Золото Дункеля

Рафаэль Тимошев, 2021

Гражданская война в России. При освобождении одного из городов чекистами обнаружен любопытный документ – личное поручение адмирала Колчака обеспечить проход тайной группы к войскам главнокомандующего Северной области генерала Миллера. Соединение с англичанами и Миллером было важным стратегическим замыслом «Верховного правителя России»… Получена информация, что с ними особый груз – ящики с драгоценностями, – а возглавляет группу отъявленный негодяй – некий штабс-капитан контрразведки Дункель.

Глава 2

Моторка, мчавшаяся вверх по течению неширокой таежной речки, внезапно сбросила ход, проскользила по набегавшей воде еще метров двадцать, развернулась в сторону правого берега и, плавно, тихо урча мотором, прошла к узкому пятачку пологого схода к реке; вдоль днища, от носа до середины решетчатого настила, мягко прошуршал песок — набежав на берег, лодка замерла. Трошка, то есть Трофим Звонарев — коренастый, в фуфайке, лет двадцати светловолосый парень с ямочками на щеках, — заглушил мотор и, шмыгнув носом, весело кивнул сидящему впереди, рядом с девушкой, пассажиру:

— Приехали, Пашка! Это Гнилуха и есть. Лови — не хочу! Рыбы — навалом!

Павел — высокий худощавый юноша, на вид лет на пять постарше своего приятеля, в стеганой пятнистой куртке и той же расцветки бейсболке, — осторожно, стараясь не раскачивать лодку, поднялся со своего места и обернулся в сторону леса; оказавшись глазами чуть выше уровня нависавшего берега, он восторженно было оглядел широкую, вытянувшуюся вдоль опушки поляну, покрытую рослой, уже желтеющей травой, но тут же отчего-то помрачнел, перевел взгляд на усмехающегося кормчего: молодое красивое лицо Павла, которому темная двухдневная щетина лишь придавала изящный мужественный вид, теперь выражало недоумение — ничего особенного в этой мирной, спокойной картине таежной природы не было…

Два дня подряд Трофим возбуждал его воображение рассказами о загадочном месте у таежной речки — пустынном, диком, богатом зверьем и с хорошей рыбалкой, но слывшем средь охотников дурным и темным из-за происходивших на ней странных, а порой и трагических случаев. Павла же всегда тянуло к загадочному и необычному… Особенно к тайге, к таежным приключениям. И виной тому, вероятно, рассказы дожившей до девяностолетия прабабки, в молодости вдоволь побродившей по таежным дебрям; и, видимо, оттого, едва женившись на Даше Звонаревой — старшей сестре сидящего позади лихого кормчего, — он страстно желал приехать к ее родным, в таежную Глуховку… А тут шурин со своим таинственным притоком… Но ничего необычного здесь не было…

Он еще раз оглядел поляну, всмотрелся в темнеющий вокруг лес, зеленый мыс справа, из-за которого шумно выбегала таежная речка, и вновь с сомнением посмотрел на парня:

— Неужели та самая Гнилуха?

— Она и есть.

— И рыбы много?

— Уйма! — провел тот ладонью по шее. — Хариуса — тьма! Сам увидишь. Через полчаса — ведро, не меньше…

— Значит, здесь и ловят?

— Не-е, — протянул парень. — Говорю же, наши мужики эти места не любят… Ну что… выгружаемся?

Даша в толстой спортивной куртке, как и брат белокурая, круглолицая, с милыми ямочками на щеках, подняла на мужа ясные голубые глаза; ее носик сморщился:

— Выгружаемся? Ты первый…

Павел, качнув лодку, спрыгнул на песок:

— Давай руку…

Он помог жене сойти, она огляделась:

— День-то, теплый какой!

— Денек что надо, — подал голос Трошка, опускаясь в воду. — На заказ! В нашем октябре не часто бывает… Будьте там, я стану подавать вещи…

Действительно, стояла тихая ясная погода. Над макушками могучих кедров, частоколом выстроившихся на противоположном берегу речки, светило солнце — мягкое, теплое, приветливое; поляна, словно замысловатый ковер, пестрела под его лучами яркими пятнами уже выцветшей травы. И тишина, вдруг навалившаяся после многочасового стрекота мотора — таинственная, до звона в ушах…

Даша улыбнулась:

— Хорошо-то как!

