которой он прижимался к ее виску. Их несло друг другу стремительно и неотвратимо, и честно говоря, ей было все равно кто и что может про нее подумать. Важен был только он.

А он не отрываясь смотрел ей в глаза, и у него чуть подрагивали ноздри, как у породистого жеребца, и ладони были горячими, а зрачки бездонно-черными, в обрамлении льдисто-серых радужек, и она все тонула, тонула в них…

После танца она ушла в ванную. У нее горело лицо, и она плескала на щеки холодной водой, стараясь унять бешеное сердцебиение. Она размышляла, что бы такое придумать, чтобы остаться с ним наедине, когда он вдруг проскользнул в ванную — знал, что она там. Встав за спиной и крепко обняв ее, он через зеркало смотрел ей в глаза, карие, влажные — они блестели, а ее смуглая персиковая кожа покрылась ярким румянцем.

Не отрывая горячего взгляда от ее лица, медленно сдвинул в сторону короткие пряди ее каштановых волос и поцеловал в шею. У Ирины пол поплыл под ногами, и пришлось двумя руками вцепиться в край раковины.

Она не узнавала себя. Виктор мог получить ее прямо там, в Светкиной тесной ванной с хлипкой щеколдой на двери, в квартире, где полно народу! Никогда раньше ей в голову и прийти не могло, что можно вот так безоговорочно подчиниться почти незнакомому человеку. Но сейчас ей было плевать. Плевать на все, только бы чувствовать, ощущать его рядом!

Виктор развернул ее к себе и поцеловал долгим жарким поцелуем. Ирина ответила, подалась к нему, руки сами собой скользнули под футболку, прошлись вдоль позвоночника, погладили лопатки, наслаждаясь ощущением теплой, чуть влажной кожи под чуткими пальцами, слегка задерживаясь на едва заметных выпуклостях двух родинок. А он вдруг отстранился, пристально посмотрел на нее несколько секунд, и вышел, ни слова не сказав.

Ирина осталась одна, обалдевшая и потерянная. Что это было?!

Она вышла из ванной только спустя десять минут — все никак не могла унять бешено колотящееся сердце, и тщетно пытаясь остудить лицо при помощи умывания, пока до нее не дошло, что щеки раскраснелись уже не столько от его поцелуя, сколько от того, что она все льет на них холодную воду.

Она вышла в прихожую, постояла там пару секунд, не решаясь зайти в комнату: он был там, и она его видела, а он ее не замечал. Он, как ни в чем не бывало, болтал с кем-то из парней, рассказывал что-то, судя по всему забавное, и много улыбался. Ира пошла на кухню. Как себя теперь вести она не знала.

На кухне сидели Светка с Надей, пили вино и обе были уже порядком навеселе. Ира тоже налила себе бокал и выпила залпом, жадно, надеясь, что этот алкоголь поможет ей снова расслабиться… Но она и в самом деле как будто воды хлебнула, даже в голове не зашумело!

И все же, просидев с девчонками полчаса, она более-менее успокоилась. От Светки она узнала, что они с Виктором вместе учились в институте, что работает он в компании, занимающейся бытовой техникой, что не так давно он расстался со своей девушкой и теперь живет один.

— Так что, подруга, у тебя есть все шансы! — весело заключила Светлана, отбрасывая за спину роскошную золотистую косу. На белокожем лице с россыпью веснушек, с очаровательными ямочками на щеках лукаво светились огромные голубые глаза. — Если немного постараешься, захомутаешь его на раз-два.

— Неизвестно еще, нужен ли он мне, — пробурчала Ира.

— Ну, ты даешь! — фыркнула Надя, яркая блондинка, длинная, худая и до безобразия стильная. — Да тут весь коллектив возбудился, глядя, как вы танцевали. Я лично больше, чем уверена, что ночевать ты сегодня будешь не одна!

Ирина вяло пожала плечами. После горячей сцены в ванной Виктор даже не попытался ее найти. Наверняка знал, что она в кухне, но не нашел предлога, чтобы заглянуть туда. Значит, и не хотел он искать этот предлог. А раз не хотел — то и ей не надо! Что это вообще за выходки — то целоваться, как сумасшедший, то сбегать? Она ведь за такое и обидеться может!

— Давай, давай, не теряйся! — подначивала ее Света. — Нечего тут с нами отсиживаться.

Ирина независимо тряхнула головой. Несколько странное поведение Виктора — вспышка страсти, а затем нарочитый игнор — подняли в ней волну раздражения и неуверенности в себе.

Все же она вернулась в комнату, села специально подальше от него с самым независимым видом. Он как будто даже не обратил на нее внимания, продолжая все так же оживленно болтать с приятелями, но она случайно поймала его взгляд, и он был таким обжигающим, что ее пробрало до позвоночника.

Однако он все так же упорно делал вид, что ее нет в помещении, даже принялся заигрывать с Надей, которая вместе со Светланой наконец-то покинула кухню и вернулась к гостям. Из-под ресниц он следил за Ириной реакцией, и она это замечала, и злилась на него за то, что он играет с ней, и на себя, за то, что так близко к сердцу принимает эту игру. В сущности, он ей никто, и звать его никак. В конце концов, ей все это надоело, настроение испортилось окончательно, и она решила уйти.

Ира поднялась, тихонько попрощалась и вышла в коридор, Света поднялась ее проводить.

— Может, посидишь еще? — расстроено спросила она.

— Нет. Извини, но я очень устала, глаза просто слипаются, — соврала Ирина. Признаться, что уходит из-за Виктора у нее духу не хватило.

— Как ты сейчас добираться будешь? Второй час ночи! Давай такси тебе вызову?

— Не надо, — улыбнулась девушка. — Хочу пройтись, проветриться чуть-чуть.

— Как знаешь, — Света волновалась, — только жизнь дороже. Будь моя воля, никуда бы тебя не пустила, да только ты разве послушаешь?

— Вот именно, — кивнула Ира.

— Я ее провожу.

Голос Виктора раздался неожиданно — Ира стояла спиной к двери в комнату, и не видела, как он вышел. Она вздрогнула и с досадой прикусила губу — было бы из-за кого так нервничать!

— Да? — в Светиных глазах вспыхнул лукавый огонек. — Вот и отлично. Тогда я спокойна!

— Не стоит, — Ирина гордо повела плечом и задрала нос. Предложение Виктора сейчас чуть ли не разозлило ее. — Я доеду сама.

— Девушки пошли сейчас такие самостоятельные, — Виктор шутливо обратился к Свете, одновременно обувая кроссовки. — Все сами делают! Даже и не знаешь, как к ним подступиться…

— Вот-вот! — подхватила Света, хитренько улыбаясь (вот лиса!). — Иногда не мешает проявить слабость.

При этом она выразительно посмотрела на Ирину. Та в ответ глянула не менее выразительно, и взгляд этот выражал: «Не лезь, куда не просят!», но Света лишь радостно улыбнулась, искренне убежденная, что поступает исключительно во благо подруги.

— Ну ладно, ребята, пока. Вить, проследи, чтобы она дошла до квартиры, а то у них в подъезде такой народ неспокойный!

— Сводница! — тихонько прошептала Ира, обнимая подругу, и слегка щипая ее за бочок. Но все же разозлиться толком на столь откровенное сватанье не смогла, сердце сладко ныло в груди, хоть она и пыталась себя убедить, что Виктор ей совсем не интересен, а сцена в ванной — не более чем временное помрачение рассудка.

— Пока, — Виктор махнул на прощание рукой, отпер дверь, и посторонился, пропуская Иру вперед.

Света жила на первом этаже. Ирина, не глядя на мужчину, спустилась по лестнице и вышла в теплую, чуть душную июльскую ночь.

А ночь была как будто создана для романтиков. Воздух пах сладко, неся в себе отзвуки разогретого за день асфальта, многочисленных цветов, сюда же ненавязчиво влился и тонкий аромат мужского парфюма. Вокруг гудел праздной летней жизнью город, маня, привлекая, предлагая тысячи развлечений, чтобы провести бессонную интересную ночь, но здесь, во дворе было почти тихо, зелено, пела одинокая цикада, и из Светкиной квартиры доносилась музыка, разговоры и временами взрывы смеха — там происходило сейчас что-то очень веселое.

Ирина сунула руки в карманы легкого пиджачка цвета с поэтическим названием «лягушка в обмороке» и зацокала каблучками в сторону выхода из двора. Общаться с Виктором она была не намерена.

У нее внутри все клокотало от ярости. Что он вообще себе позволяет? Думает, ему все можно? Играет с ней, как самодовольный кот с неопытным мышонком! То целует, то игнорирует, то вдруг провожать вызывается! Больно надо! Сама дойдет! Пусть разворачивается и возвращается обратно, вон, Наде глазки строить! Или вообще, катится на все четыре стороны!

Ирина того не понимала, что злилась больше на себя, чем на него. Потому, что, несмотря на все попытки обмануть себя саму, ей было безумно приятно, что он пошел с ней. Ее тянуло к нему, как магнитом, и его недавняя демонстративная отстраненность вывела ее из себя, тем более что в глубине души она отлично осознавала, что он волен делать все, что угодно — они друг другу чужие люди!

Она успела пройти почти до конца дома, когда его рука легла ей на локоть.

— Подожди!

Ира вздрогнула, в кроссовках он двигался бесшумно, и она не слышала, как он нагнал ее.

— В чем дело? — холодно осведомилась она.

— Ну, вроде как я тебя провожаю, а это не очень удобно будет делать, если ты станешь от меня убегать! — он говорил легко и непринужденно, улыбаясь при этом, и Ира сама не понимала, чего ей больше хочется — оттолкнуть его или впиться в эти губы долгим поцелуем.

Последний бокал вина был лишним — решила она. Мерещится черт знает что! Вот ей уже кажется, что она по нему с ума сходит! Конечно, с тех пор, как пять месяцев назад она рассталась с Максом, у нее никого не было, но это же еще не повод бросаться на первого встречного мало-мальски симпатичного парня!

— Я ни от кого не убегаю! — она очень постаралась, чтобы ответ звучал холодно и спокойно. — Я просто иду домой! Провожать меня не надо, я уже говорила. Буду благодарна, если ты оставишь меня в покое!

— Почему? — он изумился, причем искренне. Ира разозлилась окончательно.

— По кочану! Тебе чего от меня надо?! То ты лезешь целоваться, то потом удираешь впереди собственного визга! А потом сидишь и делаешь вид, что вообще ничего такого не было! Какого хрена?!

Ирина невольно повысила голос, выдавая свое волнения — эмоции в ней так и кипели.

— Ты мне нравишься, — тихо, чуть охрипшим голосом ответил он.

— Да?! — едко поинтересовалась Ира. — Неужели? Ты поэтому удрал из ванной и делал вид, что меня вообще нет в этой комнате? Да к тому же заигрывал с моей подругой!

Она высказала это и вдруг замолчала. Ей пришло в голову, что она говорит с ним так, словно между ними что-то есть, словно она уже имеет право ревновать его. Ирина резко развернулась на каблуках и снова поспешила прочь. Но не успела сделать и двух шагов, как он снова схватил ее за локоть и притянул к себе.

— Стой! Погоди! Дай объясню!

Ира стояла, хмуро глядя на него, отгородившись сложенными на груди руками. Она чувствовала себя полнейшей идиоткой, а сама ситуация ей казалась просто абсурдной, и в другой раз она бы ушла не раздумывая. Если бы только… Если бы он не нравился ей так сильно! Если бы только ее не влекло к нему с такой необузданной страстью!

Это и удивляло и пугало ее, и в то же время исподволь придавало бесшабашного веселья, когда хочется махнуть на все рукой и решить: «Будь что будет!», бросив вызов судьбе. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, а на лице его были написаны озорство и покорность нашкодившего кота, пойманного на месте преступления и повисшего безвольной тряпочкой — ругай меня, хозяйка, заслужил! Но в глазах, в расширенных черных зрачках кипящей лавой плескалась страсть. Она видела это так же отчетливо, как не сомневалась в собственном влечении к нему. Она еще хотела послушать, что он ей скажет, как будет объясняться, но глянула на него и пропала. Ей не нужны были слова.

— А-а, чтоб тебя! — рыкнула она, дернула его за воротник легкой летней куртки и впилась в его губы так, что стукнулась с ним зубами. Он тут же принялся целовать ее жадно, до боли стискивая в объятиях, стараясь руками вобрать ее всю. Сердце колотилось, как ненормальное, мир вокруг перестал существовать. Был только он, незнакомый мужчина, бешено привлекательный, страстный, сексуальный, целующий ее так, что казалось, это последнее, что он делает в этой жизни.

