Как я охотился и охотились за мной в Бельгийском Конго. Часть II

Реджинальд Купер

Вторая часть книги английского охотника на крупную дичь в Африке, повествующая о его приключениях среди племен каннибалов Конго в 1910 году

Глава XIII

Чтобы быть уверенным, что попаду на слияние Ассуа и Нила, я решил держаться поближе к Нилу и рассчитывал с комфортом совершить путешествие из Ваделая за пять дней. Наш путь привел нас в район напротив Боры.* Трава была по плечи, и мы постепенно продвигались вперед по воде, полной насекомых и гниющих останков рыбы и мелких животных. Это было начало большого участка почти непроходимой плоской травянистой местности, местами покрытой водой глубиной в три фута.

* Бора — деревня на восточном берегу Нила в 30 км к северу от Ваделая — А.С.

Заросли травы, затопленные водой

В тот вечер уже стемнело, прежде чем мы снова оказались на суше, за исключением четырех отставших носильщиков и мула, умершего в пути и брошенного посреди болота. В этот день, примерно с восьми утра до девяти вечера. мы с трудом продирались сквозь густую жесткую траву и кусты, через ужасные ядовитые растения, нас повсюду кусали мухи и насекомые самых разных видов. Яркое солнце над головой безжалостно палило, когда мы оступались в ямы, оставленные ногами гиппопотамов, падали, погружаясь в ил и грязь. Негры падали в воду, погружаясь с головой, грузы разлетались; наши одежды были разорваны, а на коже появились кровавые царапины.

Около полудня мул, везший сорок фунтов ткани, провалился в одну из ям, со стоном рухнул и перекатился на бок. Я держал его голову над водой, а Салем и Пиши срезали пучки травы и сложили их в кучу, на которую можно было положить часть груза. Нам понадобилось девять человек, чтобы снова поднять животное. Сняв с него груз, который теперь был распределен между Моникой и Салемом, мы снова продолжили прорубать себе путь через коварные спутанные корни, которыми изобиловали кусты и высокая трава. Вскоре бедный мул начал падать снова и снова. Ноги его при каждом шаге увязали в грязь, кроме того, вот уже несколько дней он страдал от нападений мух. К этому времени он стал для меня таким близким компаньоном, что я остро почувствовал его утрату и отвернулся с комом в горле, убедившись, что он мертв после того как всадил в него пулю.

Вскоре после того, как оставили мула, мы наткнулись на большую группу кустов, стоящих на небольшом холме в нескольких футах над водой. Холм был около пятидесяти футов (15 м) в окружности, и на нем одновременно могли стоять около дюжины человек. Один из самых проворных парней по имени Сайс вскарабкался на дерево, окруженное морем колышущейся травы, с вершины которого он сообщил, что на западе примерно в трех милях возвышается еще один холм, гораздо больший по размеру; но у нас заняло еще семь часов (с двух часов дня до девяти вечера) чтобы преодолеть это расстояние.

Мы с Пиши шли впереди с крепкими палками и изо всех сил старались расчистить ими дорогу через длинную спутанную траву. Я никогда не забуду, как лихорадочно мы продвигались вперед, часто тратя полчаса, чтобы пройти пятьдесят ярдов. К закату (в шесть часов вечера) мы были в полумиле от холма, но только в девять часов наши ноги коснулись суши. Если бы кто-нибудь увидел, как мы выходим из болота на сухую и твердую землю, он, должно быть, подумал бы, что мы сошли с ума, потому что мои парни танцевали и кричали от радости.

Больше всех пострадали мы с Пиши, ибо с трудом прокладывали для каравана путь через болото, и едва ступив на сухую землю, мы легли совершенно измученные, исцарапанные травой и колючками с головы до ног.

Я очень взволновался, когда подошел староста Салем и сказал, что четверо носильщиков еще не вышли из болота, и, хотя мои парни долго кричали, ответа не было.

Вскоре стало слишком темно, чтобы мы могли видеть что-либо вдали. Те, кто видел этих носильщиков в последний раз, утверждали, что они остались в зарослях кустарника на болоте. Снова и снова мои парни кричали, но по-прежнему не было ответа.

