Обладать и принадлежать

Рената Литвинова

В сборник вошли сценарии и новеллы «Офелия, безвинно утонувшая», «Третий путь», «О мужчине», «Две, кому-то нужные», «Обладать и принадлежать», «О счастье и о зле», монологи из фильма «Увлеченья» и другие произведения Ренаты Литвиновой.

О мужчине

новелла к фильму «два в одном»

Ночь. Под большим развесистым деревом стоят две девушки. Одна блондинка, другая брюнетка. Они возбужденно разговаривают, пока их не отвлекает шум ветра в ветках кроны. Обе они поднимают головы, и одна говорит другой:

— Слушай, наверно, это его душа отлетела. Как зашумело красиво!..

— Жалко его, — сказала другая. — Все-таки это был конец самого великого МУЖЧИНЫ на свете. По крайней мере, так говорили все его женщины. Они были самыми красивыми женщинами в городе, пока и он, и они не состарились. Моя мама мне признавалась, что у него был САМЫЙ член в мире!.. Да, мой папочка…

–…и какой неожиданный финал! — вставила вторая, блондинка.

— Ну, прощай же! — сказала ей брюнетка после паузы.

— Да, пора! — И их ангельские лица затуманились.

А начиналась история с того дня, когда в квартиру «самого великого мужчины» внесли долгожданную, им же заказанную картину с обнаженной женщиной. Он давно расчистил и отвел ей место на стене. Теперь он мог сидеть за столом, смотреть в окно, что он больше всего любил, и плавно переводить взгляд на обнаженную. Звали его Андреем Андреевичем. Денег он скопил, огромная квартира, про его мужские победы ходили когда-то легенды, но теперь он жил один и страстно мечтал встретить «женщину своей жизни», как он сам определял.

Единственным его близким родственником была дочь, которая на свою беду жила в том же доме, что и он. Ее мать, всегда любившая его, на которой когда-то, давно-давно он не мог Даже вспомнить, как давно, — Андрей Андреевич был женат, в этот год как-то незаметно для него умерла. Осталась дочь Маша.

В этот день, когда ему повесили картину, он позвонил ей.

— Что делаешь? — спросила Маша.

— Сижу пью чай, смотрю в окно, смотрю на нее, — сказал он загадочно.

— На кого? — переспросила дочь.

— На нее. Мне ее сегодня принесли. Она готова. Висит на стене. Вот сейчас смотрит на меня. С ней даже можно разговаривать. Она очень красивая. Не хочешь ли прийти посмотреть?

— Это твоя картина, что ли?

— Да.

Маша пришла к нему смотреть картину. Постояли. Маша закурила. Отец хлопнул ее по попе. Маша поспешила сесть на стул. Отец подошел к окну, вдруг оживился.

— Смотри, вот она опять идет!

— Кто идет? — не вставая, вежливо и холодно отозвалась Маша.

— Девушка! Девушка, выгуливающая собачку. Она здесь где-то недалеко живет. Скажи, Маша, ты не знакома с ней?

Маша подошла к окну, посмотрела.

— Нет, я ее не знаю.

— Жаль. Я давно уже приметил ее. Она как будто специально ходит медленно мимо моих окон. Нравится она тебе?

— Да она лицо отвернула, не могу понять. Но она слишком молодая…

— Да мне и нужна молодая! Хорошо бы сирота, с хорошим лицом, чтобы талия была, грудь, мыла бы полы… И вообще, была бы нормальной женщиной, — с особым значением сказал он последнюю фразу.

Надо заметить, что Андрею Андреевичу было лет шестьдесят, хоть и выглядел он поджаро. Он добавил, когда девушка скрылась за углом дома:

— Вообще, я еще не встретил женщину своей жизни. Но верю, что встречу. Встречу — и пойду с ней.

— Ты так хочешь?

— А что не бывает в жизни. — Отец прищурился на Машу. — Вот хочешь жить со мной?

— Ты уже спрашивал, — отходя от него, сказала Маша.

— Ты не ответила мне.

— Папа, но я же твоя дочь.

— Ну и что? Я же не воспитывал тебя. Я узнал тебя, когда ты была взрослая. И потом, Гете жил со своей дочерью.

— Нет, — сказала дочь. И ушла к себе. Отец остался один. Позже он позвонил ей.

— Что делаешь? — спросила она.

— Смотрю на картину, разговариваю с ней.

— И что?