— Нравится? — засмеялся парень, подмигивая Павлу. — Ну и ладно… Сносите мешки подальше, на поляну…

На разбивку лагеря ушло около часа. Когда палатка была поставлена, вещи уложены, а у выкопанной под кострище ямы выросла кладка нарубленных Трофимом дров, все, не сговариваясь, расселись у вбитых в землю рогатин. Трофим не спеша чиркнул спичкой, поднес к неизвестно когда скрученной цигарке и, затянувшись, выпустил изо рта клубок сизого дыма.

— Ты что же — часто куришь? — покосившись, спросил Павел.

— Не, нечасто, — самодовольно оскалился парень. — Так, в охотку…

— А я так и не начал…

— И не надо! — сказала Даша.

Павел повел носом:

— Что-то крепкое…

— Самосад батин. Другим не накуриваюсь…

Павел с любопытством поглядел на шурина — веселого, неунывающего парня, внешне похожего на Дашу, и, разглядывая его важное, сосредоточенное лицо, дымящуюся на краю рта самокрутку, на лихо заброшенную на затылок кепку и пышущую жаром грудь, виднеющуюся из-под распахнутой фуфайки, невольно улыбнулся. Трофим словно почувствовал на себе взгляд, покосился и неизвестно для чего спросил уже в десятый раз:

— Значит, как расписались, так сразу сюда?

Молодожены весело переглянулись.

— Значит, сюда, — усмехнулся Павел.

— Медовый месяц, значит…

— Что-то вроде того…

— И оба, получается, на ученых учитесь?

Даша засмеялась:

— Не знаешь, что ли, — в аспирантуре…

— Только на разных факультетах, — добавил Павел. — Я на историческом, Дарюха — биологическом…

— Во как! — уважительно протянул парень. — А мы вот все здесь, в тайге…

Он затянулся и, выдыхая дымок, оглядел поляну.

— А все ж красиво у нас… Скажи?

— Красиво, — согласился Павел, вслед за ним оглядываясь вокруг.

— И девки у нас самые лучшие! Это ты правильно сделал, что на Дашке женился! — Он весело подмигнул сестре, и та, склонившись к плечу мужа, просияла:

— Конечно, правильно!

Павел коснулся губами волос жены и, улыбаясь, спросил:

— Отчего ж ваши не любят это место?

— Гнилуху-то? А пес его знает… Гнилуха, она и есть Гнилуха… Место гнилое…

— Я и не была здесь. — Даша повела глазами по реке, поляне, взглянула на темнеющий вдоль него лес. — Хорошо вроде…

Трошка пожал плечами:

— Разное говорят… Было, что и люди пропадали. Пойдут на Гнилуху — и как в омут!

— Как это? — насторожилась Даша. — Впервые слышу.

Трофим не спеша сделал еще несколько затяжек, выпустил дым в сторону и, откинув окурок, насмешливо посмотрел на сестру:

— Ты что же — забоялась? Не бойсь! Это так говорят только. При мне ничего такого не было… Да и ты, говоришь, не слыхала…

Он помолчал.

— Правда… кто бы ни пришел сюда — порыбалить, к примеру, или пострелять — обязательно что-то да и произойдет. То снасти пропадут, то зверь какой напугает — волк там какой, медведь… То завоет кто… Гнилое место, одним словом…

Он сплюнул.

Даша настороженно взглянула на мужа:

— Может…

— Может, что? — усмехнулся Павел. — Вернуться?

Даша кивнула. Глядевший на них Трофим улыбнулся:

— Так ведь со мной ничего не было! Говорят только так. Да и рыбы здесь — море! Места нетронутые… А то смотрите, можно и другие найти…

Павел тихо обнял сидевшую рядом жену:

— Трофим у нас заговоренный, с ним ничего не случается…

Даша улыбнулась:

— Уж это да!

Трофим самодовольно хмыкнул и поднялся.

— Ладно, молодожены, разговоры разговорами, а темнеет скоро. Надо бы и рыбки к ужину набредить. Айда, Пашка, сеть таскать! — Он молодецки передернул плечами, вытянул руки ладонями вперед и громко хрустнул суставами. — Засиделись уже…

Повернулся и небрежно зашагал к лодке. Павел встал и, наклонившись к жене, нежно поцеловал в лоб.