Я очень боялся, что, если они не доберутся до лагеря в ближайшее время, с ними может случиться что-то серьезное. Пока мы оставались у подножия склона, комары были бы невыносимы, поэтому, отдохнув несколько минут, я послал группу носильщиков выбрать хорошее место на вершине плато, откуда был бы виден наш костер на многие мили. Склоны возвышенности почти до самой вершины были покрыты деревьями, где они уступали место спускающейся к западу полосе невысокой травы.

Конечно, грузы, которые несли пропавшие носильщики, оказались палаткой, ящиком шампанского, аптечкой, ванной, стулом и кроватью, так что, впереди меня ожидала «уютная» ночь. К счастью, со мной были москитная сетка и личная сумка с вещами, а также кастрюли и скудный запас еды. Это был тяжелый день для всех нас, но после двадцатиминутного отдыха мы занялись постройкой подобия травяной хижины, в которой я мог бы переночевать. Между тем, костер был зажжен и ярко горел, видимый на многие мили вокруг. Затем мы срубили сухое дерево, и его ветки, сложенные в кучу, образовали дополнительный огромный костер с длинными языками пламени, взметнувшимися к небу.

Прохладный ветерок продувал сквозь деревья, и создавалось ощущение скорого дождя.

Пиши успел приготовить немного мяса и картошки, за что я был ему благодарен. Это, со стаканом крепкого горячего виски, вскоре воодушевило меня. Салем пришел сказать мне, что у парней почти нет еды. К счастью, вскоре это было исправлено запасами туземной муки и мяса, которые я хранил для таких непредвиденных обстоятельств. После того, как мои негры развели костры, они легли вокруг огня и через несколько минут все крепко уснули.

Представьте себе, вы несете на голове груз в семьдесят пять, а в некоторых случаях и сто фунтов, через болото, медленно пробираясь сквозь спутанную траву в глубокой вонючей воде, полной разложившихся насекомых и птиц; шипы и колючие растения разрывают одежду и кожу с головы до ног.

Многим боям волей-неволей приходилось пить гниющую воду. Ни одна жалоба не сорвалась с наших губ с полудня до поздней ночи, и теперь, когда мы снова оказались на твердой земле, реакция на ужасные переживания дня начала сказываться у всех и у каждого.

Огромные летучие мыши порхали над нашими головами, так близко, что их запах отравлял окружающий воздух.

У большого костра полуголые носильщики, измученные и с больными ногами, теперь громко храпели. Пиши и Салем занялись приготовлением для каравана пары огромных котлов с тушеным мясом и овсянкой. Многих парней сильно трясло, а некоторые вообще отказывались прикасаться к еде.

В ту ночь над нами разразилась страшная буря. Хижину снесло ветром, и я просидел без крыши, промокший до нитки, с полуночи до рассвета, как и остальные парни. После событий предыдущего дня было тяжело всю ночь сидеть без сна.

Оглушительные раскаты грома гремели и гремели над головой, ужасные вспышки молний ударяли в землю недалеко от того места, где мы находились. Все это сопровождалось страшным ливнем; деревья и травы вырывались с корнем, поддавшись ярости бури, которая, как только появились первые серые полосы зари, резко стихла. Верхушки деревьев и болото внизу были покрыты вздымающимся морем белого тумана, которое простиралось до великих безмолвных вод Нила на востоке.

Когда тьма облаков откатилась на запад, где разъяренная буря теперь обрушила свою ярость на глубокие, стремительные воды реки Кибали, пелена наверху медленно спадала и открывалось утреннее небо с еще видимыми звездами, которые постепенно, в свою очередь, поглощались наступающим светом дня. Холодный ветер с востока принес с собой пение птиц, по мере того, как дневной свет постепенно разгонял тьму. Наконец, огромное кроваво-красное солнце поднялось над крутыми гребнями холмов за Нилом.

После того марша по болоту я ощутил первый приступ малярийной лихорадки. Несколько моих негров также страдали лихорадкой. Я чувствовал себя далеко не в форме, у меня появилась тошнотворная головная боль, и все силы ушли от меня. Моя температура в восемь утра была 102° F (39° C). Моей первой заботой было организовать поиски пропавших носильщиков. Прежде чем отправить поисковиков, я сделал два выстрела из ружья, чтобы отставшие могли определить, в каком направлении находится наш лагерь.