— А она мне отвечает, — сказал отец. — Оказывается, с ней можно разговаривать.

Потом пошел дождь. Он сел у окна. Стал разглядывать проходящих мимо женщин. Он был страшно одинок. От тоски он пошел и налил себе рюмку водки, выпил залпом. Вдруг он увидел ту самую девушку с пуделем. От ветра с дождем она зашла в арку противоположного дома и стояла в ней, пережидая. Возбужденный Андрей Андреевич позвонил своей дочери.

— Беги скорее в арку напротив, — сказал он ей. — Там стоит она! Иди познакомься с ней, а я подожду тебя дома.

— Кто стоит? — стала оттягивать время Маша, подходя с телефоном к окну.

— Та девушка с собачкой! Может быть, это моя женщина, иди познакомься с ней и приведи ее ко мне.

— Прямо с собачкой?

— Как угодно!

— Но я не умею знакомиться с женщинами в подворотнях. Это что-то чисто мужское. Мне кажется, она даже испугается и заподозрит меня.

— А со мной она точно не пойдет, — критично отозвался про себя отец. — А так ты приведешь ее ко мне, она и привыкнет. — Глаза его горели.

Оба они стояли у окон, и каждый из своей квартирки смотрел на девушку в подворотне, на ее пуделя и спорили, кто пойдет с ней знакомиться — до тех пор, пока она не ушла.

— Я просто в бешенстве, — сказал отец. — Я совершенно один остаюсь в эту выходную ночь. И в этом виновата ты! Если ты меня сегодня с кем-нибудь не познакомишь, я обижусь на тебя до самой своей смерти, перепишу свое завещание в пользу библиотеки. Все, я жду тебя еще ровно час. Выбирай!

— А если я никого сегодня не найду? — робко и со страхом спросила Маша.

— Тогда приходи одна.

Он положил трубку. У Маши забилось сердце, все ее спокойные, мирные планы жизни были разломаны.

Отец в своей квартире выпил еще рюмку. Настроение его ухудшалось с каждой секундой. Одинокий, никому не нужный, он сидел в своей огромной квартире и смотрел на немую картину с обнаженной. Он стал опять звонить Маше.

Как только она услышала звонки, тут же выдернула телефонный шнур из розетки, чтобы не слышать этих пронзительных позывных. Подумав, выключила во всей квартире свет. Села в углу.

Ждать пришлось недолго. Отец пришел к ней сам. Сначала он просто позвонил в дверь. Потом закричал:

— Я знаю, что ты дома. Открой! — Маша стояла у самой двери, прислушиваясь. Отец стал колотиться к ней. Потом, устав, крикнул: — Если ты не откроешь, я поломаю тебе дверь. Как ты потом будешь без дверей?

Маша молчала. Потом она услышала странный звук — будто кто-то лил на ее дверь воду. Она замерла, догадываясь, на что это похоже: отец описал ее дверь. Закончив, он крикнул:

— Я пошел за топором. Приду через час, если ты сама не позвонишь.

Когда он ушел, она открыла дверь, увидела лужу и поспешила назад в квартиру, к телефону.

— Я приду через час с подругой, — сказала она ледяным тоном.

— О’кей, — сказал он строго.

Через час Маша пришла с подругой, высокой блондинкой Алисой. По его взгляду она поняла, как он восхищен. Он умел ценить, чувствовать и разбирался в женской красоте — как мало кто другой.

— А я вам приготовил подарок, — сказал он. Ввел девушек в комнату. Во всех вазах стояли красные розы. Они стояли на полу, на всех поверхностях, начиная со стола и кончая подоконниками. Это было очень красиво, но и что-то зловещее, похоронное. На всех окнах стояли железные решетки.

— Уже вечер, — сказал он и закрыл все ставни на специальные железные замки.

Маша спросила:

— Зачем тебе эти решетки?

— Чтобы никто не влез и не выпал.

Девушки сели за красиво сервированный стол с белой скатертью. Выпили шампанского из высоких бокалов. Вдруг Андрей Андреевич спросил:

— А ты предупредила, что останешься на ночь, — и никаких мам!

— Что такое «никаких мам»? — спросила Алиса.

— Это значит: «Мне надо к маме, меня ждет мама!» — а на самом деле стоит и ждет какой-нибудь мужик. И не надо меня обманывать, — сурово сказал Андрей Андреевич, задавая зловещий и одновременно интригующий тон встрече.

— Ага, — сказала Алиса.

