Смерч из параллельного мира

Рашид Варисович Гизатулин, 2021

Мои книги с рассказами для подрастающего поколения написаны с большим энтузиазмом. По написанию этих книг я руководствовался фантазией, реальностью нашего бытия, со сказочным вымыслом, в современном стиле и уходящим в глубь веков. Все мое писательское воображение было целеустремлено написать рассказы так, чтобы мальчикам и девочкам действительно было интересно читать и обязательно, чтобы эти рассказы были поучительны и повышали интеллектуальные способности каждого из них, Познавая наш мир, как с плохой, так и с хорошей стороны, стремлением к возвышенному, о чем ярко написано на задней стороне обложки. И судя по отзывам из школ Саратовской и Волгоградской областей, в которые я дарил свои книги, у меня получилось , что до сих пор иногда поступают телефонные звонки с вопросом: «Дядь Рашид, а вы еще что-нибудь написали?» Странно, думаю я, откуда они узнают мои телефонные номера, мистика какая-то. Впрочем, почему и нет. Наверное, они уже с дальних расстояний могут осуществлять свои желанья.

Кораблик

Пригородная электричка, печально перестукивая железными колёсами по рельсам, везла маленького Серёжу с папой к тёте Тане в деревню.

Серёжа, насупившись, в сером пуховичке с откидным капюшоном и в красной вязаной шапочке на голове, сидя с противоположной стороны от папы на откидном кресле, с грустью наблюдал в окошко за пролетающими серыми зданиями, машинами на дорогах, полями и лесопосадками, где повсюду было много снега.

Серёжа категорически был против этой поездки.

Во-первых, он был не маленький, как ему постоянно по делу и без дела твердили мама с папой, а было ему уже целых пять лет, которые исполнились на прошлой мартовской неделе. Во-вторых, он даже и не знал эту самую тётю Таню, старшую сестру папы, которая, по словам родителей, была очень доброй, у которой в летней кухне стояла очаровательная русская печь, и в этой печи она пекла расчудесные пироги с яблоками и капустой. А когда у неё было прекрасное настроение, то она становилась совсем доброй и по желанию могла испечь воздушные калачи, правда, пекла она их не часто.

И Серёжа никак не мог понять: тётя Таня на самом деле была очень доброй или по желанию, когда у неё было хорошее настроение, но это крайне редко.

Маленького Серёжу с его отрицательным мнением против этой поездки даже и слушать никто не хотел, и участь его на ближайшие две недели была решена бесповоротно.

«Да и как тётя Таня могла отказаться, — горестно рассуждал Серёжа, — если папа с мамой пообещали ей кучу подарков из туристической поездки по Египту?..» А ведь он тоже с удовольствием поехал бы в Египет, а не к этой тёте Тане.

Но тем не менее с мнением родителей Серёже пришлось согласиться. Да и как не согласиться, если мама сильно плакала, горько сожалея о какой-то загубленной молодости, стала бросать немытые тарелки в растерянного папу и говорить, что, кроме этой кухни с кастрюлями, сковородками и с пелёнками, она больше в своей жизни ничего и никогда, наверное, не увидит. Серёжа за всё своё долгое пятилетнее проживание с родителями маму в таком несчастном виде видел впервые, ему стало жалко её и страшно за папу, который, испугавшись, закрылся в ванной.

Серёжа после всего этого подошёл к маме, обнял её за ноги двумя руками и проговорил: «Я обязательно поеду к вашей тёте Тане, ты только, мама, не плачь и не ругайся на папу, и с Египта мне ничего не везите, не надо, а купите мне в магазине кораблик, который вы мне обещали купить на мой день рождения, да так и забыли».

Мама нежно погладила его по голове, взяла на руки и, поцеловав в щёку, сказала: «Какой ты у меня большой и понятливый, и я тебя очень и очень люблю».