Есть что-то невыразимо странное в звуке ружейного выстрела на рассвете, когда огромная пустынная и безмолвная местность под вами окутана белым плащом тумана. Звук распространяется во всех направлениях, пугая собак и диких животных, бродящих на мили вокруг. Стаи птиц взлетают из тумана к небу и с громким криком улетают. Обезьяны убегают, громко крича, перепрыгивая с дерева на дерево. Великая и почти священная тишина нарушена; у туземцев в окрестностях этот звук вызывает тревогу, и скоро барабаны разносят сообщения из деревни в деревню.

В деревнях в воображении негров возникают всевозможные версии опасности. Женщины и дети срочно переносят в тайники драгоценные запасы зерна из причудливых глинобитных и травяных амбаров, которые стоят на грубых деревянных платформах, приподнятых над землей в центре деревни. Кур и коз торопливо загоняют или тащат в высокую траву неподалеку от деревни. Звук выстрела наводит этих людей на мысль, что пришли аскари, чтобы отнять еду у тех, у кого часто ее не хватает для себя, особенно когда окружающая местность находится под водой.

Многие туземцы Конго совершенно не знают, что белый человек или черный аскари могут сделать с помощью ружья и каковы границы возможностей этого оружия. Часто меня среди кромешной тьмы будила возбужденная толпа туземцев, которые подходили к моей палатке, чтобы сообщить мне, что в данный момент появилось стадо слонов.

«Для охоты слишком темно» — отвечал я.

«Ах, ах, ай, ай! Но твоя палка сильна; иди стрелять. Нужно мясо. Нас много, и мы голодны!»

***

К полудню отставшие носильщики были найдены и рассказывали о своих ночных приключениях, о том, как «прилетели огромные птицы, напали на них, но были отогнаны палками». Всю ночь они провели на клочке земли в центре болота. Комары и другие насекомые доставили им «ужасное удовольствие».

«Мы испугались, да, сильно испугались, и всю ночь вокруг разговаривали духи. Мы не могли спать, у нас не было еды; а, духи говорили очень громко. Рано утром большие птицы появились над нами высоко в небе и спустились совсем низко; они думали, что мы умрем, но нет, потому что мы отогнали их палками, и теперь мы здесь».

«Хозяин, мне холодно и больно», — сказал один и закрыл лицо руками.

«Вы видели сегодня тушу мула?» — спросил я.

«Да, — ответил другой, по имени Момбваса — большие птицы едят его, и теперь его кости будут белыми».

Позже я узнал, что эти парни пытались снять кусок веревки с головы мула, в то время как стервятники отрывали куски мяса от его туши.

Естественно, грифы возмутились вторжением негров и напали на них. К счастью, в то время стервятники еще не собрались в большом количестве, иначе дело для носильщиков закончилось бы плохо.

К полудню большое количество этих птиц зависло над мулом, который лежал внизу в болоте, примерно в трех милях от нашего лагеря. В тот день мои негры подверглись приступам лихорадки и жалобно стонали. Некоторые из них заявили, что вот-вот умрут, но я посоветовал им хорошенько подумать, прежде чем принять окончательное решение. Даже вид еды вызывал у них отвращение — одно это было достаточным доказательством того, что с ними что-то не так.

Около полудня и мне пришлось лечь спать с резким приступом лихорадки. Я попробовал настойку от лихорадки доктора Варбурга и получил от нее значительное облегчение. Большинство других лекарств, кроме хинина, не рекомендуются, так как при их изготовлении в основном используется опиум; но я убежден, что настойка доктора Варбурга является превосходным противоядием от лихорадки и многих других болезней, которые можно встретить вдоль Нила и в других экваториальных странах.

Между прочим, говоря о лихорадке и ее лечении, многие люди считают полезным ежедневно принимать пять, или около того, гран хинина еще до того, как проявятся какие-либо симптомы лихорадки. Хинин — прекрасное средство, и все, кто жил в странах, где есть риск заболеть лихорадкой, повсеместно признают его лучшим и самым безопасным средством для лечения болезни; но им никогда не следует злоупотреблять, так как при неосторожном употреблении он часто вреден для здоровья, вызывая головокружение, глухоту и расшатывание зубов.

