Против всех

Рашит Сайфутдинов

Впереди взбурлила полужидкая земля… и резко выбрался страшный, огромный упырь. От него разило гнилью. Кривая, шишкастая голова с массивной челюстью, прожигающие огни-глаза – в них безумно пылает, кипит обжигающе-леденящая, парализующая злоба. Мощные лапы и уродские когти, которые не только способны взмахом выпустить кишки – именно этими когтями он разрывает и потрошит… Упырь завыл истошно и адски, вой перешел в рык и какой-то утробный хруст, и он бросился прямо на меня. Книга содержит нецензурную брань.

Ночной охотник

Я смотрю в темноту. Виднеются огни. Маленькие. Далекие. Словно кто-то там, наверху, разбил на мелкие кусочки хрусталь.

Отсюда, с холма на пустыре, виден вечерний город.

Тоненькая полоса зарницы на горизонте. Солнце еще не совсем зашло. Но скоро оно зайдет. Я люблю закаты. И мне не нравится восход. Потому что он таит в себе противоположное ночи и темноте. Потому что он — часть чужого мира.

А город красив. Обаятелен. Его вечерние огни тоже похожи на хрусталь. Они сейчас тусклые, как огни наверху. Скоро они будут ярче. Гораздо ярче. И тогда будет виден контраст — контраст дня и ночи, света и тьмы.

Жизни и смерти.

Я люблю выходить на охоту и видеть этот самый контраст. Он придает процессу поиска жертвы свой, особенный чувственный оттенок, насыщает азарт полнотой.

И мне нравится появляться внезапно, словно черная молния, из темноты. И похищать свою добычу. Из света во мрак.

Мрак. Прекрасный, животворящий, бесценный… Красное на черном. Красная, свежая кровь, пролитая на черных улицах этого красивого, кое-где усеянного огоньками, а местами мрачного и темного, города. Города, стоящего под куполом хрустально звездного неба…

Уже совсем стемнело.

Жанна возвращалась домой.

Сегодня ночь была на удивление спокойной и тихой. Что и говорить — чудесная летняя ночь! Звезды горели ярко, вызывающе — казалось, что сегодня они ближе, чем обычно, что они вдруг решили ненадолго оторваться от бездны, отойти от нее, и приблизиться к грешной земле. Решили посмотреть поближе, что же там, внизу, творится. Что еще задумали эти странные, глупые смертные. Где-то за нелепой ночной тучкой, которой тут сегодня на небе просто не место, пряталась луна. И ни шороха, ни дуновения. Улицы застыли, замерли. Поэзия, что и говорить. Может, погода решила устроить сеанс романтики для одиноких сердец.

А может быть, было так тихо потому, что время действительно позднее. И райончик довольно-таки глухой, безлюдный.

Жанна вдруг еще раз спросила себя, что же она делает тут в такое время, почему до сих пор не дома. И какой злой рок завел ее в эту глухомань. Ведь можно же было добраться до дома другим путем, более светлым и теоретически безопасным. Конечно, пришлось бы увеличить расстояние, дать большой крюк, что тоже не всегда безопасно — мало ли ненормальных сейчас бродит по улицам города. Есть и такие, которые отнюдь не предпочитают темных переулков — наглые, расчетливые, хитрые и непредсказуемые. Но все равно, со светом вокруг, с привычными блесками реклам и светом фонарей, шумом ночного города, как-то надежнее и спокойнее на душе.

А тут… Переулок-тупик. По пути встретилось всего два-три фонаря в нормальном рабочем состоянии.

Ну и пусть, вдруг решила она. В конце концов, она не так уж и беззащитна, как может показаться на первый взгляд. С приемами самообороны знакома не понаслышке, за себя постоять вполне сможет. А переулок хоть и глухой, заброшенный, но знакомый. Днем она не раз проходила этой дорогой. Да и вечерами ее здесь еще никто не трогал. Возможно, это просто везение. Но ничего, раньше везло, значит, повезет и сейчас. Хотя… Всякое может быть.

По натуре Жанна была смелой, решительной и отчаянной. И еще любила романтику. Романтику тихой летней ночи. Поэтому мрачные мысли скоро отступили.