А на следующий день, проснувшись, он увидел на столе красивую коробку. Открыв её и достав оттуда светло-зелёный кораблик, Серёжа долго и радостно любовался им — с самыми настоящими мачтами, белоснежными парусами, каютами и трюмом под палубой. Этот кораблик он обязательно возьмёт с собой в деревню, потому что уже весна, и он так же, как когда-то папа, будет пускать его по ручью, но только этот кораблик будет самый настоящий, а не такой, какой был в детстве у папы — самодельный, с гвоздиком посередине…

Пригородная электричка, изредка делая кратковременные остановки, то уменьшая, то увеличивая скорость, порядком уже надоевшая своими перестуками, всё везла и везла Серёжу в неведомую даль. Папа несколько раз пытался завести разговор и развеселить нахохлившегося и недовольного Серёжу, но в ответ лишь слышал: «Ага, сами вот в Египет, а ты куда подальше, не мешай». И вот папа, весело смеясь, объявил: «Ну, вставай, подъезжаем, капитан дальнего плавания!» Электричка, снижая скорость и плавно притормаживая, приближалась к населённому пункту, именуемому «в деревню к тёте Тане». В правой руке, прижав к груди, Серёжа держал картонную коробку с корабликом, которому в скором времени будет суждено отправиться в далёкое кругосветное плавание, но он этого ещё не знал.

* * *

Русская печь в летней кухне действительно была очаровательной. Она была большая, посередине — полукруглое отверстие, напоминающее нору, внутри которой переливались малиновыми угольками сгоревшие поленья. А на большом противне пёкся самый настоящий яблочный пирог, словно излучая с этой самой норы малиновыми искорками такие ароматные запахи, что никакими ручками или карандашами на бумаге в совершенстве, доподлинно, красноречиво всё равно не описать, всё это нужно увидеть и вдохнуть самолично.

А самое главное, на печи можно было спать. Маленький Серёжа, сидя на самом верху, раскрасневшийся и вспотевший, размахивая руками, восклицал: «А ну-ка, печь, по щучьему веленью, по моему хотенью поехали к царю жениться на его дочери Несмеяне!.. Похож я, тётя Таня, на Ивана-царевича?» Папа с тётей Таней весело смеялись, дружно кивали головами: похож, похож, и просили слезть с печи. Тётя Таня на самом деле оказалась очень весёлой и доброй.

Маленькому Серёже вечером, когда они с папой отдыхали, напарившись и искупавшись в жарко натопленной бане, вдоволь набаловавшись с маленьким и смешным козликом Кузей, стало как-то даже немножечко неудобно перед тётей Таней, что он поначалу плохо о ней думал и не хотел ехать в деревню. И вообще, решил он, здесь всё так здорово, что он теперь всегда будет сюда ездить, а не в какой-то там неизвестный и далёкий Египет.

Лёжа на мягкой, словно воздушной перине, мысленно бросая большие и увесистые камни в египетскую пирамиду, Серёжа засыпал радостным сном.

* * *

На следующий день, ближе к обеду, попив чаю с расчудесным яблочным пирогом, тётя Таня с Серёжей пошли провожать папу до электрички. Папа пытался отговорить тётю Таню: «Я и сам не спеша дойду, в одиночестве». Но тётя Таня убедила папу. Во-первых, у неё закончились сахар, соль и спички, во-вторых, Серёже надо срочно купить сапожки, потому что здесь скоро будут такие лужи да ручьи, что это просто необходимо, а ещё ребёнка надо почаще кормить хорошим российским шоколадом, это способствует умственному развитию.

Серёжа был так польщён особым вниманием к его персоне, что окончательно зауважал добрую тётю Таню. Всю дорогу до самой электрички, крепко держась за руку тёти Тани, неуклюжими быстрыми шажочками, со съехавшей набок красной вязаной шапочкой на голове, он едва поспевал за ними.

К перрону подошли в самый раз, вовремя. Показавшаяся вдалеке электричка быстро приближалась. Перед самым перроном, плавно тормозя, заняла своё положенное, место, раскрыв двухстворчатые двери. Прощание было недолгим, в основном папа давал напутствия Серёже: туда не ходи, где-нибудь не упади, тётю Таню слушай, а главное, от больших ручьёв держись подальше. Серёжа всё это внимательно слушал, согласно кивая головой, весело поддакивал и на прощание попросил, чтобы они с мамой не переживали и особо за ним не спешили, ему у тёти Тани очень нравится, и он ещё немножечко подумает и, может быть, останется здесь навсегда, чем очень развеселил тётю Таню и папу.