Неизвестно, сколько времени прошло, пока он со стоном не оторвался от нее. Ира подняла на него затуманенные глаза, но он уже тащил ее к выходу из двора, обнимая одной рукой и прижимая к себе. Он не давал ей опомниться, да она и не хотела. Как во сне она наблюдала, как он ловит машину, договаривается с водителем, не выпуская ее руки из своей, словно боялся, что стоит ее отпустить, и она удерет на край света.

Да только на край света сейчас она готова была с ним. Только бы с ним! Она еще где-то в глубине души изумлялась, как же так, что происходит, почему она едет черте куда? Она даже не вслушивалась, когда он называл адрес, ей было абсолютно все равно. Она должна была получить его, и как можно скорей! Они ехали на заднем сиденье и сидели оба прямо, как школьники, чуть ли не сложив ладошки на коленях, и оба одинаково старательно смотрели в окно, каждый в свою сторону. Иначе все могло бы произойти прямо тут, в салоне грязной «копейки», на глазах у изумленного водителя, решившего подзаработать, подвозя ночных праздных гуляк. Только Виктор все не выпускал ее руки, нервно водя большим пальцем по ее запястью, и это выдавало его нетерпение и наполняло Ирину душу радостью от того, что у него точно так же сносит крышу.

К счастью, ехали не очень долго. Виктор расплатился еще до того, как машина мягко затормозила у подъезда, потом они неловко выбрались из салона — он хотел выйти и открыть ей дверь, но она в свою очередь, не выпуская его руки, вышла первая и потянула его за собой. Почему-то они стояли у крыльца и смотрели машине вслед, пока та, мигнув огнями, не скрылась за поворотом.

Потом Виктор развернулся, достал ключи и открыл дверь в подъезд. Лифт ехал долго, очень медленно, и сгустившееся в нем напряжение стало почти осязаемым. Эта пауза давала время подумать, правильно ли то, что они собираются сделать, а Ира нервничала, что ему может прийти в голову, что они собираются сделать глупость, и не знала, что он в этот момент тоже боялся, что она одумается.

Ключи несколько раз звякнули у него в пальцах, руки слегка подрагивали, пока он отпирал дверь. Ира, заметив это, прижалась грудью к его спине, и ощутила, как у него перехватило дыхание.

Виктор открыл дверь, втащил ее в прихожую, и, не давая опомниться, сразу дальше, в комнату. Они упали на кровать, не зажигая света, не разговаривая, только целуясь, как ненормальные и яростно стаскивая друг с друга одежду.

***

Потом была ночь. Их первая, сумасшедшая, безудержная ночь, которых потом было так много! Она лишь удивлялась его неутомимости, ненасытности, необузданному желанию быть с ней снова и снова.

Ей казалось, что так не бывает, что у нее больше нет сил, что она не в состоянии пошевелить даже рукой, а он, должно быть, и вовсе не может двигаться. Ира никогда еще не испытывала такого накала страсти. Вообще, ей даже в голову не приходило, что могут быть ТАКИЕ ощущения и эмоции.

В перерывах они пили коньяк, курили ее сигареты (его куда-то делись и он никак не мог их найти), болтали обо всякой ерунде, как два старых добрых знакомых, будто это не они только что, пару минут назад умирали от безудержного наслаждения в объятиях друг друга.

Совсем незаметно наступило утро. Взошло солнце, и вовсю щебетали птицы, и на улице давно гудел обычный шум летнего выходного дня. Виктор, до этого рассказывавший ей, как прошлым летом они с друзьями ходили в поход в горы, вдруг замолчал на полуслове. Он сначала отстранился, а потом даже слегка оттолкнул ее, и молча уставился внимательным, тревожным взглядом.

— Ты чего? — не поняла Ира. — Что случилось?

Виктор сел, спустив ноги с кровати и повернувшись к ней спиной.

— Вить, ты чего? Что-то не так? — теперь в ее голосе звучало искреннее волнение.

Ей вспомнилось, как вечером он пулей вылетел из Светкиной ванной. Она была обескуражена и снова ощущала недоумение и неуверенность.

— Скажи, — глухо произнес он, голос немного вибрировал и сел, выдавая, как сильно он волнуется, — это часто с тобой бывает?

— Что? — не поняла Ирина.

— Ну… Вот так… Что ты встречаешь мужчину, который тебе нравится… Проводишь с ним ночь…

Вот теперь ей стало ясно! Ей одновременно стало обидно, от того, что посчитал ее такой легкодоступной, и приятно, от того, что он действительно очень сильно волновался.

— Нет, — спокойно ответила она, невольно натягивая одеяло, хотя до этого собственная нагота ничуть не смущала ее, — со мной такого вообще не бывает. До тебя у меня была пара парней… Одному я мотала нервы три месяца, другому — полгода.

— Да? — он повернулся к ней, лицо осветилось улыбкой.

— Да, — подтвердила она, дивясь такой резкой перемене в его настроении, — ты первый, от которого у меня так сорвало крышу!

На лице у Виктора отобразились одновременно гордость, радость и тревога.

— А много у тебя было… до меня?

Ира задумчиво разглядывала его. Странно, но бессонная ночь сделала его еще привлекательней: залегшие под глазами тени, основательно пробившаяся щетина, усталая складочка в уголках губ… он был одновременно мужественным и беззащитным.

— Не задавай вопрос, если не хочешь услышать ответ. Сказала же — пара… — уклончиво ответила она, но его лицо омрачилось еще больше, и она поспешила добавить. — Кажется, у тебя создалось впечатление, что провести со мной ночь не составляет труда, на самом деле, ты и правда первый, от которого я так потеряла голову. Любой, кто знает меня, скажет тебе, что от меня и простого согласия на свидание порой добиться сложно. Я и правда до сих пор не поняла, как так получилось… — добавила она немного беспомощно. До нее в самом деле стало доходить, где она и что натворила. Но надолго задуматься он ей не позволил. Со счастливой улыбкой опрокинув ее на спину и поцеловав долгим чувственным поцелуем, шепотом спросил:

— А вторую ночь провести со мной согласишься?

— Да, — не раздумывая ответила она. — И вторую. И третью. И пятую.

Она думала, что у нее не осталось больше сил ни на что… но он доказал ей, как она ошибалась.

***

Она перевезла свои вещи к Виктору на следующий вечер. Мать обрадовалась этому так неприкрыто, что в любое другое время это вызвало бы у Ирины острый приступ депрессии.

Мать не любила свою дочь от первого брака до того явно, что всем, кто знал ее, периодически становилось неловко. После того, как Ира ушла от Максима и вернулась в отчий дом, обстановка там накалялась с каждой секундой. У девушки и в мыслях не было сесть кому-то на шею, она честно таскала после работы домой пакеты с продуктами, и оплачивала счета, которые регулярно находила у себя на столе. Однако Ире в вину ставилось все, всячески демонстрировалось, что она здесь никому не нужна, что терпят ее только из жалости. Даже отчим, которому всегда было на Ирину откровенно наплевать, и тот иногда проявлял человеческие чувства и пытался немного приструнить супругу.

По-настоящему расстроился из-за ее ухода только младший братишка, которого мать родила от отчима двенадцать лет назад. Сестру свою он искренне любил вопреки отношению всего остального семейства. У него даже слезы выступили на глазах, когда он узнал, что Ира уезжает.

На прощание она крепко обняла его, обещала звонить и приходить в гости.

— Сашка, я тебя очень люблю! — тепло сказала она, украдкой смаргивая слезы. — Если что-то надо, ты мне сразу звони!

— Я тебя тоже люблю! — прошептал он, прижимаясь к ней, и не стесняясь выказывать свои чувства, хотя даже матери лишний раз не позволял себя приласкать.

— Развели болото! — фыркнула та, уязвленная столь явным проявлением чувств любимым ребенком к нелюбимому, и попросту испытав укол ревности. — Она же не на край света едет! Могла бы между прочим, хоть спасибо сказать, что приютили!

— Что ж, если за то, что в родном доме меня едва терпели, каждую минуту намекая, что я тут лишняя и чужая, нужно благодарить, тогда — спасибо от всей души! — Ира со злости даже поклонилась и широко повела рукой. — В первую очередь за то, что не выгнали на улицу, как бездомную собачонку!

Счастье, что она переезжает к Виктору кружило ей голову. Море было по колено, даже откровенная неприязнь матери, каждый раз ножом больно царапавшая по сердцу, сейчас ничуть не задела ее.

— Чтобы возвращаться не смела, тварь неблагодарная! — заорала та, не сдержав истинных чувств. И громко хлопнула дверью.

— Мама! — послышался Санькин голос. — Ты что?!

Сердце невольно сжалось. По братишке она и в самом деле будет очень скучать…

Но счастье, безграничное, как океан, очень скоро захлестнуло ее с головой. Она и сама не понимала, что с ней творится такое, но душа пела от мысли, что теперь она будет жить с Виктором под одной крышей!

Он ждал ее внизу, Ира попросила, чтобы он не заходил с ней в квартиру. Знакомить его с семьей она не хотела, и не желала, чтобы он видел, как к ней относятся в родном доме.

— Все хорошо? — с тревогой спросил он.

— Все просто прекрасно! — засмеялась она. И без оглядки окунулась с головой в новую жизнь.

***

Ира еще раз прошлась по квартире. Все лежало на своих местах — никогда еще она не прибиралась так тщательно.

Виктор все время твердил ей, что у хорошей хозяйки дома всегда чисто и все разложено по своим местам. Ирина считала, что в семье, где оба работают, уделять время силы ведению быта тоже должны двое. Виктор кричал, что заботы по ведению хозяйства — это не мужское дело.

Сначала она не обращала внимания на эти его замашки. Ей и самой было в радость все делать для любимого. Она прибегала домой с работы, нередко волоча из магазина пару тяжелых пакетов, и, не присев, тут же принималась готовить, стирать, убирать…

Первое время ее жизнь с ним была похожа на рай. Она не ходила — летала над землей, и все проблемы и неприятности, и прошлые и нынешние, стали казаться пустяками, которые легко преодолеть, когда рядом любимый человек.

Виктор сходил с ума точно так же, как и она, так же мчался домой, чтобы скорее увидеть ее. Все прежние друзья, увлечения, интересы, потеряли смысл для них обоих. Мир потерял значение и сузился до размеров их постели, а когда они были врозь — ничто не привлекало и не имело значения.

— По-моему, ты сошла с ума! — вынесла свой вердикт Светка, спустя месяц после той вечеринки.

— Да, — не стесняясь, подтвердила Ира, сияя счастливой до идиотизма улыбкой, — полностью с тобой согласна! Мне на все плевать, кроме него!

— И как тебя угораздило-то только? Вроде до сих пор за тобой не водилось такого — терять голову от мужика с первой минуты знакомства?

— Света, все по-другому! — горячо говорила Ирина. — Знаешь, я в самом деле поверила, что бывает любовь с первого взгляда! Я же тогда как увидела его, так и пропала! И с тех пор ничего и никого вокруг не замечаю!

— Это точно, — подруга слегка поморщилась. — Я тебе честно скажу, иногда мне кажется, что у тебя окончательно съехала крыша! Ты знаешь, иногда я смотрю на вас и просто поражаюсь. Ты ему позволяешь так с собой обращаться, как никому до него и близко не разрешала!

— Что за бред? — хмурилась Ира.

— Бред такой, что ты вокруг него прыгаешь. Он же вертит тобой, как хочет, ведет себя как принцесска, капризничает, а ты, вместо того, чтобы хоть что-то ему возразить, на все покорно киваешь и извиняешься!

— Я извиняюсь перед ним не больше, чем он передо мной!

— Да? А так по виду не скажешь! Со стороны так выглядит, что он тобой манипулирует, как хочет, а ты это воспринимаешь со счастливой улыбкой на губах. И, зная твой независимый характер, меня это не может не удивлять!

— Нет, Света, — убеждала Ира, неприятно задетая этими выводами, — все, что я делаю, я делаю от чистого сердца! Он меня ни к чему не принуждает и ничего от меня не требует. Просто я, правда, хочу, чтобы ему со мной был хорошо. Очень хорошо!

— Ему-то с тобой хорошо, уж поверь мне! А у тебя от страсти, по-моему, голова вообще не работает!

— Это не страсть, — серьезно ответила Ира, — все намного глубже.