Каким бы неприятным ни был хинин на вкус, я считаю разумным раскусить капсулу, покрытую сахаром, или таблетку любого лекарства, прежде чем проглотить. Можно привести несколько примеров из Африки и других мест, когда люди без пользы использовали таблетки по той простой причине, что сахарное покрытие был слишком толстое и не растворилось вовремя, чтобы открылось активное лекарство внутри. Давая эту рекомендацию, я не хочу создать предубеждение против препаратов, которые изготавливаются в виде капсул или таблеток, это далеко не так. Аптечки, которые мне поставила фирма «Берроуз Велком», были бесценны и стояли по важности рядом с ружьями и боеприпасами, без которых человек не выжил бы. На мой взгляд, нет ничего лучше для путешественников, чем продукция этой фирмы, лекарства которой неоднократно подвергались суровым испытаниям в этом путешествии, пожарам и наводнениям, но всегда оставались в идеальном состоянии, ибо я хранил их в оригинальном стальном корпусе, поставляемом фирмой.

***

Палатка с моей кроватью была поставлена тотчас по прибытии в лагерь. Моника и Матаканга попросили разрешения пойти за едой для парней в деревню, которую один из них заметил с вершины дерева примерно в двух милях от нас. Так как я был слишком болен, чтобы передвигаться самостоятельно, а в лагере не было еды, мне пришлось отпустить полдюжины боев, чтобы добыть достаточно продуктов для остальной группы. По возвращении все они были в большом возбуждении, так как шинзи сказали, что накануне через деревню в южном направлении прошел белый человек. Из его описания я понял, что это был П., который, несомненно, к тому времени уже пришел на встречу со мной, и, таким образом, мы разминулись.

Не рекомендуется отпускать носильщиков далеко от лагеря, если только вы не можете быть с ними, ибо их малейшее своеволие может создать проблемы с туземцами. Например, в каждой деревне есть обособленные аванпосты, которые прячутся в траве и рыщут вокруг со своими копьями и стрелами, якобы для охоты на дичь, а на самом деле наблюдая за передвижениями окрестных племен, которых они постоянно боятся и опасаются, как бы те не совершили внезапную атаку. Эти аванпосты и разведчики, скорее всего, оттачивают свои навыки владения оружием на любых чужеземцах, которые могут неосторожно вторгнуться в их владения, и хотя носильщики находятся в относительной безопасности, пока их сопровождает белый человек с ружьем, рискованно позволять вашим людям уходить далеко от лагеря без присмотра.

В течение двух дней я лежал в лихорадке и думал о цивилизации и всех сопутствующих ей удобствах. Здесь я был один, и мне было не с кем поговорить, потому что от туземных собеседников мало толку. Утром третьего дня, хотя и чувствовал себя не очень хорошо, я снова был готов к дороге. Когда мы подъехали к хижинам деревни, все жители сгрудились вокруг нас. Деревенский староста, высокое жилистое существо с огромной копной волос, украшенной журавлиными перьями и красной глиной, голый, если не считать куска высохшей коры, служившей фартуком, вышел вперед, улыбаясь, и предложил показать мне, где другой белый человек разбивал лагерь несколько дней назад. Я знал, что у П. было с собой ружье 350-го калибра, и успел заметить, что у этого парня на шее были две пустые гильзы, а на вопрос, где он их достал, дикарь сообщил мне, что белый человек стрелял в животных.

«Да! у белого человека с такой же головой, как у тебя, — и он указал на мой тропический шлем, — была большая палка, и он держал ее вот так». Затем староста имитировал звук выстрела из ружья.

К этому времени мы отошли на некоторое расстояние от хижин и подошли к группе деревьев.

«Смотри сюда», — воскликнул он и указал на кучку пепла на земле. Рядом на ветке висела пара рогов антилопы. Мой интерес к действиям моего друга возбудил любопытство этого парня, и он несколько мгновений смотрел на меня своими большими карими налитыми кровью глазами. После короткого разговора с некоторыми из своих людей он хмыкнул, что означало, что он хочет, чтобы я выслушал.

«Другой белый человек — это твой отец?»