— Ну, я пойду. Надо Трошке помочь…

Даша отвела взгляд на реку:

— Студеная, наверное. Не замерзнете?

— Мы ж недолго. Сама слышала — через полчаса — ведро… — Павел потрепал светлую челку жены.

Шурин, кряхтя, уже натягивал старый, видавший виды резиновый комбинезон.

Вскоре, растянув сеть, они один за другим вошли в зашумевшую под ними воду. Осторожно дошли до стремнины, развернулись, стали медленно двигаться против течения, все более и более заводя левый конец бредня в сторону берега.

— Заходи, заходи, — негромко командовал Трошка. — Да, не боись, здесь не глыбоко!

— Вправо, что ли? — фыркал Павел.

— А то куда же! Вот… вот… И не мути слишком. Вот так… И к берегу… Идем… идем…

Возня парней привлекла внимание Даши. Она прошла к полого спускавшемуся к воде пляжу и стала с любопытством наблюдать. От вида копошащихся в реке рыбаков она, натянув воротник куртки на подбородок, непроизвольно поежилась и прошла к кромке воды.

— Паша! — позвала она. — Не холодно?

Павел мельком взглянул на жену; вместо него, не оборачиваясь, прокричал Трошка:

— Какое там! Жарко!

Набежавшая от рыбаков волна плеснула на ноги; отскочив, Даша раздосадованно посмотрела вниз и вдруг взвизгнула:

— Ой, мамочки!

— Что случилось? — прокричал с реки Павел. Он остановился и посмотрел на жену.

— Паша, что это?

— Откуда же я могу знать? — Постояв, вновь двинулся навстречу течению.

Даша осторожно ковырнула носком песок и, не удержавшись, издала истошный визг, эхом разнесшийся по реке:

— Ай-й, мамочки, мамочки!

Павел, только поднявший в толще воды ногу, от неожиданности завалился набок, на мгновение скрылся с головой под волной, вскочил и, кинув бредень, испуганно бросился к жене:

— Что случилось?

Дарья, отскочив на несколько шагов назад, чуть не плача, показывала рукой на песок и поминутно причитала:

— Паша, что это? Что это?..

Павел рассек волну и вылетел на берег. Оставшись один, Трошка с минуту растерянно глядел на него, затем сплюнул и бросился следом. Павел тем временем уже тряс жену за плечи:

— Даша, что случилось? Успокойся! Ну, успокойся… Все хорошо…

— Что это? — всхлипывая, показала она глазами.

Павел обернулся, разжал пальцы и, быстро присев на песок, разгреб круглый, темный предмет.

— Что здесь? — запыхавшись, прохрипел выскочивший из воды Трофим.

— Череп… — не оборачиваясь, произнес Павел.

Трофим склонился:

— Вот тебе раз!

Павел поднялся и обнял жену.

— Прости, я мокрый, — тихо извинился он. — Ну что ты, дуреха, это же всего лишь череп. А еще биолог…

— Ну, вот и поели ушицы! — проворчал Трошка, стягивая с себя мокрую резину. — Придется трескать консервы…

— Что это… за мерзость? — прошептала Даша, с ужасом глядя на лежавшую на берегу находку.

— Это, Дашка, опосля, — мельком взглянув на сестру, заметил Трофим. — Первым делом надо Пашку разогреть… Застудится…

— Да, конечно, — потерянно пробормотала Даша. — Конечно, разогреть… Паша, я сейчас…

Она скрылась в палатке.

Трофим переобулся и, пока сестра шумно и долго копошилась за брезентовой стенкой, разложил наготовленные дрова, почиркал не сразу зажегшейся спичкой и, припав к земле, осторожно подул на занявшуюся кору. Язычки пламени, словно мотыльки, весело заметались меж смолистых кедровых поленьев, сгустив неожиданно опустившийся на поляну туман.