Вот как объяснить кому-то, хоть даже и близкой подруге, что у нее, стоит ему только появиться рядом, пульс падает до нуля, а потом скачет, как бешеный? Что стоит почувствовать на улице знакомый аромат его туалетной воды, и на нее накатывает чувство восторга и весь мир становится как будто ярче? Что ночами, когда они полностью принадлежат друг другу он, он один, способен довести ее до состояния такого блаженства, что ей кажется, что она действительно умерла…

Ирка даже начала подозревать, что подруга слегка завидует ее счастью, но тут же ей это и простила. Она знала, что ее глаза светятся такой радостью, таким блаженством, что тут любой испытает укол зависти, и решит, что так не может быть в этой жизни, и поневоле начнет искать, выискивать разные гадости в их отношениях… Но только для того, чтобы утешить и убедить самого себя, что все нормально, что и у этих счастливчиков на самом деле все не так прекрасно, как они всем пытаются продемонстрировать!

В те дни Ира была абсолютно счастлива. Мир превратился в сплошной яркий калейдоскоп сменяющих одно за другим прекрасных событий, а ей в ту пору прекрасным казалось абсолютно все. Если бы в тот период с Виктором что-то случилось, она бы без тени сомнений шагнула бы из окна девятого этажа, только бы снова быть с ним.

Теперь ей казалось, что все это было не более, чем помешательством. Она лишь удивлялась, как могла так долго и качественно сходить с ума. Как могла не замечать очевидных вещей, не слушать людей, искренне переживающих за нее и видящих, как все происходит со стороны.

Как получилось, что она до такой степени потеряла голову?! Из-за чего? Было бы там из-за чего… Конечно, она не отрицала, что Виктор очень привлекательный мужчина. Она даже по-честному перед собой соглашалась, что он и сейчас ничуть не стал хуже. У него все такое же сексуальное тело, изумительный запах и напрочь лишающий воли взгляд… Только для нее это все перестало иметь значение — под этой оболочкой скрывался совсем другой человек.

Точнее даже не так — под этой оболочкой скрывается вовсе не тот мужчина ее мечты, которого она себе нарисовала, пребывая в состоянии перманентной эйфории. Его умение доставить ей удовольствие, по глупости было принято ею за умение делать ее счастливой и во всех других сферах жизни.

Ирина снова подошла к окну, прижалась щекой к прохладному стеклу. Улыбнулась грустно и горько. Глупенькой она была. Глупенькой и наивной, хоть и считала тогда себя взрослой, опытной и способной видеть сущность человека с первого взгляда. Эта-то самоуверенность ее и подвела.

Сейчас даже смешно, как можно было страсть, хоть и такую яркую и глубокую, но все же принять за любовь?

Она повернулась к окну спиной, прислонилась к нему лопатками. Жаль ей было этой страсти. Не каждому в жизни дано пережить такой накал эмоций, такой полет души, когда твое тело растворяется в ощущениях, в другом человеке, и от благодарности, от счастья, что с ним может быть так хорошо, сами собой текут слезы…

Ира еще раз, в который уже по счету, прошлась по квартире, осмотрелась, проверила, все ли лежит на своих местах. Внутри все меленько дрожало. Близилось время, когда он придет, и тогда она не должна выдать себя. Он ни о чем не должен догадаться. Последнее время он слишком внимателен к ней.

Последнее время он смотрит на нее холодным взглядом строго, словно она провинившаяся перед ним школьница, оставленная на второй год из-за дремучей неуспеваемости, ни к чему не способная и на что не годная, не могущая понять примитивных вещей. Последнее время на его лице, таком притягательном когда-то то и дело проскальзывает выражение брезгливой высокомерности.

Ира села на кровать, обхватив голову руками. Ну почему все так получилось?! Как получилось, что этот мужчина, такой горячий и страстный, оказался требовательным тираном, которому никогда нельзя угодить?

Виктор-Виктор, что с тобой не так? Почему ты не можешь просто жить и радоваться? Почему, как только на моем пальце оказалось кольцо, а в паспорте — твоя фамилия, ты принялся изводить меня своими бесконечными требованиями, обидами и претензиями? Как получилось, что я, сколько бы ни старалась, так и не смогла стать для тебя хорошей, добиться от тебя признания или элементарной благодарности? Все, что я делала, ты воспринимал, как должное, и все тебе было мало, все тебе было плохо, все не так… Я же старалась, я же так старалась, чтобы ты был счастлив! И чем больше старалась, тем меньше ты меня ценил! Я не слышала от тебя благодарности, но зато ты всегда прекрасно умел обижаться! Стоило мне хоть слово сказать не так, и вот ты уже отворачиваешься, холодный и высокомерный и ждешь, что я буду прыгать, вокруг тебя! И ведь прыгала, же, дура…

Ира легла, раскинула руки. Хватит уже вести это воображаемый диалог! Все уже и вслух сказано, и не раз. И сказано, и выкричано, и выплакано, и даже на бумаге написано, да что толку… и как только его родители смогли воспитать такого самолюбивого обиженку? Видела она их один раз, на свадьбе, близко пообщаться не удалось, но в целом они произвели неплохое впечатление… Мама — нежная и тихая женщина, заботливо хлопотала вокруг строгого и немного отстраненного отца… Может быть, в этом все дело?

Впрочем, все это уже неважно. Она уже «переболела» и бунтами, и обидами, и сомнениями. Свободолюбивый характер взял верх и отказался подчиняться строгим правилам семейного быта, где мужчина был поставлен на высшую ступень. Хотелось равенства, партнерства, чувства локтя… Уважения хотелось! Признания, что мы равные, а не вот этого: «я твой царь и Бог, а ты — низшая ступень эволюции»!

Теперь хочется только свободы. И отделяет ее от этой свободы всего каких-то полчаса. Нет, уже даже двадцать минут.

***

Ира встала, расправила покрывало на постели и пошла в кухню. Открыла окно — сырой воздух тут же заполнил тесное помещение, заставив ее поежиться. Виктор разрешал ей курить только на кухне или на лестнице (последнее сейчас по понятным причинам исключалось), а когда он приходил домой, то хотел, чтобы его встречал запах горячей еды, а не табачного дыма. Поэтому придется немного померзнуть.

Осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Ира затушила сигарету под краном, выкинула окурок в мусорное ведро и высунулась из окна, подставив макушку под дождевые капли — просмотрела дорожку, идущую от угла дома через двор — не идет ли Виктор. Дорожка почти вся заросла кустами сирени и жасмина, еще, кажется, так недавно они одуряющее цвели и пахли, а у Иры в душе еще цвела надежда, что все уладится, что обо всем можно договориться, найти общий язык.

Но, лето уже перевалило за середину, начинался август, а надежды в душе засохли и осыпались печальными сухими комочками. Ибо Ирина поняла, что единственный вариант жить с ним — жить на его условиях. Все их разговоры, все выяснения отношений сводились к этому. Он прав, он знает как лучше и поэтому она должна делать так, как он скажет. А если она не понимает по-хорошему — будем по-плохому! И стало совсем невмоготу.

А раз с ним никак — значит надо без него. Все просто, все ясно. И когда неделю назад она приняла решение уйти от него, ей вдруг сразу стало легче дышать. Ей сразу сделалось весело от одной мысли о том, что совсем скоро можно будет жить как удобно, как нравится, как доставляет удовольствие, а не как должно быть по его, Виктора, мнению!

Но не тут-то было! Вик, услышав от нее о решении развестись, потемнел лицом и устроил ей такой скандал, какие ей не снились и в лучшие годы. Он ее просто морально задавил. В словесных перепалках он всегда ее переигрывал, а тут просто-таки раскатал в блин, в легкую доказав ей, какая она неблагодарная, ленивая, распущенная, неухоженная и непутевая дрянь и дуреха. Без него она пропадет, такая ленивая и глупая баба никому и даром не нужна, и только такая жестокая и самовлюбленная гадина, как она могла захотеть так поступить с любящим ее до глубины души мужчиной.

Ирина, хоть и закаленная в таких боях, однако половину ночи проревела на раскладном кресле (они уже несколько недель спали отдельно), а потом успокоилась, взяла себя в руки и, четко и последовательно в пух и прах разбила каждый его аргумент. Правда не вслух, про себя и лишь для собственного успокоения, зная, что вздумай то же самое проговорить ему, как он камня на камне не оставит от всех ее доводов. У нее никогда не хватало слов против него. Муж в это время преспокойно спал с чувством превосходно выполненного долга. Слезы жены его никак не трогали.

Ирине казалось порой, что он в принципе не способен любить никого кроме себя. Испытывать страсть, привязанность, нежность — это да, но лишь в той степени, которая не будет мешать воспринимать себя как центр вселенной.

Правда, на следующий день, когда она, придя с работы, вместо того, чтобы отправиться на кухню, пошла собирать чемоданы, его реакция ее удивила. Виктор застал ее в тот момент, когда основная масса вещей уже была уложена, большой чемодан стоял в боевой готовности у двери, а Ира заканчивала паковать сумку. Об этот самый чемодан он и споткнулся, едва переступив порог.

Для начала он выругался. Потом понял, что перед ним и испугался. Честное слово, Ира как раз очень внимательно смотрела на него — он испугался, что она всерьез! Всерьез говорила насчет развода и насчет того, что уйдет от него, всерьез собрала вещи и всерьез настроена!

Испугался и пошел на попятный. Сам попробовал с ней поговорить, даже (страшно подумать!) признал, что возможно где-то она права, а он не прав, и что не стоит так уж обращать внимание на каждую мелочь… Но Ира, почувствовав слабину, решила идти до конца. Она знала — или они сейчас договорятся обо всем раз и навсегда, или все опять вернется на круги своя. Она поставила жесткое условие — с этого самого момента он перестает мотать ей нервы, устраивать скандалы, относится к ней как к равной, а не как к низшей форме жизни, обязанной его обожать и ему поклоняться, наконец, просто относится к ней с уважением!..

Тут он взорвался и не выдержал. Кричал, что уважение надо сначала заслужить, а ей до этого еще очень далеко, что она должна быть ему благодарна за то, что он старается сделать из нее что-то стоящее, что у нее нет никаких прав ставить ему условия…

Ира слушала его, слушала, молчала, удивляясь собственной наивности, и уже не пытаясь спорить и что-то доказывать. Для нее стало очевидно, что все закончилось, что будущего вместе у них нет. Она молча отвернулась, застегнула сумку и пошла к двери.

— Ты куда?! — возмутился он тому, что она так спокойно собирается уйти, будто ей все равно. А ей, и правда, стало все равно.

— На кудыкину гору, — насмешливо ответила она. — Я тебе вчера сказала, что хочу с тобой развестись. Так вот, я не шутила. Поживу пока отдельно.

Она принялась шнуровать кроссовок.

— И где ты собираешься жить? — недоверчиво поинтересовался он.

Ирина пожала плечами.

— Военная тайна. Не хочу, чтобы ты знал.

Ирина зашнуровала второй кроссовок, распрямилась. Посмотрела на него внимательно — сердце болезненно трепыхнулось в груди.

— Я тебе потом позвоню.

Она уже поднесла было руку к замку, когда он со словами:

— Никуда ты не пойдешь! — вырвал у нее ключ и сунул его к себе в карман.

— Вить, что за глупости! — возмутилась она. — Дай мне уйти!

— Ты моя жена, Ира, ты не должна бегать по мамам или подружкам каждый раз, как мы с тобой ссоримся. Нечего.

— Во-первых, такое было только раз, — ответила Ира. — Во-вторых, Вить, ты что, так и не понял? Я уже не твоя жена! Я хочу с тобой развестись! Я не хочу больше с тобой жить!

— Прекрати говорить глупости! — ответил он, развернулся и ушел в комнату.

Ира постояла в прихожей, обескураженная, с колотящимся от злости и обиды сердцем, с вспотевшими ладонями. Хорошо же!

Прямо в кроссовках (неслыханная наглость!) она прошла в комнату, встала напротив телевизора, который Витя уже включил, развалившись на диване. Он сделал вид, что не замечает ее, и что она ему совсем не мешает.

— Отдай ключи! — потребовала она, стараясь, чтобы в голосе звенел металл. Но вместо этого там сквозила приглушенная ярость. Виктор не отреагировал.

— Виктор! Я к тебе обращаюсь! Отдай ключи! — в ответ ноль эмоций.

— Ах так?