— И звонить я тоже никому не дам. Все. Телефон отключен. Аппарат я спрятал, — добавил он уже весело. То, к чему он так стремился, было достигнуто. — Две красавицы сидят передо мной.

— Я лично не считаю себя красавицей, — кокетливо, но уже не таким уверенным тоном сказала Алиса. Она явно притихла и призывно смотрела в сторону Маши.

— Андрей Андреевич, мой папа, мне уже однажды сломал двери топором, а меня тогда действительно не было дома, — сказала Маша.

— Ну извини, извини, — сказал он. — Ты тогда уезжала к какому-то мужику. Но заметь, я, а не он поставил тебе новые двери.

— Так ты же их и поломал, — тихо отозвалась Маша.

— Так ведь он с тобой спал, а не я тогда, — сказал он убедительно.

— Ладно, давайте выпьем, — сказала Алиса.

— Вот хорошая девушка какая, — похвалил ее Андрей Андреевич.

Они выпили.

— Зря вы так сильно накрасили губы. Без краски гораздо красивей, — начал Андрей Андреевич, сильно прищуриваясь на Алису, держа у правого глаза сигарету. Он неожиданно протянул левую руку с белоснежной салфеткой и вытер девушке губы. Она была растеряна.

— Хотите пофотографироваться? — спросил он.

— Все девушки хотят пофотографироваться, — сказала Маша. Он вышел за фотоаппаратом.

— Боже! Какой ужас! — только и сказала Алиса, как он вернулся с поляроидом.

— Что ты сказала, моя красавица? — ласково пропел он и щелкнул фотовспышкой.

Девушки вздрогнули от неожиданности. Лица на фото вышли неважно, главное — перепуганные. Он попытался порвать фотографию, но она не рвалась. Он отшвырнул ее. Тогда девушки подобрали и посмотрели, что вышло.

— Какие страшные, — сказала Алиса.

— Какие есть, — сказал Андрей Андреевич, о чем-то задумавшись. — Небось хотите посмотреть, что там по этому телевизору показывают?

— Нет, нет, — быстро ответила Маша.

— И ваших ***дских газет я тоже не читаю, — добавил он агрессивно.

Девушки молчали.

— Может быть, выпьем? — опять предложила Алиса. Маша молчала и как-то героически курила.

Выпили.

— Как это ты при папе не стесняешься курить? — начала уже полутрезвая Алиса. — И вы ей не запрещаете?

На вопрос никто не ответил.

— Вот что, — сказал папа, — будем фотографироваться, но не в таком виде. Ваш вид меня не устраивает.

— Я голая фотографироваться не буду, — поспешно ответила Маша.

— Как с вами скучно. А так на вас пленку тратить жалко.

— А что вы такой жадный? — сказала ему Алиса. — Надо скрывать эту черту характера, если она так присутствует.

— Нет, я не жадный, но когда жадничают по отношению ко мне, мне тоже неинтересно.

— Ну ни фига себе! — ответила Алиса в восхищении от Андрея Андреевича. — Ну у вас и ответики! Надо придумать для вас побольше вопросов.

— Валяй, — согласился он, добрея.

В таком духе они проговорили до полуночи.

Они обсудили много тем: что такое для каждого значат любовь, красота, даже затронули смысл жизни, вопросы литературы, музыки и живописи. Андрей Андреевич поставил на полную громкость несколько дисков своих любимых композиторов, но среди классики девушкам пришлось три раза подряд прослушать песню семидесятых годов «Красная стрела» в исполнении Софии Ротару. Это было тяжелое испытание, но Андрею Андреевичу нравилась одна фраза из припева. После третьего раза путем мимики и жестов, до того орала музыка, что нельзя было услышать друг друга, Алиса попросила остановить. Маша перечить боялась — у нее уже был кое-какой опыт, которого не имела ее подруга. Когда Андрей Андреевич понял, что Алисе не нравится, он с размаху разбил пластинку об пол вдребезги.

— Что-то в этом есть… — задумчиво проговорила тогда Алиса.

Потом он провел, как сам выразился, тест, нравится ли девушкам его «Обнаженная» на картине. В завершение повел их в дальнюю, почти тайную комнату, где у него стояла ОНА! Кровать для женщины его жизни, которую он скоро встретит и на которой он будет ее ласкать!

Девушки были потрясены. Под балдахином лежала большая перина, похожая размером на целый плацдарм. Но поражало другое — вся она была обтянута черным-пречерным бархатом.