По дороге домой они зашли в магазин и купили коричневые резиновые сапожки, большую плитку российского шоколада, сахар, соль и спички.

Весеннее мартовское солнце, словно соскучившись за время полусонного состояния в зимние месяцы, щедро дарило своё тепло всему живому и неживому. Во дворах радостно гоготали гуси, покрякивали утки, большие и маленькие собаки дворняжки доверчиво подбегали к людям и радостно виляли хвостами. С крыш домов, блистая от солнечного света, хрустальными гирляндами с сосулек падала весёлая капель, от дворов и по дорогам текли небольшие ручейки, весело предвещая начало дружного таяния больших сугробов.

Маленький Серёжа со вчерашнего дня всё это видел впервые, он словно переселился с одной планеты на другую. На этой планете тёти Тани не было многочисленных машин, едущих плотными рядами, не было многоэтажных серых зданий, не было большого скопления людей, спешащих кто куда, абсолютно не замечая друг друга. Здесь было всё намного проще, как-то уютней, спокойней, а главное, все встречные прохожие здоровались друг с другом, обменивались новостями и, желая друг другу крепкого здоровья, шли дальше.

Подходя ближе к дому, тётя Таня рукой показала на близко расположенную равнину, которая с небольшим уклоном уходила вдаль к деревенскому пруду. «А вон там, — объясняла тётя Таня, — начинается овражек. Туда скоро будет стекать большой ручей, там образуется заводь, и в ту заводь с пруда заплывает дедушка Водяной. Иногда он жалобно плачет и жалуется, как ему тоскливо и одиноко. Близко туда не подходи, а то утащит». Серёжа нисколечко не испугался этой страшилки: «Ну и чего тут такого?! Я как дам ему в лоб, чтобы не озоровал, он меня сразу и отпустит!» На что тётя Таня ответила: «В том-то и дело, что в лоб дать не успеешь, потомучто утонешь». На этом разговор о Водяном и был закончен.

Вечером Серёжа попросил добрую тётю Таню ещё раз истопить баню. Напарившись и помывшись под её пристальным присмотром, закутанный в белоснежную простыню, разомлевший и счастливый, сидя неподалёку от печи, вдыхая ароматы пёкшегося воздушно-пышного калача, прихлёбывая из голубой чашечки чай с малиновым вареньем, Серёжа радостно восклицал: «А всё-таки здорово, что я не поехал в Египет! И вообще, я остаюсь жить здесь, а уж они там как-нибудь без меня».

А ночью Серёже снился сон, как будто дедушка Водяной с большим синим носом и густыми водорослями на бороде, схватив его за ногу, пытался куда-то утащить. Серёжа, сжав кулачок, пытался ударить мерзкого старичка в лоб и пронзительно кричал. Тётя Таня несколько раз подходила к кровати, после чего разожгла в углу перед иконами лампадки и некоторое время молилась, прося о чём-то Господа Бога.

* * *

Весеннее солнце невидимыми лучами словно старалось как можно быстрее расправиться с таяньем снега. По улицам вовсю шумели, словно переливчатыми трелями, на разные мелодии ручейки.

Папа и мама уже несколько раз звонили по сотовому телефону тёте Тане, передавая приветы Серёже, и уже немного сожалели, что не остались в деревне. Серёжа, радостно прихлопывая ладошками, восклицал: «Ага, не захотели у нас отпуск провести, вот и мучайтесь от жары!» Тётя Таня строго посмотрела на Серёжу и сердито сказала: «Такие нехорошие слова никогда, ни при каких обстоятельствах говорить нельзя, пусть даже и в шутку».

Серёжа поспешил на улицу, обиженно бурча себе под нос: «Вот возьму да уеду… Станешь старой, так и баню истопить будет некому…»

На улице Серёжа увидел мальчиков и девочек примерно своего возраста, пускающих по ручейкам самодельные кораблики, игрушечные лодочки и даже просто щепочки, соревнуясь, чьи кого быстрее обгонят. Он тут же хотел примкнуть к этой весёлой компании, но вспомнил, что у него есть самый настоящий кораблик, купленный папой специально для этого развлечения.