Ира подошла к телевизору и выдернула кабель из розетки. Экран погас. Виктор молча встал, усмехнулся, отодвинул ее и попытался снова включить его. Не тут-то было, Ира вцепилась в вилку двумя руками, не давая ему снова включить телевизор.

Дальше все было грубо, глупо и безрезультатно. Виктор орал на нее, она на него. Требовала выпустить ее из квартиры, он отвечал, что она его жена и поэтому он ее никуда не отпустит. Она пыталась вытащить ключи у него из кармана, и они боролись, пока ему это не надоело, и он не заломил ей руки за спину. Когда она отдышалась, то пошла искать его комплект, но не нашла нигде — видимо, он и его успел спрятать.

Потом Ира плакала и курила на кухне, а Виктор, как ни в чем не бывало, смотрел телевизор, а когда пошел мыться, то взял ключи с собой, и спрятал куда-то так, что найти их вечером ей не удалось.

Ложась спать на раскладное кресло, мучаясь от слепой ярости и крутясь волчком от невозможности прямо сейчас изменить ситуацию, Ира уговаривала себя подождать до утра.

Витя уходил на работу на целый час раньше нее. С утра будет куча времени не только найти, куда он дел ее ключи, но даже кофе выпить. И потом, он же знает, что ей на работу, не может же он в самом деле сделать так, чтобы ее уволили только потому, что хочет доказать свою правоту.

Утром, когда она встала, Виктора уже не было. А заодно не было ключей, телефонов, интернета и карточек. Ира поняла, что выпускать ее он не собирается.

Сначала она решила выдержать характер.

Три дня он приходил домой, где ничего не было приготовлено, грязное белье оставалось грязным, посуда копилась в раковине, скрипел зубами, но упорно молчал. На четвертый день она сдалась и решила с ним поговорить.

Дождавшись, когда он поест и передохнет после работы, тихим, спокойным голосом он попросила уделить ей несколько минут. Виктор охотно оторвался от монитора ноутбука и уставился на нее, всем своим видом демонстрируя внимание. Но стоило ей открыть рот, как он понял, что она пришла к нему не с извинениями, а с очередной попыткой убедить его дать ей развод и отпустить на все четыре стороны.

— Ира, — обратился он к ней холодно, сложив руки на груди, — имей в виду, что если ты считаешь, что шантажируя меня разводом, ты сможешь вить из меня веревки, ты сильно заблуждаешься. Я не позволю делать из себя посмешище. У нас с тобой, конечно, есть разногласия, но это есть в любой семье. Тебе просто нужно подумать о том, что сохранить семью важнее, чем бесконечно отстаивать свое мнение, к тому же неправильное.

— Да нет у нас никакой семьи, — устало ответила она. — Нету. Все превратилось в фарс. И для того, чтобы удержать меня, ты спрятал ключи. Я уже не спрашиваю про свою работу… Но при этом у тебя нет желания поступиться своими принципами. Мы в тупике, Вик. И я не хочу больше жить с тобой. Правда. Отпусти меня.

— Подумай еще пару дней, — он ответил очень спокойно, будто они обсуждали вечерний поход в кино, и снова уставился в монитор.

Ярость вскипела в ней мгновенно. Не слышит ее, и слушать не хочет! Самовлюбленный эгоист! И как она только жила с ним?!

С трудом удержавшись от того, чтобы разбить об его голову что-нибудь тяжелое, она ушла курить на кухню. Мечась в тесном пространстве по два шага в каждую сторону, яростно выдыхая сигаретный дым, она пыталась найти слова, которые его убедят отпустить ее.

Не хотела она больше жить с ним. Не хотела и не могла! Ира была уверена, что если в ближайшее время не найдет способа избавиться от его общества, тогда то, что еще полгода назад можно было назвать любовью, превратится в ненависть.

В конце концов, план действий стал вырисовываться в затуманенном злостью и отчаянием мозгу. Додумывала она его уже глубокой ночью, свернувшись клубочком на раскладном кресле. И чем четче и детальнее все себе представляла, тем спокойнее становилось на душе.

На следующее утро, впервые за много дней, она проснулась с улыбкой на губах. Не хочет отпускать ее? Думает удержать, заперев на замок и отключив от внешнего мира? Как же плохо он ее знает! Ведь тем нужнее для нее свобода! Тем сильнее желание избавиться от его власти! И тем больше решительности это сделать!

***

Послышался скрежет ключа в замке. Ира мышкой шмыгнула в комнату. Накануне она приготовила вкусный ужин, и по квартире витал аппетитный запах, но встречать его на кухне, за накрытым столом — это уже перебор. Пускай думает, что она потихоньку начала сдаваться, только не хочет первой идти на мировую, вот и пытается подкупить вкусной едой. Только бы он был голодным!

Ира свернулась в кресле и судорожно переворачивала страницы глянцевого журнала, безуспешно пытаясь имитировать беззаботное чтение, а сама прислушивалась, внутренне замирая.

Вот он разулся, швырнул под вешалку сумку. Пошел в ванную мыть руки. Наверняка там же скинет рубашку, сунет ее в корзину с грязным бельем. Ага, теперь должен зайти в комнату — сменить строгие офисные брюки на удобные домашние.

Когда он вошел, Ирина читала с самым беззаботным и увлеченным выражением лица. Мельком подняла на него взгляд — совсем не обратить внимания будет слишком демонстративно. Внутри у нее все сжалось в тугую пружину, она и не подозревала, что станет так нервничать. Ей казалось, что у нее все отражается на лице, наверняка на щеках предательский румянец, а глаза большие-пребольшие, испуганные, и в них прямо-таки написано, что она что-то задумала.

Но Виктор бросил на нее лишь один, исполненный равнодушия, взгляд, и преспокойно занялся своими делами. Переоделся, брюки небрежно кинул на стул, и ушел на кухню.

Ира одновременно перевела дух — его присутствие в комнате сказалось на ней огромным напряжением — и разозлилась. До сегодняшнего вечера он брюки добросовестно вешал на вешалку, знал, что она пальцем не пошевельнет. Виктор считал, что заботиться о внешнем виде его гардероба должна она, и ее возмущение по поводу того, что не нужно швырять свои вещи как попало, а можно сразу повесить их или, если грязные, отнести в стирку, доводило его до белого каления.

Сегодня, почуяв, что она сдает позиции, он тут же бросил брюки, предоставив ей самой за ними ухаживать.

Ира встала, с непередаваемо ехидным и мстительным выражением повесила брюки на вешалку и убрала в шкаф, повесила между своими платьями. Пускай с утра мечется, ищет. Подумав, дабы не облегчать ему задачу, все остальные брюки, имевшиеся в наличии, она сложила в пакет и убрала его в нижний ящик комода, туда, где хранились его носки. Как человеку, привыкшему, что за ним все всегда убирают на раз отведенные места, ему долго не придет в голову искать их там.

Она прислушалась — по доносившимся с кухни звукам ясно было, что муж, как ни в чем не бывало, ужинает. Пару раз звякнула вилка, потом он долго переключал каналы на телевизоре, потом раздался звон чайной ложечки… От неожиданного страха у нее замерло сердце.

Виктор всегда выпивал ее остывший чай. Давно, еще когда они только начали жить вместе — это было поводом для шуток. Ирина отчего-то страшно не любила разбавлять чай холодным кипятком, всегда дожидаясь, пока он остынет естественным путем. При этом она могла делать что-то, и чай успевал не просто остыть, а стать холодным, а порой она даже забывала, что налила себе чаю. Вик же непременно, если только на глаза ему попадалась ее полная кружка, выпивал ее чай, даже если при этом у него был свой собственный. Когда-то он утверждал, что из ее кружки вкуснее, потом перестал, но привычка осталась.

И сейчас все прошло по накатанному сценарию: она оставила свою кружку с холодным чаем на столе, он стал пить. Вот только в этот раз «забыта» она была намеренно, и в ней были тщательно растворены две таблетки снотворного.

Страх, пробравший до костей, был неожиданным и острым, так, что бросило в жар, и вспотели ладони. А вдруг он сейчас почувствует, что она ему что-то подмешала?! Нет, не должен, она же несколько раз проверила — по вкусу ничего не определить! Потом в голове завертелись хаотичные обрывки где-то вычитанных данных о том, что медикаменты в принципе нельзя запивать чаем, что в нем содержится какое-то там вещество, которое, вступив в химическую реакцию с другими веществами, может образовать третье вещество, способное вызвать отравление…

Воспоминания были очень смутными и неконкретными, но на их фоне в воображении пышным цветом расцветала картина, на которой муж, коварно отравленный ею, с ужасом хватается за горло и с выпученными глазами падает на пол. По пути еще непременно врезается головой в какой-нибудь острый угол… И вот ее уже судят за убийство по неосторожности. А может и намеренное, чем черт не шутит!

Виктор, тем временем, вполне жизнерадостно заржал на кухне над какой-то телевизионной шуткой. Ира тряхнула головой, развеивая мороки, порожденные не в меру живым воображением. Даже если все это и правда, от двух таблеток снотворного, растворенных в чае, ему особого вреда не должно быть, он же здоровый, как кабан! Разве что на работу проспит. Ну да это не единственное потрясение, которое будет ожидать его с утра!

Потекли томительные минуты ожидания. Сколько нужно, чтобы снотворное всосалось в кровь? Не так уж и много, наверное. Но для Ирины, сжавшейся в комочек на своем кресле, каждая минутка, отмеряемая на экране мобильного телефона, казалась неимоверно долгой. Вот прошло пять, десять, пятнадцать минут… Да что ж его, не берет что ли?! А вдруг он сделал только пару глотков, а остальное пить не стал?

Вик выключил на кухне телевизор, оглушив Ирину внезапной тишиной. Она украдкой быстренько смахнула бисеринки пота, проступившие над верхней губой.

Виктор прошел в комнату, все так же успешно делая вид, что он один на целом свете, и нету тут рядом никакой жены. Даже спасибо за ужин не сказал! А мог бы…

Он улегся на кровать, блаженно потянулся, взял пульт, и снова принялся скакать по каналам. Ирина продолжала листать журнал, хотя больше всего ей хотелось немедленно покинуть комнату и до поздней ночи отсиживаться на кухне, что она благополучно делала каждый вечер до сих пор. Но тогда она боялась пропустить момент, заснет он или нет?

Прошло еще двадцать минут. Виктор на кровати не шевелился, но с равным успехом он мог с увлечением смотреть свой любимый стенд-ап. Ирина, сидевшая к нему спиной, осторожно, тихонько повернулась. Вдруг не спит, еще спросит, чего это она его разглядывает?!

Но обошлось — он спал. Веки плотно сомкнуты, грудь вздымается равномерно, из разжавшихся пальцев пульт мягко сполз на покрывало.

Ира осторожно поднялась и на цыпочках прошла на кухню. Перевела дух — чашка из-под чая была пуста. Насколько она знала, теперь он должен проспать кряду часов двенадцать, и не разбудишь его даже пушкой!

Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Сердце требовало немедленной бурной деятельности, но Ира знала за собой такой грешок — поторопится — обязательно что-нибудь напортачит.

Итак, у нее был план действий. Что там первое? Ну конечно, найти ключи, документы и мобильный телефон.

На поиски всего этого ушел почти час. До этого Ира уже обыскала все мыслимые места, залезла во все тайники, куда только хватило фантазии, но везде было пусто. Она старалась представить себя на месте Вика, догадаться, как бы действовал он, но только еще сильнее запутывалась. В итоге она пришла к выводу, что все, что она ищет, он носит с собой, однако, со всевозможными осторожностями прощупав карманы спящего мужа (хотя в своем воображении Ира его воспринимала уже однозначно — как бывшего мужа), и ничего не найдя, она в усталости побрела на кухню.

Взбодрив себя чашечкой непривычно крепкого кофе, она постаралась думать логически. Каждый вечер он приходит домой, раздевается и идет мыть руки. Потом переодевается. Ключи пропадают где-то на этом этапе.

Поскольку в ванной она уже все перерыла, Ира в который раз направилась в прихожую. Она была полна решимости если нужно, перетрясти каждую полочку, каждый пакетик, каждую шмотку. Еще раз тщательно прощупав верхнюю одежду и ничего не найдя, она спустилась вниз и принялась за обувь. И чуть не вскрикнула от радости, когда в своих весенних сапожках обнаружила все, что искала. Причем, в правом сапоге лежали ее причиндалы, а в левом муж хранил свои ключи, телефон и портмоне. На мгновение ей стало нехорошо — до какой он все же дошел степени идиотизма… И этот идиот — человек, за которого она выскочила замуж!