— Сейчас разойдется, — заверил Трофим, вставая, и кивком подозвал окоченевшего друга. — Давай, что ли, сюда…

Когда Павел, облаченный в свитер и толстые спортивные штаны, лязгая зубами, вновь подсел к огню, Трофим протянул до краев наполненную стопку:

— На, прими, однако, для согрева. Да и вещи просушить не мешало бы… Погрейтесь пока…

Он встал, подхватил на ходу торчащий в земле топор и бесшумно исчез в клубившемся за палаткой тумане. Через некоторое время в лесу послышался глухой стук.

— Ты как? — с тревогой спросила Даша, помолчав.

— Ничего, согреваюсь…

Павел протянул руки к костру.

— Прости. Это все из-за меня…

— Ерунда.

— Дурацкая история… Я как увидала эти глазницы… Сама не знаю, что со мной случилось…

Павел с нежностью посмотрел на жену:

— Не бери в голову…

— И ты промок, и сеть потеряли…

Разглядывая ее лицо, Павел вдруг подумал, как сильно он любит это милое нежное существо, какое было бы несчастье не встретить ее! А ведь мог и не встретить… Он с грустью вспомнил, как не хотел идти на тот студенческий вечер, где впервые увидел ее, как, едва взглянув, уже не мог отвести глаз и как, одеревеневши от мимолетного взгляда, пригласил на танец и потом долго не мог произнести ни слова… А это пронзившее его «Ой, мамочки!»… Этот крик напомнил ему, как однажды, подвернув ногу, она так же беспомощно вскрикнула и он, остолбеневший и испуганный, вдруг всем существом почувствовал как ее боль отзывается в нем самом… Казалось, он готов был на все, лишь бы никогда больше она не испытывала страданий, которых не перенес бы… Губы неожиданно зашептали:

Вершины гор прекрасны чистотою!

И в дождь осенний с желтою листвою

Прекрасны вдруг расцветшие цветы!

Все в мире, что согрето красотою —

Все есть в тебе, все воплощаешь ты,

Во всем твои мне чудятся черты!

Даша, не мигая, посмотрела на него повлажневшими глазами, прильнула к щеке и быстро поцеловала.

— Спасибо! Небезупречный, но милый отрывок… Весь сонет я только что прочла в палатке. Прости — нашла в твоем рюкзаке… когда рылась… Сам писал?

Павел смущенно посмотрел в счастливые глаза жены:

— Автор, по правде, мне неизвестен. Но стихи… Мне они показались теми, которые я посвятил бы тебе… Даже заучил их. — Он помолчал, словно раздумывая, стоит ли говорить. — У меня есть одна тетрадь…

— Гнилуха, одним словом! — послышался позади голос Трофима, заставивший его замолчать. Супруги обернулись. — Я же говорил: здесь всегда что-нибудь случается… — Он скинул на землю свежие колья. — Только не беда! Завтра сеть достанем, а одёжу сейчас просушим…

Потоптавшись у рогатины, Трошка поднял один из кольев, примерился и несколькими ударами топора вогнал его в траву. Другой кол был вбит у второй рогатины.

Павел и Даша молча наблюдали: Трофим натягивал на колья веревку.

— Тащите мокроту свою, — не оборачиваясь, сказал он. — Через час — все будет сухеньким…

Когда сырая одежда повисла над костром, Трошка присел рядом и вновь закурил. После нескольких затяжек, он покрутил головой и затем кивнул в сторону реки:

— Странная находка, однако… И как это ты нашла-то?..

Даша вздрогнула. Помолчав, она едва слышно прошептала:

— Он человеческий…

— Человеческий, конечно. А то как же!

— Значит… здесь кто-то погиб?

Трошка, задумавшись, выпустил изо рта дым.

— Выходит, погиб… Давно, однако. Черепок-то совсем трухлявый… — Он покосился на череп. — А ведь и верно, просто так черепа не валяются; никак утоп кто здесь… Может и убили кого… Поглядеть бы надо…

Трошка приподнялся.

— Не надо! — вскликнула Даша. — Зачем?

Парни с удивлением покосились.

— Я лишь взглянуть, — сказал Трофим. — Кость это только…

Он некоторое время постоял в нерешительности и, не дождавшись возражений, направился к берегу.

Череп Трофим рассматривал долго, склонившись, осторожно, одним пальцем, вертя кость то в одну, то в другую сторону. Наконец поднял голову и громко, чтобы было слышно у костра, прокричал:

— Однако правда, кажись!