К тому же, настроение у нее такое, что лучше одиночества ничего придумать нельзя. Надо побыть наедине с собой, поразмышлять… Нет, размышлять, пожалуй, как раз и не стоит. Просто идти, идти, наслаждаться ночным одиночеством. И тишиной. Может, удастся уйти от реальности, в которой ее снова постигло разочарование. Причем разочарование в самом дорогом сердцу — в человеке, которого она любила. Это страшно. Это больно. Но такова жизнь…

Да, видно, не судьба им с Владимиром быть вместе. Не судьба! Он ее не любил, а всего лишь использовал. И это выяснилось сегодня, совсем случайно. Ситуация оказалась до жути типичной: он страстно целовался с другой, он был полностью в ее распоряжении… И эта его краля, судя по всему, хотела его тогда прямо на месте, оба просто едва сдерживали себя. Куда уж красноречивее. Жанна все видела собственными глазами, и этого было достаточно. Завтра она его просто пошлет куда подальше. Возможно, на три веселые буквы. Или все же стоит обойтись покультурнее, сохранить достоинство?

«Даже не знаю, как быть. Ладно, там видно будет, что дальше. А сейчас… Не думать ни о чем. И все».

Вокруг благодать… Темнота. Покой. Тишина.

Вокруг ночь. Долгожданная ночь. Моя ночь. Ночь охоты. Я чувствую, как временами по телу пробегает приятная, легкая дрожь, когда иду по улице, а мимо проходят… аппетитные экземпляры. Взять хотя бы вон ту красотку, в летних джинсах и футболке. Возбуждена — это чувствуется издали. Хотя и старается сдерживать себя. Девочка с темпераментом. Обожаю таких. Обычно они сопротивляются. И иногда довольно умело. Мне даже забавно расправляться с такими. С ними можно повеселиться от души. А момент, когда я вижу их страх — страх перед чудовищем, монстром — когда я вижу отражение суеверного ужаса… Это заводит.

АЗАРТ!

Она меня не замечает. Меня вообще практически никто не замечает. Охотник должен уметь маскироваться. Особенно в среде, где каждый по сути является потенциальной добычей. Ведь действовать в открытую нельзя. Это неудобно. Это опасно. Наша жизнь отнюдь не так безбедна, какой могла бы быть, если бы не… Если бы не было на свете тех, кто знает, жилось гораздо легче. Но они есть. И они тоже могут начать охоту. Но до меня не доберутся. Кишка тонка. В данный момент их рядом нет. Правда, парочку минут назад мелькнул один тип, но этот не в счет. Он не может быть Убийцей. Я это чую.

И еще я чую, что развязка близка. Моя красотка сама придет в ловушку, не нужно даже применять мои способности к Зову. Зов — это штука сильная. А красотка относится к тому типу жертв, которые принимают мыслеимпульсы особенно чутко. Так что зов не нужен. Я просто немножко послушаю ее мысли. И сделаю небольшое внушение.

Она идет во тьму. Туда, где мы встретимся, и она заглянет в мои глаза, и поймет… но будет уже поздно.

Это отлично. Сегодня мне повезло. Мне обычно всегда везет перед наступлением полнолуния.

Ну и ладно.

Благодать…

Чудная ночь. Приятная. Красота!

Так и хочется остаться здесь, погрузиться в эту чистую ауру, раствориться в ней…

Жанна невольно замедлила шаг.

Да, судьба нередко преподносит нам такие сюрпризы, что мало не покажется. Она — жестокая дама, и не любит церемонится. С ней плохи шутки. И если все ее выходки принимать слишком серьезно, слишком близко к сердцу, то можно нанести себе глубокие раны, от которых нелегко избавиться. И помимо ударов, нанесенный судьбой, ты будешь страдать еще и от собственных. А это вдвойне тяжко.

Лучше отвлечься, уйти мыслями далеко-далеко. Жанна вспомнила, как когда-то, еще лет двенадцать назад, мама учила ее ко всему относится спокойно, как к мудрому решению свыше. Какими бы коварствами не угощала жизнь, всегда справедлива одна истина: впереди — светлое будущее. Все будет хорошо.

И плевать, пусть этот лицемер остается со своей подружкой. Пошли они оба в…

А ведь все могло быть гораздо лучше, если бы не выяснилась истина. Заблуждение было таким… прекрасным.