Вернувшись в дом, взял кораблик и, выбегая со двора, крикнул тёте Тане, находившейся в кухне: «Я немного поиграю на улице!» Подпрыгивая и покачиваясь из стороны в сторону, как самый настоящий заправский матрос, прибывший из дальнего плавания, переживший на корабле штормы и бури, мальчик подбежал к шумной детворе. В его маленьких ручонках, поблёскивая от солнечного света, красовался самый настоящий кораблик ярко-зелёного цвета — мечта всех деревенских мальчишек, а не какой-то простой деревянный обструганный под кораблик брусочек с гвоздиком посередине и картонкой вместо паруса, о котором ему рассказывал папа, живший в детстве в этой самой деревне.

Мальчишки, обступившие полукругом Серёжу, с завистью осматривали, ощупывали и оценивали кораблик, совсем позабыв про свои щепочки и дощечки. «Вот это да! А у нас в магазине лишь лодочки, а корабли всё обещают да обещают». Лишь только один мальчик, намного старше всех остальных, с рыжими волосами и конопушками, нахмурив брови, проговорил: «Всё это ерунда, в ручьях он утюг утюгом». «Сам ты утюг», — сердито ответил Серёжа и пошёл к ближайшему большому ручью.

Неуклюже нагнувшись, бережно двумя руками он опустил кораблик в ручей. Ярко-зелёный красавец, подгоняемый ветерком в паруса, по быстрому и шумному ручью стремительно понёсся вперёд под радостные возгласы детворы: «Вот это да! Вот тебе и утюг!»

Серёжа, счастливый и радостный, бежал вдоль ручья, окрылённый успехом: «Вот бы видел папа, вот бы и ему такой, когда он жил в деревне и был таким, как я!» Серёжа бежал и бежал за стремительно плывущим корабликом, он совсем позабыл о строгих предупреждениях папы и тёти Тани — не приближаться к низине большого ручья.

Он уже не слышал позади тревожные крики сверстников, которые давно остановились. Серёжа бежал за быстро уплывающим корабликом, не замечая, что снега становится всё больше и больше, и он намного рыхлее, чем там, наверху, а ручей совсем уже не ручей, а злобно бурлящая стремнина. И вот кораблик, сверкнув прощальным ярко-зелёным блеском, скрылся вдали.

Серёжа, провалившись по пояс, из последних сил барахтался в рыхлом снегу с водой и делал отчаянные попытки выбраться. Быстро намокающий пуховик неудержимо стал тянуть вниз, и там как будто кто-то неведомый, крепко схватив Серёжу за ногу, покрикивая от тоски и одиночества, потащил на дно оврага.

* * *

В это же самое время в летней кухне тётя Таня, тяжело охнув и схватившись правой рукой за левую сторону груди, медленно осела на пол. Она почувствовала что-то очень нехорошее.

А Серёжа, похожий на глубоководного водолаза в скафандре, плавно размахивая руками и ногами, медленно опустился на дно. Прямо перед ним, облокотившись о стенку оврага, сидело странное небольшое существо: оно напоминало светло-голубое желе, но очертаниями было похоже на человека. Только вот между пальцами на руках и ногах были сплошные перепонки, с подбородка свисала борода, похожая на водоросли, большой синий нос картошкой, оба глаза выпучены, а уши — словно лопухи, в которых вместо серёжек висели речные раковины.

Не обращая внимания на маленького Серёжу, странное существо держало в руках его кораблик, при этом, булькая и шкворча, как сало на сковородке при большом огне, издавало удовлетворённые звуки. Серёжа выхватил из его лап кораблик и возмущённо произнёс:

— Ты зачем поймал мой кораблик, который подарил мне папа? И вообще, кто ты такой?