Перебирая подрагивающими пальцами связку ключей, мобильный телефон, карточку и паспорт, она казалась дурой сама себе — как можно было так долго топтаться рядом, буквально в нескольких сантиметрах и не догадаться!

Перекурив, Ирина принялась за осуществление второй части плана. Переоделась в джинсы, футболку и толстовку, обула кроссовки. Достала два самых больших чемодана и принялась методично их упаковывать.

Для каждого помещения у ее загодя был составлен список, хранимый между станицами дамского журнала. Что взять в ванной, что в комнате, что в прихожей. Она пару дней тщательно продумывала, что будет для нее предметом первой необходимости, а без чего можно обойтись, какие брать вещи, ориентируясь на переменчивую питерскую погоду, что из косметики ей нужно позарез.

В результате, все сборы заняли всего лишь двадцать минут. Ира сама себе не верила — ей казалось, что это будет длиться гораздо дольше, но, как ни странно, она уже стояла полностью собранная и готовая. Еще раз проверила себя, ничего ли не забыла. Просмотрела списки. Нет, все, что нужно собрано, она может идти.

Она уже взялась было за ручки чемоданов, но снова отпустила их. Еще раз тихонько пробралась в комнату, аккуратненько присела на постель и посмотрела в лицо спящего мужчины…

Как быстро и грустно все закончилось! Чуть-чуть больше года на все про все… А ведь был период, когда ей действительно казалось, что все будет хорошо, и что это на всю жизнь!

Вик, Вик, если бы ты только не был таким эгоцентристом! Если бы мог не только принимать, но и дарить любовь! Если бы твое желание быть вместе заключалось не в желании держать власть, а в желании делить на двоих мир, все могло быть по-другому…

В сердце шевельнулось сожаление. Ему будет плохо без нее. Агонизирующая нежность кольнула душу, Ира протянула руку и тихонько погладила его по лбу. Когда-то он значил для нее так много! Когда-то она сходила с ума от одного вида его слегка полуоткрытых губ… Может можно еще все вернуть?

Ире очень захотелось в это поверить. Она очень ясно представила себе, как сейчас быстренько раскидает по местам все вещи, вернет на место чемоданы. Снова спрячет ключи, а сама, вместо того, чтобы уходить в ночь с гордо поднятой головой, покорно залезет к нему под теплый бок, обнимет, пока он спит, прижмется покрепче, чтобы утром он сразу понял, что просыпается в ее объятиях. Это было бы так здорово…

Потом он проснулся бы, понял, что она сдалась и его, и без того завышенная, самооценка взлетела бы до небес. Нет, конечно, первые два-три дня они наслаждались бы идиллией, но на большее их бы не хватило. Он опять бы начал ее пилить, придираться и говорить, что она ничего не умеет, ни на что не годится, и без него ничего не значит. Она бы огрызалась и скандалила, требуя уважения… Все вернулось бы на круги своя, только еще больше бы болела растоптанная гордость.

Ира усмехнулась сама себе и встала с кровати. Иногда и гордость стоит полелеять. Они слишком разные, им не ужиться вместе. Сожаление о несбывшемся струйкой дыма испарилось над ее головой. Эта глава ее жизни закончилась. Пора идти дальше. И она пошла.

Чемоданы оказались тяжеленными, даже на лестницу она их выволакивала с кряхтением. Тщательно заперев за собой дверь, она подключила оба телефона, и свой, и Виктора. Портмоне она у него тоже свистнула, и от души порадовалась, когда обнаружила там не только свою банковскую карту, но и их совместную, куда они откладывали деньги на покупку квартиры. Сумма там была не бог весть какая, но все это было гораздо лучше, чем ничего. Вот только снять деньги нужно еще сегодня ночью, иначе с утра можно смело ожидать того, что он ее заблокирует.

Воспользовавшись его телефоном, она вызвала такси. Машину обещали через десять минут, которые Ира провела на лавочке у подъезда, и только после того, как шофер помог ей разместить чемоданы в багажнике, а машина выехала из двора, она набрала со своего телефона номер и сказала:

— Привет. Ты не возражаешь, если я сейчас к тебе приеду?

И вдруг поймала себя на том, что уезжает так буднично и спокойно, что ей даже не пришло в голову напоследок обернуться.

***

— Ты соображаешь, что я пережила вообще?! — шепотом набрасывалась на нее Светка, сидя по-турецки на кухонном диванчике и попивая мартини с водкой и со льдом.

— Соображаю, — так же тихонько покорно соглашалась Ира.

Чемоданы мирно стояли в прихожей, из них уже были извлечены принадлежности для умывания и сна, а на краю узенького диванчика лежала стопка белья, подушка и тонкое одеяло из верблюжьей шерсти.

Необходимость соблюдать тишину объяснялась просто — в комнате у Светланы спал парень. Про него Света, неосознанно трогая кончиком языка чуть припухшие губы, сказала: «Это фантастика! Я тебе потом все расскажу!».

Новый ухажер имел профессию дальнобойщика, простое русское имя Иван, и в данный момент отсыпался после рейса. Спал он на счастье Светки тихо, из комнаты не доносилось ни звука, но зато сама Светка просто извелась, не понимая, что будет правильным: разбудить Ивана и с его ростом метр восемьдесят семь отправить досыпать на кухонный диван длиной метр пятьдесят, а с подругой по-честному разделить единственное в доме нормальное спальное ложе, или же, раз уж подруга откалывает такие фортеля, уложить на кухне все-таки ее, а мужика после дальней и трудной дороги не трогать. Она уже стала подумывать о том, насколько будет правильным переночевать на кухне самой, предоставив дорогим гостям лучшие места… Но тут Ира твердо и решительно заявила, что на кухне спит она и это не обсуждается, а на вялый Светкин протест предложила угадать, что подумает спросонья парень, если вдруг поймет, что ложился спать с одной, а проснется с другой…

И вот теперь Светка от всей души делилась с подругой своими переживаниями по поводу ее пропажи.

— После того, как у тебя и на следующий день был телефон отключен, я уже ему позвонила.

— И что он тебе сказал? — с любопытством поинтересовалась Ира, пытаясь наколоть на зубочистку ломтик салями.

— Сказал, что ты очень сильно простудилась. Что у тебя температура, горло болит так, что говорить не можешь, лежишь в лежку, а телефон сама попросила отключить, чтобы тебя никто не дергал. Я помню, еще даже обиделась на тебя, ладно, думаю, говорить не можешь, сообщение бы чиркнула в пару строк и все.

— Да уж. Это чем же я так болела, что прямо целую неделю?

— Вот-вот! Я уже тоже всерьез запереживала, думаю, может тебе врача надо вызвать, раз плохо так долго? Звонила ему по три раза в день, — рассказывая, Светка не переставала теребить кончик своей великолепной косы, заплетая и расплетая на нем множество маленьких косичек, или просто гоняя волосы между пальцами.

— А он?

— А ничего. Спокойно так отвечал, что температура спала, что врач приезжал и говорить запретил, мол, осложнение на связки дало. И еще что у тебя от болезни кишечник расстроился, и ты целыми днями из сортира не вылезаешь.

— Вот свинюка!

— Ага. А мне-то что, у меня медицинского образования нету, откуда я знаю, бывает так или нет? Вроде логично все звучит… Только все равно, я уже собиралась ехать к тебе. Как раз сегодня думала, подожду до пятницы, если на связь не выйдешь — поеду.

— М-да. Интересный бы у нас с тобой разговор бы получился… перекрикиваясь через запертую дверь.

Они посидела, помолчали. Ира двумя зубочистками пыталась завернуть в трубочку ломтик колбасы, Света курила, мрачно глядя в темное окно.

— Интересно, долго бы он тебя так взаперти держал?

— Не знаю, — Ира сморщилась и пожала плечами. — Мое мнение такое, что он того… Не станет нормальный человек свою жену на ключ запирать, и ключ этот в сапог ныкать. Кстати! — Иру осенила мысль, да так резко, что она вскрикнула чуть ли не в голос, заставив Свету нервно вздрогнуть.

— Чего орешь? Что случилось?

— Ничего, извини. Вспомнила просто, что надо до банкомата добежать.

— Вот черт, и правда. Завтра он ее наверняка заблокирует, — Света встала, с тревогой глянула в окно, за которым едва начинался рассвет. — Погоди, гляну как там Ванька и оденусь.

— Еще чего! — возмутилась Ира. — Спать иди. До банкомата я и без тебя прекрасно доберусь, а тебе на работу завтра!

— Переживу, не в первой, — отмахнулась подруга. — А тебя одну, да еще за деньгами, в ночь глухую я уж точно не отпущу! Хватит, напереживалась уже! И как тебе могло только прийти в голову, что я смогу спокойно спать, зная, что ты поперлась ночью бабки снимать?!..

— Как хорошо, что сейчас существуют такие банкоматы! — радовалась Ирка полчаса спустя. — За один раз сняла всю сумму и не мучилась.

— Сколько сняла-то, если не секрет?

— Двести тысяч. Ровно половину. Чтобы у него потом не было возможности придраться, когда разводиться будем.

— Думаешь, он начнет делить имущество?

— А фиг его знает! Вообще я плохо себе представляю его завтрашнюю реакцию. Но точно будет не в восторге…

— Ты так спокойно обо всем говоришь… Как будто и не переживаешь даже. Конечно, его барские замашки мне никогда не нравились, но все же, он твой муж. Я думала, ты его любишь…

— Я тоже так думала, — вздохнула Ирина. Они уже дошли до дома, но вместо того, чтобы зайти в подъезд, прошли во двор, уселись на лавочку на детской площадке и закурили. — Я была уверена, что люблю его, что он любит меня, и что все у нас будет хорошо. И, если честно, я даже не могу понять, куда все делось. Как будто от этого чувства каждый день убывало по чуть-чуть, и так оно по капельке и закончилось. Без боли и без лишних страданий.

— М-да-а… — протянула Светка и надолго замолчала, уставившись себе под ноги.

Ира тоже сидела молча, наслаждаясь ощущением странного покоя. Ей негде жить, ее, скорее всего, уволили с работы, и она хочет развестись с мужем, но зато есть неплохая пачка денег и полная свобода впереди. И от этого сладко кружилась голова — можно делать все, что хочется, жить по своим законам и не испытывать за это чувство вины.

***

Просыпаться было странно. Сквозь сон Ирке казалось, что прямо под ухом у нее возится тихая, но нахальная мышь. В подернутом маревом сна сознании явственно проступала картина, где эта самая мышь пробралась к ней в комнату и принялась прыгать по шкафу, глухо хлопая дверцами и иногда чем-то шурша. Потом по характерному звуку Ира определила, что мышь зажгла газ и поставила чайник. Значит, мышь не в комнате, а на кухне. Неожиданно она разозлилась — что за дома строят, стены, как бумага, в одном конце квартиры слышно, что в другом творится так, словно все происходит прямо у тебя над ухом!

Чавкнула дверца холодильника, звякнула сковородка. Вдруг раздался треск с влажным причмокиванием, после чего мышь почти мгновенно и выразительно произнесла:

— Мля…! — хрипловатым баском.

Сонный морок развеялся. Мыши не матерятся. Именно это соображение заставило ее открыть глаза.

И тут же она наткнулась на настороженный и чуточку испуганный взгляд пронзительно голубых глаз на светлокожем лице под светлыми — соломенными — волосами. Он был высокого роста, но какой-то худенький, отчего казался почти мальчишкой и Ирина, глянув на него, ошиблась в своей оценке на пять лет, но это выяснилось уже потом.

— Доброе утро, Ирина, — поздоровался он смущенно, — простите, что разбудил.

— Доброе утро, Иван, — откликнулась она. — Не нужно извиняться, вы вели себя очень тихо. Просто я чутко сплю.

Повисла неловкая, приправленная стеснением, пауза. Ира еще плохо соображала спросонья, да и голова гудела от вчерашних посиделок. Спать-то они со Светкой разошлись в начале седьмого, когда начали слипаться глаза, а языки от принимаемого малыми дозами, но часто, мартини, все больше заплетались. Но не могли же они разойтись по кроватям, вдоволь не наговорившись. Это же просто не по-женски!

— Чаю хотите? — нашелся Иван.

— Да! — с жаром подтвердила Ира. Он принялся возиться с кружками, а Ира выскользнула из-под одеяла и прошлепала в ванную. Уж, коль скоро собирается пить чай в обществе парня своей подруги, то не стоит выглядеть перед ним похмельной лахудрой.