Жанна поймала себя на этой тупой мысли. Стоп. Что за чушь лезет в голову? Нет, видимо, не так это просто — взять и прервать красивую иллюзию на самом интересном месте. Владимир, Вовка, Вовик… Сволочь и козел. Прощай. Прощай навсегда. Всё.

Она вскинула голову, распрямила плечи, снова отбросила мысли. Бодрый шаг, глаза устремлены вперед. Для полного эффекта вспомнила один хороший мотив, и стала мысленно напевать его. Словом, вперед — и с песней!

Но прокрутив песню один раз, повторять ее не захотела. Нужно было что-нибудь другое. Вот только что?

Ничего подходящего… Правда…

Скоро вспомнился Виктор Цой, и почему-то его «Звезда по имени Солнце». А Жанна любила Цоя. Хорошие песни. Из разряда тех, что навсегда.

«…Красная-красная кровь, через час уже просто земля…»

Пришло время немного поразвлечься. Я послушал ее размышлизмы. Так себе. Любовь, страдания и прочая херня. Наиболее эмоциональные и яркие мысли я слышал довольно четко. И вот — подловил ее. Нашел момент, и применил легкое внушение.

Подействовало. Моя жертва снова сбавляет ход. И поворачивает в нужную мне сторону. Сама того не осознавая. Хорошая девочка. Хорошая…

Как она тут оказалась?

Какой-то пустырь. Которого быть не должно. Вообще не должно. Вот это и называется — ноги занесли. Конечно, Жанна хотела отвлечься. И ни о чем не думать. Вообще. Но не до такой же степени… Цель-то была не голову полностью отключать, а про предателя Володьку забыть. Вот и забыла, блин.

Пустырь не особо большой. Здесь когда-то что-то строили. Но не достроили. Да. Так бывает. Все, что не завалено обломками и мусором — заросло каким-то драным кустарником. Вот уж точно — не лучшее место для прогулки. Надо выбираться отсюда.

Или… не надо?

Что-то ее звало. Вон туда, прямо в кусты. В самое мрачное место на пустыре. В черное пятно.

Но звало неотвратимо. Да, там есть кое-что — интересное, манящее. Судьбоносное. Надо туда…

Шаг.

Еще шаг. Моя девочка идет ко мне. Плотоядно облизываюсь. И предвкушаю. Черт возьми, как же это прекрасно, когда жертва — не просто жертва. А еще и такая… Ух, повеселюсь.

Шаг. Еще шаг. Если бы Жанна могла осознать, что в голове туман — она бы не поверило в это. Это не сон, не наваждение. Просто она идет туда, куда надо. Именно ей. И именно сейчас.

До цели остается немного. Совсем чуть-чуть. Но как же непослушны вдруг стали ноги… Как ватные? Да, точно. Жанна не раз слышала это выражение, но считала его глупостью. Когда ты молодая и сильная, поддерживаешь себя в форме, то ноги не могут быть какими-то «ватными». Она почему-то зацепилась за это слово, за эту метафору. По-дурацки. Навязчиво.

И обнаружила, что мысли потеряли всякую связность. Встрепенулась.

Словно очнулась. Сбросила пелену дурмана.

Громом ударило: что она вообще здесь делает?!

Я на секундочку упустил контроль над ней. Не случайно, нет. Специально и продуманно. Я играю. Ведь это так нереально заводит — играть с жертвой. Пусть не будет бездушной куклой. Пусть осознает, что влипла.

Она близко.

Она не уйдет, не сбежит. Никуда не денется. Мои сети надежны. Пусть птичка побрыкается…

И тут я слышу легкий шорох.

Нет, моя жертва стоит на месте. Пытается сбросить наваждение. Мотает кудрявой головой. Пошатнулась, отступив чуть назад.

Но этот шорох не от нее. Нет, вовсе нет! Кто-то… посторонний.

Точно! Однако, этого не может быть. В принципе не может быть. Никак. Постороннего я проворонить и допустить к себе близко не могу. Без моего ведома ко мне никто и никогда не подкрадется. Ни за что! Я опытный. Беспощадный. Быстрый. Так что там за дрянь умудрилась подкрасться ко мне? Да еще практически незаметно.