— Почему она такая черная, эта ваша кровать? — спросила Алиса.

Андрей Андреевич выключил свет, зажег три свечи в старом подсвечнике и занес его над постелью.

— И представляете, — сказал он торжественно пропитым голосом, — если сюда положить красавицу со сверкающей белоснежной кожей?!!

Все помолчали, а ушли с почтением. Как раз стрелки часов приближались к часу ночи, когда девушки вышли вдвоем в туалет, а вернувшись, объявили, что им пора уходить.

Андрей Андреевич сразу помрачнел, как туча. Стал страшен. Лицо его сморщилось и резко постарело, выдавая возраст.

— Значит, так, — сказал он, — вы не выйдете отсюда до тех пор, пока я не кончу.

— Как это «не кончу»? — в своем стиле заспрашивала Алиса.

— А так! — враждебно огрызнулся Андрей Андреевич. И замолчал.

— А! Вы имеете в виду секс, — сказала Алиса. Обе рассматривали его лицо. Он опять курил.

— Но если мне совсем не хочется, — сказала Алиса. — Я совсем не расположена…

Он встал, вынул с полки кассету.

— Порнографию будешь смотреть? — спросил он.

— Для чего?

— Для подготовки. Я тебя понимаю. — Он всунул кассету. Появилось изображение.

— Но я, например, голодна! — сказала Алиса, отвернувшись от экрана.

Он остервенело выключил телевизор. Открыл холодильник, достал трехлитровую банку с икрой.

— Сейчас я вас попитаю, — сказал он, сверкая глазами. Стали с обреченностью есть икру. Он пристально наблюдал, когда девушки наедятся.

— А вы? — интеллигентно спросила Алиса.

— А я не хочу есть, — ответил он.

— Вы очень целеустремленный, — заговорила Алиса. — Давно у вас не было женщины? — как доктор поинтересовалась она, разжевывая бутерброд.

— Давно. О***тельно давно! — ответил Андрей Андреевич, прямо как ребенок.

Маша упорно молчала.

— А вот как же вы будете с Машей, например, спать? Она же ваша дочка! — не унималась Алиса. Она намазала себе новый бутерброд.

— А мне наплевать. Вы сами разберитесь, с кем мне спать. Если тебе жалко Машу, пойдешь одна.

— Ага, — сказала Алиса, — ну вы и крутой!

— Да, я крутой. Не люблю этих ваших словечек.

— Ну вы крутой…

— Ну что, поели?

— А если мы откажемся? — переглядываясь с Машей, спросила Алиса.

— Тогда вы отсюда не выйдете.

— А как это?

— А так.

— Вы очень немногословны.

— Да, я такой.

Алиса отложила бутерброд.

— Ешь, ешь. Я никуда не тороплюсь, например, — сказал Андрей Андреевич.

Вдруг девушки вскочили и рванули в коридор. Он не погнался за ними, сидел себе спокойненько. Те подергали двери, замки все были заперты. Тогда они скрылись в одной из комнат и защелкнулись на щеколду.

— И что это такое? И это он самый потрясающий мужчина в мире? — сказала Алиса.

— Он тебе не нравится? Совсем-совсем? Все женщины влюблялись в него. Он же не любил никого. Теперь он остался совсем один.

— А если он никогда не кончит? — нагнетала Алиса. Маша пожала плечами:

— Он на самом деле нас не выпустит.

Андрей Андреевич стоял в это время босиком у самых дверей и подслушивал. Наконец ему надоело, он громко забасил:

— Дверь тонкая. Я могу ее быстро высадить. Давайте — решайте.

Дверь открыла Алиса.

— Тогда идите помойтесь, — сказала она.

— А я чистый, — парировал он.

— Откуда я знаю… Идите помойтесь.

— Ну ладно… Могу и помыться. Тогда идем, я покажу тебе, где и как лечь.

Теперь уже вдвоем они подошли к парадной бархатной кровати. Свечи сгорели ровно наполовину.

— Раздевайся, — сказал он.

Она прилегла не раздеваясь. Он наклонился над ней.

— А вдруг вы никогда не кончите? — сказала она ему, проведя пальцем по щеке.

— Ну, ты должна постараться, — ответил он кротко.

— А как это «постараться», как это?

В это время Маша шарила у него по карманам, по всем курткам в коридоре, открывала все ящики и шкафчики — она искала ключи.