«Нет» — сказал я.

«Он твой друг?»

«Да!» — ответил я.

Они как будто были разочарованы услышанным, и староста снова завел оживленную беседу со своими людьми.

«Я вижу, у тебя также есть две огненные палки, но у нас их гораздо больше», — и он указал на одного парня на заднем плане, который держал старый мушкет с отполированным стволом и пучком травы, обернутым вокруг него.

«Ваши ружья не так хороши, как мои», — сказал я. При этом все громко засмеялись и покачали головами. Я подумал, что было бы неплохо произвести впечатление на этих людей. У моего повара был небольшой кусок доски, который он носил с собой, чтобы нарезать мясо при приготовлении фарша. Доска была размером примерно в десять на десять дюймов (25 х 25 см). Я прислонил ее к дереву на расстоянии примерно пятидесяти ярдов. Люди отступили, и дощечка, которая опиралась на ствол дерева, упала при выстреле с маленькой дыркой почти в центре. Люди громко расхваливали ружье и столпились вокруг дерева, чтобы посмотреть на пулевое отверстие. Ни одно их ружье не могло пробить доску такой толщины, и я сомневаюсь, что они были способны стрелять вообще, иначе они наверняка устроили бы мне демонстрацию мастерства своих стрелков в надежде превзойти мое оружие.

«Здесь много слонов» — сказал староста.

«Ах, ах! ой, ой!» — хором подтвердили его люди.

Я знал, что это ложь. Жители деревни накануне проговорились, что слоны ушли на юг и запад. Более того, все следы, на которые они указывали, были старыми. Это была уловка, чтобы заставить меня остаться, чтобы они могли обменять кур и другую еду на бусы и другие бартерные товары.

«У тебя много сукна и соли», — сказал староста, который все время присматривался к моим грузам.

«Ах, ах! ай, ай!» — кричали люди, хлопая в ладоши при виде ткани.

Многие открывали рты и показывали, что хотят соли. Так как здесь нужно было раздобыть провизию для всех нас, я решил остаться на час. Люди, видя, что я собираюсь остаться, побежали обратно к хижинам и вскоре вернулись с курами, мукой, яйцами и множеством других вещей, которые они хотели обменять на бусы, ткань и соль. Через несколько минут все уже кричали, смеялись и торговались.

Мне пришло в голову, что я напишу короткую записку П. и оставлю ее старосте, чтобы тот передал ее по возвращении моего товарища в деревню, так как я знал, что туземцы в Ваделае скажут ему, что я отправился сюда, и он последует за мной. Я написал записку, в которой сказал, что намерен идти прямо на запад и остановлюсь в нескольких милях к югу от большой горы, которая виднелась отсюда примерно в сорока милях. Желая достичь более высоко расположенной страны, чем анклав, я решил покинуть область комаров и отправиться на запад, где я мог бы ждать своего товарища.

Позвав старосту деревни, я попросил Салема объяснить ему, что по возвращении он должен передать конверт белому человеку. Этот дикарь позвал нескольких своих людей, чтобы они пришли и обсудили этот вопрос, прежде чем взять на себя ответственность за «кожу, которая говорила». Конверт передали туземцам, которые обращались с бумагой со страхом и трепетом, как с живым и ядовитым животным. Последовали обычные споры и качание головами. Староста был согласен, но женщины и некоторые мужчины уверяли его, что неразумно иметь такую опасную вещь в деревне. Опасаясь, что записка будет уничтожена, как только я покину деревню, я сказал вождю, чтобы он сообщил моему другу о направлении, в котором я ушел. Один старик спросил меня, не является ли бумага, на которой я написал, кожей неведомого им животного; где я такое животное нашел, и задал еще ряд нелепых вопросов. Было забавно наблюдать за людьми, когда я скомкал использованный в качестве черновика лист бумаги и лениво швырнул его на землю. Через мгновение подошла бродячая собака и обнюхала бумагу. Увидев это, один парень вышел вперед и осторожно отнес бумажный комок в траву. Он даже не стал прикасаться к нему пальцами, а приподнял двумя кусками палки. Я не был удивлен, обнаружив таких диких людей, так как находился уже на довольно приличном расстоянии от цивилизации.