Вот только шорох выдал тебя, урод.

Я оборачиваюсь резко, со всей доступной скоростью. А она у меня — нечеловеческая. Потому что я не человек, и причем давно. И оборачиваюсь не просто так. Нет. Мой оборот — это атака. Удар. Беспощадный. Молниеносный. Хитрый. Убивающий.

Только так.

Ибо того, кто подкрадывается ко мне, можно встретить одним способом. Убить.

Мой удар силен и стремителен. Он должен вспороть чужаку горло. Еще не видя его глазами, я чую, где его горло.

Но что это?

Рука натыкается, будто сталкивается с чем-то. Чем-то тонким, но твердым. Рассекающим. И горячим. Это что-то не просто препятствует удару, а входит в плоть и тут же выходит, но с другой стороны. Чую жгучую боль, которая лизнула руку.

И вижу, как что-то отлетает.

От руки.

Стоп. А где рука? Где кисть? Почему вместо руки жалкий обрубок? И что за хрень хлещет из обрубка?

Я не кричу от боли — я рычу от ярости. Ухожу в сторону, пригибаюсь, подло атакую черную тень, которая держит в руках меч — и умудрилась отсечь предплечье. Кто ты, гаденыш? Почему двигаешься так быстро? Нет, тебе не уйти — я быстрее! Даже раненый серьезно. Рука, может, и отрастет, если я обращусь к Богине, моя вера будет крепка, и я смогу преподнести ей то, чего она желает. Но это позже. Сначала я разберусь с тобой, недомерок. Кто бы ты ни был.

Око за око. Рука за руку. Посмотрим, как ты задергаешься, когда я поотрываю твои конечности, а потом буду отгрызать плоть кусок за куском… Или просто отдам тебя на растерзание низшим, тем, кого Убийцы называют кладбищенскими упырями…

Недомерок изворачивается, отскакивает в сторону. Я следую за ним. Коварный бросок с подвохом — отвлеку его, потом резко садану в глаза, вопьюсь в горло… Главное — обойти чертов меч. Но это не помеха.

Лезвие блеснуло там, где я и планировал. Делаю вид, что буду атаковать справа. Тут же меняю траекторию. Человеческая реакция против моей — это тормоз. Ты как обкуренный ленивец, падла. Держись…

Но внезапно тень подалась вперед, слегка повернулась. Это показалось, что слегка. Во мраке мелькнуло лезвие. Но уже там, где я не ожидал. Надо срочно уклониться, убрать голову… Что-то впивается в шею. Прорезая кожу. И плотные мышцы. Какой-то миг обострившиеся чувства передают противный хруст, потом в голове что-то трещит…

Меня будто прошибает несущийся на полной скорости грузовик. Мир завертелся вокруг бешеной вьюгой. Мелькает чернота звездной ночи. Звезды сливаются в полосы. Потом — приближается грязная, усыпанная мусором и ветками земля. Я ударяюсь об нее лицом, прикусив острыми зубами язык. Чуть не откусил, но это не страшно. Заживет. Клыки клацнули, словно затвор пистолета. Я как-то странно перекатываюсь, не чувствуя тела. Через лоб. Потом бьюсь виском об твердую землю.

Хочу подняться, встать.

Изо рта хлещет кровь.

Рядом расползается лужа.

Где-то в паре шагов кто-то безголовый, одетый как я, и наполовину безрукий — пытается махать конечностями, дергается, нервически встряхивается. Падает на колени, машет бессмысленно и широко уцелевшей рукой. Нелепо то ли привстает, то ли подпрыгивает.

А потом тяжело, нехотя, валится на землю.

И тут я понимаю, что произошло.

Отрубленная башка глазела в упор, не мигая. Вампирская рожа скалилась, пытаясь что-то сказать. Или плюнуть вонючей кровью.

Антиупырь по привычке взмахнул мечом. С лезвия, как и обычно, слетели капли. Не оставив на стали ни следа. Рукоять удобно и привычно лежит в ладони. Сталь крепка, легка, и прочна. Где-то внутри — пламя. Разгорелось. Как и положено. Сердце стучит учащенно. Но скоро успокоится. Прилив адреналина. Все под контролем.