Взгляд в зеркало порадовал тем, что самые мрачные прогнозы не оправдались — не так уж и помято она выглядела. Погрозив своему отражению пальцем, она принялась приводить себя в порядок.

Когда она вернулась, на столе исходила паром большая кружка крепкого сладкого чая с лимоном. Пригубив, Ира посмотрела на Ивана с благодарностью. Он улыбнулся в ответ и вежливо предложил:

— Хотите, яичницу вам пожарю?

— Ой, нет, — сморщилась она. Мысль о еде отозвалась неприятным толчком в желудке, — я пока лучше просто чаю попью. И, если ты не возражаешь, давай на «ты».

— Давай, — легко согласился он, коля на сковородку четыре яйца. Ира усмехнулась про себя — по виду и не скажешь, что у него такой отменный аппетит.

— Как там Светка?

— Спит.

— Ясное дело. А сколько сейчас времени? — поинтересовалась она, с трудом подавив зевок. Ей отчего-то казалось, что еще очень рано.

— Без пятнадцати восемь.

— А-а! Так я всего час поспала. Ты извини меня, если что, свалилась к вам вчера, как снег на голову.

— Да ладно! — он махнул рукой. — С кем не бывает. Мне Света рассказала.

— Когда это она успела? — удивилась Ира.

— Когда вы разошлись, — у него в глазах зажглись юморные огоньки. — Она решила, что я могу с утра испугаться, если увижу, что на нашей кухне спит незнакомая девушка. Поэтому она меня растолкала, и подробно рассказала, кто ты такая и как сюда попала.

— Да уж, это в Светином репертуаре! — весело фыркнула Ира. — Ей если что в голову втемяшится, то она просто обязана это сразу осуществить!

Иван, улыбаясь, молча кивнул.

Еще минут пятнадцать, пока он завтракал, они поболтали. Ира решила про себя, что он отличный парень: легкий, контактный, без ненужных понтов и высокомерия. Когда он говорил о Светлане, его взгляд теплел, а у Иры от этого теплело на сердце. А еще он удивительно подходил ее подруге внешне. Оба светловолосые, светлокожие и голубоглазые. Только он худенький, а Светка наоборот, полненькая.

Поев, Иван тут же помыл за собой посуду, на что затравленная собственными бытовыми неурядицами Ирина обратила особое внимание. Вот, моет же человек посуду и ничего, не считает, что его гордость от этого пополам переломится!

Когда Иван ушел, Ира снова легла. Предпринимать какие-либо действия прямо сейчас она была просто не в состоянии — организм отчаянно молил еще хотя бы о нескольких часах сна.

Уже в полудреме она снова заулыбалась. Иван совершенно не походил на дальнобойщика, какими они ей представлялись. На ум приходили довольно упитанные дяденьки средних лет, с солидным брюшком, трехдневной щетиной и вечной грязью под ногтями… А это был какой-то прямо-таки солнечный мальчик, с аккуратной стрижкой на соломенных волосах, гладко выбритый, благоухающий приятным парфюмом. И руки у него были чистые.

Но, что гораздо важнее, в нем чувствовался легкий открытый характер, и прослеживалось чувство юмора. Может быть, Света наконец-то рядом с ним найдет покой для своей ветреной души?

— И как он тебе? — вкрадчиво поинтересовалась подруга, когда они, окончательно проснувшись, тянули утренний кофе. Утренним он назывался очень условно, поскольку давно перевалило за полдень.

Ирка, которая как раз в этот момент укусила бутерброд, выразительно подняла вверх большой палец.

— Супер! — прокомментировала она, прожевав. — Душевный парень. Наконец-то вижу рядом с тобой кого-то, действительно стоящего!

Света не ответила. Она в этот момент невидящим взглядом уставилась в окно, на губах играла блаженная загадочная полуулыбка.

— А я смотрю, он тебя тоже сильно зацепил, — усмехнулась Ира.

Света повернулась к ней, глаза светились, отражая солнечные блики. Все так же улыбаясь, она медленно покивала головой, а потом помотала ею, будто сама не верила в реальность охвативших ее чувств.

— Если бы ты только знала, насколько сильно он меня зацепил! — вздохнула она счастливо и тревожно одновременно. — Я порой ночью просыпаюсь… и молюсь, честное слово, чтобы у него все было хорошо, чтобы жизнь его у меня не отобрала…

— Вот это да! — радостно улыбаясь, прошептала Ирина. От того, каким тоном говорила ее подруга, какое у нее сейчас было выражение лица, у нее даже мурашки по спине проскакали. Очевидно, что подруга безоглядно влюблена и невозможно счастлива. Ирина такой ее раньше не видела никогда. То есть влюблялась-то она и раньше, но чтобы так…

— Интересно… — сказала она, открывая баночку с черничным йогуртом и облизывая крышечку. — Интересно, он тоже от тебя в таком беспамятстве?

— А что, по мне так заметно?

— Даже не сомневайся! Я только удивляюсь, как вчера этого не разглядела?

— Вчера!.. Вчера ты меня здорово ошарашила. Не до того было, чтобы про свои романы рассказывать, когда ты разводиться собралась. Мне и сейчас-то неловко, что из меня счастье со всех сторон выпирает.

— Ты мне это брось! Мне наоборот только в радость видеть, как ты цветешь и пахнешь.

— Спасибо, — Света в дружеском порыве обняла ее. — Только я-то все равно понимаю, что тяжело видеть влюбленную парочку, когда у самой сердце вдребезги.

— Сердце молчит, — спокойно пожала плечами Ирина. — Такое ощущение, что оно просто отключилось. Наоборот, где-то даже радость от того, что я снова обрела свободу.

— Это реакция на стресс. Потом еще будешь проклинать эту свободу.

— Да, знаю. Я, наверное, свое еще отплачу, но сейчас мне хорошо.

— Так ты все-таки это точно решила? Может, еще возможен шаг назад?

— Может быть, — Ирина задумчиво глянула за окно, потом перевела взгляд на кружку с остатками кофе. — Наверное, даже сейчас еще можно все изменить… Но только я не хочу.

Света покачала головой и вздохнула.

— Страшно, когда вот так вот все заканчивается. Просто страшно. Вы так друг от друга балдели, и вдруг на тебе — развод!

— У тебя все может сложиться абсолютно по-другому, — сказала Ирина, безошибочно уловив ход мыслей подруги. — Может именно твоя история как раз про то самое «долго и счастливо».

— Кошмар какой-то! Это я тебя должна утешать, а никак не ты меня!

Ирка засмеялась.

— Когда меня наконец-то накроет черная меланхолия, я обязательно призову тебя, чтобы вдоволь нареветься на твоем плече.

— Обещаешь? — Света пристально заглянула ей в глаза.

— Ты меня еще поклясться заставь!

— Если честно, зная твой характер, я просто боюсь, что когда тебя накроет эта самая черная меланхолия, ты предпочтешь закопаться в какую-нибудь нору и никого не видеть, чтобы не дай Бог не расстроить! А я хочу, чтоб ты знала, когда тебе плохо, ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку!

— Ладно, ладно! — замахала Ирина руками. — Буду рассчитывать на твою поддержку, буду! Только не переживай так!

— Да если честно, мне как-то немножко стыдно перед тобой за свое состояние. Знаешь, я как будто парю над землей, а под ноги мне ложится светлое будущее.

— Когда влюбляешься, так обычно и бывает. А за меня переживать не надо. Переживу я это, не маленькая девочка!

— Что делать-то будешь? — задала наконец-то Светка назревавший вопрос. В свете последних обстоятельств пожить у нее (а Ирина немного надеялась на это) не представлялось возможным. Следовало найти себе какое-то пристанище.

— Пущусь во все тяжкие! — легкомысленно пожала плечами Ирина.

— Ой!

— И ничего и не «ой»!

— Да просто как-то ты уж слишком решительно это произнесла. Я начинаю за тебя беспокоиться!

— Опять ты начинаешь за меня беспокоиться! У тебя не израсходованный потенциал наседки. Направь-ка лучше его на Ваню, он того стоит. А что до меня… Я же не собираюсь делать глупости. Просто хочу ощутить давно забытое чувство, что я хозяйка своей жизни, — сказала она, автоматически тыкая ложечкой в лимонный ломтик.

На самом деле вновь обретенное чувство свободы кружило ей голову. Желание жить, что-то делать, общаться, знакомиться, встречаться, росло в ней со скоростью лавины. Слишком долго она была взаперти! Слишком крохотный приток свежего воздуха оставил ей Виктор, ревниво оберегая от связей с внешним миром, потихоньку обрезая их. Ведь его сокровище должно быть только его.

Только теперь Ира с горечью осознала, что под его постоянным продуманным давлением она растеряла друзей и подруг. Потихоньку, не вдруг, но они как-то исчезли из ее жизни. То есть все конечно были, Ира знала, что они есть и была уверена, что в любой момент может созвониться и встретиться с любым из них, вот только момент этот никак не наступал.

Тому было немало разных причин. Вскоре после свадьбы Вик стал проявлять недовольство, если она собиралась на очередную вечеринку. Он внушал ей, что там нечего делать, раз они уже нашли друг друга, а Ириных слов о том, что она хочет просто пообщаться, не понимал, или не хотел понимать. Сам он посещал компании очень редко и неохотно, говоря, что не видит больше в них смысла. В конечном итоге любой выход в свет оканчивался скандалом. Причем он никогда не ставил ей в вину именно то, что она идет куда-то веселиться. Причина, как правило, избиралась совсем другая, порой смехотворная, как, например, невымытая с вечера посуда в раковине или выброшенный старый сломанный зонт.

Как бы то ни было, постепенно Ирина привыкла, что если пойдет куда-либо веселиться, то на другой день они непременно поругаются, и он будет ходить, злиться и искать повод, по которому можно на ней сорвать свою злость.

Если же ей удавалось вытащить его, то он, как правило, развлекался с таким видом, будто отбывал повинность. Ему вечно все не нравилось — в боулинге свет не такой и пиво кислое, в кино соседки громко говорят и ржут, как кони, в гостях вообще непонятно зачем собираются, и что за радость такая — трепать языками?

И уж конечно к ним домой путь был заказан. По первому времени Ирина еще пыталась устроить вечеринку, собрать друзей, но быстро бросила эту затею. То он пилил ее, что она наприглашала народу, а он как раз сегодня очень устал и хочет пораньше лечь спать, то ныл, что она готова уделять свое внимание кому угодно, но только не ему, то жаловался, что после посиделок прокурена вся квартира и у него болит голова. Хотя и сам курил, да к тому же обычно выходили на лестничную клетку, дымить всем разом на кухне разрешалось лишь в исключительных случаях…

Ире стало горько и обидно. Как же так, как она позволила, чтобы у нее отняли друзей? Как она позволила, чтобы они отвернулись от нее, почему не смогла удержать их?

Она любила Вика и действительно была готова многим ради него поступиться, но как же она не понимала, что отвернувшись от близких ей людей, не сможет потом простить за это саму себя?

— Слушай, — грустно обратилась она к Свете, — а в нашей компании наверное считают, что я зазналась? Выскочила замуж и старых друзей знать не хочу?

Света внимательно посмотрела на нее. Между ними было давнее негласное соглашение, что любая правда лучше, чем приукрашенная ложь, и сейчас Ира по выражению Светиного лица поняла, что права.

— Не все конечно, — вздохнула подруга. — Кто-то и впрямь подумал, что ты слишком задираешь нос, кто-то решил, что ты от любви совсем потеряла голову и позабыла обо всех, кроме своего мужчинки, а кое-кто сразу сказал, что он плохо на тебя влияет. По большому счету никто на тебя не обижается. Со стороны оно, знаешь ли, иногда виднее…

— В любом случае, пришла пора восстановить утраченные связи, — решительно сказала Ирина. — Сажусь на телефон и всех обзваниваю. Каюсь, признаюсь, что была не права и те де. Заодно поспрашиваю, может кто-нибудь знает кого-нибудь, кто сдает квартиру или приличную комнату.

— Мудрая мысль.

В итоге Ирина почти весь день проболтала по телефону. Созванивалась с подругами и друзьями, делилась последними новостями своей жизни, узнавала о чужих. С разочарованием выяснила, что пропустила одну свадьбу и одни крестины. Узнала, что она бессовестная девчонка, раз не поехала в мае в двухдневный поход. С интересом выслушала про отдых на берегу Средиземного моря. Наобещала кучу встреч, как только где-нибудь обустроится.