Вращая выпученными глазами, странное существо весьма дружелюбно проговорило:

— Ну, во-первых, здравствуй, очень рад столь неожиданному и редкому посещению моей персоны. Во-вторых, я Водяной, и всё, что находится в воде в этих оврагах, прудах и притоках, — моё. Так что верни мне мой кораблик.

Серёжа, обеими руками прижав к груди своё сокровище, ответил:

— И не подумаю!

Странное существо, назвавшее себя Водяным, сев поудобней, пробулькало:

— Ну тогда давай меняться.

Серёжа, посмотрев на кораблик, ответил:

— Я вообще-то об этом ещё не думал. А что ты можешь предложить мне взамен?

— Твою жизнь, — ответил Водяной.

— А как это? Что это такое?

Водяной, недоуменно взглянув на мальчика, почесал перепончатой лапой свою лысую голову:

— Ну, как тебе объяснить, ты разве этого не знаешь?

— Нет, — ответил Серёжа.

— Ну, жизнь — это всегда, когда ты захочешь, можешь часами смотреть на синее-синее небо с облаками, ночами любоваться падающими звёздами, радоваться солнцу, ветру, дождю, ну, в конце концов, искупаться в моём пруду, а если ты злой и нехороший мальчик, то бросить камнем в лягушку.

Серёжа, булькая пузырями, засмеялся и, словно заикаясь, сказал:

— Да я это, это я и так имею, сколько хочу, — чем окончательно обескуражил Водяного. Он стал грустным и таким печальным-печальным, что Серёже даже стало жалко этого неказистого и, наверное, совсем одинокого существа, у которого, по-видимому, ничего и нет, кроме речных ракушек в ушах.

— А вообще, зачем тебе мой кораблик? — спросил Серёжа.

Водяной, словно встрепенувшись, ответил:

— Я хочу поплыть далеко-далеко в кругосветное путешествие, а вот такого кораблика всё нет и нет, одни только щепочки, неказистые лодочки да дощечки с гвоздиком посередине. А на них далеко не уплывёшь.

Серёжа радостно протянул обеими руками кораблик Водяному и сказал:

— Ну вот так бы сразу и попросил по-хорошему, а то дай, отдай взамен какую-то жизнь…

Водяной радостно забулькал большими пузырями:

— Ну тогда я тебе, кроме жизни, подарю ещё ракушку. Правда, она маленькая, окаменевшая и не очень красивая, но зато этой ракушке миллион лет.

И Водяной положил ему в карман пуховичка ракушку.

— Ну а теперь держись крепко-крепко за мою бороду, я тебе помогу добраться до берега. Там тебя, наверное, вовсю ищут! — И, обмотав маленького Серёжу водорослями от своей бороды для надёжности, стремительно поплыл в сторону берега…

* * *

«Ну а потом?» — спросите вы.

А потом Серёжу с температурой лечили. Подарки, привезённые тёте Тане, возмущённые папа и мама отдавать сперва не хотели. Серёжа кричал, что тётя Таня ни в чём не виновата, это он сам туда побежал, не послушав её. И вообще, его спас дедушка Водяной, которому он подарил кораблик, а не тот рыжий мальчик с его папой, которые могли бы и не делать ему искусственное дыхание и которым зазря дали медаль за спасение утопающих.

После этого подарки тёте Тане сразу отдали, а мама, чем-то сильно напуганная, куда-то убежала и вернулась уже с доктором, который Серёжу лечил. Он сказал, что всё самое страшное позади, и сделал ему больнющий укол. Серёжа про Водяного больше никому не рассказывает, а то опять придёт доктор…

Потом тётя Таня с папой жарко истопили баню. Когда на небе стали появляться звёздочки, папа, мама, тётя Таня и Серёжа, счастливые, сидели неподалёку от печи за столом и пили чай с душистым малиновым вареньем, ожидая пирог с капустой, который был вот-вот на подходе. Мама, весело смеясь, радовалась, как здесь всё прекрасно, а маленький Серёжа, с загадочной улыбкой поглядывая в своей ладошке на окаменевшую ракушечку, которой миллион лет, размышлял: «А домой, наверное, ехать всё-таки придётся. Мама с папой будут сильно переживать…»