Вампир был не из простых — сильная и тренированная тварь. Ловкий и хитрый охотник. Тот, что живет, охотится и убивает уже не первый десяток лет. Старая гвардия — фанат своей богини. Приближен к жрецу.

Но теперь — все. Кончились игры.

Башка глазела. Рот кривился. То ли от боли, то ли от злости. А может, и от того, и от другого. Это неважно. Важно то, что тварь пока жива. Добивать смысла нет. Обезглавленное тело монстра уже не склеить. Тело бьется в агонии. Вампир это видит. И его глаза горят ненавистью.

Антиупырь крепче сжал меч. Прожег ответной ненавистью подыхающую тварь. Получай, гнида. Так и надо. На твоей совести — сотни загубленных жизней. Ты убивал. Не стесняясь в средствах. Не гнушаясь ничем. Не ради жратвы. Вампиры пьют кровь. Это их суть. Но этот… этот убийца. Убивал ради того, чтобы развлечься. Предпочитал женщин и девушек. Чтобы сначала долго и извращенно насиловать. И медленно, наслаждаясь, убивать.

Но все это в прошлом.

Сколько таких тварей удалось обезвредить за последние годы?

Сколько еще бродит по земле, губя жизни?

Антиупырь задавался этим вопросом каждый раз. И каждый раз ответ не радовал. Но и не огорчал. Только взгляд, прожигающий ответной ненавистью, с каждым разом становился страшнее. С каждым разом ответная ненависть становилась осознаннее.

Каждый раз он убеждался, что не свернет со своего пути. И что этот путь — единственно верный.

Не было только слов.

Ненависть оставалась молчаливой.

Он повернулся к девушке — та стояла, ни жива ни мертва. В шоке. Ну, это понятно. И не ново.

У нее тоже не было слов.

Глаза расширены от ужаса. Рот подрагивает. Слова рвутся наружу. Или крик?

Надо убрать меч. Что Антиупырь и сделал. Не сводя взгляда с девушки. Потом догадался отвернуться. Нет, не нужно. Не нужно, чтобы она видела этот взгляд. Это лицо. Хотя какой там! На пустыре темно. Видимость хреновая. Но она может почувствовать. То, что бушует внутри после убийства вампира, нельзя не почувствовать со стороны.

Он подумал, что мог бы успокоить ее. Подойти, обнять, поговорить. Сказать, что все в порядке. Что теперь все хорошо. Что ее не изнасилуют. Не замучают. Не заставят молить о смерти, чтобы потом, наслушавшись, отгрызть язык. Вампиры делают такое. Нередко.

Он подумал, что мог бы назвать ей свое имя. По-простецки так сказать: «Меня Серегой звать, а тебя?»

И познакомиться с ней. Снова сказать, что все будет хорошо. Что он отведет ее домой. И что ей больше никто не будет угрожать.

Но только подумал. Не сказал. Нельзя говорить. Нельзя врать о безопасности. Нельзя отводить ее домой.

Потому что она — меченая. Из-за нее убили вампира.

Потому что на нее будет продолжаться охота. Ей будут мстить. Мстить за этого высокопоставленного засранца, что все еще пялится и скалится, никак не желая успокоиться. Даже с отрубленной головой.

Обморок спасает девушку от избытка впечатлений. Она медленно, закатив глаза, оседает на землю. Антиупырь подскочил к ней, подхватил. Медленно и бережно уложил.

Сначала надо убрать и закопать труп вампира. Башку отдельно, тело отдельно. Осиновый кол в сердце. Для надежности. Кто его знает. Вампы живучие. Да и на душе так спокойнее будет. В последнее время не покидало чувство, что их силы растут. Магия крепнет. Грядет что-то очень, очень нехорошее. Вампиры в своих стаях занимаются черными делами. Разводят мутантов. Вон, богиня ихняя жертву новую требует. Силы набирает.

Так что надо все сделать, как полагается.

— Все будет хорошо, — все-таки выговорил Антиупырь.

Огни города — где-то далеко, очень далеко, — пытались сделать из ночи день. Но для кого-то другого. Не для него. Не для этой девушки.

Луна смотрела нагловато, выглянув из-за нелепой тучи.

— Все будет… хорошо.