— Интересно, у тебя еще язык не отваливается? — с любопытством спросила Света в начале девятого.

— Почти, — вяло отозвалась Ира. — На самом деле остался только один, последний звонок.

Она встала и принялась варить себе кофе. Перед этим последним звонком ей просто необходимо было немножко прийти в себя, тем более что она заметно нервничала.

— И кто же это у тебя остался неохваченным? По моим подсчетам ты уже со всеми должна была по два раза перетрындеть.

— Да уж! — усмехнулась Ирка. — Давно я столько не разговаривала и не слушала! Сейчас вот с духом соберусь…

— Это перед кем же ты так волнуешься?

— Не догадываешься что ли? — хмуро спросила Ирина.

— Дюша?! А я была уверена, что с ним-то ты в первую очередь поговорила!

Ира вяло мешала ложечкой кофе. Когда она днем взяла в руки телефон, она тоже была убеждена, что он будет первым, с кем она поговорит, тем более что она по нему отчаянно соскучилась. Но, уже нажав вызов, она сбросила звонок, так и не дождавшись первого гудка. Решила для начала позвонить кому-нибудь другому. И так она откладывала и откладывала этот разговор, пока не дотянула до вечера.

***

Из всей большой их дружной компании самыми близкими для Иры были Света и Дюша. Но если к первой она смогла запросто среди ночи свалиться на голову с чемоданами, то второму она все боялась звонить, испытывая перед ним огромное чувство вины.

Они были знакомы с детства. С самого детства, когда вместе самозабвенно лепили куличики в одной песочнице. Они дружили с Дюшей, сколько она себя помнила, даже со Светкой их дружба длилась намного меньше.

Потом они ходили в одну и ту же школу, учились в параллельных классах, во дворе тусовались в одной компании, вместе впервые пробовали алкоголь, вместе пристрастились к сигаретам.

Ира всегда удивлялась, насколько ей с ним легко. Они понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда, у них на двоих были общие шутки и маленькие секретики.

И никогда она не думала о том, что он мог бы стать ее парнем. Вроде и со внешностью порядок, и с характером все прекрасно, и отношения у них замечательные… Но что-то в нем такое было, или наоборот, чего-то не было, но само предположение о том, что они могли бы быть вместе (что не раз озвучивалось друзьями), вызывало у нее улыбку и надежду, что этого никогда не будет.

Да и сам Дюша, к счастью, таких желаний не демонстрировал. Вообще, с девушками он знакомился редко, неохотно и знакомства эти быстро сворачивал. Конечно, Ира пыталась выспросить у него, почему так, но, откровенно болтая на все остальные темы, тут он отвечал скупо, переводил «стрелки», «съезжал», а если настаивать, то мог и разозлиться. В итоге к его вечному одиночеству все более-менее привыкли, оставили человека в покое, а между собой иногда поговаривали, что, дескать, Дюша «по мальчикам», вот и скрывает.

Ира и сама не знала, верит она этому или нет. Она решила, что это его дело, имеет право человек на личные тайны… И вообще, в мероприятиях с сомнительной пропагандой он замечен не был, а остальное ее не касается — она его любым любит.

Ира обо всех этих подозрениях и предположениях никому не рассказывала, и темы эти не поддерживала. Дюшу она очень любила, да и он часто говорил, что она ему сестра, Ирка в шутку отвечала, что он ей тоже как брат. А с каким еще мужиком можно поджарить в масле килограмм креветок, трескать их под пиво и самозабвенно обсуждать парней, тряпки, фильмы, новости, подруг, политику и футбол?

Он всегда был готов подставить ей плечо, протянуть руку, и предоставить грудь, на которой можно всласть пореветь в случае чего.

И все это она испортила.

***

Однажды, еще до свадьбы, когда Вик отправился с ней вместе на очередную вечеринку к Свете, там как раз был Дюша. Ирка, успевшая по нему соскучиться, повисла у него на шее и расцеловала в обе щеки. Дюша ответил тем же, от души сжимая ее в объятиях. Всех, кто их знал достаточно долго, столь теплое приветствие не удивило. Отлично знали, что Дюша и Ирка та еще парочка, вечно друг за друга горой.

Однако Вику, который увидел все это в первый раз, такой поворот страшно не понравился. Он весь вечер сидел мрачный, бросая тяжелые взгляды то на Иру, то на Дюшу, и вытащил ее с вечеринки задолго до ее завершения, а стоило им оказаться на улице, как он тут же напустился на нее.

— Тебе не кажется, что ты должна извиниться передо мной? — прошипел он в ярости, схватив ее за локоть, заставляя остановиться. Желтый свет уличного фонаря делал его лицо похожим на крашеную деревянную маску.

— За что? — искренне удивилась Ира. Вик с неудовольствием поджал губы.

— Тебе еще надо объяснять?!

— Конечно. Я вижу, что ты злишься, но не понимаю за что. А я не хочу, чтоб ты злился, поэтому надо, чтобы ты объяснил мне причину.

— Причину?! Ира, ты весь вечер только и делала, что миловалась со своим Дюшей! Прямо ворковали, как два голубка, можно подумать, что у тебя никого нет! Ты у него на шее висела! Обнималась, целовалась с ним! И не понимаешь, почему я злюсь?!

— Ты ревнуешь, Вик? — просияла Ира. Тогда это обрадовало ее, как свидетельство того, что он влюблен. А он еще сильнее взбесился, видя, как она безмятежно улыбается и веселится над его чувствами, аж желваки на скулах заходили.

— А ты считаешь, у меня нет повода?! Ира, вы ведете себя как любовники! Или как бывшие любовники! И я вот думаю, а прав ли, когда доверяю тебе? Может, у меня уже выросли рога, а Ира? Имей в виду, со мной такие номера не проходят. Хочешь быть с кем-то еще, ради Бога, забирай манатки и катись ко всем чертям! Я не собираюсь быть дублером! — говоря, он все больше распалялся, и она вдруг испугалась, внезапно ощутив всю глубину его злости. Испугалась, что сейчас он напридумвает себе черт знает что, развернется и уйдет.

Она восприняла эту вспышку его ревности как безусловное доказательство силы и глубины его чувств к ней, и, предприняв несколько безуспешных попыток убедить его в том, что они с Дюшей только друзья, в конце концов, призналась ему, что подозревает друга в нетрадиционной ориентации.

Потом ее грызло чувство вины, но она успокаивала себя тем, что это ведь не кто-нибудь, а Вик, а с ним у нее все серьезно, и заявления уже поданы. Ведь у жены не должно быть тайн от мужа, даже таких. Тем более нельзя, чтобы он неправильно понял их с Дюшей взаимоотношения. Эти аргументы немного пригасили вспыхнувшую совесть.

— Так он пи…р что ли? — на лице Виктора отражалась смесь презрения и отвращения.

— Это неизвестно, — поправила Ирина. — Не нужно так грубо.

— А как еще? — гадливо отмахнулся Вик. — Извращенец хренов! — он сплюнул на асфальт.

Потом они шли домой, и Ира пыталась ему доказать, что ничего такого в этом нет, и что нельзя осуждать человека только за то, что он по-другому устроен.

Но для Виктора это были не аргументы. С самого начала он невзлюбил Дюшу за то, что у него такие теплые отношения с Ириной, ведь ее он уже считал своей и только своей. Каждая их встреча приносила ей боль. Виктор никогда не говоря ничего прямо, тем не менее, постоянно старался зацепить Дюшу, отпуская двусмысленные реплики и комментарии, непонятные непосвященным.

Дюша все сносил молча, подругу ни в чем не упрекал, а с Виктором всегда старался держаться подчеркнуто вежливо, ясно ощущая исходящую с его стороны агрессию.

Ирина терялась каждый раз, металась между ними, стараясь сглаживать острые углы, но это ей удавалось плохо, Виктор не знал пощады, и по-прежнему слушать не желал о том, чтобы относиться к Дюше терпимее.

В конце концов, они просто перестали видеться. Дюша устранился из ее жизни молча, не высказав ни слова упрека, поняв и простив ей то, что ради любви она поступается дружбой.

И теперь Ирине было нестерпимо стыдно за это. За то, что позволяла все эти колкие злые насмешки, за то, что ни разу не возмутилась всерьез, по-настоящему, до скандала, чтобы защитить друга и свое право дружить с тем, с кем ей хочется.

Ведь по Дюше она отчаянно скучала, и хотела этого разговора не меньше, чем боялась его. Она готова была просить прощения до посинения. Надо было только решиться набрать его номер…

Она снова нажала вызов, но в этот момент в замочной скважине заворочался ключ — это вернулся Иван. Ира тут же сбросила звонок, ощутив, как предательски меленько колотится сердце. В конце концов, что тут такого? Самое плохое, что может случиться — это он скажет, что не хочет больше с ней общаться. Хотя нет, еще он может просто не брать трубку, таким образом выказывая ей свое равнодушие.

В коридоре послышался хрипловатый басок Ивана и радостно-возбужденный голос Светы. Потом наступила красноречивая пауза, во время которой Ира непроизвольно затаилась на кухне, боясь неосторожным шумом помешать им. Сейчас она остро ощущала себя третьей лишней, хоть они со Светкой и договорились, что следующую ночь она тоже проведет у нее.

Потом Ваня ушел мыть руки, а подруга появилась на пороге кухни. Глаза сверкали, на щеках играл румянец — в таком цветущем состоянии она была просто бесподобна.

— Давай накроем на стол. Ужинать будем.

— Давай, — согласилась Ирина и принялась резать хлеб, — только, я есть не буду. Я пойду лучше пройдусь.

На Светином лице отразилась тревога.

— Почему? Что случилось?

— Ничего не случилось, — Ира улыбнулась, но вышло немного натянуто.

— Мне-то не заливай. Я же вижу, какое у тебя настроение.

— Я просто до сих пор не поговорила с Дюшей, — Ира расстроено повела плечами, — и пока я этого не сделаю, мне кусок в горло не полезет. Да и вам наверняка хочется побыть вдвоем.

Света вздохнула и ничего не сказала, все и так было понятно.

Ирина быстро помогла ей сервировать стол для ужина и вышла в прихожую в тот момент, когда Иван вышел из ванной.

— А ты куда? — удивился он.

— Пойду немножко подышу свежим воздухом, — натягивая кроссовки, сказала она.

Иван пристально посмотрел на нее, глянул на Светкино погрустневшее лицо и сам расстроился.

— Да брось, слышишь? Не надо никуда ходить. Сейчас поедим, потом киношку какую-нибудь посмотрим…

Вышло у него немного неуклюже, зато от всей души. Ире было приятно, что он воспринимал ее как само собой разумеющееся явление в жизни любимой девушки, и не пытался встать между ними, а действовал по принципу «друг моего друга — мой друг».

— Мне нужно сделать один личный звонок — мягко сказала она. — И я очень волнуюсь. Мне нужно побыть одной и сосредоточиться. И вообще, — теперь она обращалась к ним обоим. — Хватит за меня переживать и вести себя так, будто я тяжело болею. Все будет нормально. Я скоро вернусь.

Ира немного прошлась по улице. Вечер чем-то неуловимо напомнил ей тот, самый первый, когда они с Виком только познакомились. Хотя тогда было значительно темнее и теплее. И все же… Надо же, такой хоровод чувств прошел всего лишь за два года. Странно. Как быстро все может поменяться! Странно и грустно. Ирина упрямо тряхнула головой, стараясь отделаться от так не вовремя накатившего чувства тоски и одиночества.

Странно, а Виктор до сих пор так и не позвонил ей… Против воли зашевелилось беспокойство — а вдруг с ним что-нибудь случилось?

Она прошла через несколько дворов, дошла до сквера и уселась на случайно оказавшуюся свободной лавочку. Все, дольше тянуть нельзя. Ирина вынула из сумочки телефон и увидела, что на дисплее светится непрочитанное сообщение.

С незнакомого номера ей пришло одно лишь слово: «СУКА!!!». Большими буквами. И больше ничего.

Значит, ничего с ним не случилось, кроме смертельной обиды, а это уж он как-нибудь переживет. Грубое слово практически не задело ее, она ведь все равно не ждала, что он вдруг поменяет свое мнение. Нет, конечно, теплилась в душе искорка надежды, что осознав, что жена от него сбежала, Виктор поймет, что слишком сильно давил на нее. Поймет, и сделает все, чтобы ее вернуть. Но надежда эта была скорее чем-то иррациональным, как вера в деда Мороза. Он был слишком гордым мужчиной, чтобы извиняться перед женщиной, поступившей с ним таким образом.

