Тайные стороны луны

Регина Опус

«Тайные стороны луны» – это захватывающий психологический роман с элементами детектива. Действие происходит в США в начале 80-х годов прошлого столетия. Главная героиня Элис живёт с глубокой эмоциональной травмой, обвиняя себя в смерти отца. И только спустя годы, преодолев немало испытаний, она узнаёт жестокую правду. Эта правда целиком меняет жизнь девушки…

Часть 1. Крест

Глава 1

Накануне 90-х прошлого столетия наша семья жила в предместье одного из портовых городов на северо-западе Америки. Мы имели в собственности небольшой двухэтажный дом и парикмахерскую, которая располагалась сравнительно недалеко от дома. Но моя мать Луиза не отличалась особенно трудолюбием и работоспособностью, и большую часть дела за неё вела её младшая сестра Джулия — весьма предприимчивая и деловая особа.

Когда я вспоминаю мою мать, передо мной возникает образ весьма красивой, но беспомощной женщины. Луиза была слишком эмоциональна и чувствительна, чтоб справляться с действительностью. В минуты тревоги или радости у неё непременно на глазах выступали слезы. Она часто впадала в уныние и страдала меланхолией. Однако с другой стороны, это женщина очень хорошо осознавала всю свою внешнюю привлекательность. Ее пухлые губы обладали на редкость обворожительной улыбкой, слегка приторной и даже смелой. Широко открытые серые глаза источали необыкновенную нежность и томление, а слегка вздёрнутый, совсем по-детски, кверху нос и светлые волосы часто вводили людей в заблуждение относительно её возраста.

Ко мне мать была очень снисходительна, можно даже сказать баловала. Она никогда не ругалась и не кричала на меня, а в минуты моей провинности лишь беспомощно разводила руками и, слегка охая, винила во всём моего отца, что он передал её бедному дитя такой тяжёлый характер. Но даже за это в последствие мать просила у меня прощение, пытаясь загладить свою вину подарками или сладостями. Не смотря на все эти милостивые проявления, мы никогда не были с ней по-настоящему близки. Луиза не находила время ни для душевных разговоров, ни для наставлений и поучений своей дочери. По сути, я была предоставлена сама себе. Мать же проводила свой досуг за пустыми телефонными разговорами, сидя у телевизора или в походах по магазинам. Часами она могла крутиться перед зеркалом, примеряя новую одежду или делая укладку своих длинных волос.

Как помню, ещё будучи совсем ребёнком, я, обняв свою плющевую игрушку, тихонько сидела рядом с ней на стульчике у зеркала и заворожено смотрела на её изящные руки: как они умело и легко создают красивую причёску и наводят нежный макияж на белое лицо. При этом Луиза непременно улыбалась, слегка подмигивая мне и вытягивая свои ярко накрашенные губы в трубочку, как бы желая послать мне большой воздушный поцелуй. Она назвала меня «Конфеткой» и всегда по возвращению с магазина в первую очередь сразу спешила ко мне со словами: «Для моей Конфетки самые лучшие сладости!». Частенько по ночам она ложилась со мной в постель, но это побуждение не исходило от её особых материнских чувств к ребенку, оно было продиктовано нетерпимостью по отношению к своему мужу Роберту — моему отцу.

Его образ запечатлелся в моём сознании очень плохо в то время. Единственное, что я могу сейчас сказать, он был настоящим трудоголиком и работал инженером в одной строительной компании нашего города. На работе его очень ценили, и он быстро продвигался по карьере; часто выезжал в командировки в близлежащие города. Но работа, казалось это все, что ему нужно и что у него есть. Отношения в семье не складывались. И в те немногочисленные вечера, когда ему удавалось остаться дома, между ним и матерью непременно возникала ссора. Помню, как сейчас: я тихонько лежала в своей кровати, затаив дыхание, и слушала как сердито ворчит отец, а мать пытается уговорить его. Но все её уговоры лишь больше накаляли обстановку. Отец начинал кричать, а она впадала в истерику. И тогда эта сцена непременно заканчивалась побоями.

В этот момент я всегда бежала к Луизе, пытаясь защитить её. Отец никогда не бил меня, но в его взгляде, особенно в этот миг, сосредотачивалась вся ненависть тёмной стороны этого мира для меня одной — маленькой, беззащитной и испуганной девочки. И только спустя несколько лет, я приоткрыла завесу этой страшной тайны непомерно тяжёлого отцовского взгляда. Совершенно искренне по-детски я жалела мать и ненавидела отца. И именно в эти минуты, после ссоры, мы становились с ней более близкими и родными, сидя на моей кровати и прижавшись друг к другу. Так тихонько всхлипывая, в обнимку мы и засыпали. А на утро у нас обеих был тяжёлый и неприятный осадок, и весь день поникшее настроение.

В душе я сильно винила мать за то, что она не уходила от отца. Мне казалось, что без него нам будет гораздо лучше. Но Луиза, как я уже успела заметить, не относилась к разряду решительных и сильных людей. Она была слишком слабовольна и малодушна и держалась за Роберта то ли из-за денег, то ли из-за того, что не могла самостоятельно принимать никаких серьезных решений.