— Ты не будешь никуда выходить, а ноги твои будут приучены лежать у меня на плечах, — говорил он Алисе.

— Но ведь это же больно, все время держать ноги задранными, — возмутилась она.

— Да, я не подумал. Надо разработать эти мышцы, чтобы они у тебя не тянулись.

— Так что же, они у меня будут болтаться, когда я буду ходить в естественном положении?

— Ты не будешь ходить. Ты будешь все время лежать на этой кровати и держать ноги у меня на плечах — вот это будет самое твое естественное положение… — пояснил Андрей Андреевич Алисе ее перспективы.

— Ладно, — сказала она ему в конце концов, — идите мойтесь, я чувствую от вас запах…

Когда он ушел в ванную, подруги встретились в коридоре.

— Ну что? Нашла ключи?

— Наверное, с собой носит. Он не дурак. Ну что было? Не бил?

— А что, он будет бить? — спросила Алиса.

— Однажды мы его оттаскивали от одной… из его жен… Он сидел на ней верхом, весь одетый, она была вся раздета, — с тоской вспоминала Маша.

— Он положил меня на эту черную кровать и рассказал, как все будет. Вообще, интересно. И еще, мне кажется, он не кончит. Интуиция…

Они подошли к ванной, приоткрыли дверь.

— И еще… Я должна тебя предупредить… Однажды он гнался за одной женщиной с ножом… Порезал, исколол всю дверь!

— Это была ты? — прищурилась Алиса.

— Как я его ненавижу, — сказала Маша. Они опять приоткрыли дверь, подглядывая.

Еще о чем-то шептались, наблюдая за тем, как он залег в ванну и оттуда торчала лишь его голова, а когда он почти целиком погрузился, они ворвались туда вдвоем и, схватив за голову, окунули и держали под водой. Не отпускали долго. При этом Маша приговаривала:

— Отовсюду он всегда выходил сухим из воды, ничего его не брало, всегда выживал…

Потом вынули из брюк ключи. Открыли дверь, похватав пальто, выскочили на улицу.

…И остановились во дворе под деревом с огромной кроной. Звезды сверкали в небе, близился рассвет, мимо проходили праздные компании или одинокие прохожие.

— Он так ждал женщину своей жизни, — сказала Маша. — Так получается, что ею стала ты.

— Прощай же…

— Да, пора… — наговорившись, сказала одна другой. Поцеловались на прощание, даже пожали друг другу руки с легкими слезинками на глазах.

Они сделали только полшага друг от друга, как из подъезда дома прямо на них выбежал невредимый Андрей Андреевич в черном развевающемся кимоно на голое тело. Обе застыли — глядя, как он неотвратимо приближается к ним, на его атласное одеяние с красными пузатыми драконами на груди.

Когда он приблизился к ним, Алиса спросила его:

— Зачем вы надели этот черный халат? Вы очень сегодня напились…

— Хочу быть как дьявол! — ответил он и достал длинный нож. Девушки завизжали и бросились в разные стороны, но Андрей Андреевич знал, за кем ему гнаться: он выбрал Алису. Подняв в зажатой руке нож, он бежал за ней по узкой улочке, потом вырулил на улицу побольше, но тоже глухую, то нагоняя, то отставая… Алиса бежала от него то молча, то с чудовищными подвываниями.

Наконец он выбился из сил и затерялся в темноте.

Через два часа Маша, дрожащая и кроткая, сидела у него на кухне. Андрей Андреевич держал в руке телефонную трубку. Лицо его было трепетное и сурово-протрезвленное. Он сказал:

— Так рождается любовь. Диктуй.

— 222–15–55.

Он набрал номер телефона.

— Алиска? Это я, — сказал он.

— Я вас узнала, — проговорила Алиса на том конце.

— Я слушаю тебя, — сказал он.

— Я вас тоже слушаю, — сказала она.

— Нет, это я тебя слушаю.

— Так это же вы мне звоните, а не я вам. Значит, я вас слушаю.

Помолчали.

— Эй! — позвала она в трубку. — Вы не обижаетесь? — спросила она. — Я почему спрашиваю, потому что я все-таки немного обижаюсь на вас…

— А я люблю тебя. Пожалуй, что так, — ответил он. Кхекнул.

— Да????????? (Пауза.)

— Алиса! Я скучаю. Я начинаю ждать тебя прямо с этой секунды.

Она молчала.

Тогда Андрей Андреевич прокашлялся и сказал:

— Черная постель ждет тебя!