— Что? — сорвавшимся голосом крикнула в ответ Дарья.

— Убили, кажется… Вот и дырка на затылке!

— Дырка?!

В размывавшем его очертания тумане было видно, что Трофим поднял череп.

— Ой! — взвизгнула девушка. — Не надо сюда!

Парень издалека взглянул на супругов, опустил череп на прежнее место и поспешно накинул на него тряпку, захваченную перед этим с лодки.

— Васильичу показать надо, — сказал он, подходя ближе. — Дело-то, по всему, темное…

— Кто это? — тихо спросила Даша.

— Васильич-то? — Трофим сел рядом. — Забыла уже? «Аниськин» наш — участковый…

— Я не засну, — прошептала Даша.

Трофим удивленно взглянул на нее и зачем-то поднял глаза к лесу:

— Однако стемнеет скоро… Надо и ужин состряпать. Сидите пока, я воды наберу.

— Только не здесь! — взвизгнула Даша.

Трошка, помедлив, кивнул:

— Хорошо, я в сторонке…

Он встал, подобрал котелки и зашагал в затянутый уже плотной дымкой конец поляны.

— Я скоро! — бросил он на ходу.

— Паша, мне страшно! — воскликнула Даша, как только брат, пройдя поляну, скрылся в тумане. Она беспомощно посмотрела на мужа. — Я не засну рядом с этим…

Павел обнял жену за плечи.

— Да что ты, Дашка! Ведь всего лишь кость! Дряхлая и никчемная! Ты же биолог! Сама все знаешь…

— Но ведь кого-то убили… Здесь, на этом месте…

— Это наверняка было давно…

Он прижал женскую головку к груди. Сердце отчего-то заколотилось, словно от предчувствия чего-то неясного, но давно ожидаемого…

— Не думай об этом… — нежно произнес он. — И, вообще, надо заняться ужином… Сейчас возьмемся и начистим картошки, ладно? — Павел провел рукой по волосам жены и поцеловал. — Ну, пойдем, что ли?

На поляне Трофим появился спустя полчаса. Шел не спеша с разведенными в стороны котелками, словно боясь расплескать на себя воду, изредка, на ходу, для чего-то утираясь лицом об плечо, как если бы отбивался от надоедливых комаров.

Ужин проходил уже в полной темноте. Дарья вяло поковырялась в картошке, сдобренной тушенкой, задумчиво попила у костра чай и, отставив кружку в сторону, тихо уткнулась взглядом в полыхающие и пышущие жаром поленья.

— Даш, может, тебе выпить? — осторожно спросил Павел.

— Нет, не буду, — тихо ответила она. — Просто посижу.

— О чем думаешь?

Даша повела плечами:

— Странно как-то… Здесь погиб человек… А мы…

Друзья посмотрели друг на друга.

— А что остается, Даш? Бог знает, когда и было-то, бог знает с кем…

В наступившей тишине, слова Трофима прозвучали неожиданно:

— А я, кажется, могу сказать, кто это был…

Две пары глаз устремились на Трофима; тот даже смутился.

— За мысом нашел в прошлом году… Километра два от него… — словно оправдываясь, проговорил он. — Показалось, будто зверь какой у камня, вроде волк… Ну, я и стрельнул дуплетом…

— И что?..

— Ну, волк исчез! Как сквозь землю! Подхожу, склоняюсь… а под камнем — пластинка металлическая; стальная, скорее всего… Потом только понял — кобура деревянная была, такая как от маузера… У нас есть такая откуда-то, Дашка знает. А пластинка эта — аккурат от нее, кобуры, значит. Верно — прибита была: дырочки для гвоздиков имеются. Я примерял на своей — подходят; на ней также дырки имеются… Хотя попорчена сильно, пластина, но буквы некоторые остались…

Трофим протянул руку внутрь фуфайки, поерзал и осторожно вынул что-то, завернутое в носовой платок.

— Все из кармана не выложу… Вот — глянь! Это, историк, верно, по твоей части…

Он аккуратно, по одному, откинул концы платка и протянул находку Павлу.

Странное чувство охватило Павла, когда подернутая тлением пластина оказалась на ладони; ощущение чего-то неприятно-знакомого вдруг повеяло от шершавого кусочка металла…

— Ну-ка… посвети… — медленно произнес он.