Теперь с высоты прожитых мною лет, я в состоянии правильно оценить всю трагическую обстановку, царившую в нашем доме. Роберт был намного старше Луизы, почти на 15 лет и совершенно не обладал никакими внешними достоинствами. Его блестящая в теменной области лысина, круглые очки и выпуклый лоб — всё указывало на особый склад ума и необычную манеру поведения: он как бы всё время пребывал в глубокой задумчивости, отчего в скором времени его широкий лоб избороздили три глубокие морщины, и в негустых волосах появилась небольшая седина. В общении с людьми Роберт был также крайне немногословен, сдержан и угрюм. Видимо поэтому я к нему очень редко решалась подойти, да и он, как мне казалось, совсем не жаловал меня. И даже, когда нам выпадал редкий случай всем вместе собраться за одним столом, он непременно пытался всё испортить, повторяя одну и ту же фразу, поглядывая исподлобья на меня: «Луиза, ты родила себе повторение» (или что-нибудь в этом роде, подчёркивающее моё явное внешнее сходство с матерью). И меня бросало в дрожь после этих слов: они звучали как суровый приговор или дерзкий упрёк, всю глубину которого в этом раннем возрасте я не в состоянии была понять. И никто из нас троих сидящих, не любил подобных семейных обедов, так как потом наступало долгое напряжённое молчание, и все как можно быстрее старались закончить с трапезой.

Таким образом, нам удалось прожить почти десять лет. Но конец этой драмы был неизбежен потому, что последний год нашей совместной жизни стал чрезмерно напряжённым. Роберт начал часто выпивать. Теперь он задерживался подолгу на работе и приходил за полночь, когда мы были давно в постели. А Луиза полностью перебралась ко мне в спальню.

Я хорошо помню наше тревожное состояние, как мы с матерью, прижавшись друг к другу, словно два испуганных кролика в клетке с удавом, замирая от ужаса, ждали своего часа. В этот момент наш слух был обострён настолько, что нам казалось, будто мы слышим собственное биение сердца. И нервы напрягались до предела, подобно туго натянутым струнам, когда в коридоре раздавались шаги отца. Он заходил в нашу спальню и забирал с собой дрожащую Луизу. Там за стеной для неё начиналась Голгофа. До моего слуха долетали плач и стоны распятой на постели матери, униженной и избитой. И я всегда, задыхаясь от ужаса и злости, пыталась прийти к ней на помощь, но Роберт изнутри запирал свою дверь.

Глава 2

Теперь мать всё больше погружалась в депрессию. Тяжёлая тень уныния отпечаталась на её лице глубокой печалью, похоронив под собой её удивительную улыбку, по которой я, признаться, сильно скучала. Сидя перед зеркалом, она подолгу запудривала свои синяки, и в её притихших, потускневших глазах отражались лишь боль и слёзы. Мой детский взгляд не мог выдержать подобного испытания, и я старалась как можно быстрее отвернутся или выйти из комнаты. И опять, в сотый раз я умоляла её оставить Роберта, но она упрямо с горечью в голосе лишь повторяла: «Это невозможно. Ты его не знаешь, он не отпустит нас» И тогда я пыталась возразить: «Но он убьет тебя!»

Тот, кому известно чувство обречённости и сострадания возможно очень строго не осудит бедного, запутанного ребёнка, а постарается хоть как — то понять, что творилось в душе его, истерзанной слезами матери. Тогда попробуйте представить на минуту чёрные мысли, зародившиеся в тайнике измученного сердца и ту ненависть, которая с каждым днём прорастала там. Со временем этот росток, обильно поливаемый болью и слезами, превратился в большое, ветвистое и уродливое дерево отчуждения и зла. И его уже невозможно было спрятать: оно стало выше крыши и вздымалось прямо к небу. И кто — то это дерево должен был непременно срубить. Этим дровосеком и стала моя тётка Джулия.

Я не знаю почему, но я не жаловала её; может быть от того, что тётка оказывала большое влияние на мать, и они часто о чём-то тайно беседовали на кухне, не допуская моего присутствия. Джулия была очень решительная и уверенная в себе женщина, смелая и даже дерзкая. И хотя её возраст уступал матери почти на три года она сумела легко подчинить себе свою старшую сестру и заставить её слушаться.

Единственным сходством между ними были их большие серые глаза, но взгляд Джулии был совсем иной, чем у матери — какой — то острый и неприятный, как рентген, высвечивающий тебя изнутри. Она словно пытала меня им при встрече. В остальном тётка была обладательницей непримечательных форм лица: короткая стрижка, прямой нос и слегка тонкие губы. В одежде она имела сдержанный и строгий вкус. Одним словом, лозунгом её быта могли стать лишь два слова: надёжность и практичность.