Где-то в глубине души Ира ощутила, как ее удивительное спокойствие дало первую маленькую трещину. Он не просто не считает себя в чем-то виноватым, он злится на нее, он взбешен ее поступком, и ему в голову не приходит, что причина может быть в нем самом!

Ира поковыряла носком кроссовка камушки под ногами, достала сигарету, прикурила. Ну и пусть! Все равно, жить в тех рамках, которые он установил для нее, она не могла. Задохнулась бы, зачахла и стала бы сама себе противна. Он выбрал себе орешек не по зубам и теперь бесится, когда эти самые зубы ему пообкрошили. Она не стала стирать сообщение. Пускай останется. На память.

***

И в третий раз за день она нажала вызов до боли знакомого номера. Прижала трубку к уху похолодевшей и повлажневшей рукой. Гудок, второй…

— Наконец-то! — отозвался на том конце голос. — А я уж думал, этого теперь никогда не случится! Изволила красавица вспомнить про старого друга!

И хоть он ворчал, но в его голосе явственно слышалась радость, и не было ни намека на злость или обиду.

У Ирины неожиданным спазмом перехватило горло. Она заготовила целую речь, искреннюю и прочувствованную, чтобы точно передать ему как ей стыдно и как она переживает из-за того, что они не общаются, но смогла только выдавиться из себя чужим хриплым голосом:

— Дюша, прости меня.

— Что-что? — не понял он.

Она прокашлялась и сказала еще раз:

— Прости меня.

— Перестань реветь, — посоветовал он ей как раз в тот момент, когда первая слезинка сорвалась с ресниц. — Я не хочу слышать, как ты хлюпаешь и сопишь мне в трубку.

От того, что он общался с ней так, будто ничего не происходило, будто они виделись только вчера, ей стало еще противнее от себя самой, и против воли вырвался громкий всхлип.

— Я тебе перезвоню, — скороговоркой бросила она в трубку и отключилась. Трясущимися руками откопала в сумочке носовой платок, уткнулась в него и разрыдалась, стараясь приглушить голос и не выть на всю улицу. Хотя прохожие все равно на нее поглядывали.

Через три минуты бурного плача заломило виски и слезный поток начал иссякать. Сигарета куда-то запропастилась, Ира в недоумении покрутила головой, не нашла и достала другую. Потом вытащила зеркальце и принялась стирать разводы туши под глазами.

«Нервы никакие!» — угрюмо подумала она. Несколько раз глубоко вздохнула и снова набрала Дюшин номер. Он сразу же ответил.

— Я свинья, — самоуничижительно поведала ему Ирина.

— Самокритика всегда была твоей сильной стороной, — хмыкнул он на том конце провода. — Я тебя умоляю, давай ты не будешь извиняться и вообще, так переживать. Я же все понимаю.

— Вот-вот. Именно поэтому мне еще стыднее, потому, что ты все понимаешь. Видел все с самого начала, а я даже ни разу не заступилась за тебя.

— Жена против мужа даже в суде может не свидетельствовать, — возразил он. — Тем более что ты совершенно не обязана отвечать за его слова и поступки. Это же он делал, а не ты!

— Но я-то позволяла!

— То, что ты принимала его сторону — это абсолютно нормально, — твердо сказал Дюша, ставя точку в этом вопросе. — Расскажи лучше, что случилось. Судя по всему, у тебя неприятности?

— Это с какой стороны посмотреть… Я все больше начинаю думать, что не такие уж это и неприятности… — философски отозвалась она. — Я от него ушла. Вчера. И собираюсь подать на развод. Это конечно не очень-то приятно, но, с другой стороны, я снова свободна, независима, и готова жить новой жизнью.

— Бедная ты моя сестренка, — вздохнул он, в голосе сквозило явное сочувствие. — Где ты сейчас?

— У Светки пока. До завтра, а потом не знаю еще… Расскажи, сам-то ты как?

— Интересно, ты в судьбу веришь?

— А что такое?

— Стечение обстоятельств. Бери свои вещи, хватай такси и приезжай ко мне.

— Э… То есть как? Прямо сейчас?

— Ага. Во-первых, насколько я знаю, у Светки сейчас новый мужик, и хоть она тебя очень-очень любит, но не думаю, что так уж сильно расстроится, если ты оставишь их наедине. А во-вторых я завтра улетаю.

— Как это? Куда?

— В Прагу. Месяца на четыре. Так что можешь спокойно пожить у меня.

— Ой!

Предложение было более чем щедрым — Дюша являлся владельцем милой двухкомнатной квартиры в центре города. Он купил ее шесть лет назад, сам сделал весь ремонт, не жалея ни сил, ни времени, ни денег, вникая в каждую мелочь. Он хотел, чтобы глядя вокруг он мог гордиться тем, что все это сделано его руками, во все вложена его душа, и ему это удалось. От природы обладая вкусом и чутьем, он сделал свое жилище необычайно стильным, но в то же время уютным. Здесь все было на своих местах, дышало покоем и умиротворением.

— Как в Прагу?

— Как-как… по контракту! Я этого предложения полгода ждал! — В его голосе послышалось ликование.

— Вот это да-а… — протянула она. — Я очень рада за тебя!

— Я и сам за себя страшно рад. И на радостях предлагаю тебе пожить в моей квартире.

— Дюш, а ты уверен? — осторожно спросила Ира. — Я же знаю, что для тебя квартира — это святое!

— Ты друг, тебе можно, — убежденно ответил он. — И вообще, ты же знаешь, я никому не позволял столько, сколько тебе. Даже называть меня Дюшей…

Что верно, то верно. Для всего остального рода человеческого он был только и исключительно Андреем. Андрей — Андрюша — Дюша. Ирка с детства слышала, что Дюшей его звала мама, и постепенно привыкла звать его так же. Но если так к нему обращался кто-то другой, Дюша тут же вставал на дыбы.

— Так что давай, — подвел он черту, — Мухой прилетай ко мне, а то я с утра отчаливаю, а мне так хочется с тобой поболтать!..

Света с Иваном все же расстроились, когда она сказала, что уедет уже сегодня вечером. Правда, глядя, как он обнимает ее подругу, прижимает ее к себе и задумчиво целует в макушку, Ира было уверена, что эта грусть у них быстро пройдет, тем более, что они договорились встретиться через пару дней.

Без пятнадцати полночь такси подвезло ее к Дюшиному подъезду — он уже стоял и ждал ее, чтобы помочь донести чемоданы. Выбравшись из машины, Ира первым делом с нечленораздельным счастливым писком бросилась ему на шею. Дюша поймал, закружил ее, расцеловал по старой привычке в обе щеки.

Таксист сидел и умильно улыбался, воспринимая эту сцену однозначно, как встречу двух влюбленных. Знал бы он, что один из них непонятно какой ориентации, а вторая вчера удрала от мужа…

Дюша подхватил чемоданы, и они вошли в дом.

***

— Сто лет у тебя не была! — вздохнула Ирина, входя в прихожую.

— Да уж. Вообще, ты одна из тех немногих людей, кого я рад видеть у себя дома!

— О-о-о! — Ира рассмеялась. — Я прямо выросла в собственных глазах!

Дюша улыбнулся, подавая ей шлепанцы.

— Смотри, головой в потолок не врубись.

Потом они сидели на кухне, пили какой-то неимоверно сладкий ликер (Дюша такие любил) и говорили о жизни.

— Не могу сказать, чтобы он мне когда-нибудь нравился, — сказал Дюша, когда они принялись на все лады обсуждать Виктора. — Но ты вся так светилась, что просто язык не поворачивался сказать тебе о нем что-то плохое.

— М-да… Знаешь, это странно… Я сегодня разговаривала со многими старыми друзьями, которые давно и хорошо меня знают, и все говорили примерно то же, что и ты сейчас. Получается, что Вик никому особо не нравился, но никто так и не рискнул мне высказать откровенно свое мнение. Разве только Светка… И то она все время старалась смягчить свои слова.

— Не вижу ничего странного. Виктор очень ревниво к тебе относился, это было видно невооруженным глазом. Говорить о нем плохо — значило нажить себе врага в его лице. Это окончилось бы тем, что ты бы поругалась с человеком, который тебе это сказал. Ты же тогда вообще адекватно ничего воспринимать не могла!

— Пожалуй, ты прав. Если бы мне тогда сказали о нем что-то плохое, я бы глотку перегрызла! И куда все делось?.. Теперь мне кажется, что все — наш брак, жизнь вместе, даже наша любовь — все было ошибкой…

— Обычное дело. Такое случается не только с тобой. Некоторые всю жизнь только и делают, что ошибаются. И потом… может все еще наладится?

— Не знаю… Он мне сегодня даже не позвонил, только прислал сообщение, что я сука, и все.

— Ну, сегодня это еще не показатель. Сегодня он злится. Дай ему недельку остыть, понять, что он тебя действительно потерял, а там посмотрим.

— Не знаю, — повторила Ирина. — Я, теперь, правда не знаю, что мне делать и чего я хочу.

— Ничего не делать, — посоветовал он. — За тобой никто не гонится. Не нужно искать ответы на вопросы в своем сердце, когда оно еще само не решило, что тебе надо. Когда придет время, ты все поймешь. Главное, не торопись и не ври себе.

— Спасибо, Дюш. Ты всегда умеешь найти слова, которые меня утешат. И все-таки еще раз прости меня. Я должна была сохранить нашу дружбу, а я даже особо не старалась. Позволила ему командовать моей жизнью…

— Не надо, Ир. Ты просто хотела быть счастливой. За это не должно быть стыдно…

***

Вторая подряд бессонная ночь, разговоры на кухне, сладкий тягучий ликер и дым сигарет, уходящий в тихо урчащую вытяжку…

Дюша постелил ей в гостиной, и Ира провалилась в сон. Она не слышала, как он встал с утра, как гремел посудой на кухне. Она проснулась только тогда, когда он зашел в комнату, чтобы забрать упакованный чемодан.

— Ты чего? — она резко села на кровати. — Сколько время?

— Я уезжаю, — негромко ответил Дюша, — не хотел тебя будить. Ты так сладко спала…

— Дюша, я с тобой! Провожу тебя в аэропорт! — подхватилась она.

— Ой, нет! — поморщился он. — Не люблю таких прощаний! Мне будет приятнее, если я услышу, как ты запрешь за мной дверь и знать, что я оставил свою квартиру в надежных руках. У нас, кстати, есть двадцать минут, чтобы выпить по чашечке кофе.

Ира понеслась в ванную, умываться, а Дюша прошел на кухню.

— С техникой, я думаю, сама разберешься, — давал он ей последние напутствия несколькими минутами позже, — пользуйся всем, что душе угодно. Вот мой телефон, на всякий случай, — он записал для нее непривычный номер. Ирина аккуратно прижала бумажку малинкой-магнитом к дверце холодильника. Дюша помолчал задумчиво, потом поджал губы и строго сказал:

— Ир, хочу озвучить один крайне важный для меня момент, — он посмотрел на нее слегка растерянно. Этот взгляд говорил о том, что Дюша собирается затронуть какую-то щекотливую тему. — Я, конечно, понимаю, что вряд ли ты собираешься вести монашеский образ жизни… Если только все же не помиришься с мужем… Хочу, чтоб ты знала, я ничего не имею против, если ты будешь приглашать гостей. Гуляйте, веселитесь, делайте, что хотите…

— Что, и мальчиков можно? — перебила она его с удивлением и легкой подколкой.

— Можно, — пробурчал он, — только избавь меня потом от рассказов о ваших девичниках и тому подобной дребедени! Единственное, о чем тебя очень прошу… Если вдруг с кем-то познакомишься и приведешь его сюда… — Дюша замялся, даже румянец на щеках проступил, но он все же закончил фразу: — Очень тебя прошу, не делайте этого на моей кровати. Сама там спи сколько хочешь, но с мужиком… В гостиной есть чудесный диван, он раскладывается, удобный, ты сама сегодня убедилась…

Дюша совсем стушевался, а Ирина строго ответила:

— Я тебе очень благодарна и признательна за то, что ты разрешил мне жить в своем доме, и, конечно, затворницей я жить не собираюсь… Но как тебе могло прийти в голову, что я притащу мужика к тебе домой?!

— Тихо, тихо, спокойнее! — он выглядел смущенным. — Я на самом деле не думаю, что ты сделаешь что-то такое… Просто для меня это очень важно. Не обижайся.

Конец ознакомительного фрагмента.