Трофим натянул на лоб фонарик и включил свет.

— Действительно — буквы… «хра… шт… ан… Дунк… Ю… 18».

Даша подвинулась ближе:

— И что они могут означать?

— Трудно сказать… — Павел помолчал. — Здесь, что же — белые были? — спросил он вдруг. Трофим уставился на шурина.

— Ты не в глаза свети! — поморщился Павел.

— А что ты вдруг о белых? — удивленно спросил охотник, вновь опуская голову.

— Да так. Если «Дунк…» — часть фамилии, «Ю…» — одна из букв инициалов, то «18», возможно, — год, например — «1918-й».

— И что с того? В восемнадцатом здесь и красные шастали…

— Может и красные… — Павел задумался. — Однако что означает «шт…»? «Штаб»? Штаб чего? Армии? Бригады? Но здесь стоит «…ан». Может, воинское звание? «Штабс-капитан», например…

— Ты еще скажи — «Овечкин»…

Луч, исходящий с трошкиного лба, затрясся от мелкого смеха.

— Чудак ты! — отмахнулся Павел. — Лучше — свети!

— А что же тогда означает «хра…»? — спросила Даша.

— Вот именно, — пробурчало из-под фонаря.

Павел почесал затылок.

— Ну… если предположить — пластинка от наградного оружия, то… То, возможно — это часть слова «За храбрость»!

— Во даешь! — выдохнул Трофим. — И что получается?

— А тогда и получается: «За храбрость штабс-капитану Дунк. Ю. 1918 год».

Наступила тишина. Трофим щелкнул выключателем фонарика, и на лицах друзей вновь запрыгали блики костра.

— Однако слишком складно… — выдавил наконец Трофим. — Ладно! Давай пластину. Нехай Васильич разбирается… Это по его части…

Когда находка была водворена на прежнее место, он вздохнул:

— А и в правду говорят — гнилое место… Может, и действительно — штабс-капитан какой был…

Дарья встрепенулась:

— А, может, действительно… это его… на берегу…

Парни разом посмотрели на нее. Трофим встал.

— Может, и его… Только надо на боковую…

Он повертел головой и, принюхиваясь, несколько раз потянул носом.

— Поутру погода, кажись, попортится… Айда, укладываться, что ли… Только прибрать надо. Иначе ночью здесь «хоровод» будет.

— Это какой? — не понял Павел.

— Простой — тварь всякая пировать придет. Мыши там, а кто и крупнее.

Даша брезгливо передернулась.

— Да не бойсь! Дело привычное… Продукты в ящиках; в палатке им ничего не станется…

Павел проснулся внезапно. От страшного сна… Чья-то пугающая тень… Нет, даже не тень, а отчетливый черный силуэт кого-то в черном плаще… И не в плаще — в каком-то широком длинном платье с балахоном… Лица не видно, но он уверен, что это была женщина — пожилая, в шляпе… Шляпе? Да, в шляпе… с широкими полями… Она удаляется по поляне, а он почему-то идет за ней, по мягкой траве, и пытается понять, куда его ведут… А потом? Павел поморщился. Потом показалась Даша, она шла впереди, вслед за женщиной… Он звал ее, но она, изредка оборачиваясь, все шла и шла, а он никак не мог их догнать… Вот они оказались в конце поляны, прошли на мыс… Даша пропала. Внизу журчит вода… Женщина остановилась, стала оборачиваться и… он проснулся…

Павел слышал, как лихорадочно билось сердце; он приподнял голову, прислушался — тихо… Кажется, стало спокойней. Вдруг словно пронзило током: рядом, за тонкой брезентовой стенкой, послышался совершенно отчетливый вздох! Павел замер; кто-то вздохнул вновь — громче, печальнее… В темноте он почувствовал, что рука Даши зашарила по его спальнику.

— Паша… — прошептала она. — Слышишь?

— Слышу, — прошептал Павел.

Они прислушались. Ни звука… И вдруг — шорох! Через мгновение вновь, чуть дальше, у реки.

— Ты слышишь! — Даша испуганно приподнялась.

— Спите, черти! — пробубнил сонный голос Трошки. — Зверь это…

Сказал и засопел, словно говорил во сне…