Луиза часто говорила, что её сестра похожа на их мать — мою бабушку Джейн, которую я никогда не видела, а знала лишь по рассказам своей тётки. Но надо признаться, что её истории просто наводили страх на моё детское воображение: такой она рисовала её мне грубой и жестокой особой, живущей на краю города в маленьком старом доме, возле самого тёмного леса. И моя бурная фантазия быстро доделала своё дело до конца — бабуля предстала предо мной в образе страшной, злой ведьмы. Я была готова на все, лишь бы не попасть к ней в руки. А в этот вечер к своему великому ужасу, подслушав краем уха их разговор на кухне, поняла, что Джулия советует Луизе сослать меня именно к ней. Я не могла дождаться когда тётка покинет дом, и сразу после её ухода, бросилась к матери, и слёзно начала умолять никуда не отправлять меня.

Луиза была крайне недовольна моим подслушиванием, но её сердце быстро смягчилось под напором детских слёз и стенаний. Я обещала ей быть очень хорошей и послушной девочкой и больше не подводить. На что она только нежно и мягко ответила, что любит меня такой, как я есть и ничего не требует сверх этого, а её желание отправить меня к бабушке Джейн продиктовано лишь заботой обо мне.

Передо мной разверзлась бездонная пропасть и леденящий взгляд ужаса, исходящий из самой глубины её чёрной пасти, медленно просочился сквозь моё сознание, и во мне всё похолодело. Во сне я тщетно пыталась удержаться на её краю, но земля рушилась под ногами, зыбучий песок осыпался, и я чувствовала, как цепенеют пальцы рук, ожесточённо борясь за спасение. Но тело беспомощно скользило вниз и вниз, и резко с криком во тьму срывалась. От ощущения падения, я сильного вздрагивала и сразу просыпалась. И мать взволнованно прижимала меня к себе. Стараясь успокоить, нежно поглаживала мои вспотевшие волосы.

Однажды мой сон стал реальностью. В этот вечер Роберт, как обычно, вернулся домой слишком поздно, и был очень пьян. Внизу его задержал телефонный звонок, но когда он поднялся наверх, по его выражению лица не трудно было догадаться, что на нас надвигается буря. Мы ещё не успели опомнится, как он схватил мать за волосы и буквально выволок её из постели. Горячее дыхание, ужас в глазах, крик и стоны наполнили комнату. И после череды самых низких бранных слов он обрушил на неё весь свой гнев.

Я отчаянно пыталась остановить его, цепляясь за его крепкие руки и стараясь задержать удары. Но это было бесполезно, он так быстро отталкивал меня, словно назойливую муху. Я рыдала от бессилия, беспомощно падая на пол, опять поднималась и кидалась на него раненой птицей. Когда же мои глаза заметили кровь на лице матери, моя ненависть послужила мне источником необыкновенной силы. Я, подобно дикой кошке, прыгнула ему на спину и крепко вцепилась в его шею. И так держалась до тех пор, пока Луизе не удалось выскользнуть из его рук. Она выбежала из комнаты и устремилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Отец, хрипя и задыхаясь от злости, отшвырнул меня в сторону с такой силой, что я больно ударилась головой о кровать. Он же, не обращая на меня никакого внимания, как одержимый злым демоном, кинулся в погоню за женой.

Сильно покачиваясь, Роберт добрался уже до самого края, где лестница круто и резко спускалась вниз. Как в этот самый момент моя слепая ярость настигла врага: я бросилась на него с разбега сзади, не раздумывая и не сознавая, с такой неистовой силой, что сама еле — еле удержалась от падения. И в следующее мгновение я узрела, как его тучное тело с грохотом, кубарем покатилась вниз. Видела ли это мать или нет — для меня осталась загадкой. Только от страха я крепко, до боли, зажмурила глаза и почувствовала, как пол ускользает из-под моих ног. Время словно остановилось, и чёрная пропасть из моего кошмарного сновидения полностью поглотила меня, лишив всяких чувств, мыслей и сознания.

Внезапный, резкий крик матери заставил меня разомкнуть глаза. Внизу, на полу, неподвижно лежал отец. Его лицо было в крови. Над телом склонилась Луиза.

Далее всё было как во сне. Я не помню как мать отвела меня в постель и как уложила, а также не знаю что случилось потом: зловещая пропасть словно погребла меня. И там на самом дне, среди крошечной тьмы, моя душа растворилась в её пустоте.

Утром меня разбудил шум, у моей постели стояла Джулия и почему-то укладывала в рядом стоящий чемодан мои вещи. Заметив моё явное удивление, она сразу поспешила присесть ко мне на кровать. После вчерашней трагедии я с трудом пыталась сосредоточиться и вникнуть в её слова; образ окровавленного отца всё ещё стоял перед моими глазами. Она же, видя мою растерянность и подавленное состояние, старалась как можно ласково и доходчиво объясниться со мной, выговаривая медленно почти каждое слово. Из рассказа я поняла, что матери сейчас очень трудно, её положили на несколько дней в больницу, а впереди ждут большие хлопоты по поводу смерти мужа и его похорон.

Конец ознакомительного фрагмента.